Номер семь

Телефон на прикроватной тумбочке глухо завибрировал, принимая звонок. Аомине посмотрел на номер звонившего и отвернулся, проигнорировав его. Холодный малиновый рассвет разлился по темно-серому небу, рыжим и персиковым светом ложась на пол. Сильный осенний ветер тревожил высокую старую елку во дворе, облетала желтая и красная листва, падала ярким ковром под ноги. На кухне хозяйничала приехавшая накануне мать — закончилась командировка в Китае, и она сразу еже рванула к сыну. Поохала над пустым холодильником и горой грязной посуды все взяла в свои руки, примерно неделю приводила все в порядок и уже намеревалась уехать к себе. — Не ответишь на звонок? Мать бросила выразительный взгляд на разрывающийся мелодией телефон, но Аомине выключил звук и потянулся к чайнику, чтобы вскипятить воду для утренней овсянки. Харука… с Харукой говорить не хотелось. Точнее, он все ей доходчиво объяснил в прошлую встречу и не понимал, что же ей еще от него нужно. Встречаться с моделью оказалось чертовски сложно. Это в фантазиях все круто и как по маслу, в реальной жизни было отнюдь не пофиг на тот факт, что твоя девчонка светит трусами на всю страну. И даже если этим самым в начале она тебя и привлекла, потом вмешиваются чувства и все портится. Аомине спокойно и, как ему казалось, по-взрослому пояснил свою позицию, на что был послан нахер. Харука не собиралась ломать себе карьеру и жизнь из-за него. Он молча стерпел оскорбление, и они решили сделать в отношениях перерыв, который должен был перетечь в тихое расставание, но потом она вроде остыла, позвонила сама. Аомине уже настроился на примирение, но разговор снова перешел в опасное русло, и они поссорились еще сильнее, чем в первый раз. Даже обозвать друг друга успели. Зло бросив трубку, Аомине почувствовал, как в нем разливается странное равнодушие. Будто в нем что-то перегорело и успело остыть. Он не скучал по Харуке, последнюю неделю так вообще думать о ней перестал, если бы не возобновившиеся звонки. В общем, первый опыт серьезных отношений оказался неудачным, но совсем безболезненным. Зато он опыта с девчонками поднабрался. Он снова с головой ушел в баскетбол и лежание на крыше. Несмотря на то, что дни становились короче и холоднее, привычку отсыпаться алгебру и химию под хмурым небом он не бросил и планировал растянуть ее до самой зимы. Овсянка сама по себе была мерзким завтраком, поэтому Аомине обильно поливал ее сладким вареньем и только в таком виде ее приемлел. Мать, расправившись с овощами на обед, села напротив и сдвинула брови. Синий взгляд обжигал, под ним стало неуютно. Аомине проглотил кашу и неохотно буркнул. — Бывшая… достала. Мама понимающе хмыкнула, но никак не прокомментировала тот факт, что у ее сына появилась личная жизнь. И за это он был ей благодарен. — Давно хотела тебе сказать. Мы с твоим отцом решили развестись. Вот так — просто, буднично. Аомине присмотрелся к матери: вдруг послышалось. Может, это была шутка? Глаза ее оставались серьезными, но сухими. Она не врала, но совсем не была похожа на женщину, разводившуюся с мужем, с которым прожила почти двадцать лет. Неужели даже в этом они оказались пугающе похожими? — Но почему? Что-то случилось? Мать коротко улыбнулась. — Ты уже вырос… — она дернула плечом, — нас больше ничего не связывает. Заметив, как нахмурился сын, она подалась вперед и прохладной ладонью коснулась его щеки. — Не стоит переживать. Мы все равно тебя любим, просто пора двигаться дальше. Аомине ушел от ласкового прикосновения. Его вдруг неприятно кольнула мысль о том, что из-за него мама терпела нелюбимого мужчину, тем более, что отец у него был человеком очень сложным, принципиальным и крайне консервативным во взглядах на жизнь. Будто прочитав его мысли, мать вскочила на ноги и взяла в ладони его лицо, вынудив посмотреть себе в глаза. — Твоей вины в этом нет. Это мой выбор и выбор твоего отца, слышишь? Аомине нехотя кивнул, согласился, но только чтобы успокоить маму. Из дома он уходил с тяжелым сердцем. Несмотря на прохладу, одет был Кисе довольно легко. Аомине посмотрел, как злой ветер вцепился в легкую куртку и солнечные волосы, и поежился. То ли приезд матери так на него повлиял, то ли новость о разводе родителей выстудил ему все внутренности, но сейчас к осеннему холоду он не относился легкомысленно. Он поправил широкий теплый шарф на шее и поприветствовал Кисе легким рукопожатием. Пальцы у того бы ледяными. — Вы что, расстались с Харукой? Прозвучало слишком прямолинейно, к тому же, говорить об этом Аомине хотелось в последнюю очередь. Но он был бы совсем дураком, если бы думал, что эту тему с Кисе можно будет замять. Оправдываться он тоже не собирался. В конце концов, расстались они вполне достойно, и вел он себя совсем не по-свински, поэтому претензий к нему быть не могло. — Я не собираюсь лезть, — тут же оправдался Кисе и малость смутился собственной несдержанности, — извини. Просто хотел, чтоб ты знал… она переживает. Харука. Всех в доме достала уже, ходит мрачнее тучи и орет из-за любой мелочи. Все оказалось хуже, чем Аомине предполагал, потому что на него не кинулись с обвинениями, а воззвали к чувству вины. Блин. Он как бы не стремился восстанавливать отношений с Хару. — Давай потом об этом поговорим, — лучше вообще никогда, про себя добавил Аомине. Кисе согласился. Сегодня он приехал без спортивной формы, да и об игре они не договаривались. С наступлением осени их совместные тренировки сами собой сошли на нет, только иногда сам Аомине приезжал в Канагаву, и они занимали спортзал Кайджо. До расставания с Харукой, конечно. Сейчас он не видел смысла таскаться туда. — Давай в парке посидим, — предложил Кисе, — у нас еще куча свободного времени. Аомине терпеть не мог анализировать собственные поступки. Никогда. Он просто делал то, что хотел, не особо вдаваясь в подробности. Однако, с появлением лишнего свободного времени и пережитой мелодрамой с Харукой, он стал замечать за собой подобные… размышления. Что, зачем и почему. И на вопрос какого черта он мотается на вокзал каждый раз, когда Кисе навещает Токио, даже сейчас, когда играть они перестали, у него не было внятного ответа. Точнее, все, что приходило в голову, не тянуло на нормальную причину. — Не могу поверить, что скоро Зимний кубок. Кисе даже заерзал на сидении в нетерпении, будто соревнования начнутся с минуты на минуту, а не через два месяца. Руки он грел о бумажный стаканчик с кофе и посматривал за тем, как жирные грязные голуби шастали по земле в поисках пищи. Площадка из-за осеннего холода пустовала который день. Аомине приходил сюда время от времени, но никого не находил. Только молодые матери гуляли с колясками по ярким аллеям. — Впереди еще несколько дружественных матчей. Мы играем с Сейрин, — Аомине откинулся на спинку скамьи и подставил лицо выскользнувшему из-за туч остывшему солнцу. — А мы с Йосен. Кисе усмехнулся, но в его голосе почувствовалась легкая паника. Он еще ни разу не играл с парнями из Поколения чудес всерьез. Все эти игрульки после уроков, волейбол через воображаемую сетку — фигня. Аомине не понаслышке знал, насколько пугающими могут быть его товарищи. А Мурасакибара так вовсе на вид чудовище. — Советую подтянуть нападение. Вам ни одного гола не дадут забить, если не подготовитесь. Кисе, словно прилежный ученик, с нескрываемым любопытством посмотрел ему в лицо и облизнул пересохшие губы. Без сомнений, ближайшие несколько недель он проведет за тщательным просмотром и анализом всех игр с Йосен, и особое внимание он уделит именно Ацуши. — Еще что-нибудь интересное? — Если что-то не получится, не паникуй, играй на холодную голову. Береги силы. Он осекся, поняв, что мелет какие-то банальности. Господи, да эти горе-советы любой спортсмен знает. Но Кисе со всей серьезностью слушал каждое его слово, и на мгновение Аомине показалось, будто над ним издеваются. Но нет. Только не Кисе. Он вообще был… добряком каким-то, не чета своей сестре. От раздумий его отвлекли женские голоса: на скамейке напротив сидели две девчонки, старшеклассницы, скорее всего, и хихикали, прикрываясь ладошками, бросали на них жаркие воодушевленные взгляды. На Кисе, если быть точнее. С него они глаз не сводили, а Кисе и не замечал или старательно делал вид. Сам смотрел прямо на Аомине и внимал всему тому бреду, что он нёс. Это нравилось. Ему часто приходилось быть в центре чужого внимания, но еще никогда это не приносило столько удовольствия. Ради этого взгляда можно было бы и еще чепухи намести. Девчонки вскоре поднялись с места и покинули парк, так и не прекращая смотреть на Кисе, сам Аомине с советов перешел на воспоминания о Тейко и их сильной, но разрозненной команде. О том, как он с уходом любимого тренера разочаровался в баскетболе и превратился в козла, умолчал. Кисе слушал, развернувшись к нему и облокотившись о спинку скамейки. Солнечный свет падал ему на лицо, подсвечивал светлые глаза. Сначала он улыбался, потом нахмурился, он смотрел за спину Аомине и перестал реагировать на собеседника. Аомине обернулся — на стоянке припарковался черный мерседес. Вроде тот же, что в тот дождливый летний вечер забрал Кисе, а с водительского сидения, опустив тонированное стекло, на них пялился какой-то мужик. Ничего примечательного во внешности, таких в Токио сотни тысяч, только взгляд у него был непроницаемый, даже бешеный, будто он в следующую секунду сорвется с места и кинется на них. Но нет. Он просто смотрел. У Кисе зазвонил телефон, но он его проигнорировал, только назойливый звук выключил. Немного погодя, вовсе вырубил мобильный и сделал вид, будто снова поглощен разговором с Аомине. Однако, разговор не клеился, между ними повисла неловкая, хрупкая тишина. Аомине посчитал тему баскетбола исчерпанной, а Кисе зарылся в собственные мысли и выпал из реальности. Через несколько мучительно долгих минут за их спинами машина мощно рыкнула мотором и сорвалась с места, взвизгнув колесами, вслед ей кто-то возмущенно засигналил. — Парень твой? — Зачем-то ляпнул Аомине. Беззлобно так, просто чтобы развеять молчание. — Ага. Бывший. Эм… окей. Кисе задрал голову и уставился на серое небо. Он не шутил, судя по всему, и от этого у Аомине все мысли разбежались в стороны. Смеяться нельзя, да он бы и не смог — любая реакция сейчас казалась неуместной. Поэтому, немного подождав, он повторил жест Кисе и многозначительно протянул: — Вот как. — Ага. Я его бросил. Аомине скосил глаза и сразу же пожалел — лицо у Кисе пылало. Краснота залила не только скулы и щеки, но успела переползти на шею. Какая милота, невпопад подумалось. Только потом начал доходить смысл сказанного — ему ведь сейчас признаются в таком, что обычно ото всех прячут. В смысле, нет, конечно, такие вещи случались вокруг. У них в академии тоже были такие парни, но не то, чтобы это считалось на сто процентов нормальным. А уж кумиру и мечте малолетних девочек такое вовсе не простится. Но и эти мысли испарились, как малозначимые. На первый план вышло осознание того, что Кисе нравятся парни. Очуметь. — Он мне наврал и изменил, поэтому я с ним порвал, — пояснил он и стал похож на человека, которого вот-вот разорвет на части, если он не выговорится. Стало как-то неловко. И страшно что ли: не хотелось слышать про этого бывшего, и как он умудрился обидеть Кисе. И как изменил ему. Вот идиот. Все равно, если бы Аомине изменил Харуке — это ж немыслимо, менять такую красоту на что-то другое. — Ну, — подтолкнул Аомине к откровениям, хотя и не собирался. Язык действовал сам по себе, в обход мозгу. — Он женился второй раз. Когда я из Гонконга прилетел, они уже помолвились. Он потом кольцо прятал. Конец фразы он проглотил из-за сорвавшегося голоса. Вздохнул как-то судорожно, будто через плач, но быстро успокоился. Слава Богу, обошлось без слез. Аомине как-то не знал, что делать с плачущими парнями. Зато прекрасно понимал, что сейчас было бы не лишним поддержать Кисе, и в наивной попытке показать, что ему не все равно, коснулся худого плеча. Кисе вскинул сухой болезненный взгляд на него и замер под неловким, совершенно неожиданным прикосновением. О нем знала только Харука, поэтому он мало представлял, как люди будут реагировать на него. Он предполагал, что негативно, скорее всего. Иногда между товарищами по команде или одноклассниками проскальзывали подобные шутки, но всегда в негативном ключе. То, что Аомине спокойно воспринимает такие вещи, для него оказалось открытием. — Извини, что все тебе рассказываю, — Кисе начал смущаться по второму кругу и поспешил прикрыть заалевшие уши светлыми волосами, но отчаянно горящих щек спрятать не смог. Но извинялся он совсем зря — Аомине был не против послушать и поддержать. — Все в порядке. Пойдем отсюда, а то дождь обещали. Кисе проверил время и поднялся на ноги, прихватив с земли брошенную спортивную сумку. — Пойдем. Кисе его немного обманул — он не расставался с Рэном и даже не поговорил. Когда правда вскрылась, он предпочел проблему замолчать, а не разрулить. Обида была настолько сильной, глубокой, что пришлось делать перерыв в работе и старательно избегать расспросов от встревоженной мамы. Первую неделю Рэн не давал о себе знать, а потом его будто прорвало — начались звонки, смс, электоронные письма, несколько раз он даже приезжал в Канагаву и пробовал выловить его по дороге в школу или к репетитору. Просил прощение, предлагал поговорить по-взрослому и не капризничать. У Кисе закипала кровь каждый раз, когда ему говорили не быть ребенком и попытаться понять. Если быть взрослым означало врать и обманывать любимых, он бы предпочел никогда не взрослеть. Даже телефон включать было страшно. Откровенно говоря, он уже побаивался настойчивости Рэна и начал уставать от него, звонков, навязчивого внимания. Не получалось ни учиться нормально, ни тренироваться, Кисе даже баскетбол забросил на пару недель и все оставшееся после школы время отсиживался дома и тупо пялился в телевизор. И разговор с Хару не помог — она сама разбиралась со своими отношениями, карьерой и зачетной неделей в университете. Они лишь однажды вечером на диване перед телевизором успели перекинуться парой слов, и Кисе поспешил к себе в комнату, потому что стало очень стыдно. Откровенно признаться в том, что тобой попользовались и выбросили, оказалось не просто. В этот раз спас его, как бы странно это ни звучало, школьный бассейн. Прохладная хлорированная вода после скучных бесконечных уроков и изматывающих, не дающих покоя мыслей казалась спасением. Он погружался в нее, и остальной мир переставал существовать, проблемы отступали, и в голове наступала черная, непробиваемая тишина. Так он расслаблялся. Находил покой. Через месяц он вернулся к баскетболу, начал пропадать в спортзале до позднего вечера. За четыре недели особо навыков он не растерял, зато сполна осознал, насколько соскучился по ощущению мяча в руке, позвонил Аомине и вызвал на игру один на один. — Я думал, ты уже слился, — подколол его ас Тоо, но согласился встретиться, только в Токио и закрытом спортзале. Город донимали дожди, плавно перетекшие с лета на осень. Кисе вяло отшутился в ответ, примчался на ближайших выходных, они с утра до вечера играли в баскетбол, потом часа два обсуждали тактику. Когда очнулись, оказалось, что приближалась ночь. Кисе остался ночевать у Аомине. Футон для него был разложен рядом с футоном для хозяина квартиры, в нескольких сантиметрах друг от друга, и до самого утра Кисе молча смотрел на темный коротко стриженный затылок своего друга, слушал его тихое спокойное дыхание, но так и не сомкнул глаз. Когда голова от осточертевших мыслей начала пухнуть, в окна заглянул малиновый рассвет. Красный солнечный свет полосами прочертил пол, неровно лег на смуглую кожу и подсветил ее рыжим. Кисе смотрел на ровный красивый профиль Аомине, на хмуро сдвинутые даже во сне тонкие брови. Захотелось протянуть руку и сгладить морщинку, как бы успокаивая. От усталости и бессонной ночи мыслительные процессы резко замедлились, и Кисе залип. Пялился на прямые черные ресницы и не находил в себе сил отвести взгляда, но, когда парень начал просыпаться, быстро сомкнул веки и притворился спящим. И стоило это сделать, долгожданный сон сразу же настиг и его. Разбудили его громкие звуки с улицы — Аомине, видимо, решил проветрить комнату и распахнул дверь на балкон. Во дворе кричали и хохотали игравшие дети. Кисе сильнее зажмурился, категорически отказываясь покидать теплую постель, но все попытки заново уснуть оказались провальными. — Хорош дрыхнуть. Время видел сколько? Аомине стоял в дверях и потягивал ароматный кофе, от запаха которого свело челюсти. Кисе нарыл под подушкой телефон и проверил время — мда, неприлично как-то занимать чужую постель до обеда. Увидев, как тот засуетился в поисках одежды, Аомине поспешил добавить: — Да ничего страшного… воскресенье же. Разбушевался холодный ветер, снова стрельнул дождь, Аомине прикрыл балконную дверь, чтобы не простудить своего гостя, но детский визг все равно просочился внутрь. — А мне кофе? Кисе просяще посмотрел на Аомине, но при этом выглядел крайне нагло. Во встопорщенных светлых волосах играл холодный приглушенный свет, всегда светлые глаза спросонья казались совсем мутными, как вязкий мёд. Аомине всем видом как бы намекнул — перебьешься, скрылся на кухне снова. Кисе только вздохнул разочарованно и принялся натягивать на усталое тело заранее прихваченную свежую одежду, потому что терпеть не мог ходить в одном и том же. Одеваясь, бросил быстрый взгляд на собственное лицо, томно и многообещающе смотревшее на токийских прохожих с яркой вывески. Сейчас он уже не думал, что это круто. То ли осенняя хандра, то ли глубочайшая душевная усталость сделали его крайне нетерпимым к чужому вниманию. — Ты там уснул что ли, — донесся глухой голос Аомине, — кофе стынет. Кисе пятерней причесал мягкие волосы и решил не париться насчет помятого лица. В конце концов, не на съемке. — И часто взрослые мужики объявляют на тебя охоту? — Он кивком указал в сторону окна. Кисе посмотрел на серый двор и тихо выругался. Черный мерс. Через лобовое стекло, несмотря на блики, проглядывались знакомые черты. — Бывает, — откровенно признался Кисе, — издержки профессии. Аомине удивленно вскинул брови — весьма неожиданно. В смысле, да, модели всегда в центре внимания, но ему никогда и в голову бы не пришло, что высоченного сильного парня могут прессовать какие-то непонятные хмыри. Мысль оказалась крайне неприятной. — А в рожу дать? Говорят, помогает, — он хмыкнул. Кисе немного помолчал, обдумывая ответ, решил отшутиться: — Предпочитаю найти индивидуальный подход к каждому. К тому же, это не часто происходит. Девчонкам в этом плане куда сложнее, к ним вечно липнут. Боясь, что разговор соскочит с темы нелегкой жизни моделей на Харуку и ее нелегкую жизни, Аомине решил вернуться к обсуждению Зимнего кубка. — Придется очень сильно постараться, — Кисе бессмысленно обводил пальцами кромку пустой чашки, — кстати, видел расписание. Очень много сильных команд. Аомине дернул плечом: — Не парься, они издалека такие крутые. Еще кофе? — Нет, спасибо. Мне пора. Аомине вызвался проводить его до вокзала, заодно решив проветрить голову. Хотя, на самом деле, мотивы его были не столь эгоистичны. Больно не понравилась ему настойчивость подозрительного мужика и поведение самого Кисе: это замалчивание, тактика не защиты даже, а раздражающая безвольность и бездействие. Как и в случае с Сацуки, он начал чувствовать некоторую ответственность за своего нового друга, оказавшегося таким беззащитным. Они брели по мокрой от дождя улице и старательно обходили молодые лужи, на вокзале Кисе купил билет на автобус и сел в зале ожидания со свежим ежемесячным журналом. Аомине постоял рядом для успокоения души, но все равно пришлось свалить. Они скомкано попрощались, один ушел, а другой остался ждать своего рейса. В следующий раз встретились они только на соревнованиях, зимой. Пожали друг другу руки, как старые друзья, пожелали удачи. Достойно отыграли каждый свой матч, но один ушел с поражением, а второй выхватил победу. А потом случился Хайзаки.