Орлиное гнездо

Матьяш Корвин отдавал валашскому князю в жены свою двоюродную сестру, Илону Жилегай, - девицу образованную, как сам молодой король, и преданную долгу, привитому суровым католическим воспитанием. Конечно, никто из сватов и самих брачующихся и не помышлял о любовной страсти. Влад Дракула был не из таких женихов. Отвагой благородной венгерки можно было только восхищаться – она стояла прямо, высоко подняв гладкую темноволосую голову, и даже почти не побледнела, когда ее руку при высоком собрании вручили человеку, безобразному снаружи – и, что куда ужаснее, явившему всему миру великолепное уродство своей души. Может, дело было в том, что князь ее зачаровал, как зачаровывал даже свои жертвы. Он был ниже своей невесты, но Илона потерялась в его тени – она сама казалась тенью, которую отбрасывал этот коронованный палач. На них надели златолиственные венки, по валашскому обычаю, и Дракула предстал каким-то языческим вождем, которого увенчал венком за заслуги утонченный римский император, робеющий перед мощью духа своего гостя… Дракула, разодетый с варварским блеском, любимым валахами и турками, взирал на церемонию, которой его подвергали, со спокойным, холодным торжеством – точно сторонний ее наблюдатель. Когда католический священник свершил над ними обряд, казавшийся замечательно ловким политическим сочетанием обеих ветвей христианства, и пришло время поцеловать невесту, валах и венгерка повернулись друг к другу. Все увидели, что Илона закрыла глаза и совсем побледнела, - она была выше своего мужа, и едва ли Владу Дракуле могло это понравиться. Но князь, едва заметно улыбаясь, схватил ее за затылок и пригнул к своим губам. Поцелуй длился беззастенчиво долго, так что в ближайших рядах сидящих зрителей даже заахали. Потом князь оторвался от жены, которой стоило огромного усилия не потерять сознание. Придворные дамы смотрели на нее с бесконечным сочувствием. Потом Дракула взял тонкую руку жены, совершенно потерявшуюся в его огромной руке, и повел ее по проходу между скамьями – и те, кто сидел, и те, кому не хватило мест в битком набитой церкви, склоняли головы перед этим малорослым мужем с душою ненасытной, как утроба великана. Илона шествовала, тоже склонив голову, - как на собственную казнь, которую, должно быть, эта особа королевского воспитания приняла бы с таким же видом. Князь, виновник торжества, покинул храм, и за ним, как в прежние времена, вышла толпа его витязей – все они были приглашены; конечно, здесь присутствовал и Корнел Красавчик – сейчас его прозвище казалось таким же жестоким издевательством, как и кличка Раду Дракулы. Не потому даже, за что оба получили такие имена: многие среди знати, как православной, так и католической, смотрели снисходительно на этот порок. Но Раду изъела тело расплата за плотские грехи, а Корнелу его страсть к князю изгрызла душу - и извела его красоту даже раньше, чем это случилось с Раду чел Фрумошем, так же верно, как любая болезнь. Нет, Корнел не был болен – но был бесконечно стар душою: подобно человеку, которому он служил. Николае Кришан тоже был в числе гостей, и он, конечно, видел Корнела: тот казался страшной памятью о самом себе прежнем, особенно в день свадьбы своего владыки с католичкой. Николае не посмел приблизиться к витязю – и так же, как и многие венгерские дворяне, с затаенным страхом смотрел издали на господаря и его небрежность с молодой женой. После церемонии все должны были пешком идти до замка, где их ждал пир. Вокруг Николае многие придворные шумно разговаривали, полоскали последние дворцовые сплетни об Илоне Жилегай, обсуждали ее родню – но, как один, обходили вниманием ее свадьбу и предстоявшее ей супружество. Влад Дракула, даже в плену у короля Венгрии, был не тот человек, которого можно обсуждать в глаза. Сам Николае молчал. Навеки чужой и чужим, и своим – как некогда его отец, Раду Кришан. Он не имел страстной привязанности ни к чему в Венгрии – даже такой порочной, как Корнел; конечно, Николае прослышал уже и об этом. Внутренне юноша осудил своего кумира – но, бесспорно, даже такой грех был ничтожен рядом с другими деяниями Влада Цепеша и его витязей. Слава их стояла в зените. Князь Валахии вознес себя и верных себе людей на такую кровавую высоту, что их давно уже нельзя было мерить теми мерками, что обыкновенных смертных. Порою Николае, в тайниках души, даже завидовал Корнелу: исполнилось его назначение, как бы ужасно оно ни было, а сам Николае был осужден на вечную неприкаянность при чужом властителе… Молодые супруги и их свита вернулись в вышеградский замок, где валашский князь жил в своем почетном плену. Здесь ему предстояло жить с женой – теперь кузеном короля, скрепляя узы дружества между Валахией и Венгрией. Матьяш Корвин возмужал как правитель и больше не допустил бы такой промашки, как по мечтательной молодости, - тот шаг, который обернулся крахом для Валахии, союз Андраши и Иоаны, король венгерский повторил, уже набравшись опыта: с законным князем. Вот и теперь Корвин сидел во главе длинного пиршественного стола, и с улыбкой пил здоровье новобрачных, как когда-то привечал за своим столом незаконного сына благороднейшей семьи Андраши. Король венгерский, должно быть, уже и не помнил о своих первых шагах, совершенных у власти. Он был очень доволен, что наконец прикормил огнедышащего дракона и навеки примирил его со своей великой католической державой… Николае посмотрел исподлобья, как белокурый Корвин, очаровательно смеясь, что-то рассказывает своей юной белолицей королеве, постреливая глазами в сторону Дракулы, - а потом обратил мрачный взор на молодых. Княгине было совсем не до веселья – но это почти никого за столом не заботило. Николае вдруг пожалел, что не может подойти к этой женщине и сказать ей что-нибудь ласковое, утешительное. Сколько условностей сковывает женщин, и низких, и благородных! Наконец князь и княгиня поднялись, и вслед за ними встали все гости. Король, учтиво поднявшийся тоже, провозгласил тост за князя Валахии и за союз их стран, благословленный святою церковью. Николае же думал – осталось ли еще для Корвина хоть что-нибудь святое; или же все государи так, играют всем, что им выгодно, даже верою… Дракон скрылся со своей добычей. Кузина короля проснулась на брачном ложе одна – она и заснула одна: уже под утро, в крайнем недоумении, почти ужасе. Дракула не притронулся к ней. В покоях, приготовленных для них жадными до господских тайн слугами, уже никого не осталось к тому часу, как им предстояло возлечь. Брачная ночь короля, конечно, немедленно делалась достоянием всего двора, и подданные Корвинов вправе были знать, как совершаются такие важнейшие государственные дела… но дело валашского князя было совсем другое! Он был не подданный Корвина, а государь чужой страны! И, приведя свою жену в опочивальню, Дракула с улыбкой кивнул ей – и ушел! В его распоряжении было целое крыло, и где ночевал ее супруг, конечно, Илона не осмелилась бы спросить. Она трепетала самой мысли о таком вопросе. Еще страшнее ей было думать о том, что ждет ее, когда она снова встретится с господином своей жизни. Княгиня предпочла бы такому загадочному безразличию все, что угодно, - даже насилие, которого ужасалась до сих пор! Конечно, благородная венгерка слышала, что поговаривают о Дракуле и его витязях: но быть такого не могло, чтобы он предался разврату теперь, после свадьбы, под властью ее царственного кузена. Княгиня встала с постели и, кликнув слуг, дрожащими руками принялась приводить себя в порядок. Она чувствовала изумление челяди. Что они станут болтать о ней и князе, едва только выйдут за дверь? Должно быть, весь двор сейчас перемывает им косточки, все гадают, как обошелся с нею Колосажатель; но никто даже не догадывается, что произошло на самом деле!.. - Христос и святая Мария, - оставшись одна, прошептала Илона, крестясь слева направо. Бедняжка сложила дрожащие руки и поникла головой. Что-то скажет ей король? Хотя ее августейший кузен всегда был непревзойденным лицемером – по крайней мере, сколько Илона его знала... Она приказала подать себе завтрак и поела в одиночестве. Потом, уныло посмотревшись в зеркало, – выщипанные по моде брови лишали ее лицо, и без того не отличавшееся выразительностью, последних красок, – княгиня покинула комнату. Она искала встречи с королем… нет, только не с мужем! За дверями никого не было, кроме стражи, охранявшей коридор. Словно о событиях вчерашнего дня никто во дворце уже не помнил – хотя о княжеской свадьбе, конечно, шептались по всем углам! Что за место королевский двор, куда бы он ни переезжал! И тут, вдруг остыв, Илона поняла, что искать короля глупо и даже опасно. Не произошло еще ничего, что требовало бы высочайшего внимания, - а за каждым ее шагом следит множество глаз! Илона вернулась в свои покои и заняла себя какими-то пустяками, хотя отсутствие мужа, казалось, прожгло дыру и в ее собственной душе. Неужели князь Цепеш решил мучить свою жену иначе, нежели своих подданных, - не грубо, а изощренно? Потом князь пришел к ней. Илона немедленно встала, позабыв все, чем занималась до тех пор. Она низко присела князю, склонив голову. - Хорошо ли ты спала? – ласково спросил Дракула. У нее задрожали губы – и она сама почувствовала, как побледнели щеки. - Да… Илона замешкалась, не зная, как обратиться к нему: назвать ли его князем - или по имени? Нет – хотя валахи куда проще, дичей, чем ее сородичи, она на это никогда не осмелится… Но Дракула, казалось, ничего больше и не ждал. Он словно пребывал в какой-то задумчивости, из которой Илона не смела его вырвать. Не глядя на нее, он взял жену за руку. Илона закрыла глаза, точно ожидая, что на беззащитную шею, которую высокий головной убор и высокая прическа оставляли открытой, обрушится топор. В своем уборе она была еще выше мужа – но чувствовала себя крохотной рядом с ним. Однако Дракула, немного подержав ее руку, поднес ее к румяным губам и поцеловал. Илона чуть не лишилась чувств, ощутив пальцами, как вчера ощутила ртом, прикосновение знаменитых усов, о которых даже спорили при дворе – не фальшивые ли они. Нет: усы оказались самые настоящие, как все в дикой наружности этого дикого человека. А потом муж, так же держа за руку, молча вывел ее из комнаты и повел к королю. Матьяш был с утра свободен, если не считать группки придворных, которых он занимал разговором одновременно; увидев новобрачных, Корвин немедленно оставил своих собеседников и повернулся к ним. Так непринужденно, точно вчера они всего лишь потанцевали на одном из знаменитых придворных празднеств. - А, дорогая кузина? Матьяш Хуньяди помедлил и улыбнулся, взглянув сверху вниз своими большими бледными глазами в зеленые глаза Влада Цепеша. - Кузен, - сказал он. Король склонил голову, на которой так и не появилось короны, – но Дракула не шелохнулся. Тогда Корвин продолжил. - Сегодня в вашу честь в большом зале дают обед… Надеюсь, вы будете присутствовать, кузен? Корвин улыбнулся, как будто Дракула мог отказаться прийти на торжество, виновником которого был. Хотя Дракула – мог. Но он сказал: - Охотно, король. Корвин рассмеялся. "Уж не дошли ли до него слухи о брачной ночи?" – со страхом подумала Илона. Но король только повернулся к ней и сказал: - Кузина, почему бы вам не пойти прогуляться? Вы что-то очень бледны. Илона вспыхнула, услышав такое замечание. Но она только молча присела обоим государям и пошла прочь. Лишь за дверью зала княгиня позволила себе заплакать, прижав к горящим щекам ледяные пальцы. До нее доносились голоса, среди которых она различала глубокий, ни на чей не похожий голос мужа – но не смела и не желала вслушиваться. Плакала княгиня недолго – покусав губы, она утерла глаза и пошла в пустую спальню. Повиноваться судьбе – ее долг перед Господом. До обеда князь так и не увиделся с ней; на обеде он был странно весел и невозмутим, учтив с нею и со всеми остальными, насколько это было возможно для Влада Цепеша. Казалось, он в упор не видит взглядов, которыми их так и ощупывали; не слышит альковных шепотков, которые веяли по всем углам. После обеда князь опять поцеловал жене руку и оставил ее. А ночью не пришел к ней совсем – даже не проводил в опочивальню: он даже не считал нужным скрывать ее положение. Илона долго плакала в подушку, чувствуя себя покинутой всеми – и отчего-то преданной… Отчего-то ей казалось, что король предал ее. Как?.. Следующий день Илона провела в полном одиночестве – и третья ночь застала венгерку на коленях: она молилась Христу, пресвятой деве, чтобы такое положение хоть как-нибудь кончилось. Иначе у нее просто сердце разорвется от страха! Илона была еще на коленях, когда услышала, как скрипнула дверь – вошел князь. Она вскочила, но Дракула даже не взглянул на жену. Он молча разделся и, стащив с брачного ложа одну из перин, в которых Илона утопала в одиночестве, улегся прямо на пол. Несчастная легла в постель и укрылась шелковым одеялом до подбородка – как будто это могло бы защитить ее, вздумай князь пожелать осуществить свои супружеские права. Илона долго еще шевелила губами, молясь беззвучно, а потом уснула – не заметила, как уснула, рассматривая могучую спину мужа и гриву волос: он лежал к ней спиной. Утром, конечно, Илона опять обнаружила себя в одиночестве. Она поняла, что больше не может терпеть – и, совершив туалет, даже не поев, вышла из своих покоев и быстро, яростно зашагала на поиски короля. Илона ярилась наедине с собой – а при встрече с кузеном с глазу на глаз, наверное, потеряется, как всегда с этим прехитрым монархом; но знала, что должна что-то предпринять. Король принял ее сразу же, как только доложили о приходе княгини. Илона вошла к Матьяшу с пылающим лицом, со сжатыми кулаками. Сидящий Корвин устремил на нее взгляд своих больших лучистых глаз, улыбнулся – и Илона оробела: она знала, что король необыкновенно умен. Но, присев, она выпрямилась и сразу же заговорила: голос ее немного дрожал, но был полон решимости. - Ваше величество, князь пренебрегает мною. Между светлых бровей короля появилась складка. - Что значит пренебрегает? Илона замерла. Кузен в самом деле не знает – или лжет? Она опустила глаза. - Влад пренебрегает мною как женой. Илона стиснула кулаки, спрятанные в юбках. Если король начнет выпытывать подробности, она умрет со стыда. Но он все понял и так. - Ах… вот в чем дело. Справедливый король мягко взял Илону за подбородок, чтобы встретиться с нею взглядом. Он улыбался, и был пленителен, как всегда в такие минуты. - Дорогая кузина, неужели вам так не терпится вступить в брачные отношения? Илона побледнела. - Нет, - тихо сказала она, гадая - что Большой Ворон подразумевал под своими словами. Он никогда не говорил просто. - Ну тогда подождите еще немного. Князь придет к вам, будьте уверены… положитесь на Господа. Илона отпрянула от его участливой руки. - Вам ли говорить о Господней помощи! Любезность сошла с лица короля, как будто его заморозили; тонкие губы сжались в прямую линию. - Что вы сказали, дорогая кузина? У Илоны дернулись тонкие губы, но она промолчала. Едва ли Корвин наказал бы ее, даже если бы она ему надерзила; но желания вступать в схватку еще и с ним, имея такого мужа, у нее не осталось. Она спрятала лицо в ладонях… и почувствовала, как король коснулся ее плеча. - Илона, прошу вас, потерпите еще… будьте снисходительны. Илона улыбнулась, не глядя на короля, но чувствуя, что Корвин тоже улыбается. Они понимали друг друга – властители величайшей и самой просвещенной христианской державы против полудикого князя. Но не ошибалась ли Илона, думая, что понимает двоюродного брата? Она присела, распустив по полу юбки, и, широко перекрестившись, удалилась. Илона, не находившая себе места от тревоги, не знала, что король Корвин вызывал к себе новоявленного родственника днем ранее этого разговора – и учинил ему допрос. Он попенял ему на то, что и случилось впоследствии – но легко могло бы случиться еще после первой ночи: Корвин знал о положении кузины с самого начала. - Кузен, ваша супруга приходила ко мне и проливала слезы, сетуя на свое положение. Она жаловалась, что вы совсем не уделяете ей внимания. Дракула несколько мгновений молчал – потом губы его изогнулись. - Вот как? Корвин остался спокоен и холоден. - Да, князь. Дракула усмехнулся. - Король, ты только что вмешался в дела моего государства, - сказал он. Несколько мгновений государи впивались друг в друга взглядами. Корвин знал, что, пока Дракула у него, Дракула смирен; и, однако же, король венгерский отвел глаза первым. - Я понял вас, кузен. Дракула кивнул. Он теперь улыбался, не спуская глаз с короля-ворона. - Вам не о чем беспокоиться, ваше величество. Я позабочусь о моей жене. Корвин потупился. - Хорошо, - сказал молодой король с какой-то внезапной усталостью. – Только не мучайте бедняжку слишком долго. Она уже истосковалась по вас… Тут Дракула разразился смехом. - Неужели? Корвин усмехнулся, но смеха в этом звуке не было. Он покачал головой и отвернулся. Дракула молча вышел из королевских покоев. Илона прожила в таком же положении еще неделю – и теперь ей не было позволено даже жаловаться. Но наконец мучительное ожидание кончилось. Князь пришел к ней ночью – и Илона поняла, зачем, как только он отбросил ее одеяло и навалился на нее. Молясь про себя, она закрыла глаза и постаралась покориться. Это было грубо, быстро – но не так ужасно, как венгерка уже успела вообразить себе за прошедшие дни. И когда князь наконец заснул, наконец-то подле нее, забросив ей на плечи свою огромную для человека такого роста руку, Илона ощутила даже какое-то удовлетворение. Нестерпимый груз свалился с ее души. Она вдруг понадеялась, что уже забеременела. Если князь узнает об этом, он, быть может, смягчится и станет к ней внимательней… Ведь у него нет сыновей… Наутро Илона, несмотря на брачную ночь, ожидала, что опять проснется одна – но она обнаружила в своей постели мужа и оцепенела, видя его в такой близости при свете дня. Но князь ничего от нее не потребовал – кроме одного: он вдруг пожелал, чтобы Илона рассказала ему о себе. Лежа в постели раздетая, рядом с раздетым человеком, которого при всех королевских дворах Европы именовали не иначе, как сыном дьявола, Илона была вынуждена рассказывать ему такие вещи, которых не знал никто, кроме ее исповедника. И даже исповедник не знал. Она краснела, а князь не смущался никакими мелочами. Ей казалось, что он силою вторгается в ее душу, - это было еще постыдней, чем телесное соединение. Князь слушал молча, но очень внимательно – и только задавал ей вопросы, от которых ей порою хотелось убежать и забиться в угол. Но куда бы она могла убежать от этого дьявола, своего супруга и господина, в какой угол спрятаться? А когда допрос наконец прекратился, Илона ощутила странное, позорное удовлетворение. Она вдруг поняла, что ей понравилась такая власть над собой. Она поняла, что люди могли покоряться князю Цепешу добровольно и радостно. Потом князь приказал принести им завтрак – и они ели в постели, как королевская чета. Потом вместе пошли к королю - точно затем, чтобы тот благословил начало супружеской жизни. Илона с замиранием сердца ждала, как Корвин примет такую весть; но он, все поняв по лицу кузины, казалось, испытал такое же облегчение, как и сама княгиня. Король-ворон смеялся и шутил с ними обоими. А Илона так и не поняла, в чем была причина поведения мужа. Однако благородная венгерка чувствовала, что ей никто не соизволит дать объяснений; да и не желала их слышать, гнетомая какими-то страшными подозрениями… До обеда князь и княгиня оставались вместе – а после опять разлучились. Но страх Илоны почти прошел. Когда князь пришел к ней ночью, она едва ли не обрадовалась этому. Но теперь все происходило не так быстро – муж делал с ней странные вещи, вовсе не неприятные, но очень постыдные, как та утренняя исповедь. Ей вдруг стало даже слишком хорошо для христианки, принимающей супруга на ложе; но, конечно, Илона не могла остановить своего князя. Она вместе с ним падала куда-то, где было место только сладострастным грешникам. Князь прожил с нею брачно еще две недели, исполненные такого же сладострастия, духовного и телесного, пока Илона не почувствовала себя в тягости.