Орлиное гнездо

Раду и его люди спешились и расположились на отдых, когда перевалило за середину дня. Раньше боярину и целый день на жаре, верхом и при оружии был бы нипочем – как, слышно, господарю Владу! – но теперь были уж не те годы. Под тенистыми деревьями отряд развел костер, и они приготовили еду и поели; напились из ручья и наполнили полегчавшие баклаги. Потом, не мешкая, сели в седла снова. Раду рассчитывал к ночи остановиться у старого друга, боевого товарища, жившего не так близко, но и не так далеко от столицы Дракулы, Тырговиште, – у которого и выспросить первым делом о том, что творится в княжестве. Друг его, боярин Михай Василеску, был владетель небольшого поместья – в сравнении с замком Кришан: но достаточного, чтобы принять, а то и сокрыть такое число гостей. Стемнело довольно скоро, но отряду Раду Кришана не встретилось никаких опасностей – только прошел мимо, с песнями и музыкой, цыганский табор; здесь, вдали от зеленых огненных очей господаря, праздношатающиеся бродяги еще могли путешествовать свободно. - Господарь крепко стережет свои земли, - заметил господину один из его спутников. – Мы едем почти как у себя дома, безопасно! Раду потемнел лицом. - Смотрите-ка лучше за лошадьми! - ответил он, стиснув зубы, в свои большие черные усы. Дальше поехали молча – присматриваясь, насколько позволяла темнота, и торопя усталых коней. Никому не хотелось ночевать в поле. Они были уже вовсе не у себя дома. Но святые угодники, о милости которых молилась его любимая Иоана, не оставили путников: Раду разыскал замок Василеску – несколько белых красноверхих башен, особенно ярких во мраке. Но здесь казалось тесновато и ненадежно, в отличие от твердыни Кришан. Хотя время настало такое, что домосед, сколь бы ни был хорошо укреплен, едва ли мог долго продержаться против врага. Мир менялся слишком быстро. Раду остановился со всем отрядом немного поодаль от замка – и выслал вперед единственного гонца: он доверял своему старому товарищу… но не бывал здесь слишком давно. Вскоре гонец воротился – вместе с двумя слугами от Василеску. Приветливо улыбаясь, вестники поклонились боярину и пригласили дорогого гостя проследовать в замок. Хмуро улыбаясь в ответ в черные с сединою усы и бороду, Раду поехал на приглашение; его люди в безмолвии повиновались воле господина. Отворились со скрипом ворота – как дома; но только тут встретили отряд Раду Кришана малым числом, без шума и смеха: настороженно. "Как в копья встретили, - подумал боярин. – Что ж, разумно!" Михай Василеску, конечно, вышел к гостю сам. Раду спешился, и товарищи торжественно заключили друг друга в объятия. Михай тоже постарел, как и Раду, - и даже более; сгорбился, морщины на лице стали резче, и в голове его вдвое против прежнего прибавилось седины. - С чем приехал, Раду? – с небольшой улыбкой, но со встревоженным взглядом спросил его Михай, провожая в дом. Конечно: в такое время и место он мог приехать только с делом, и с немалым. - По разным делам, брат, - ответил Раду. Он тяжело посмотрел на Михая – как-то он отзовется на такое прозвание – но Михай глядел все так же, с простой дружеской тревогой. - По каким же, брат? - Дозволь сперва тебя расспросить, - помедлив, ответил Раду, поднеся руку к бороде. Он так и не коснулся ее и опять опустил руку. – Каково вам живется теперь? Что слышно из Тырговиште? Хозяин и гость уже сели в покойные деревянные кресла перед очагом – но, услышав такой вопрос, Василеску вспрянул и вздрогнул, точно ему за ворот залетела пчела. - В Тырговиште страшно, - ответил боярин. – Да смилуется Бог над всеми его жителями! Я давно там не бывал – а ко мне заезжали те, кто бывал и слыхивал: такое говорили, что волосы дыбом вставали. Господарь наш, рассказывают, обычай завел – обедать среди кольев… в своих садах смерти, так их прозвали. Садится среди пронзенных преступников и ест, и ему не смердит, и крики услаждают слух лучше музыки! - Да смилуется над нами Господь, - проговорил устрашенный Раду. Оба побледнели, слова замерли на устах. - А так ли тебе рассказывали? – спросил гость после молчания. – Сам знаешь, как люди лгут! Или им с чужих слов послышалось – а тебе за правду продали? Василеску пожал плечами. - Если мне не веришь – можешь сам поехать посмотреть, - проговорил он сумрачно, поблескивая темными глазами. – У меня охоты нет. Диаволово время, уж на что бывали тяжелые времена… а ныне хоть бы и вовсе не рождаться! Товарищи опять замолчали. - С чем же ты едешь, Раду? – спросил хозяин опять. Как будто после его рассказа намерения гостя могли совершенно перемениться. - Дочка у меня, меньшая, - проговорил Раду, и лицо его впервые за всю беседу просветлело. – Голубица белая. Хочу приискать ей жениха. - Добро, - сказал Василеску. – Жалко, что мои оба рыцаря женаты! Я помню твою Иоану – красавица, хоть и видел ее еще малюткой! Час был слишком поздний, чтобы созывать семью, - и разговор не таков, чтобы его слушали посторонние, пусть даже и рыцари-сыновья. - Тебе бы я не отказал, - улыбнувшись, ответил Раду. – Я тоже помню твоих орлов! Как они теперь, здоровы? - Слава богу – у меня уже двое внучат, от Думитру и Константина по мальчику, - сказал гордый Василеску. – Теперь ждем еще третьего, от младшей невестки. А старший мой сын на турнире отличился, в Вышеграде*, - первый приз взял! - Счастлив твой дом, - проговорил Раду. Василеску взглянул на него исподлобья и ничего не ответил. Он поднялся, чтобы подлить гостю вина в опустевший кубок. Потом сел и замолчал, опустив бородатую голову на грудь и теребя драгоценную, золотую с гранатами, цепь на шее. Раду цедил вино тоже молча - как будто тоже в тяжком раздумье. Потом он спросил: - Как же господарь? От тебя или орлов твоих службы не требовал? - Нет, - ответил Василеску после молчания. – Господарь Влад словно бы и вовсе нас забыл: живем не то как подданные, не то как враги! Один Бог разберет, кто мы ему. Как и его дела разберет. Оба боярина перекрестились. - Ты теперь дальше поедешь? – спросил Василеску. - Да, брат, дальше, - вздохнув, ответил Раду. – В самую пасть дракону. Может, еще приведет бог увидеть твои предивные сады. Василеску поджал губы, почуяв насмешку. - Ну, добро, - отозвался он. – Не поближе ли к трону хочешь жениха приискать? Не жалко любимой дочки? Раду не ответил. Допив вино и утерев усы и губы, он сказал: - Ты дай мне ночлег на эту ночь, Михай, а утром я дальше поеду. Теперь очень устал. Кости у меня болят… Василеску укрепился. - Где наша молодость, - вздохнул он, поднимаясь с кресла и подавая руку гостю: тот неподдельно устал и поморщился, вставая с его помощью. – Добро, Раду! Переночуешь у меня – а утром, благословясь, распрощаемся… Он проводил гостя в спальню, в верхних покоях замка, - по длинной крутой лестнице, держа светильник. У дверей пустой просторной комнаты, отведя светильник от лица, Василеску пожелал Раду доброй ночи и удалился. Раду еще с минуту стоял посреди комнаты, точно не мог решиться лечь здесь спать, - а потом быстро стащил с себя верхнее платье и лег. Ему долго не спалось; но под конец сон сморил боярина, несмотря на боль в костях и в сердце. Утром он проснулся позднее обыкновенного – хоть перед сном наказывал себе не лениться и не терять бдительности; но утомленное тело было ему благодарно за отдых. Умывшись и одевшись, расчесав длинные волосы и бороду, Раду покинул комнату. Семейство Василеску уже ждало его в каминном зале к завтраку. Раду поздоровался с хозяйкой, сыновьями и старшей невесткой Василеску – младшая, брюхатая, не могла сойти, ей с утра было дурно. Домочадцы боярина поглядывали на Раду любопытно и тревожно – одинаково. Василеску был любезен, но молчалив и под этою любезностью мрачен. Однако долг гостеприимства он исполнил до конца – после трапезы предложив Раду пополнить его дорожные запасы, что тот принял с благодарностью. Бояре распрощались во дворе – еще раз обнявшись, поцеловавшись и перекрестив друг друга. Но когда один уехал, а второй остался, каждый мучительно раздумывал – что у другого на уме. Раду же размышлял всю дорогу до столицы – в виду Тырговиште боярин оказался через несколько дней. Там он и его свита спешились и устроили стоянку. Издали Тырговиште был прекрасен и ясен, как блистающий рыцарь; вблизи же, как этот рыцарь, грозил смертью. Раду глядел на высившиеся посреди зеленых лугов башни и стены столицы ярого князя и думал о своей дочке – она была как агнец, и как агнца он ее назначил в жертву… но такая ли это будет жертва? Раду Кришан положит свое имя, богатство и славу к ногам одного из молодых детей господаря, не родовитых, а одного из тех, кого Дракула отличил как опору престола и возвысил уже в свое княжение… Это как шахматная партия – Раду был не очень силен в игре с фигурами; но не поможет ли ему чутье лучше в игре с людьми? Люди имели собственную волю – и важно было угадать, чему эта воля благоприятствовала. Начало темнеть, когда отряд подъехал к воротам города. Раду стало тревожно при виде стражи – но пока, если его нюх не лгал, бояться было нечего. И в самом деле: пропустили трансильванского боярина скоро, и еще напутствовали по-доброму. Что ж: имя Кришанов было не совсем неизвестно даже здесь, и встречали везде по одежке… главная опасность в Тырговиште исходила не от слуг дьяволовых, а от самого дьявола. Проезжая по тихой и узкой мощеной улице, среди увитых виноградом глухих стен, над которыми вздымались усыпанные румяными плодами яблони, Раду осознал, что невольно тянет носом – он пытался уловить смрад "садов смерти", о которых ему насказал Василеску. В Тырговиште и вправду попахивало, помимо фруктовой сладости, - но так, как во всех городах в жару: никакой трупной вони Раду не учуял. И криков казнимых не было слышно. Впрочем, возможно, сюда просто не доносилось. Он ехал, считая дома, начиная от городских ворот… у пятого, довольно большой усадьбы, отряд остановился. Раду сделал знак своему гонцу – и тот подъехал и постучал в ворота. Раду перекрестился, глядя на дом, - и свита повторила его жест. Никому из них не требовалось слов, чтобы понимать друг друга. Громко залаяли во дворе собаки; а потом раздался шум, и ворота отворились. На Раду Кришана из темноты смотрел человек, щурившийся от света факела в руке. - Кто стучится в такой час? – громко и неприязненно спросил он. - Боярин Раду Кришан из Трансильвании, - громко ответил Раду со своего вороного коня, прекраснейшего и приметнейшего в отряде. Рука предводителя невольно потянулась к мечу, не то к поводьям: сражаться или бежать. – Впусти нас и доложи хозяину! – приказал он привратнику. Слуга несколько мгновений смотрел на них – так, что у Раду кровь вскипела; рука уже против воли рванулась к рукояти меча. Но потом слуга отступил, давая дорогу, и низко склонился перед ним. - Добро пожаловать, господин. Раду поглядел направо, налево – на всех родных трансильванских лицах читалось одно и то же – потом тронул поводья и въехал во двор… в логово дракона, если не в самую пасть. * Город в центральной части Венгрии.