Орлиное гнездо

Корнел облачался в доспехи. Он надевал то, что было на нем в том последнем, судьбоносном, бою – и что уцелело. Нагрудник и наручи пришли в негодность, и отличная черненая кольчуга тоже. Поэтому сейчас он поддел турецкую, которую получил взамен: под кольчугой на нем было два теплых халата. Последним витязь взял в руки венгерский шлем с забралом: вмятина на затылке лишь немного попортила его. Корнел взял шлем подмышку и направился во двор. Его спаситель сидел там на свежеспиленном бревне. При виде валаха Абдулмунсиф улыбнулся и встал. Подошел к Корнелу, и они крепко пожали друг другу руки. В старые времена - в борьбе с товарищами, за руку, - Корнел валял всех, кто против него ни выходил… Абдулмунсиф улыбнулся в другой раз и отпустил правую ладонь Корнела. - А ты левша от бога, - заметил он, посмотрев в его суровое лицо. – Тебя ведь переучивали на правую руку? Корнел нахмурился еще больше, точно вспомнил что-то очень неприятное. Абдулмунсиф понимающе кивнул, ожидая ответа. - Меня сразу учили сражаться как следует по-христиански… Сотник из Тырговиште, потом князь, - сказал витязь. Он огляделся, обозрел высокие стены и турецких солдат, занятых кто делом, кто праздной болтовней; потом глубоко вздохнул. Посмотрел на благороднейшего турка и покачал головой. - Я никогда не… Штефан улыбнулся и приложил палец к губам. - Ни слова больше. Все уже сказано, Корнел-бей. Он откинул рыжую непокрытую голову и вдруг свистнул, точно подзывая коня. Несколько бритых голов, склоненных над игрой в кости, тотчас поднялись. Встав с места, турки быстро приблизились к своему начальнику и окружили его и Корнела. Штефан положил руки на плечи Корнелу и одному из своих воинов. - Вы все помните? - Все, Абдулмунсиф-паша, - немедленно ответил турецкий солдат, которому Штефан сильно сжал плечо. Начальник кивнул. - Прекрасно, - сказал он. Штефан замялся, словно бы вспомнив что-то напоследок. Раздвинув полы златотканого халата, он запустил руку в карман пурпурных шаровар и выудил свиток. Посмотрел в глаза витязю, очень серьезно. Ветер шевелил его яркие волосы, солнце золотило его всего – и Корнелу представилось на миг, что они снова в Стамбуле, и Штефан снова счастлив со своей женщиной. - Если доедешь живым, отдашь это Василике, - сказал турок. – Ты обещаешь? Корнел кивнул. - Передай ей, что я люблю ее… как христианин, - произнес Штефан, точно подарил самый дорогой подарок. Штефан развернул – и поцеловал свиток, склонившись над бумагой и опустив длинные рыжие ресницы. Корнел не мог видеть, к какой святыне тот прикладывается. - Передай моей жене, что я буду любить ее вечно, - улыбнувшись, сказал византийский принц. Корнел поклонился. - Великое слово даю, - поклялся он. Витязь подошел к коню, которого держал под уздцы слуга, и убрал свиток в седельную сумку. Конь, тоже подаренный ему здесь, взамен старого боевого товарища, покосился на Корнела темным глазом и фыркнул. Потом витязь снова повернулся к Штефану, и они крепко и сердечно обнялись. Штефан похлопал Корнела по спине, потом сильной рукой подсадил в седло. - Давай сам. Я тебе верю, - сказал он, протягивая валаху полотняную повязку. Корнел молча наложил ее себе на глаза и стянул узел на затылке. - Готово, - сказал он. Он покрутил головой, показывая, что честен; пощупал узел. Потом взялся за поводья. - Я тебе тоже верю, Абдулмунсиф-паша, - произнес витязь. Штефан улыбнулся, хотя Корнел больше не мог его видеть. Он подошел к коню Корнела и похлопал его по холке. Прошептал несколько слов на ухо, и конь тронулся шагом; Корнел качнулся в седле, невольно стиснув зубы. Старые раны никогда не забывались вполне. Турки, отряженные начальником крепости, окружили валаха и повели его, не отставая ни на шаг. Корнел держался за повод одной левой рукой, и хотя сидел крепко, пошатывался с отвычки. Турок, ехавший справа от него, увлекал его коня за собою. Когда наконец с него сняли повязку, Корнел посмотрел вокруг себя так, точно его вдруг помиловали на плахе. Турки-проводники, сидевшие вместе с ним у костра, сочувственно усмехнулись. - Скоро уже, Корнел-бей, - сказал один – тот самый, который вел его коня. - Вы разве не здесь со мною распрощаетесь? – нахмурив брови, спросил Корнел. Попутчики засмеялись. - Один ты заплутаешься или погибнешь, - сказал ему старший. – А нам приказано довести тебя до самой венгерской границы. Корнел опустил голову и поглядел на свой турецкий доспех. А послание, которое он везет с собою, - что мог человек, подобный Абдулмунсифу, написать своей возлюбленной, которая давно уже живет с другим, пусть и не отдавалась ему? Он подавил сильнейшее искушение заглянуть в чужое письмо. Зажмурился и пробормотал молитву для укрепления духа. В эту минуту Корнел мысленно посетил свой дом, что позволял себе нечасто: это было страшнее, чем самый жестокий бой. Что там делают с его семьей, оставшейся без кормильца, – ведь Василике и Раду, конечно, его представили павшим? Без сомнения, Корвин давно списал его со счетов… Корнел встал и, отойдя от костра, вытащил меч из ножен. Он попытал его правой рукой – и остался недоволен. А ведь он ни разу даже не дрался по-настоящему с тех пор, как попал в плен! Валах вернулся к костру и остановился, не присаживаясь опять. Он угрюмо попросил: - Едем… Чем меньше мы задерживаемся, тем лучше. Турки, не споря, поднялись с мест. Костер залили, лошадей отвязали; Корнел первым вскочил в седло. Он осматривался с мрачным вызовом – с высоты, от которой отвык, с высоты, которую опять покорял. Отряд поскакал дальше; Корнел раззадоривал чужого коня, не жалея на него шпор, и повторял про себя, что успеет, что не даст никакому врагу в обиду ни сына, ни Василику. Как бы его ни принял Корвин. Василика впала в спасительное отупение – похожее на спячку. Лихорадка не брала ее, но и душевные, и телесные силы почти оставили узницу. Ей не о чем было здесь заботиться, некого защищать и некого беречься. Оставалось ждать избавления, как Божьего чуда, - или смерти. Она лежала в углу, когда к ней снова пришел барон. Василика села – с трудом, и подняла голову. Венгерский жених подзывал ее; она не встала и даже не двинулась с места. Василике показалось, что Дьюла дергает решетку, и валашка улыбнулась этим тщетным усилиям. Пусть же она поскорее опротивеет ему настолько, чтобы отступиться от нее навеки. Чего они все ждут? Когда Дьюла ушел, Василика опять легла, забившись в угол. Ей казалось, что ее заживо погребли вместе с графом: вначале она думала, что их отправят на костер, связав спина к спине. Но, должно быть, слишком велика честь для валашской чернавки. Она ждала, чего угодно, - но цепенела все больше, и эта готовность к избавлению истекала из нее по капле, но неотвратимо, как вода, сочившаяся с потолка. Валашский рыцарь медленно подъехал к воротам своего дома. Корнел остановился, точно ошибкой завернул к чужим, - он преодолел путь, который, казалось, был не по силам человеку, но не мог превозмочь себя и постучать. Кто скажет ему, что он еще не сделался здесь чужим?.. Выйдет ли к нему сын – и что скажет, признает ли снова? Выйдет ли Василика? - Василика! – крикнул Корнел, вдруг обезумев от ужаса. Он спрыгнул с коня и, бросившись к воротам, ударил в них кулаком. - Отворяйте! – рявкнул он. – Хозяин приехал!.. Корнел чуть было не схватился за меч. Но кого здесь рубить, за какую измену? Куда все запропастились? Ворота заскрипели, приоткрылись, и в них просунулась голова старика-привратника. Он округлил глаза и присел от страха, цепляясь за цепь, которой закладывались створы. Впалый рот бормотал молитву. Корнел улыбнулся и достал меч; он направил его на слугу. Витязь уже не сомневался, что без него произошла большая беда. Его предали - как всегда и все предавали. - Где мой сын и моя хозяйка? – спросил валах, наступая на венгра. Тот дернулся, словно чтобы опять запереть ворота; но не отважился и попятился от господина, который неуклонно следовал за ним, не опуская меча. Они оказались в саду, и венгр наконец закрыл ворота. Корнел не помешал ему запираться – это сейчас даже к лучшему. Но когда слуга закончил, Корнел стремительно шагнул к старику и схватил его за шиворот; рубаха и плащ на том треснули. - Где моя семья? – спросил витязь, едва разжимая губы. - Сын… Ваш сын дома, господин, - ответил венгр. Корнел ошеломленно отпустил его. На миг ему стало стыдно. А потом он крикнул, вытаращив обезумевшие глаза: - А где Василика?.. Венгр быстро отступил назад; но недалеко. Он перекрестился. - Госпожу забрали в тюрьму. Привратник посмотрел по сторонам, и в следующий миг Корнел понял, чего тот искал. Из-за деревьев выступили двое гвардейцев. Пока Корнел переводил взгляд с одной начищенной нагрудной бляхи на другую, к ним присоединился третий. Валах засмеялся. - Мой черед? Славно король честит нас! Ах, славно он нас благодарит! Корнел не сопротивлялся, когда один из стражников положил ему на плечо тяжелую начальственную руку. - Опять в крепость? – спросил витязь. - Насчет вас распоряжений не было, жупан, - сказал ему гвардеец. Корнел изумленно посмотрел тому в лицо. - Так-таки и не было? - Никто уже не чаял, что вы вернетесь, - ответил венгр. Теперь стражники отступили от него и опасливо осматривали. - Пока вас не было, на дом напали враги, - неожиданно продолжил тот, кто заговорил с ним. – Хотели похитить госпожу. Король ее вовремя в крепость упрятал! У Корнела зазвенело в ушах. Он бессмысленно осматривал гвардейца – от сапог до бороды. Запустил руку в собственную бороду, которую не сбривал с тех пор, как отрастил в плену. - Какие враги? – хрипло спросил валах. Гвардеец усмехнулся. Лицо его выразило даже приязнь к Корнелу – того рода приязнь, которую рождает ненависть к общему противнику. - Да сказывают, что турки. Стражник сплюнул себе на сапог. - Такие ловкачи! Влезли через стену – никто из прислуги даже не чухнулся, - проговорил он. – Украли бы вашу хозяйку, как пить дать, если бы не мы! - А вы тут при чем? Ведь Василика в тюрьме? – спросил Корнел. Он говорил медленно, соображал тоже медленно – как те преступники, которых казнили, оставляя по пояс в ледяной воде. - Она в тюрьме недавно, - ответил гвардеец. Теперь он взглядывал на Корнела с сочувствием. – А мы тут давно службу несем, почитай, с самого возвращения короля… Венгр вздохнул. - Чем-то ваша Василика не угодила его величеству, а чем, не знаем! Жалко, право слово! Такая красивая госпожа, и такая разумница… Корнел навалился обеими руками на меч, который упер в землю. - Я хочу видеть сына, - глухо сказал он. Стражник кивнул. - Идемте, - сказал он. – Сынок ваш в доме, с нянькой. Корнел не подошел к сыну и не окликнул его – хотя вся душа витязя рвалась навстречу мальчику. Только посмотрел из-за двери детской, как Раду забавляет старая гречанка: Анастасия рассказывала ему сказки своей обетованной земли… Потом Корнел вышел обратно в сад. - Я готов, - сказал он ждавшим в молчании стражникам. – Ведите меня. Те не сразу схватили его. Некоторое время венгры не решались последовать словам витязя, глядя на него с почтением и сочувствием: враждебность почти вся исчезла. Потом старший кивнул и подошел к валаху. - Идемте, господин. Король, конечно, сегодня же пожелает видеть вас. Они направились к воротам – но вдруг Корнел выбросил вперед руку и остановил свой конвой. Он запустил руку за пазуху и вынул сбереженный свиток. Рывком раздернул послание Штефана, предназначавшееся Василике. Бумага оказалась чиста, как первый снег, - только посреди листа был начертан крест: перечеркнутый греческий крест. Корнел медленно повторил пальцем святой знак. Крест был начертан кровью.