Project: "update"

      Неизвестный ресторан на Невском.       – А перед нами не глупый противник, – мужчина сидел в одном из ресторанов города, мерно помешивал сахар в стакане и листал страницы подшивки. – И я не про весь Смерч.       – Плевать на Смерч. Мне надо, чтобы проект моего коллеги Ильцова провалился. Надо же, додумался вложить столько силушки не в полноценный объект, а оставить его личность и эмоции. – Собеседник оставил пустую чашку и продолжил: – в критический момент это крайне опасно.       – Если всё пройдёт по плану, то именно эта «личность» и сыграет против. Всё же у Умановой есть то, на что можно надавить.       – У Умановой ещё есть Константинова. И вот тут академик Ильцов не промазал. Сам того не подозревая, он попал аккурат в десяточку.       – Попал, не попал, – мужчина достал телефон и показал сообщение собеседнику, – а Уманова на крючке. Осталось её только вывести, доказать виновность, а видеозаписи это подтвердят и всё, проект будет закрыт, а она – либо модифицирована, либо утилизирована.       – Вот было бы замечательно, если бы Ваши слова, господин Чех, оказались правдой, но сдаётся мне, не всё так гладко. Хотя…       Косясь на пустую кружку, мужчина пытается сложить воедино всю цепочку. Скорее всего, Ильцов что-то знал про наёмницу, которую всеми правдами и неправдами заставил работать над свои проектом.       – Что хотя?       – Да так… Я не думаю, что они отдадут Уманову просто так. Слишком сильны психологические связи. А вот наёмницу могут разменять.       – Это как? – мужчина со странной фамилией-прозвищем Чех удивлённо вскинул брови.       – Они обставят так, что это она набросилась на Кошкину, когда та её спровоцировала. И это, не смейте только огорчаться, тоже нам на руку. Помните слова Григория? Начать с Кошкиной и Константиновой. Вот и начнём.       – Ну и нахрена нам, простите за французский, наёмница? Да, она умеет писать программы, да у неё есть опыт в такого рода проектах, равно как и в ликвидации объектов, подверженных модификациям и что с того?       – Когда-то покойный доктор Ясимуро говорил о весьма странной операции по вживлению… Было это довольно давно, – мужчина странно улыбнулся Чеху, затем продолжил, пропуская мимо ушей последние слова собеседника и всё дальше уплывая по течению своих мыслей: – операция была выполнена для того, чтобы сохранить жизнь, без намёков на какое-либо военное использование. Да и случай был весьма тяжёлый: обширные повреждения мозга, включая повреждение продолговатого мозга и мозжечка, да проникающие, вернее сквозные ранения тела. На тот момент был найден единственный вариант, хоть и крайне опасный с максимальным риском провала. Суть операции заключалась во вживлении имплантатов непосредственно в головной мозг…       – И к чему мне эта информация?       – А к тому что пострадавшую звали Пилар Моралес, – мужчина протягивает Чеху тоненькую папку из своего портфеля, – а теперь прочитайте вот эту страницу.       Пару секунд над столиком царит тишина. Только сейчас Чех начинает понимать, с каким огнём они играли всё это время, задумав вывести Уманову и добиться закрытия проекта. В этой папке на первой же странице он находит ответ, который идеально подходит под всё рассказанное парой минут ранее. И этот ответ повергает в шок.       – Константинова… – стараясь совладать с эмоциями, пытаясь не выдать в голове удивления и произнести как обычно, на выдохе выпаливает Чех, вновь и вновь пробегая глазами по списку фамилий.       Разумеется, наёмница много раз меняла свои личины, весьма умело и, не будь рядом доктора Ставрука, данный факт её биографии нигде не всплыл бы. Однако теперь это уже известно и, разумеется, этим надо пользоваться.       – Но как?       – Честно говоря, – Ставрук довольно потирает усы, – я бы не додумался до этого, не подкинь мой коллега прекрасной догадки. Он почему-то поставил Константинову в отряд для контроля за Умановой. Разумеется, его ход можно объяснить тем, что наёмница была практически на каждом этапе исполнения проекта, а значит с подопытной у неё возникла более тесная связь. Ильцов, вероятно, именно так и рассуждал. Я же пошёл иным путём. Именно тогда и появились объяснения моим догадкам, которые я заметил будучи в команде академика. Слишком близко наёмница принимала к сердцу происходящее с Умановой. Вот тогда я предположил, а когда Константинова оказалась в отряде, утвердился в своих догадках.       – Хорошо… Но вопрос остаётся открытым. Что с ней делать? Убить?       – Как пойдёт по ситуации. Но я бы предпочёл её в живом виде. Видите ли, – Ставрук хитро улыбнулся, – доктор Ясимуро трагически погиб, а после него операции схожего рода заканчивались неудачно…       – Я понял, – оборвал на полуслове Чех, хищно улыбаясь, – хотите забраться в черепушку?       – Слишком ненаучно сказано, но да, верно. Так что, уничтожайте Константинову так, чтобы и нам, бедным рабам науки остались кусочки.       КТЦ. Кабинет Кошкиной.       – Значит, у нас появилась большая проблема, – Тарасов барабанит по столешнице. – Лид, что думаешь, кроме ниточек?       – Если по её душу придут, значит, они знают, что было, так?       – Так-то оно так, только здесь все свои.       – Бизон, ты этими «свои-свои» все уши прожужжал, но факт есть факт: кто-то запись ей передал и теперь ищи свищи его…       – Тут она права, – соглашается Физик, пододвигая ноги Умановой и садясь на край диванчика. – Даже если записи найдём, вряд ли он там на камеру лицо засветил… Лишь форма, а её, увы, вон, на рынке ближайшем купить можно…       – Допустим… – Тарасов то и дело поглядывает, как Игла время от времени массирует висок: – тогда вопрос. Они знают, что должно случиться ЧП, они предполагают, кто и что учудил.       – Им подтверждение надо, – обрывает наёмница, словно читая мысли, хотя на самом деле просто выстраивая логические последовательности и заполняя пустоты. Обычно этим пользоваться не приходится, но вот сейчас имплантаты делают своё дело.       – Его они не могут же получить… Ну то есть, против Умки никто не будет свидетельствовать, – уверенно произносит Физик, но под взглядом наёмницы его уверенность улетучивается.       – Под присягой дадут, да и под…       – Не под. Вообще лежи и сил набирайся, а то я смотрю, Лида слишком сильно тебя приложила.       – В общем, я так думаю, им максимум сигнал о том, что здесь потасовка была поступит, ну, об неуставных отношениях и мордобое. И если ты так уверен в своих, то большие информации они не получат.       – И начнётся расследование…       – Вам должно быть плевать что начнётся, главное за время, пока они будут искать и доказывать, что дралась она, найти тех, кому это всё надо.       – Ну, – невесело хмыкнул Физик, – если отбросить «шпиёнов заморских», то остаются конкуренты. Но, как я понимаю, это же проект самого высокого государственного уровня.       – У вас и там каждый живёт как кошка с собакой, грызутся, только в путь. Кстати, я тут вспомнила, в группе по её проекту был ряд учёных, которым не нравился именно такой вектор развития.       – А такой это? – внутренне напрягся Бизон, стараясь представить то, что сейчас услышит и почему-то понимая, что услышанное будет не радостным.       – Где личность не удаляется и сохраняются прежние эмоциональные связи? – с лёгким огоньком приверженца науки вбрасывает свою догадку Физик и видя поджатые губы Иглы понимает, что оказался прав. – С одной стороны логично…       – С другой стороны нет. Поскольку допустим можно сделать из человека овоща, забить программами и имплантатами, но это не приведёт ни к чему хорошему. Потому что осознание самого себя убить крайне трудно и на данном этапе медицина этому, к счастью, не научилась.       От холодного и весьма монотонного тона наёмницы Тарасов передёргивает плечами. Она права, он это внутренне прекрасно понимает, равно как и то, насколько она умеет абстрагироваться от чего-либо, когда это необходимо.       – Но ведь можно, например, изменить память, или…       – Они пытались, да? – еле слышно спрашивает Ума, но в тишине, прерываемой лишь репликами, её вопрос кажется громом среди ясного неба.       – Пытались. И к счастью, сели в лужу.       – Ладно, чёрт с ним, вопрос остаётся открытым, как нам из этого дерьма выбраться.       – Во-первых…       Договорить своё Игла не успевает, поскольку фразу прерывает Кот, без стука открывая дверь и, пару секунд глядя на всех, переключается на Тарасова.       – Бизон, на КПП стоит майор особого отдела в сопровождении нескольких солдат.       – Ну вот, видишь, как быстро они думают. – Игла быстро отстёгивает кобуру, рядом кладёт ремень, а затем так же быстро, отточенными движениями расшнуровывает ботинки. – Какой предлог?       – Проверка сигнала о неуставных отношениях и попытке замолчать саботаж.       – Стоп, Лид, стоп. – Бизон только сейчас понимает, что задумала наёмница. Она ведь не может сидеть рядом и просто ничерта не делать. Вот и пытается дать карты в руки, или хотя бы, дать время, чтобы добраться до тех, кому надо было закрывать проект, и, соответственно, убирать Уманову.       – Кот, у вас же есть КПЗ? – видя кивок, наёмница продолжает, – веди туда. Это я напала на Кошкину, после её провокации. Дело чести, так сказать. Уманова пыталась остановить, но поплатилась за это серьёзными травмами, понятно? И да, вспомнила. Ставрук. Так звали учёного, который выступал за более коренные изменения Умановой.       Последнее Лида говорит уже переступая порог и чуть ли не бегом, следом за Ионовым направляясь к КПЗ. Попытаться провести особиста, ну не замечательнейшая же идея, верно? Вот и наёмница, пытаясь выиграть время, рассчитывает на то, что минимум день-другой будут в запасе, прежде чем кто-либо вновь пожалует за Умановой.       А майор особо отдела, в сопровождении дежурного всего парой минут позже прибывает к кабинету Кошкиной и, галантно постучав, заходит внутрь.       – Здравия желаю, товарищи офицеры. К нам в отдел…       Дальше Уманова уже не слушает, а лишь с силой сжимает руку Физика и прикрывает глаза. Этот голос ей знаком. Ей даже не надо оборачиваться, чтобы видеть лицо говорящего. А раз так, то и она, и наёмница в большой опасности и вопрос ещё: кто в большей.