Орлиное гнездо

- Минул год, ровно год со дня Джурджиу, - проговорила Иоана в темноту. – Ты помнишь? Князь улыбнулся. - Да. Как было не помнить? Ровно год назад он сломил ее мужа, чтобы взять в полон сердце Иоаны. Он солгал своей возлюбленной во имя высшей правды. Кто теперь пойдет на Константинополь и вернет ему славу? Иоана быстро приподнялась над князем. - Это, без сомнения, такая же ловушка, Бела, как и та, которую Мехмед устроил для Дракулы, - горячо проговорила она. – Шпионы доложили султану, что в Валахии спокойно, что с нее опять есть что взять; и сам кровопийца отдохнул! Он требует дани, но это только предлог! - Конечно, - совершенно спокойно ответил Андраши. – Мехмед Фатих, возлюбленный небесами, - женомуж с изъеденным червями нутром, не брезгующий ничем во имя своей священной цели: поглотить и потребить весь мир! - Думал ли пророк, что его учение принесет такие плоды, - горько засмеялась Иоана. – И как: ты, конечно, поедешь? - Конечно, поеду, - сказал князь. Другая женщина заахала бы, стала упрекать его, что он сошел с ума… но его княгиня лишь кивнула. - Не дай только захватить себя в плен, - сказала она. Погибнуть он мог; попасть в руки турок – никогда. Государь и государыня улыбнулись друг другу, и Иоана прильнула к устам мужа. Потом она опрокинулась на спину и, улыбнувшись, простерла руки. - Иди ко мне, - позвала Иоана. Он медленно лег на нее, вглядываясь в глаза. - Ты думаешь, что я умру? – спросил князь. - Нет, - ответила Иоана, гладя его по волосам обеими руками. – Я думаю, что ты не умрешь. И она отдалась ему; отдавалась ему с радостью, с неистовством, принимала его силу, ощущая, как бьется в ней жизнь и любовь, плача от счастья. Они долго сжимали друг друга в объятиях, то поднимаясь, то опускаясь на ложе, пребывая в том раю, куда входят только вместе. Потом князь лег рядом с женой, ощущая себя счастливым и опустошенным; она же была счастлива – и переполнена силой. Ей хотелось его и его силы еще. Андраши ощутил боль. Он положил руку на грудь Иоане, прислушиваясь к ее сердцу, пытаясь понять – отчего оно так бьется, чего чает. - Ты хотела взять меня напоследок… взять все, что я мог дать? – спросил он, пытаясь найти ее взгляд. Иоана закрыла глаза. - Напоследок… нет, я никогда не напьюсь тобою, пока люблю, - с улыбкой прошептала она. – Пока могу любить. И ты знаешь, что если ты погибнешь, то с тобою для меня на земле погибнет все. - Я так дорог тебе? – затаив дыхание, спросил князь; он не знал, верить ли сейчас своим ушам. Иоана никогда еще не делала ему таких признаний. - С тобою для меня на земле погибнет все, - повторила Иоана. И он понял, что это так: Валахия без него будет Валахией султана, Валахией Раду чел Фрумоша, и в ней не останется места княгине Иоане. - Никто из нас не станет рабом неверных, - сказала государыня. – И мы не умалимся, князь, для жалкой участи. - Но никто не может знать… - взволнованно проговорил князь. - Да, - Иоана кивнула. Она помолчала, припав щекой к его груди. - Кисмет, судьба, - проговорила княгиня уже сонно. - Но я верю Богу, Бела; Господь не оставит нас… "Те тысячи турок, которых Дракула месяцами томил в темнице, тоже думали, что их бог не оставит их, - и их было много, таких же чад Господних, как мы, и погибли они страшнее некуда! Есть ли такой равнодушный Бог?" - невольно подумал князь. Он взглянул на спящую жену, и губы его тронула улыбка, а сердце - тепло. Вот когда он понимал, что Бог есть и Его не может не быть, - когда глядел на нее… Он поцеловал сначала ее лоб, потом уста, потом крест, который висел на ее груди. Потом обнял жену и заснул, зарывшись лицом в ее волосы. Князь выезжал из Тырговиште, везя с собою положенную дань серебром – и ведя три тысячи воинов: столько же, сколько он имел, когда брал город. Но теперь больше половины из них явилось с земель верных ему бояр. Все эти люди, господа Валахии, вместе с князем надеялись на чудо. Перед тем, как господарю уехать, Иоана зазвала его к себе – попрощаться. Конечно, она оставалась здесь, в сердце своей родины. - Мы никуда не отступим, даже если на нас нападут, - сказала княгиня. – Нам некуда отступать: везде наша земля, и эти люди, которые предадутся султану, будут наши люди… Совершится только то, что должно было сделаться много месяцев назад: на трон Валахии воссядет больной и порочный князь, имеющий на него наследственное право. Муж не сводил с нее глаз. - Вот ты и похоронила меня, любовь моя, - мягко сказал он. Иоана медленно покачала головой. - Нет, мой дорогой. Никогда. Она улыбнулась. - И уж никак не теперь: даже если султан и узнал о том, как была взята Джурджиу, его знание не помешает вам и в этот раз сделать так же! Войти внутрь, прикинувшись покорными, и устроить бойню! Рабы султана не ожидают от тебя того же, что делал Дракула: они верят, что на это способен один только сын дьявола. Андраши рассмеялся. - Дракула превращает в дьяволов всех, кто ему сопричастен! Они крепко обнялись. - Я тебя жду, - прошептала она страстно. – Я всегда буду тебя ждать. Она будет ждать его, как не дождалась Корнела. Иоана крепко обхватила ладонями прекрасную голову мужа и прижалась поцелуем к его губам. - Теперь я готов, - прошептал князь, когда Иоана выпустила его из объятий. Княгиня улыбнулась со слезами, и увидела, что муж тоже плачет. Они оба улыбнулись. - Гряди, государь! – сказала Иоана. Она поклонилась, а когда выпрямилась, никого больше не увидела: Андраши покинул ее, не то вдохновившись ею, не то не вынеся этого прощания. Теперь править за него оставалась она: теперь – открыто. Никто из тех, кто успел узнать Иоану Валашскую, не ослушался бы ее в грозные дни. Иоана сидела в Тырговиште неделю, блюдя и успокаивая людей, отдавшихся под ее покровительство. Она не ждала мужа до этого времени – и еще много позже не ждала: все знали, сколько превратностей судьбы может ждать его и его воинов. А потом княгиня увидела, что задумал султан: увидела, должно быть, куда раньше мужа, если он еще не погиб… Войско Мехмеда подходило к Тырговиште. Князя и главную его силу выманили из города, чтобы взять Тырговиште почти без потерь. К Иоане прискакал вестник от городских стен: княгиня побледнела, но приняла известие спокойно. - Албу, занимаем оборону, - приказала она своему ворнику. – Готовиться к осаде. Не думаю, что они сразу пойдут на штурм. И государыня ушла надевать доспех. Она не знала, придется ли ей в самом деле пустить в дело меч, падет ли от ее руки еще хоть один турок, хотя бы этот Абдулмунсиф; но знала, как желает встретить врага. Княгиня оставалась в городе: ей не годилось бросаться навстречу неприятелю, как это делали вожди-мужчины, - она будет до последнего держать то, что ей вверено, на своем месте. В сопровождении небольшого отряда валахов - еще ее трансильванских валахов, - в черных латах, алых шароварах и алом плаще, который, точно знамя, украшал ее герб, с мечом в руке Иоана покинула господаревы палаты и направилась к Башне Заката. Турнул Киндия ждала ее, как некогда ждала господаря, с высоты любовавшегося казнями. Сейчас Иоана тоже посмотрит на великую казнь. Она вышла на площадку и, улыбаясь и сверкая глазами, устремила взор на турецкое воинство, окружившее город, как черное море, грозившее навеки поглотить светлый остров. Иоана видела внизу огни, слышала боевые крики, крики боли и восторга: битва уже началась. Ей казалось, что она поднимает и опускает меч с каждым своим воином, что у нее вдруг сделалась тысяча рук, и в сердце тысячекратно умножилась ненависть к врагу. – Я принимаю все, что вы есть, мои возлюбленные дети, - шептала Иоана, дрожа с головы до пят. – И я никогда не отдам этого назад! А потом Иоана вдруг увидела, что битва идет на самых улицах Тырговиште: точно она проснулась и в один миг поняла, что происходит. Или все и в самом деле решилось в один миг! - Должно быть, им открыли ворота, княгиня! – крикнул один из ее валахов за спиной Иоаны. – Турки и их прихвостни! Надо было пересажать на колья их всех, пока князь еще не ушел из города! Иоана обернулась к своему воину, черные волосы, подхваченные ветром, захлестнули лицо; тот был сражен ее резкой красотой, ее яростью. - Если это и начнется снова, начнется не с нас! – свирепо крикнула княгиня. – Мы должны сохранить Бога… хотя бы здесь, если церкви наши не удержат Его! Она схватилась за сердце, и ее люди, пораженные словами госпожи, сделали так же. - Мы не отдадим тебя, княгиня! – воскликнули они. Иоана засмеялась, и всем показалось, что у нее заострились белые, крепкие зубы, а в зеленых глазах отразилось алое зарево заката. - Я и сама никому не отдамся, - ответила она. Тут загремели по лестнице шаги, загремели доспехи – и на башню вырвался Албу, в залитых кровью доспехах, с разметавшимися по плечам белыми волосами. - Уходи, государыня! – крикнул он. – Идем во дворец, пока еще можно: там ты сможешь закрепиться и потянуть время… Выставить условия… Ворник тяжело дышал, глядя на нее с болью, которая превосходила боль, причиненную ему оружием врага. Иоана от души пожалела любимого слугу. - Ну, идем! – сказала она. И они, сколько их осталось – не более десятка человек, - спустились вниз и, сбившись вместе, быстро пересекли улицы и вошли во дворец. Тот был еще не занят. Иоана вместе с Албу направилась в свои покои. Оставшиеся воины стали на страже. Княгиня села на подушки и с растерянной улыбкой повертела в руках дедовский меч. - Так и не пригодился! – сказала она. - Убийство должно же когда-нибудь кончиться, - отозвался Албу. Он быстро прошел к дверям, быстро распахнул их – и закрыл; наложил засовы. Потом прошелся по комнате и остановился перед Иоаной. Ему некуда больше было девать свою преданность ей. Иоана ласково улыбнулась. - Сядь со мной, мой друг, и дай руку, - сказала она. Албу послушался. Он закрыл глаза, точно прикосновение княгини на миг подарило ему умиротворение, - потом опять открыл глаза и напрягся. Сжал руку госпожи. Иоана улыбнулась и коснулась плеча Албу; ворник затих. Ждать им пришлось недолго: в коридоре раздался топот многих пар ног, а следом лязг оружия. Албу взвился на ноги; Иоана вскочила тоже, распахнув глаза. – Не начинать драку! – крикнула она своим валахам через дверь. – Люди султана хотят со мной говорить! За дверями на миг наступила тишина. Потом зазвучал голос, который Иоана почти ожидала услышать. Она рассмеялась, не в силах сдержаться. - Княгиня Иоана! Иоана, дочь Раду! – крикнул молодой мужской голос по-валашски, с турецким выговором. - Абдулмунсиф! – воскликнула Иоана, хохоча. – Жаль, что я не успела вонзить в тебя кинжал! Турку же было совсем не до смеха. Он долго молчал, собираясь с духом, - а потом заговорил снова: Иоана поняла, что Абдулмунсиф подошел совсем близко, приник лицом к дверям, разделявшим их. - Кадын-эфенди! Великая госпожа! – воскликнул турок взволнованно. – Я пришел от имени султана предложить тебе почетное положение! Мехмед Фатих восхищен твоей доблестью и мудростью, и он сказал… Иоана ждала, с уничтожающей усмешкой на устах. - Он сказал, что сохранит тебе жизнь и свободу и всемилостивейше возьмет под свое покровительство! Султан даже не велит тебе отказаться от Христа, у нас живет много христиан! - Не велит мне – как тебе, Штефан? – громко спросила Иоана. Турок ошеломленно замолчал. - Где же султан предлагает мне убежище? – спросила княгиня. Албу закатил глаза и зарычал. - Я выпущу ему кишки! – проревел валах. Абдулмунсиф, опять помолчав – перемолчав излияния Албу, - крикнул: - Я дам тебе убежище в Эдирне, прекраснейшей столице нашей империи, княгиня Иоана! Ты сохранишь своего бога! Ты вошла в мое сердце, как твой Христос! Иоана взглянула на ворника, который едва стоял на месте от негодования, - и проговорила, смеясь: - Я сохраню Христа, живя в его гареме. Как чудно, Албу! - Кисмет, госпожа! Помни кисмет! – отчаянно крикнул Абдулмунсиф. Иоана усмехнулась. - Мне кажется, что он там плачет, - сказала княгиня своему воину. Потом крепко схватила верного слугу и друга за плечо. - Албу, помоги мне! – страстно воскликнула она. – Ты готов? Мне нельзя сделать это самой! - Да, - сказал Албу, склонив голову. Он глядел на нее с бесконечной болью и гордостью. Иоана торопливо сняла доспехи, подбитую мехом кожаную куртку; Албу помогал ей. Потом княгиня извлекла и вручила воину свой серебряный кинжал, висевший на поясе. Она рывком разорвала на груди рубашку. – Не промахнись, - дрожащим голосом сказала Иоана и схватилась за надежные плечи Албу. Он на несколько мгновений крепко прижал государыню к себе; потом, ослабив обьятия, приставил кинжал к ее сердцу. Иоана возвела очи горе - и за миг до того, как вонзился кинжал, увидела белые стены, златые купола и кипарисовые рощи града Господня. Из райских кущ ей улыбнулся лик Христа с солнечными волосами, в свадебном венке из золотых листьев; и Иоана вскрикнула от восторга, приняв холодный смертельный удар. Албу прижимал к себе княгиню, пока ее тело билось в судорогах; когда тело обвисло на его руках, поднял Иоану и положил на постель. - Валахия мертва, - пробормотал он, глядя на возлюбленную. Потом ворник склонился над госпожой и крепко поцеловал в губы. Слезы его сбегали на ее лицо. Албу отошел от смертного ложа, наклонился и поднял меч Миклоша Кришана. Он услышал, как вздрогнула от удара дверь. - Ну же, вперед, - пробормотал ворник сквозь зубы. Последовал еще удар, потом еще; и, наконец, двери распахнулись. Турки ворвались в спальню княгини, торжествуя полную победу; но ворник успел зарубить нескольких победителей, пока не пал сам. Абдулмунсиф, державший в руке окровавленную саблю, впереди всех подбежал к ложу Иоаны; и застыл как вкопанный – отчаяние исказило его лицо. - О горе мне, - пробормотал турок, выронив оружие; он упал на колени и закрыл лицо руками. – О горе!.. Абдулмунсиф царапал себе щеки и ничего больше не видел, не понимал, раскачиваясь из стороны в сторону. И тут вперед выбежал князь Раду Дракула, оттолкнув с дороги самого султана. Болезнь уже успела оставить неизгладимые следы и на лице его, и в его разуме. Раду чел Фрумош поднял меч. - Прекраснейший из прекрасных, дозволь мне! – пронзительно крикнул валашский князь; и, извернувшись, с воплем нанес страшный удар, отрубив Иоане голову.