Орлиное гнездо

Николае Кришан сидел во дворе своего дома в Буде и цедил превосходное вино, которое ему отпускали из королевских погребов. Король Корвин по-прежнему осыпал его дом милостями – и хотя этот совсем молодой, неоперившийся последыш благородного семейства понимал, что судьба милостива к нему не по заслугам, на душе от такого сознания было тем более скверно. "Сестра моя, конечно, умерла, - думал юноша, чувствовавший себя так, точно ему нет и никогда уже не будет своего места в жизни. – Несчастная Иоана, верно, приняла страшные муки перед смертью – может, за все наши грехи? Может, и мне бы так следовало, вместо того, чтобы сидеть тут на чужой земле и кормиться от щедрот чужого короля?" Конечно, Иоана умерла – и, конечно, Николае ничего не сказали об этом. Боярский сын чувствовал, что о таких женщинах, как его сестра, языки молчат: такие необыкновенные женщины… слишком смущают умы и жизнью своей, и смертью. Но он знал, что на валашский престол воссел Раду Красавчик, и этого было довольно, чтобы вообразить участь, постигшую Иоану… Николае отставил кружку и, закрыв лицо руками, стиснул зубы, стараясь не разрыдаться; грудь разрывала нестерпимая боль. Кто и когда так страшно проклял их? Уж не тот ли, кто посадил над ними Влада Дракулу? Но где бы были они все без черного князя – этого величайшего заступника христианской веры? Почему же за христианскую веру, за дело величайшей божественной любви к людям проливается столько человеческой крови, сколько не проливалось ни за одну языческую? Николае отнял руки от лица и хмуро посмотрел перед собой; все смешивалось перед глазами из-за слез. Вдруг молодой человек подумал о Корнеле – о законном муже Иоаны, чьего ребенка он растил как своего, о рыцаре, которым он когда-то восторгался и на которого хотел равняться. Николае вспомнил, как подло все их семейство обошлось с этим человеком: а теперь, если Корнел не сгинул в боях, он мог попасть в плен к туркам или погибнуть под пытками по злой воле князя-содомита... Малыш Раду уже задавал своему отчиму вопросы об отце… что Николае мог ответить невинному дитяти? Николае был в таких летах, что уже сам мог жениться; но он и смотреть не мог на венгерок, на католичек, которые все, даже красивейшие и любезнейшие из девиц, были сделаны из совсем другого теста, нежели он сам, - даже природа их, казалось, была иная. Николае Кришану порою представлялось, что католики даже худшие враги им, чем ненавистные турки… И, конечно, он не мог отречься от своей веры – а это было непременное условие, чтобы взять жену-католичку. Быть может, такой у него крест – растить сына сестры вместо своего, которого ему не суждено иметь. Николае в два глотка осушил кружку и, поморщившись, утер губы. У него даже усы еще не начали пробиваться, а он уже похоронил надежды на свою семью и счастье… Боярский сын, покачнувшись, встал из-за деревянного стола, который был сколочен и вынесен в сад уже после того, как Иоана бежала со своим прельстителем, ставленником Корвина. Николае помнил, как Иоана любила свой сад, - и ему представлялось каким-то священным долгом хранить привычки своей дорогой сестры-мученицы. Вдруг он услышал, как залаял пес. Гость? Николае знал, что чужака встретит привратник, а потом проводит к хозяину; но он сам двинулся навстречу пришлецу, одолеваемый каким-то странным, большим чувством. У него редко бывали гости – Николае мало знался с венграми, прилежно исполняя только обязанности перед королем. Может быть, это вестник от его величества? Но Николае ошибся. Юноша ахнул, увидев, кто подходит к нему, - в первый миг он изумился, что такого гостя вообще впустили; и только потом осознал умом, кого видит перед собой. Страшный, невозможный гость – уж не собственная ли совесть Николае выткала из воздуха этот кровавый призрак? - Ты – Корнел? – прошептал Николае. – Корнел, муж моей сестры и рыцарь короля Матьяша?.. - Уж давно и не тот, и не другой, - ответил тихий голос. Мужчины долго молчали, глядя друг на друга, - и младший был полон благоговейного ужаса, а старший созерцал этот ужас с каким-то тихим торжеством, лукавым торжеством дьявола, гордящегося делом рук своих. Корнел слишком долго служил дьяволу – служил ему с горделивым сознанием долга… - Идем… Я прикажу, чтобы принесли вина, - наконец торопливо проговорил молодой хозяин. Он повернулся и пошел вперед, качая головой. – Господи, - бормотал Николае под нос. – Я же не сплю? Господи! Корнел Испиреску следовал за Николае в полнейшем молчании; и усмешка не сходила с губ возлюбленного витязя Дракулы, а черные глаза его таили память о нечеловеческих ужасах. Хозяин подвел гостя к садовому столу, не решаясь приглашать в дом – в собственный дом Корнела; и витязь сел, не спуская с Николае все понимающих глаз. Боярский сын распорядился о вине – и вернулся к гостю: сделал то, что должен был сделать. Под взглядом этого человека у него кровь в жилах стыла. Но Николае, бледный и безмолвный, медленно подошел к столу и опустился на скамью напротив витязя. Корнел долго глядел на молодого хозяина через стол – казалось, даже птицы в саду смолкли. Это черноглазое мужественное лицо, когда-то представлявшееся Николае прекраснейшим лицом на свете, теперь, с отпечатавшимися на нем следами бесчисленных мучений, ужасало юношу более, чем любое другое лицо на свете: только такой образ мог бы принять ангел смерти, явившийся по его душу. - Зачем ты пришел? Откуда ты? – наконец проговорил Николае. Он подумал о Раду – и обрадовался, что его племянник и пасынок увлечен игрою в доме; как долго Николае сможет держать здесь Корнела и не пускать к сыну? Если Корнел пожелает видеть сына, Николае его не остановит. Корнел улыбнулся, не спуская глаз с Николае. - Нет, я не с того света, - тихо сказал он. – Я пришел от моего князя, а Влад Дракула все еще на этом свете. Николае побледнел еще больше. - Но как ты вернулся к нему? – спросил юноша. – Как… как он принял тебя назад? И как король… Корнел поднял руку, и Николае тотчас замолк. - Король простил грехи даже Колосажателю, - улыбаясь все той же непонятной улыбкой, проговорил витязь. – А значит, слугам его все простилось и подавно. Ведь ты знаешь, что князя освободили из темницы и перевезли в вышеградский замок? Николае с осторожностью кивнул. Конечно: он знал, как знала и вся Венгрия. Тут принесли новый кувшин вина и блюдо с яблоками. Николае быстро встал и налил гостю вина, но Корнел не стал пить. Он взял с блюда румяное яблоко и поиграл им. - Князь даже женится здесь – ты знаешь? – спросил витязь. – Его величество сосватал князю Владу свою родственницу. - Неужели? – ахнул Николае. Корвин решил сочетать православного князя с католичкой? А Дракула согласился? Что ж: кругом, что ни день, совершается столько надругательств над верой, что это неудивительно. Вдруг Николае ощутил, как голова у него закружилась, к горлу подкатила тошнота: это были тошнота и ужас безверия, накатывавшие как самая страшная болезнь… Корнел молчал, глядя на младшего товарища и родича: казалось, витязю была хорошо знакома эта болезнь. - Иоана умерла… - прошептал Николае, когда смог отдышаться. Он воззрился на Корнела с глухой враждебностью, точно винил в этом единственно его. А кого еще он мог винить? - Ты знаешь? – спросил боярский сын. Корнела, казалось, совсем не поразила эта новость: он как будто знал… да, давно знал. - Умерла, - прошептал витязь. Он улыбнулся, неподвижно глядя перед собой. – А я недавно видел мою жену во сне. Она там миловалась с каким-то златокудрым рыцарем с голубыми глазами – схож лицом с одним венгром, которого я знал… А может, это и не он; может, уже и другой… Корнел рассмеялся. - Если это такой рай, Господь милостив к моей Иоане! Николае почувствовал, как в нем забурлила кровь. Ему вновь предстал тот морозный день, когда Корнел поверг на землю его сестру – ударил, совсем не зная Иоаны; как любой муж, который бьет неверную жену… - Да как ты смеешь! – сжав кулаки, закричал Николае на своего гостя, совсем забыв, как страшен этот человек. – Сестра моя мученица… она была великая жена, и умерла в великой славе! Николае сам не знал, откуда к нему пришли такие слова; но он осознал с полною ясностью, что так все и было. Он вскочил, готовый насмерть сражаться за честь покойной сестры. Корнел поднялся тоже: не вскочил, а именно поднялся, стремительно, но в полном спокойствии. Николае увидел совсем близко черные бездонные глаза витязя Дракулы; и вдруг воинственный пыл его угас. Юноша тяжело дышал, мелко дрожа с головы до ног, но не смея даже занести руку для удара. Корнел кивнул, по-прежнему глядя Николае в глаза – карие, как будто они недобрали черноты и силы в сравнении с его собственными. - Может, все было и так, как ты сказал, - задумчиво проговорил витязь Дракона. – Господь рассудит нас... Николае тяжело дышал, как после поединка, - он стоял перед гостем, сжав губы и опустив глаза долу. После долгого молчания Корнел спросил: - Здоров ли мой сын? - Здоров, - сквозь зубы ответил Николае. Он прикрыл глаза, подумав, что сейчас Корнел пожелает видеть мальчика – и что он, Николае, не сдержит своего гостя, даже если ляжет костьми на пороге дома. Но Корнел не пожелал этого. Николае ощутил руку Корнела на своем плече – и с усилием поднял на него глаза. Корнел улыбался. - Спасибо… тебе спасибо, - сказал витязь. Он убрал тяжелую руку с плеча Николае, и боярский сын вздохнул с великим облегчением. Мужчины снова разошлись и сели друг напротив друга. Теперь Корнел взял свою нетронутую кружку вина и приложился к ней. Он не отрывался долго, а потом утер темные роскошные, как у самого Дракулы, усы и хрустко закусил яблоком. Зубы у него все еще были прекрасные. Николае заметил, что Корнел хорошо, добротно одет – платье его было опрятно, сшито по мерке и даже, казалось, почти не ношено. - Тебе ведь неплохо живется сейчас? – хмуро спросил юноша. Корнел слабо улыбнулся. - Нет, совсем не плохо. Бывало куда хуже, - ответил он. – Меня отпустили под честное слово, - прибавил витязь, предупреждая следующий вопрос. – Князь Дракула поручился за меня. Сам князь не покидает замка, а его витязи могут отлучаться, и кое-кто даже завел здесь семью и зажил своим домом… "А ты сам?" - подумал Николае; но вовремя прикусил язык. Он мимолетно удивился тому, что витязи Дракулы женились на католичках, - но после брака самого Дракулы едва ли стоило этому удивляться. - Неужели король Корвин так верит вам… и князю? – прошептал юноша. Корнел пристально посмотрел ему в глаза. - Мы доказали нашу верность и крепость нашего слова, - сказал он. Николае не посмел ничего ответить. Корнел опять вгрызся в свое яблоко – и грыз его, пока не съел с косточками. Николае молчал, глядя в свою кружку, - он налил себе, но так и не выпил. Корнел выплюнул последнюю косточку на землю и, постучав пальцами по столу, спросил: - А ты не забыл моих уроков? Николае принужденно рассмеялся. - Нет, - сказал он. – Я… Я ведь присягнул королю, - признался он, невольно покраснев. – Я давно беру уроки у его рыцарей… Корнел поднялся из-за стола, и Николае тут же встал следом, как почтительный ученик. Корнел опять подошел к хозяину и положил руку ему на плечо. - Может статься, мы еще пойдем вместе на Царьград. Николае покачал головой; он был не слишком хорошо осведомлен о государственных делах, но это прозвучало как совсем неуместная шутка. Корнел похлопал его по плечу, потом убрал руку. - Мне пора… Я заходил только узнать, как вы поживаете, - с улыбкой сказал витязь. Он пошел к калитке, а Николае – за ним. У калитки Корнел обернулся и посмотрел на юношу. - Обними и поцелуй за меня Раду. Николае кивнул, чувствуя, как защипало в глазах. Он сморгнул. - Ты знаешь, что наш отец… старый Раду умер? В неподвижных глазах Корнела что-то мелькнуло, точно на миг показался утопленник в черном пруду. - Бедняга, - сказал витязь. Он крепко сжал руку Николае. - Обними же и благослови за меня моего сына. Корнел повернулся и зашагал прочь, легким молодым шагом. Темная полуседая грива рассыпалась по могучим плечам. Николае долго провожал витязя взглядом – и грудь его вздымалась от тревоги. Когда гость скрылся за углом, боярский сын повернулся и направился в дом. Он почти бегом ворвался в двери, точно боялся, что, пока его не было, дитя похитила нечистая сила. - Раду! – крикнул он. – Раду! Николае вбежал в комнату. - Дядя! – ликующе крикнул мальчик. Он был счастлив просто потому, что жил. Николае подхватил его на руки и прижал к сердцу, точно мать. Он поцеловал и взъерошил темные кудри Раду. - А кто к нам приходил? Собака лаяла, - сказал Раду, посмотрев в глаза отчиму. - Чужой человек… Он уже ушел, - прошептал Николае.