Орлиное гнездо

Корнел вздремнул совсем мало – его спутники, раскинувшись на коврах и шкурах вокруг, спали безмятежно; а он лежал без сна, рассматривая беленые стены. Взгляд валашского воина искал распятия – но, поймав себя на этом, витязь угрюмо засмеялся и, повернувшись на живот, уткнулся лицом в постель. Он услышал мягкие шаги, хотя чужак очень старался приглушать их; но чутье заставило валаха мгновенно повернуться и сесть, положив руку на кинжал, с которым Корнел не расставался. Его товарищи даже не шевельнулись. А Штефан-Абдулмунсиф только улыбнулся, как будто ожидал того, что увидел. Он присел напротив витязя, с ласковым восхищением посмотрев ему в глаза. - У меня есть к тебе разговор, господин рыцарь, - сказал турок. – Лучше без чужих ушей. Корнел кивнул и поднялся, не задавая вопросов. Взглянул на свой меч… но хозяин заметил это и качнул головой. - Нет, я твой друг. Корнел помрачнел и опустил глаза. Но выскользнул следом за турком он совершенно бесшумно – так, что не проснулись ни воины, ни слуги, тоже дремавшие в послеобеденный час. Они вышли в сад и сели на скамью под стеной, выходившей на задний двор. Здесь не только не было ни души – сюда не долетало ни звука. Корнел побарабанил пальцами по скамье – потом поднял глаза. Тяжелое ожидание в его взгляде заставило Штефана поежиться. "Понимаю, почему Иоана ушла от него", - вдруг подумал турок. Потом он склонился к витязю. - Господин Корнел, - вкрадчиво сказал Штефан. – Мне известно, что князь Дракула передал с тобой важнейшее послание для меня. Поэтому… - Откуда тебе это известно? – тут же прервал его валах. Штефан мысленно послал проклятье грубияну. Взгляд его стал холодным. - Если бы я сомневался в вас, я не принял бы вас у себя в доме, а немедля сдал городской страже, - спокойно ответил он. – Ты знаешь, какое положение я здесь занимаю, Корнел-бей? Корнел кивнул. - Мне говорили, - сказал он, огладив грубой темной рукой резную серебряную рукоять. - Но я давно разучился верить словам. - А жаль, - мягко, искренне сказал Абдулмунсиф. – Иногда это необходимо. Они несколько мгновений пристально смотрели друг другу в глаза – ни один не отводил взгляда. Потом Корнел встал со скамьи, так неожиданно, что Штефан откинулся к стене. - Что это значит? – резко спросил турок. - То, что ты ищешь, не у меня – и я даже не видел этого в глаза, - сумрачно сказал валах. – Князь Влад сделал… начертал знаки у меня на спине, которые велел запомнить двоим моим спутникам. Штефан широко раскрыл глаза – и вдруг, не удержавшись, засмеялся, так громко и непристойно, что Корнел в ярости повернулся к нему, хватаясь за кинжал. Еще миг – и кинжал оказался бы у горла турка: но тот вскинул пустые ладони. Валах опустил оружие. - Ну конечно, - с великим трудом заставляя себя унять смех, качая головой, прошептал турецкий паша. – Как я сразу не догадался. Конечно, ты не мог этого видеть в глаза, чтобы тебя… Он взглянул в лицо оскорбленному до крайности Корнелу – и поклонился, коснувшись рукой груди. - Прошу простить меня, Корнел-бей, - сказал Абдулмунсиф с искренним сожалением и почтением. – Я знаю, что ты великий герой своей земли. Я разумел, что князь, которому ты очень дорог, хотел уберечь тебя таким способом, дабы ты не пострадал при допросе… Ведь ты, конечно, не глядел на себя в большое зеркало после того, как тебе нанесли рисунок? Из глаз Корнела на него смотрела черная смерть. Витязь шумно вздохнул, расправляя могучие плечи, качнулся к турку… А потом поник головой и сложил руки на груди. - Да, - проговорил Корнел. – Именно так, Абдулмунсиф-паша. Князь хотел уберечь меня. - Штефан, - мягко поправил его турок. – Зови меня христианским именем, как друг и союзник. Корнел кивнул, не поднимая глаз. На смуглом лице его, преждевременно отмеченном морщинами, волновались краски. - Прости и меня, - сказал витязь. Штефан кивнул. - Не будем ссориться, - сказал турок, улыбаясь. – Нам нужно как можно скорее поговорить о деле – ты согласен? Корнел вдруг пошевельнулся всем телом, точно хотел пнуть скамью. - Ну так давай к делу! Хозяин встал, оказавшись одного роста с валахом. - Тогда позволь спросить тебя, Корнел-бей, кому же из твоего отряда было поручено запоминать знаки на твоем теле? И как вы скрыли их от стражей Андраши? - Это было нетрудно, - сказал Корнел, не глядя на турка. – Мои спутники изучали рисунок, пока не затвердили его наизусть. По дороге мы не мылись целиком и не обнажались, во всяком случае, перед теми, кто не был посвящен… - А, так посвященных только трое… Двое, не считая тебя, - перебил его с полным вниманием слушавший Штефан. – А дальше как? Смыли рисунок? - Да, но потом сделали его снова – когда соглядатаи ушли, - сказал Корнел. - Это было очень неразумно, - сказал Штефан. Теперь в его тоне не осталось никакой насмешки. Корнел только взглянул на него. - Мы не раздевались при людях Андраши. Когда нас попытались заставить… Турок низко поклонился. - Могу вообразить, как вы им ответили, Корнел-бей… Конечно, вашу одежду все равно обыскали, но ничего не нашли – не так ли? Корнел молча кивнул. Штефан осторожно коснулся его плеча. Корнел дрогнул, но не отстранился. - Проводи меня к этим посвященным, - попросил турок. Корнел еще несколько мгновений молчал – а потом сделал то, чего его собеседник почти ожидал… - Вести нет нужды, - произнес витязь и принялся расстегивать куртку. Штефан ждал затаив дыхание. Ряд мелких перламутровых пуговок дорогого блестящего платья, туго облекавшего торс и руки Корнела, подавался мучительно медленно. Справившись с курткой, витязь сорвал ее и откинул на скамью. Потом застыл, оставшись в одной рубашке. Штефан недоуменно нахмурился. - Смотри, - пригласил его витязь, не поворачиваясь. Улыбнувшись, Штефан потянулся к Корнелу – и, помедлив, откинул с его широкой спины волосы: пестрые, темные с сединой. Волос было столько, что это получилось не сразу. Потом турок осторожно задрал край льняной рубахи. Штефан закусил губу, забыв обо всем. Немудрено, что Дракула ничего не боялся! В этом рисунке мог разобраться только высокий посвященный, и в кругу Андраши - только сам Андраши: а графа Корнел допустил бы только до своего мертвого тела. Штефан отстранился от витязя, который уже весь дрожал от такого посягательства. Мягко попросил: - Позволь, я срисую эти знаки, и тебе больше не придется служить ходячей картой. Корнел вскинулся, как будто попал в застенок и услышал палача. Штефан восхитился такой выдержкой: тем более, что мысли валашского героя были недалеки от истины. - Хорошо, - наконец сказал валах сквозь зубы. – Только поспеши. - Я мигом, - уверил его Абдулмунсиф. И в самом деле: он вернулся с листом бумаги и тушью так скоро, что Корнел едва опомнился. - Сними рубашку, - уже открыто приказал турок. Корнел сорвал ее, точно власяницу. Штефан мимолетно изумился тому, сколько шрамов на этом теле, с которого можно было бы ваять настоящего Ареса - или Ахилла. Но потом заставил себя быстро и точно срисовать черные хитросплетения. Ему уже не раз приходилось работать рисовальщиком, переносящим с одного листа на другой самые головоломные изображения, и от мастерства его и скорости порою зависели судьбы тысяч людей. - Теперь можешь пойти умыться, - предложил турок. - Спасибо, - сказал Корнел. Одевшись, он хотел уйти в дом, но хозяин не дал. - Я провожу тебя. Корнел склонил голову перед этим повелением. Хозяин и гость вместе направились в купальню, и Штефан, велев Корнелу подождать, приглушенным голосом отдал распоряжения слугам. Когда ванна для него была готова, Корнел жестом попросил хозяина уйти. Абдулмунсиф с наслаждением покачал головой, закурчавившейся еще больше от душистого пара, наполнившего комнату. - Нет, мой друг, - сказал он. – Я смою эти знаки сам, потому что тебе не видно. Корнел побагровел от стыда; но принужден был уступить. - Только никаких!.. – вскинулся он, когда хозяин подступил к нему с жесткой банной рукавицей. - Я не распутник, - мягко ответил турок. Корнел стиснул зубы, поняв, что выдает себя с головой человеку, который говорил с ним только намеками – могущими быть истолкованы как угодно. Штефан быстро и с силой оттер его спину. Потом отбросил почерневшую мыльную рукавицу и вышел: Корнел не успел даже слова сказать. А Штефан думал, что нужно будет непременно узнать секрет этой туши, которая смывается с кожи бесследно. Когда Корнел вышел из купальни, его товарищи уже встали. Штефан непринужденно поприветствовал витязя – и тихонько попросил указать на двоих рисовальщиков, которым Дракула доверил тайну. - Но ведь ты уже все срисовал, - мрачно сказал Корнел. Штефан пожал плечами. - Назови мне их, если не хочешь, чтобы я взялся добывать сведения сам, - невозмутимо сказал усмиритель народных возмущений. Корнел улучил минуту и указал на двоих своих товарищей: таких же могучих валахов, как и он. Витязи. Ну конечно, подумал турок: ближний круг… - Мне все-таки удивительно, что Андраши не допрашивал вас… Должно быть, он совсем плох, - вдруг серьезно сказал Штефан Корнелу. – Теряет хватку. Корнел рассмеялся. - Вот уж это едва ли! Просто Андраши знал, что ему никто из наших ничего не скажет. Князь Дракула не глупее тебя, паша, а Турцию вызнал вдоль и поперек. - Что верно, то верно, - сказал Штефан. Больше ему ничего и не нужно было. Штефан подошел к одному из людей, на которых указывал Корнел, - и, поартачившись немного, валахи сдались: каждый из них знал одно только слово, но вместе эти слова сложились в ясный приказ турецкому рыцарю. "Найти и уничтожить". Штефан с сомнением посмотрел на витязей Дракулы – но потом заключил, что эти посланники опасными быть не могут. Они не принадлежат к ордену, видно уже по честным и невежественным лицам: не иначе, Дракула выбрал их за превосходную память, свойственную разведчикам без воображения. Карта ничего им не сказать не могла – а слово Дракулы для этих вояк закон. Найти – и уничтожить!.. Для Штефана это было как сжечь сокровищницу своей души. Для Влада, конечно, - тоже. Но нужда в таком варварстве назрела великая. Если только Андраши ворвется – или проникнет окольными путями в Стамбул… Сейчас это ему сделать легко как никогда. Турок ушел в свою комнату, унеся с собой драгоценный лист, - и там крепко задумался над ним. Василика тоже вздремнула днем – а потом пошла на кухню, присмотреть за ужином. Сама она редко стряпала и никогда не убиралась, препоручая это прислуге: но надзирала за всем домом. Ее величали хозяйкой с полным уважением – и почитали знатной госпожой. Теперь ее не отличить было от знатной госпожи: и многих она даже превосходила. В здешнем доме Абдулмунсифа она не прикрывала лица ни перед кем; только на улице, но не потому, что было велено, а из осторожности. Над местными женщинами нередко совершались насилия; но турчанок защищали уже их покрывала, как от своих, так и от чужих. Все – и бедные, и богатые - знали, кто господствует в Стамбуле. Хотя работы усмирителю народных возмущений все прибавлялось. Как будто кто-то изнутри, из Стамбула, подыгрывал Андраши. Однако сейчас на Василике было только темное домашнее платье поверх тонкой рубашки с шароварами и туфли на босу ногу. Волосы она скрутила узлом, но не прятала. Разве кто-нибудь из гостей Штефана посмеет обидеть ее? Спустя некоторое время она вернулась в комнаты, напичкав Анастасию, свою служанку-гречанку, наставлениями по самое горло. Не столько потому, что Анастасия нуждалась в указке, - сколько потому, что Василике нравилось властвовать над своим домом. Ей вдруг показалась чья-то тень в коридоре – а потом на свет выступила незнакомая мужская фигура. Василика в испуге остановилась; рука тотчас легла на рукоять валашского ножа. Она носила этот нож с собой, точно оберег, - и, выходя из своей спальни, не расставалась с ним, подобно воину. - Госпожа? – спросил молодой голос по-валашски. Василика не двигалась с места. - У меня есть нож, - сказала она. - Я вижу, - ответил неизвестный юноша без всякого удивления. Он шагнул вперед – и на красивом лице его в огне лампады высветилось восхищение. - Я никогда бы не посмел обидеть тебя, - серьезно сказал валах и поклонился. Василика уже знала, кто перед ней. - Господин… боярин Кришан? – спросила она. Николае снова поклонился. Замешкался, дернувшись к ее руке, - но поцеловать ее не решился. - Я еще не боярин – я не могу вполне наследовать отцу, - смущенно сказал он. Рассмеялся. – Едва ли когда-нибудь это случится. Василика кивнула. - Я знаю, что сталось с наследством твоего отца. Она опустила накрашенные глаза. - Прости, господин, но я должна идти. Она двинулась мимо него, но Николае умоляюще протянул руку и остановил ее. - Госпожа… Я не знал, и подумать не мог, что ты валашка, - с робостью и радостью проговорил этот юноша, родной брат ее княгини. – Откуда ты родом? - Из Тырговиште, - сказала Василика; лицо ее заалело. – Из города плача! А теперь дай пройти! Николае посторонился, хотя и не думал держать эту прекрасную юную женщину. Василика ошеломила его, как ошеломил бы его вид родных лесов, деревянных церквей... вид своих живых сестер, молодых и гордых, смеющихся с ним на шумном семейном застолье… Теперь настало время плача, а не смеха. И не дело ему так думать о женщине, принадлежащей этому турецкому паше. Как только он вывез ее из Валахии? Ощутив неожиданное сильное враждебное чувство к хозяину, Николае громко выругал себя самого и, ударив кулаком в стену, зашагал в комнату, где гости спали все вместе. Ему хотелось разогнать дурное настроение поединком или конной прогулкой. Можно ли здесь скакать верхом? Они привезли сюда своих коней, которые сейчас стояли в конюшне Штефана, - хотя две лошади пали во время путешествия в трюме, но ему, боярскому сыну, дадут… Нужно спросить турецкого брата. Николае постарался загнать нечестивые мысли как можно глубже и пошел на поиски Штефана. Ему сказали, что хозяин занят и не допускает к себе никого. Тогда боярский сын вернулся в гостевую комнату и горячими уговорами увлек в сад подраться одного из своих валахов. Он сам не знал, что за затмение на него нашло. Штефан освободился только к ночи – навалилось, кроме тайны Дракулы, еще много дел: жалоб, требований, обвинений… И все они не терпели – хотя тайна валашского князя была самым срочным делом. Он так и не разгадал ее. Дракула перемудрил – или он, Штефан, поглупел на чиновничьей работе? Перед тем, как отойти ко сну, он заглянул к своей возлюбленной. Василика уже была в постели; она проснулась, когда господин приблизился, с готовностью обняла его и поцеловала. - Как твои дела? – шепотом спросила Василика. - Пока никак, - сказал он, садясь подле нее. Быть может, если не решит загадку сам, он даже посоветуется с нею. Василика хорошо знает Стамбул – и хотя до него ей далеко, она может сказать что-нибудь новое. - А как ты провела вечер? – спросил рыцарь. Василика помрачнела. - Я беседовала с боярским сыном. Мне не понравилось, как он говорил и глядел на меня. Конечно, сердцем Николае Кришан едва ли желал ей зла – но Василика слишком, слишком хорошо знала, что руководит мужчинами куда чаще сердца. Штефан на несколько мгновений застыл. Потом вскочил. - Он посмел… - Нет! – поспешно воскликнула Василика. – Он не тронул меня! Не обижай его! Штефан, не слушая ее, быстро покинул комнату. Едва владея собой, он крупно прошагал по коридору. У гостевой комнаты остановился. Перевел дыхание. - Ну, он у меня дождется, - пробормотал турок. Потом уже тихо, как умел, скользнул внутрь; в этот раз не проснулся даже Корнел. Абдулмунсиф отыскал его и застиг врасплох. Когда на плечи Корнелу легли мужские руки, он вскинулся так, точно Штефан покусился на его добродетель. Однако Штефан был далек от этого как никогда. - Корнел-бей, - тихо сказал он на ухо витязю. – Пожалуйста, уйми своего мальчишку. Он не очень почтительно разговаривал с моей женой. Корнел окаменел: это могло означать только одно. - Сейчас, - сказал он. Пробрался между телами товарищей к Николае и схватил его за плечо прежде, чем тот хотя бы брыкнулся. Юноша вскрикнул, но Корнел быстро повернул его лицом вниз и заломил руку. - Если ты хоть пальцем тронешь хозяйку, я нарежу из твоей спины ремней, - очень тихо проговорил витязь ему на ухо. Николае сразу понял, в чем его обвиняют. Но кто, как нажаловался Корнелу?.. Неужели эта женщина? Гадина! - Я ничего не сделал! – вскрикнул боярский сын, охваченный ужасом, пытаясь вырваться; но только едва не покалечил себя сам – так держал его Корнел. - И не сделаешь, - сказал Корнел. Он вдавил Николае лицом в тюфяк, а руку выкрутил сильнее; юноша бессильно всхлипнул. - Я не шучу, - все так же тихо сказал витязь ему на ухо; потом резко отпустил. Николае крутнулся на своей постели, горя от стыда; потом утер глаза и сел, глядя вслед старшему товарищу. Он знал, что тот не шутит. Штефан вернулся к Василике. Она, должно быть, хотела дождаться его – лежала лицом к двери; но уснула. Он улыбнулся и поцеловал ее. - Сладчайших тебе снов, моя роза. И удалился, ступая мягче евнуха, охранителя женской чистоты.