Make me love, Tomlinson!

Стук в дверь. Нехотя продираю глаза. Часы показывают половину восьмого утра. – Малышка, доброе утро, – слышу радостный голос Стэйси. – Поторопись, а то опоздаешь в школу. Черт, только не это. – Поняла, – хриплым голосом отзываюсь я и поворачиваюсь в сторону окна, где солнце уже начало просачиваться в мою обитель. Почему в моей, и так дерьмовой жизни, все только ухудшается и ухудшается? Спускаю ноги с кровати. Легкий холодок быстро пробегается по моим голым обесцвеченным ногам. Ненавижу свою жизнь. Плетусь в ванную. Первым делом я беру большие и невероятно толстые очки, которые хоть немного позволяют мне видеть этот никчёмный и полностью сгнивший мир. Поднимаю свои глаза к зеркалу и вижу все ту же картину, которую я должна лицезреть все свои неполные восемнадцать лет: чуть розовые губы, безжизненные серые глаза, буквально белые волосы и снежно-белую кожу. Почему это тупое отсутствие меланина выпало именно на меня? Почему не на соседку в соседнем доме? Ненавижу. Быстро почистив зубы, я завязываю неаккуратный пучок и возвращаюсь в комнату. Мое самое ненавистное место в доме. Почему она меня променяла на этого Патрика? Через несколько лет он все равно начнет ей изменять, а еще через несколько лет они разведутся. Я бы ее никогда не предала. Натягиваю на себя бесформенный черный свитер, чтобы показать насколько траурно для меня пребывание в государственной школе, черные джинсы и кеды. Дело в том, что последние пятнадцать лет моим образованием занималась моя тетя Роуз на дому. Она стала для меня и мамой, и бабушкой, и самой близкой подругой. Только из-за тети Роуз я все еще терплю эту жизнь, жизнь полную ненависти. Она бросила меня в начале лета, потому что познакомилась с «крайне» милым парнем на другом краю страны и не могла жить так далеко от своей «настоящей и единственной» любви. Так я потеряла друга и почувствовала предательство. Выхожу за дверь и буквально врезаюсь в Стейси, которая старательно отряхивает складки на своей юбке. – Ты готова, дорогая? – наигранно сладко говорит она, одаривая меня улыбкой. – Миссис Стивенсон приготовила для тебя завтрак, пожалуйста, покушай перед школой. – Хорошо, Стейси, – вздыхая, отвечаю я и направляюсь к лестнице. – Ну, почему ты не можешь называть меня «мама»? – жалостливым голосом начинает она, чуть касаясь моего плеча. – Это все, о чем я прошу. – Стейси, пора привыкнуть, что в этом гребанном мире мы не всегда получаем желаемое, – даже не поворачиваясь, отвечаю я и продолжаю свой путь на первый этаж. Женщина вздыхает, но не решает затевать скандал с утра пораньше. Вот и правильно. Стэйси я перестала называть мамой лет с трех, когда в моей жизни появился человек, по-настоящему беспокоящийся обо мне. Жизнь моей биологической матери была расписана еще со школы. Насмотревшись на ужасные отношения своих родителей, она раз и навсегда решила, что посвятит себя семье, а для достижения этой цели ей не хватало опыта, поэтому дорога в психологию ей была заказана. Не обращая внимания ни на кого, Стейси поступила и с отличием закончила факультет семейной психологии в Йеле, где и познакомилась с инициативным богатым парнем на экономическом факультете. Как и было написано в ее плане, ровно через три года после выпуска она обвенчалась с моим отцом, а еще через два года появилась семья Свонсон и я. Только вот уберечь семью она так и не смогла. После появления практически слепого альбиноса в семье отец стал редко появляться дома, а в мои шесть лет наш дом посетила домработница, нанятая отцом типо «для упрощения жизни матери». Стейси, как наивная идиотка, слишком ударилась в работу по улучшению других семей, что напрочь забыла про свою. Таким образом в моей жизни появилась Изольда Стивенсон. – Мисс Свонсон, завтрак готов, – ласковым голосом щебечет эта швабра. – Я не буду, боюсь отравится, – ядовито отзываюсь я и начинаю улыбаться, как паинька. Это нечто в короткой юбке своими руками отравило своего бывшего мужа-сантехника крысиным ядом только потому, что, с ее слов, «это ничтожество не дает мне расправить крылья». Немного похлопав ресницами и повертев своей накачанной силиконом задницей, она обольстила моего не бедного отца, и поэтому стабильно четыре раза в неделю дает поочередно то сзади, то спереди. Она показательно хмыкнула и развернулась к плите. Обо всем этом знала тетя Роуз и старательно пыталась достучаться до Стейси, которая напрочь отказывалась верить, аргументируя, что она достаточно наблюдательна и крайне компетентна в вопросах измены. Будто она способна только раз взглянуть, чтобы увидеть изменника, коим мой отец типо не был. Родной сестре она отказалась верить. Так и живем: отец, ненавидящий свою дочь-альбиноса, мать, слепо верующая в благородство отца, Крысольда, которая показала мне примерный облик каждого жителя планеты Земля, и я, девочка, живущая в надежде умереть лет в тридцать от рака кожи, который атакует девяносто процентов альбиносов. Выхожу за дверь. Морозный ветер Чикаго обдает мое лицо, я невольно начинаю трястись. Начинаю свой путь на остановку. До конца моего образования мне остался всего лишь год, поэтому я должна ходить в школу, как все обычные люди. Только я вот необычный человек. Долго спорив со Стейси насчет специальной школы для детей с отклонениями, мы сошлись на том, что я буду посещать самую обычную школу. Ведь у меня все в порядке с головой. Я надеюсь на это. Приходиться несколько минут ждать автобуса. В просьбе личного водители Стейси отказала, заявив, что я, как нормальный человек, буду ездить на общественном автобусе. Спорить было бессмысленно. Вскоре подъезжает автобус. Я глубоко вздыхаю и начинаю подниматься. Захожу внутрь. – Мелани Свонсон? – спрашивает водитель, быстро сканируя меня глазами. Да, я всегда была предметом насмешек и заинтересованных взглядов. Куда бы я не шла, люди вечно тычут в меня пальцем и начинают истерично перешёптываться. Я уже привыкла. – Да, – отвечаю я и начинаю пробираться вглубь автобуса в поисках свободного места. Как и всегда, люди начинают таращиться на меня, будто на мутировавшего динозавра без головы. Прохожу мимо какого-то парня, которому одна блондинка старательно вылизывает лицо, видимо стараясь съесть его. Фу, мерзость. А вдруг моя психика после такого не восстановиться? Хотя, нет. Если после увиденного рандеву отца и Крысольды я смогла жить, то и сейчас справлюсь. Добираюсь до последнего ряда, где мне все-таки удается найти свободное место у окна. Внезапно над сиденьем возникает голова мистера съешь-меня-полностью. Он глазами пробегает по рядам и резко замирает на мне. Затем противно улыбается. – Детка, тебя что в детстве в перекиси пытались утопить? – мило щебечет это недоразумение природы. От его остроумного вопроса весь автобус начинает смеяться. – Сладкий, а у тебя есть мозг помощнее, чем между ног? – вопросом на вопросом отвечаю я. Остальные затихают. Противная улыбка сползает с лица этого подонка, вместо глаз появляется противный прищур. – Наслышана о Луи-младшем? Хочешь тест-драйв? – Боюсь разочароваться, милый. Сидящие начинают истерично смеяться. Даже водитель не удерживается и начинает хихикать. – Это еще не конец, поганка, – гневно кидает парень и садится обратно. – Не сомневаюсь, мудак, – тихо отвечаю я и наклоняю голову на окно, снимая очки. Мда, веселый год намечается.