Орлиное гнездо

Корнел шагал по коридорам дворца, опустив голову, как будто неся тяжкую вину, - а на самом деле просто не мог сейчас выдержать взглядов, которые кидали на него благородные венгры, знакомые столько лет. Достаточно было легкого, неуловимого поветрия из Рима, чтобы вчера еще приветливые, почтительные знакомцы превратились в смертельных врагов. Витязь сознавал, что только конвой, пожалуй, ему сочувствует – эти воины несли почетную обязанность, но в душе своей были такие же простые служаки, как и он сам. Они не понимали религиозных тонкостей – и только это, пожалуй, и сберегало их души. Корнел остановился перед дверями, за которыми ждал распорядитель его судьбы – его ровесник, и вполовину не такой смелый и испытанный в боях, как он, но навеки поставленный и над ним, и над его господарем! Что он учинил с Василикой?.. Корнел велел себе успокоиться. Сейчас горячность только повредит делу. Он всегда терпел, сколько мог, - теперь же должен перетерпеть больше, чем может. Витязь толкнул резные двери, гладкие, как зеркало, и шагнул в королевские покои. Он по-прежнему не поднимал глаз, хотя ощутил присутствие Корвина – и его изумленное, ледяное внимание. Короля предварили о возвращении Корнела; но этого было недостаточно, чтобы его величество успел овладеть собой, увидев человека, которого не раз мысленно похоронил! Корнел подошел к креслу-трону и преклонил колени. Он глядел на мягкие сафьяновые сапоги короля, на высоких каблуках, – куда новее и наряднее его собственных. Правый каблук нетерпеливо пристукнул по полу. Потом Корвин холодно приказал ему встать. Корнел встал – и покачнулся от слабости. Он вынужден был прикрыть глаза на миг, чтобы побороть ее. Но монарх, расположившийся в кресле, рассматривал его без всякого снисхождения. Наконец он спросил: - Почему на вас турецкое одеяние? Корнел понял, что сможет ответить только правду. - Разрешите мне сесть, ваше величество, - попросил витязь. – Я очень устал - и на ногах не смогу отвечать как подобает… Корвин кивнул. - Садитесь. Казалось, этикет его сейчас заботит меньше всего – меньше всего остального. Корнел опустился в деревянное кресло, ощутив блаженство, знакомое только людям, долго бывшим в походе и истосковавшимся по самым обыкновенным удобствам. Корвин несколько мгновений молчал, соединив на коленях тонкие руки, - потом поднял глаза и снова холодно приказал: - Так отвечайте, почему вы одеты как турок? Как будто он под сводами своего дворца отдалился от всего, что составляло жизнь его солдат, - от всех приемов и хитростей, к которым прибегали на войне. Или здесь, в окружении духовных и светских советников, Корвин взглянул на эти уловки другими глазами… - Я был отпущен из плена, ваше величество, - сказал Корнел. – Этот доспех дал мне Штефан, брат из ордена Дракона… Корвин сжал руку в кулак, глаза его вспыхнули. - Он мне не брат! – выкрикнул король; и только тут витязь понял, в какой он ярости. Корвин не умел изливать ярость по-мужски, избывать ее быстро; и оттого она была только страшнее. Король порывисто встал и принялся расхаживать перед валахом – он то сжимал, то разжимал руки, дышал как после схватки. Глаза его блестели, бледное лицо порозовело. - Я был слишком… мягок, - наконец выговорил Матьяш. – Слишком добр с теми, кто этого не заслуживает. Пора с этим покончить. Он повернулся к Корнелу. Витязь остался сидеть как сидел – только склонился вперед, пытаясь найти взгляд Корвина. - За мной какой-то грех, ваше величество? Король резко рассмеялся. - За нами всеми грехов без счета, жупан! Чаша терпения небес переполнилась! Христианское дело гибнет, в нем нет единства, - тут он наставил длинный палец в грудь Корнелу, - потому что преступный раскол существует в христианских душах. Господь требует… Он прервался и вздохнул. - Мы недостойны Его прощения, - прошептал Корвин. – Нам нельзя мириться с ересью в наших рядах так же, как мы не терпим магометан. - Я не еретик, - громко сказал Корнел. Корвин вздрогнул и взглянул на него с подозрением – нет, с брезгливостью, которая выступила под ледяною вежливостью, как нечистое белье под выходным платьем. - Может быть, - наконец сказал король. - Но больше я не могу вам верить. Корвин вдруг закрыл лицо руками; плечи его поникли. - Ваша… родственница глубоко разочаровала меня. Корнел перевел дыхание. Наконец речь зашла о Василике! - Государь, в чем провинилась перед вами Василика? – осторожно спросил он. Корвин тяжело задышал. - Эта особа, - отрывисто сказал он, - оскорбила святость нашей веры в Господнем доме, перед лицом служителей церкви! Эта простолюдинка отвергла в высшей степени благородного и добродетельного жениха, которого я, в своей бесконечной милости, предложил ей! Корнел стиснул подлокотники кресла; он мог бы так и умереть в этом кресле, как боярин Кришан. Потом он произнес: - Жениха? Но, государь, я… - Вы ей никто, довольно лжи! - яростно перебил его Корвин. – Вы бесчестите себя - и эту женщину вашей крови, обитая с нею под одной крышей, - неужели вы все еще этого не понимаете? Он прервался. - Поскольку вы не желаете жениться на ней по нашему обычаю и упорствуете в своем прелюбодеянии, я решил покрыть ваш с нею грех и выдать эту девицу замуж за моего преданного вассала, который наставит ее на путь истинный! Пока ее пороки, как плевелы, совсем не загубили ее души! Корнел молчал – а король Венгрии все расхаживал перед ним по залу, потрясая кулаками. Так ронять свое достоинство он мог себе позволить только перед необузданным валахом… Вдруг Корвин притих и подошел к витязю Дракулы вплотную. - Она бывшая наложница Абдулмунсифа-паши, - прошептал он. – Вы думаете, я не догадался? Я должен был бы отправить ее в монастырь во искупление ее прежних грехов… но она недостойна такого святого места. Уже тем, что не принадлежит к нашей вере, как и вы! Король прервался, сжав тонкие губы так, что они побелели. А Корнел, опустив голову на грудь, едва удержал горькую усмешку, вспомнив, что слыхивал о католических монастырях – как мужских, так и женских. - Принимать католичество и вступать в брак она отказалась, - снова раздался над ним резкий, яростный голос Корвина. – И что прикажете мне делать с вами обоими? Корнел опять поник головой. Матьяш Корвин не моргнув глазом губил многотысячные армии; смешивал веры и обычаи, образуя высокие политические союзы… а сейчас исходил пеной из-за двух православных людей, которые даже не дворяне! Корнел знал, что бывают минуты, когда мелочи могут перевернуть человеку всю душу. И для короля сейчас как раз настала такая минута. - Ваше величество… Глядя на застывшее лицо Корвина, витязь неожиданно подумал, что Абдулмунсиф мог добиться от короля уступки, о которой сам он и не подозревал. Но чем тот мог грозить? Убить пленного валаха? Но разве его жизнь такая уж ценность? Корнел поднялся с кресла и опять преклонил колени перед государем. - Ваше величество, - тихо попросил он. – Разрешите мне увидеться с Василикой. Быть может, сестра моя сама себя не сознает… Корвин усмехнулся. - Вы заслуживаете того, чтобы вполне разделить ее участь! Он замолчал, оглядывая смиренную могучую фигуру. Когда Корвин заговорил снова, в голосе католического короля прозвучал насмешливый интерес. - Так вы будете уговаривать вашу сестру склониться передо мной и моим повелением? Забавно! Хотел бы я это увидеть, в самом деле! Корнел молчал, не поднимая головы и не разгибаясь, – хотя мука, которую он испытывал, была почти непереносима. И наконец Корвин произнес: - Хорошо. Вы увидитесь с нею, а потом можете вернуться домой. Ваш сын, крещенный в истинной вере, заслуживает отца, каков бы тот ни был. Корнел медленно встал. Все его раны горели так, точно их натерли солью. - Умоляю короля приказать отвезти меня к Василике немедленно. Я знаю, что она страдает. Матьяш Корвин брезгливо усмехнулся. Потом хлопнул в ладоши, словно нехотя. Корнела повели прочь. А витязь думал о той слабой надежде, которая осталась им… о князе. Он еще не видел его. Насколько он нужен Корвину… и может ли заставить короля помиловать Василику? И пожелает ли это сделать – теперь? Когда Корнел спустился в подземелье, он не был удивлен – только пришел в едва сдерживаемое бешенство. И в таком месте эти изверги держали женщину - валашку? Василику?.. Он приблизился к ее двери и взялся за прутья решетки. Корнел несколько мгновений перемогал ужас перед тем, что время, страдания и эти палачи могли сотворить с его сестрой. А потом громко окликнул ее. В глубине камеры, у самой дальней стены, вскрикнул женский голос. Это была она! Корнел стиснул решетку и зажмурился. Когда он открыл глаза, Василика была перед ним. Она исхудала, побледнела, обтрепалась – но изменилась меньше, чем он боялся. Они долго смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами. Потом Василика улыбнулась. С несказанной нежностью она воскликнула: - Друг мой! Любимый! Ее слова потрясли Корнела; как он порою мечтал, чтобы Василика назвала его своим милым! Но это было навеки запрещено. Она протянула ему через решетку руку – рука прошла свободно; и Корнел припал к ней губами. - Господи! Какая худая! Потом он выпустил тонкие пальцы и крикнул на все подземелье: - Пустите меня к ней! Сейчас же!.. И таков был его голос, весь его вид, что стражники не посмели спорить. Дверь отомкнули; и Василика оказалась перед ним на пороге. Витязь стиснул ее в объятиях, едва не задушив; Василика с плачем повисла у него на шее, целуя лицо, шею – куда могла достать. - Он отпустил тебя? – воскликнула узница. И тут Корнел ощутил, что на ней ошейник. Взревев, витязь схватился за ее цепь и дернул так, что чуть не вырвал кольцо из стены; опомнившиеся стражники вбежали и схватили его за руки. Валахов растащили. Корнел отбросил стражников в стороны. - Прочь! – крикнул он. Снова подбежав к Василике, витязь достал и протянул ей смятый белый лист. - Это тебе… Штефан шлет тебе свою вечную любовь… и этот крест, - прошептал он. Василика прижала послание к груди. Она плакала от счастья. - За это я готова умереть! – воскликнула узница. Корнела схватили и вывели из комнаты; он больше не сопротивлялся. Но когда дверь за ним захлопнулась, он вывернулся из рук служителей и подошел к решетке. Василика снова была там – цепляясь за прутья последним усилием. - Я тебя спасу! – сказал Корнел. Василика слабо улыбнулась. - А его? – прошептала она. Корнел метнул изумленный взгляд на соседнюю дверь. - Там – он? – шепотом спросил витязь. Василика кивнула, смеясь сквозь слезы. - Я попытаюсь, - сказал Корнел. Он еще не знал – как; но знал, что сделает все, что в человеческих силах. А Василика вдруг прошептала: - Корнел… Я знаю, что здесь дела чести, даже церковные, можно разрешить поединком… Если тебе позволят стать моим защитником… - Я готов! – воскликнул Корнел, не задумавшись ни на миг. - Не вызовешь ли ты сразиться моего жениха? – прямо спросила Василика. - Он не выстоит против тебя! И тут Корнел осознал себя; осознал свою безжизненную правую руку. Но кто он будет, если сейчас возьмет свои слова назад? - Я тебя спасу! – вновь поклялся валах, ударив себя в грудь. - Я знаю, - ответила Василика с нежностью, с любовью. Корнел поцеловал руку, которую Василика подала ему на прощанье, - и направился прочь. Поднимаясь из клоаки на вольный воздух, он ступал все тверже. Он повторял свои клятвы.