Орлиное гнездо

Сына Иоана оставляла здесь, в Буде, - под присмотром боярина… а когда тот уедет, то младшего брата. Это пойдет на пользу обоим: и племяннику, и юному дяде. Иные в возрасте Николае уже сами становились отцами. - Ты едешь, как отец? – спросил Раду, увидев сборы матери. Он не плакал, не просил ее остаться – только глядел на суматоху в доме пытливыми зелеными глазенками и как будто постигал про себя больше, чем думали о нем взрослые. Иоана оставила все и подошла к сыну. Опустилась перед ним на колени, как сделал рыцарь Корнел, и обняла. - Матушка уедет, как отец, - с ворогами биться, - сказала она, с улыбкой посмотрев мальчику в глаза. – А ты должен быть храбрым и не плакать! Ты у меня воин! - Я воин, - сказал Раду. Он помолчал и серьезно добавил: - Только ты всех победи и приезжай! Иоана рассмеялась. Ее сын говорил так складно и умно, как сумеет не всякий и годом старше. - Непременно всех одолею и приеду, - сказала она. – А ты слушайся дядю! Николае, теперь в полной мере заступник и ответчик малыша, привлек его к себе и улыбнулся сестре. Николае - выученик лучшего рыцаря королевства, рыцаря Дракона, -был уже сам хоть на брань, хоть к венцу: крепкий, как молодой дубок, каштановые волосы до плеч, а ростом со старшую сестру. Он мог теперь носить ее на руках – и одевался всегда к лицу и по собственному вкусу: в коричневый бархат, цвет щедрой, доброй земли. Недавно Николае Кришан был представлен ко двору… Иоана обернулась и посмотрела на того, кто одним взглядом заставлял ее сердце биться в груди, как птицу о прутья клетки. Тот, кого посвященные нарекли князем Валахии, казалось, прозревал самую ее душу: этот светлый лицом человек с невинными голубыми глазами, таившими бездну ума. Иоана уже жаждала принадлежать ему. И Бела Андраши это понимал. Нельзя было только обнять его на глазах у сына – но это пока Раду свято верил, что отец вернется, одолев всех ворогов… - Николае, смотри за Раду. Мы с моим гостем пойдем: нужно еще много сделать! – сказала Иоана, снова посмотрев на брата. Николае кивнул с полным пониманием; а ей вдруг показалось, что в карих глазах этого юноши, которому она заменила мать, мелькнула та же ненависть, что и у Корнела. Та ненависть, которую все мужчины порою испытывают к ловким и умным женщинам, выходящим из повиновения… Но Николае был почтительный брат – и готовый к послушанию подданный: он поклонился Иоане и человеку, жаждавшему Иоаны. - Да пребудет с тобой Бог, господин, - сказал Николае по-валашски. Андраши склонил умную, красивую голову. - Такими сынами, как ты, держится Валахия, - ответил он по-валашски с улыбкой, коснувшись каштановой макушки. Потом граф обнял Иоану за плечи, и они удалились вдвоем. Конечно, Николае прекрасно понимал, что вовсе не собираться в путь, - но, проводив влюбленных пристальным взглядом, возмужавший юноша серьезно занялся племянником, которого как раз следовало накормить. Все еще стоявший перед глазами Николае образ чужого человека, обнимавшего Иоану, вдруг сменился образом своего человека, прибившего, осрамившего ее перед всем домом… и Николае сжал кулаки, разрываясь между любовью и ненавистью. Но что бы ни случилось, собственной крови он не изменит никогда. Узы крови – самые святые, какие только могут быть. Иоана и ее гость и в самом деле посвящали себя друг другу – Иоана позволяла ласкать себя, хотя ее завоеватель не брал ее, а она не отдавалась ему до конца, и до таких дерзостей, как та, при встрече, они больше не доходили. Но они могли хотя бы частично утолить друг с другом жажду ума, сердца и тела. Когда-то еще будет на это время – и место? Ведь они уже не принадлежат себе: государи, которыми они назвали себя, князь и княгиня, принадлежат своей стране и своим людям, и пребывают под ними! Иоана первая очнулась от любовного дурмана и побудила своего сердечного друга продолжить сборы. – Один Бог ведает, сколько у нас осталось времени! – сказала она. Сперва любовники направлялись в замок Андраши: чтобы невеста окончательно убедилась в справедливости слов жениха – в его происхождении, состоянии, силе и намерениях. Было также решено, об этом распорядился боярин, что с ними поедут трансильванцы: как помощь и охрана дочери - и как догляд. Нет: Иоана не желала позволить этому человеку овладеть собой прежде времени! Она знала, как обманчивы бывают речи и ласки одержимых страстью мужчин! Перед тем, как всем садиться на коней, граф вдруг задержал ее. Иоана, уже не глядя любовнику в лицо, осмотрела его наряд: нет ли где изъянов, хорошо ли держатся съемные рукава, прикреплявшиеся поверх белья шнуровкой – по итальянской моде. А Бела Андраши вдруг заключил ее в кольцо своих рук и умоляюще спросил: - Почему ты не зовешь меня по имени? Иоана не встречалась с ним взглядом. Она глухо сказала: - Ты слишком скор, князь! Усмехнулась. - Я не с Белой Андраши уезжаю, как бы он ни был хорош, - а с господарем моего княжества! Граф только закрыл глаза, точно от невыразимой муки, - и привлек ее тесней. - Я хочу тебя всю… знать все твое тело, твои мысли, душу, - прошептал он. - Я как моя Валахия, - прошептала в ответ Иоана, кладя ему голову на грудь. – Без воли я – не я, а моя память крепка, зла… Я упомню все, что ты сделал мне, князь, - и доброго, и злого! Он вдруг схватил ее за подбородок и посмотрел ей в глаза. - О ком ты думаешь сейчас? – спросил ее возлюбленный. – Ответь! – потребовал он, сжимая ее подбородок и бледнея. - Не раньше, чем ты сможешь открыть мне собственное сердце, - сказала Иоана холодно. – О ком думаешь ты? - О тебе и только о тебе! – отвечал любовник немедля. – О ком ты думаешь?.. – потребовал он снова. Иоана промолчала. - Я так хочу, чтобы ты была только моей, - шептал он, как безумный, лаская ее руки, лицо, волосы. - Ну так держи меня, князь, - ответила она. – Держи крепче! Он обхватил ее лицо ладонями и поцеловал ее. Иоана позволила это, но сама не откликнулась. Высвободившись, она бросила: - Идем, нам пора! Иоана первая вышла из комнаты. Андраши проводил ее воспаленными глазами – а сам вдруг опустился на колени и застонал, захватив в горсть прядь своих золотых волос, уложенных локонами, только чтобы понравиться ей. - Она околдовала меня… И нет спасения! Перекрестившись слева направо, граф Андраши пробормотал молитву Деве Марии и только тогда поднялся на ноги. Оправив волосы, воротник сорочки, раскрывавшийся над верхним платьем, как цветок, граф опустил руку на рукоять меча и быстрым шагом вышел из комнаты. - Я познаю тебя, клянусь! – пробормотал он сам себе сквозь зубы, спеша следом за невестой. Они выехали рядом, верхами, во главе венгерско-валашского отряда: точно маленькой объединенной армии. Иоана покачивалась в седле, не глядя на своего спутника, который не сводил с нее глаз; в голове у нее теснились воспоминания о путешествиях с Корнелом, с этим суровым, нежным, преданным супругом. Соблазнитель, не выдержав ее молчания, дотронулся до ее плеча и заговорил с нею первым. Но не о том, чего она ожидала. - Когда-то я поклонялся тебе в залах королевского дворца, - негромко проговорил он по-валашски: как они теперь все время изъяснялись. – Помнишь ли, что я обещал тебе воспеть твою красоту на языке франков? Иоана невольно рассмеялась. - И где же твоя песня? - Еще нет – но будет, будет, - обещал Андраши, трепетно коснувшись ее черных волос, точно покрывала своей пресвятой девы. – Но я не об этом хотел тебе сказать… На франкской земле, за полвека до нас с тобою, была одна воительница, и тоже Иоана: она надевала мужское платье и сражалась за свою родину, как ты! Иоана д'Арк слышала чудесные голоса – и все говорили, что ее направляет Господь, сподобивший ее совершать подвиги, что он призвал ее к спасению Франции; но она была девственница, кристальный сосуд благодати… Иоана поглядела на него во все глаза. Эти католики порою казались ей забавными, как дети! - Ты спрашиваешь меня – может ли женщина творить святые чудеса, или только непорочная девица; или женщинам в их чудесах помогает один дьявол? Андраши почти испугался такой прямоты. - Нет, госпожа! Он немного покраснел, глядя на нее в упор. Иоана почти поразилась его красоте: белое лицо было как у страждущего ангела-хранителя, золотые кольца волос разбегались по широким плечам, из-под шапки с меховым околышем, с жемчужным аграфом и страусиным пером. Хоть сейчас, такого, как есть, на княжение помазать! А Андраши улыбнулся печально, точно обуреваемый тревогами, далекими от ее мечтаний, - и прибавил тихо: - Иоану д'Арк обвинили в колдовстве и сожгли! Валашка резко засмеялась: ей вдруг представилась служанка Мария, мечущаяся на ложе в горячке, обезображенная своей черной немочью хуже трупа. Потом Иоана так же резко замолчала и сказала, отвернувшись от жениха: - Я не боюсь огня, князь, - на нашей земле видывали казни и муки и пострашнее! Граф схватил ее коня за повод и вмиг остановил: Иоана не думала раньше, что у него такая сильная рука. - Не подумай, что я угрожаю тебе! – воскликнул он с мольбой, сжав ее пальцы. – Я никогда не смог бы выдать тебя на смерть… или видеть твою смерть; я бы раньше сам умер, и мне было бы это несравненно легче! - Зачем же ты заводил про француженку? – спросила Иоана, посмотрев ему в глаза и недобро сощурясь. Он не отвечал; только стал пылко целовать ей руки, так что ей сделалось стыдно своих спутников-валахов, наблюдавших за этим в полном молчании. У нее на родине не привыкли к таким прилюдным нежностям к женщинам. А потом Андраши прошептал: - Богом клянусь, я не дам и волоску упасть с твоей головы! "Он точно уверовал, что я ведьма, - подумала Иоана. – Черная ведьма, которая сушит души. Может статься, Андраши и прав". - Мне не в чем оправдываться, а тебе не в чем обвинять меня, - холодно сказала она наконец, отняв у любовника свои руки. - Прости меня, прости! – воскликнул он. - Я тебя прощаю, - Иоана чуть улыбнулась, и Андраши опять восторженно прижал к губам ее пальцы. Потом прижал руку к сердцу. - Ты истинно звезда, как называет тебя отец, - прошептал он ей, точно какой-то голубоглазый турок чаровнице из чужого гарема. – Ты звезда моих очей, и ты осияла своим светом эту землю – без тебя мир погрузится во тьму… Иоана опустила глаза и подумала, что Корнел никогда не говорил ей таких слов и никогда не мог бы выдумать их сам. Хотя Корнел был очень умен, он не получил воспитания, не получил с малолетства огранки, чтобы стать в пару ей, ученой дочери ученого отца-боярина! Прав был благородный венгерский граф, слишком прав! Вскоре Иоана попросила есть, и ради этого все остановились. Она почти ничего не делала сама – все управилось ее людьми и слугами Андраши; он же потом сел рядом с нею у костра и подкладывал ей лучшие куски. Иоана думала, что, наверное, ей следует быть благодарнее ему - но прощальный взгляд Корнела стоял перед ней и жег ее, как солнце, горящее черным пламенем сквозь закрытые веки… После трапезы Андраши обнимал ее, миловал - и Иоана отвечала ему, и ей почти удалось забыться: венгр был сладкий, прекрасный любовник. Потом он подсадил ее на коня – и Иоана подумала, когда Андраши пожимал ей руку и клал эту руку на поводья, что ради нового ее союза Корнел, возможно, и пошел на смерть. Корнел был очень сметлив – и, возможно, понимал про себя куда больше, чем думали образованные заговорщики. Вот только сердцу не прикажешь перестать любить или ненавидеть, а муки ненависть еще умножают. "Каков ты есть, таков и будешь, когда умрешь, - подумала Иоана. – Только храмина твоя истлеет и душа вся обнажится…" Потом они поехали дальше – Андраши вполголоса рассказывал ей истории, были и небылицы, которых знал очень много; а Иоана слушала больше из учтивости, чем из интереса. Хотя говорил венгр очень хорошо. Приятно было просто качаться на волнах его речи, как кораблю на море: Иоана никогда не бывала на море и не видала его… - Я непременно покажу тебе море, - произнес Андраши; и Иоана поняла, что высказала свои мечтанья вслух. Она встряхнулась и напомнила себе, что ей нельзя забываться с ним – ни за что! Они переночевали на постоялом дворе и потом ехали еще день – и наконец прибыли в родовой замок Андраши.