Учиха Сумико. Другая история

      Отдавать распоряжения подчиненным, когда в душе полный раздрай… сложно. Очень сложно! Но я запрещала себе думать о содержании короткого послания. Нельзя. Вначале дело, после все остальное. Иначе не выдержу. Слишком больно. Я не хочу верить в смерть малышек. Девочек, в которых я вкладывала душу! Тех, кто с таким искренним восторгом внимал моим словам и смотрел с обожанием, как могут только дети. Я слишком сильно к ним привязалась, позволила себе такую слабость, забыв о том, что могла потерять. Зря.       Я ощущаю недоумевающий взгляд Кагами, что топчется у меня за спиной. Он не понимает причин моей спешки, да и изменившегося настроения. Обычно все происходит совсем не так. Посыльный от Мадары-сама желанен, ведь несет вести из селения, а не только приказы. Обычно я радовалась этому… не сейчас. Сейчас мне хочется взвыть от боли и бессилия. Нельзя.       — Кагами, ты уже собрал свои вещи? — кидаю взгляд на ученика, который как привязанный следует за мной.       — Я быстро, сэнсэй! — голос мальчика приглушен, он чувствует мое состояние, но не понимает чем оно вызвано.       Согласно киваю, начиная быстро расфасовывать свитки с запечатанным снаряжением по внутренним карманам. Хорошо, что условно кочевая жизнь заставила меня привыкнуть все носить с собой, распечатывая только строго необходимое. Моя палатка тоже входила в это число, ибо обладала пусть слабенькими, но маскирующими чакру фуин. На деле, дорогая поделка, почти бесполезная, но в совокупности с гендзюцу на место, отличное решение многих проблем, ведь не всегда можно наложить еще одно гендзюцу и скрыть от соклановцев происходящее в палатке. Нет, я ничем страшным там не занимаюсь, просто вызов неко, о которых никто не будет знать, иногда бывает полезным. Да и совершение обратного призыва тоже, пусть я и не позволяла себе отлучаться больше, чем на десять минут, зато это приходилось делать Кагами, который легко нашел общий язык с моими призывами и я со спокойной совестью отправляла его к ним за припасами, порой оставляя там на пару часов под присмотром кошек. Правда, только в замке Некоматы-сама или Заброшенном Городе. В призывной мир, где жили все неко и не только они, ему путь был заказан до пятнадцатилетия.       — Я готов, сэнсэй, — Кагами появляется рядом, пока я внимательно осматриваю палатку на забытые предметы. Ничего не обнаружила. Значит пора.       — Отойди и не вмешивайся, — короткий приказ, а после я начинаю складывать печати призыва. Мне срочно нужна Кохаку, а еще Кииро, но чуть позже.       — Сумико-сама? — на меня удивленно посмотрела Кохаку.       — Кохаку, скажи, возвращались ли неко, что призывали мои ученицы? — у меня не было имен тех, кто погиб, я могла говорить только о самой младшей из пяти учениц, которая была вместе со мной и Кагами на границе.       — Нет, Сумико-сама, — даже если она удивилась вопросу, то не показала это.       — Кохаку, есть возможность узнать, живы ли охранники? — мой голос негромок. Похоже, все еще хуже, чем я думала.       — Да, — согласный кивок.       — Узнай и возвращайся, Кохаку, я очень тебя прошу, — я с трудом подавляю дрожь. Поднимая на нее глаза, в которых горит шаринган. Я не люблю использовать на них гендзюцу, но следующие слова не должен услышать Кагами. — Мадара-сама прислал послание, что две мои ученицы мертвы.       — Я вас поняла, Сумико-сама, — стоило иллюзии спать, как Кохаку резко помрачнела. — Я сделаю.       — Спасибо, — благодарю уже пустое место и складываю печати уже для призыва Кииро. Она будет сопровождать нас, помогая по мере необходимости. — Выходим, Кагами, Кииро, на тебе разведка.       — Хай! — моментально раздалось в ответ.       Задерживаться больше не имеет смысла. Быстрым шагом покидаю палатку, которая торопливо складывается и запечатывается в специальный свиток. Подарок Изуны-сама, а вот палатка уже Мадары-сама. Правильнее сказать, что эти два подарка взаимосвязаны и получила я их как раз перед назначением сюда. Не важно. Сейчас стоит сосредоточиться на пути и ожидании Кохаку. От ее ответа зависит слишком многое.       Бег, контроль за гораздо более медленным Кагами, хорошо отвлекают от мрачных мыслей, а их было много. Кохаку вернулась только спустя час и ее информация меня не порадовала. Четверка неко не просто мертва, их тела не вернулись назад, в мир призыва. Это странно. Они всегда возвращаются, ибо не принадлежат этому миру и их выкидывает назад. Так было всегда, но есть способ избежать этого. У любого Клана есть, но временный, если не считать Узумаки и Хагоромо. И мне не нравятся эти мысли. Очень не нравятся. Ведь первые редко вылазят со своего острова, а вторых уничтожили больше десяти лет назад.       К поселку приходится идти чуть ли не с боем. Точнее, меня с Кагами останавливают каждые сто метров, шныряющие повсюду патрули. В чужих глазах усталость и боль, грусть, а у кого-то и злорадство. Они приносят свои соболезнования и отпускают дальше, до нового патруля. Теперь уже и мой ученик встревожен, смотрит нервно и непонимающе. По идее его надо подбодрить, уверить, что все хорошо, но… сил на это нет. Он уже давно не малыш, я в его возрасте имела внушительный послужной список, целое кладбище за спиной. Впрочем, у него оно тоже есть, время проведенное на границе не прошло для него даром, пусть на другие задания я отпускала его с неохотой, стараясь максимально обезопасить.       Стоило попасть в селение, как я не останавливаясь шла к госпиталю, именно там, на нижних этажах, при помощи Дотона был выкопан морг. Обычно он простаивал, изредка я там проводила занятия и проводились отработки на трупах. Это бывало редко, даже очень, все же не часто получалось достать труп Кланового шиноби, а на крестьянских имело смысл проводить только начальные занятия, которые мои ученики давно переросли.       — Ты уже прибыла, Сумико, — я нисколько не удивилась, когда у госпиталя меня встретил Мадара-сама.       — Мадара-сама, — уважительный поклон, этикет должен быть соблюден, несмотря ни на что. — Они…?       — Идем, — он отворачивается, направляясь прямо в госпиталь. Я не ошиблась, их принесли сюда.       Двери в прозекторскую появляются передо мной внезапно. Не массивные, обычные, ничем не примечательные двери, которые распахивает Мадара-сама и отступает в сторону. Позволяя зайти и увидеть три стола, которые стоят на расстоянии в полметра друг от друга. На них лежат тела, целомудренно прикрытые простыней.       Шаг, еще один. Я с трудом заставляю себя двигаться и протянуть едва заметно дрожащую руку к простынке, когда я подхожу к столу, на котором лежит самое маленькое тело. Тяжело. Кажется, время остановилось для меня. Я с трудом заставляю себя схватить ее краешек и медленно тяну на себя.       — Харука-не-сан… — тихий, потрясенный голос Кагами за спиной. Я совсем забыла о своем ученике, но сейчас это не важно.       Дотрагиваюсь до холодного, бледного лица самой старшей ученицы. Да, самой старшей по годам, но самой маленькой по росту. Маленькая и веселая Хару-чан, которая любила возиться с детьми и в будущем хотела пойти по моим стопам, стать акушеркой, принимать роды. Еще две недели назад она весело улыбалась, уверяя меня, что справится со всем, а сейчас… руку обжигает холод, а до носа доносятся сладковатые нотки гнили. Едва уловимые, но бьющие по чутким рецепторам. Если бы не это… ее можно было бы принять за спящую. Такие расслабленные черты лица, легкая полуулыбка на безмятежном лице. Кажется, сейчас она распахнет глаза и радостно бросится мне на шею, гордо рассказывая, что сумела вылечить какое-нибудь дитя.       Резкий рывок. Белая ткань падает к моим ногам. Внимательный взгляд скользит по обнаженному телу. Холодному, недвижимому и дышащему красотой уже заканчивающего формироваться организма. Белоснежную, шелковистую на взгляд кожу, не портит ни одной ссадины или синяка. Чистая кожа, за которой малышка любила ухаживать, частенько помогая и мне. Особенно в последнее время, когда у меня не получалось часто появляться в деревне, а постоянный ветер пагубно влиял на кожу. Харука частенько передавала крема своего производства через неко или же перебиралась в мир призыва, стоило мне пойти туда, чтобы пополнить запасы. Девочка, для которой я стала не сколько наставником, сколько любимой старшей сестрой. Самая беззащитная и мягкая среди моих учеников.       — Ее ударили в спину, — голос Мадары-сама доносится до меня, как сквозь толщу воды. Его слова не требуют ответа, но я хочу убедиться.       Прикасаться к ледяному телу физически больно, но я не могу просить помощи. Просто не могу. Харука не любила, когда ее касались взрослые мужчины, она их боялась, напоминая мне саму себя, когда-то давно, еще в начале прошлой жизни. Я пыталась ей помочь, заставить перебороть себя, но… не успела.       Недоверчиво дотрагиваюсь до аккуратного алого разреза на спине, прямо напротив сердца. Тонкий и узкий, а судя по тому, что кончик клинка не вышел с другой стороны груди… кинжал. Тонкий и хрупкий, рассчитанный на один удар. Такой нельзя нанести врагу, спину открывают только друзьям.       Ладонь охватывает зеленое свечение, дзюцу легко считывает информацию, рассказывая мне, что следов яда нет, и залечивая порез. Харука не любила боль и старалась дарить противникам безболезненную смерть, поэтому тщательно училась гендзюцу, хотя и не обладала талантами Кагами. Это будет мой последний подарок ей. Спи спокойно, Харука. Твоя смерть была быстрой, ты не успела ничего понять. И я обещаю, что верну эту милость тем, из-за кого ты умерла, малышка.       Осторожно укладываю ее назад. На душе холод, но я заставляю себя сложить ее руки на груди и поцеловать в лоб. Белая простыня занимает свое место. Позже, я переодену тебя и обеспечу достойное погребение. Огонь примет в свои объятия верную дщерь.       Тело плохо чувствуется, я с трудом заставляю себя шагнуть дальше, аккуратно стягивая простыню со следующего стола. Взгляд с равнодушием скользит по еще хранящему признаки прошлой красоты лицу Мичи-сама. Труп старухи не вызывает никаких эмоций, хотя я все так же убеждаюсь, что она была убита с одного удара, но не в спину. Ей вскрыли горло, тонким и узким лезвием. Катаной или кусаригамой. Скорее первым, чем вторым, слишком уж тонкий и симметричный разрез.       Шаг к последнему столу. Я с трудом заставляю себя сдернуть простынку. Котоне. По возрасту она была аккурат в серединке, попав ко мне в семилетнем возрасте. Уже прошедшая треть пути по дороге гейши, но еще верящая в чудо. Светлая малышка, которой в прошлом месяце стукнуло одиннадцать. Она любила растения, являясь скорее травницей, чем ирьенином. В будущем могла стать прекрасным детским врачом. Внимательная и старательная. Она обожала свои длинные черные волосы, старательно ухаживая за ними и создавая разные прически.       Ладонь прикасается к блеклым, потерявшим жизнь волосам, которые просто не могли принадлежать Котоне. Девочке, чей голос был таким же мелодичным, как звук инструмента, что дал ей имя. В будущем она обещала стать настоящей красавицей, моей гордостью, наравне с остальными ученицами. Не станет. Уже не станет. Неизвестный еще убийца, как будто издеваясь, смял ей гортань, оставив уродливую вмятину на изящной шейке.       Осторожно убираю руку от по-прежнему идеальной прически. От волос, в которых не осталось жизни. Повторяю ритуал, складывая руки на груди и целуя в лоб. Я уже ничего не смогу для нее изменить, даже убрать удивленно-обиженное выражение ее лица или подправить впавшую гортань. Ничего. Они мертвы. Окончательно. На матовую, холодную кожу капают красные капли. Прямо в уголок навсегда закрывшихся глаз. Кажется, что это плачет кровью Котоне. Не плачь, сэнсэй найдет виноватых. Они не уйдут от наказания. Обещаю, Котоне.       — Мадара-сама, кто? — голос звучит безжизненно, кажется, эмоции замерзли, стоило лицу последней ученицы скрыться под белоснежными складками.       — Виновных не нашли, Сумико, — будь я в обычном состоянии, я бы заинтересовалась почему дернулся глава Клана, но мне… было плевать.       — Где их нашли? — о нет, так просто от меня предатели не уйдут. Я найду тех, кто привел врага к нам в дом. Найду и уничтожу, чтобы все поняли, что нельзя трогать моих учениц.       — В часе пути, на поляне с двумя сросшимися соснами и… — не дослушиваю. Этого не требуется, ведь я знаю это место. Именно там растет женьшень, единственное растение, ради которого Мичи-сама могла покинуть лагерь. — Стой!       — Я должна увидеть, — равнодушно смотрю на молодого мужчину.       — Я иду с тобой, — киваю, не собираясь спорить. Сейчас вся моя суть подчинена одному стремлению. Найти виноватого. Узнать кто посмел напасть на моих учениц. Уничтожи… нестерпимая боль бьет по глазам. Заставляя вывалиться из странного, не присущего мне состояния.       — Сэнсэй! — по нервам бьет отчаянный голос Кагами, но он не добирается до меня. До кожи доносится легкий сквознячок, а после я чувствую удар по шее, теряя сознание.       — Прости, Суми-чан, но… — что хотел мне сказать Мадара-сама я не услышала. Сознание покинуло мое бренное тело, заставляя уплыть в темноту, но оно и к лучшему. Боль, что раздирала глаза — исчезла. Но легче не стало. Мне было холодно…       Продолжение следует…