Фил The Summer

Вокруг шум - пусть так, не кипишуй - всё ништяк!(с)

      Мы втроем – я, Серега и Саня – сидели, как первоклассники перед построением на линейку, на скамеечке и терпеливо ждали, пока Ляля выскажет все, что думает, Филу. Правда, от первоклассников нас существенно отличало наличие самогона в пластиковой бутылке из-под «Пепси», который мы время от времени неспешно передавали друг другу.       Подругу прорвало – она тыкала Здрадовского пальчиком в грудь и говорила-говорила-говорила. Филипп широко улыбался и поддакивал, заранее со всем соглашаясь. И правильно делал – спорить с разошедшейся Алинкой себе дороже. Я не прислушивался к словам подруги, но приблизительно представлял, о чем речь идет.       - Ты меня понял? – громкой фразой завершила она свой монолог.       - Обещаю, - размашисто кивнул Фил.       - Все стихи, ты понял? – она снова ткнула его в грудь пальцем.       - Лялечка, все не получится, - повинился Здрадовский. – Я некоторые на салфетках пишу и потом в душе не е... – он запнулся, - в общем, судьба этих салфеток мне неизвестна.       - Ну как так можно! – снова завелась Ляля.       - Ну... как-то так можно, - пробормотал Филипп, вроде, раскаиваясь. Хотя я точно знал – нифига подобного. Summer был крайне безответственным автором: для него стихи – это все равно, что сделать глубокий вдох и выдох. На вдохе поймал настроение – на выдохе выдал строки. Особого значения тому, что пишет, он не придавал. В том смысле, что вот я создал шедевр – надо его увековечить где-нибудь. У Сэма это форма выражения мыслей, эмоций. А они имеют определенный срок годности... Лялю же такое отношение задело за живое: ее трепетная душа любителя «бесценного слова» требовала порядка!       - У меня есть все, что было в сети, - встрял наконец я.       - А у меня... избранные «салфетки» где-то валяются, - добавил Лавруха.       - Во! Вот! – обрадовался Фил. – Все вопросы к Иве и Серому.       - Ладно, - Ляля начала успокаиваться. – Значит, ты даешь «добро»?       - Лялечка, делай, что хочешь, если тебе это так важно, - расплылся в добродушной улыбке Здрадовский. – Хоть на золотых скрижалях увековечивай.       - Пфф... – Алина усмехнулась. - Обойдешься персональной авторской страничкой на парочке литературных ресурсов.       - Договорились, - выдохнул Фил с облегчением, которому не терпелось продолжить банкет в стиле «парк-лайф». Он то и дело косился в нашу сторону, искренне переживая за пустеющую бутылку самогона. Без него пустеющую. Саня еще так аппетитно причмокивал и жмурился после каждого глотка, будто коньяк тридцатилетней выдержки вкушал – не меньше.       - Мы за Настасьей идем или нет? – сердито поинтересовался Серега.       - Что? Ромео проснулся? – подначил Фил, выдергивая бутылку из рук приятеля и делая глоток.       - Хреномео, - огрызнулся Лавруха, вставая со скамейки. Потянулся, пригладил волосы, одернул мятую полосатую рубашку и... пошел. Мы с Филом на автомате подхватили пакеты и двинулись следом. Ляля, вновь воткнувшаяся в телефон, побрела за нами.       - Куда вы, маленькие хоббитцы? – окрикнул нас трагический голос Санька, не торопившегося поменять дислокацию.       - За прелесссстью, - хохотнул Здрадовский. – Пойдемте, Александр Григорьевич. Я вас с сестрой познакомлю. Милейшая дама.       Милейшая дама встретила нас в своем милейшем репертуаре: обложила с балкона особняка трехэтажным, эффектно демонстрируя голые ноги в разрезе пеньюара. Саня охнул от восторга, что-то пробормотав себе под нос: кажется, повторял некоторые, особенно художественные обороты - запоминал.       Причина радушного приема: Анастасия... Павловна почивать изволили, а мы тут... орем под окнами.       Вообще-то, мы не орали. Вообще-то, Серега читал «Я помню чудное мгновение»! А мы его поддержали. Но так как слов толком никто не помнил, кроме первых строк – позорники – вышел какой-то чуднОй экспромт. Ляля даже сняла видео.       - Наааасть, - Лавруха, задрав голову, уговаривал Палну к нам присоединиться. – Ну пошли!       - Обещаешь ручки шаловливые при себе держать? – смягчилась Настасья.       - Не-а, - мотнул головой Серега.       - Ладно, - нехотя протянула Пална, пряча улыбку. Лавруха зажмурил один глаз, продолжая смотреть на нее с загадочным выражением. С намеком. Настасья качнула головой и хмыкнула.       Пока мы ее ждали – барыня не торопилась – устроились в беседке на территории особняка Ковалевых и продолжили банкет. И так увлеклись, что не заметили исчезновения Сереги. Могу догадаться, конечно, куда подевался наш Хреномео... Уж больно вид у Лаврухи был... удовлетворенным, когда Настасья вытолкала его из недр дома.       А дальше... Дальше мы насладились еще одной порцией литературных изысков в исполнении Палны, когда она узнала, что не пьет, а наравне с Алинкой работает персональным водителем для «кучки долбоебов». Я смягчил, кстати, данное нам управляющей определение. У меня такое язык не повернется вслух произнести. Но ситуацию резво вытянула Ляля, внезапно спросив у сестры Здрадовского:       - А ты к какому косметологу ходишь? - и такой внимательно-оценивающий взгляд.       В общем, девочки удачно нашли насущную тему для разговоров.       Плана не было. Исключительная импровизация.       С подачи Фила нас понесло на озера, причем заехали в какую-то лесную глушь, посреди которой неожиданно обнаружились карьеры, насыпи песка, бесконечный горизонт, шальной бриз... И кайт-серферы. Филькины приятели. В этом месте у них находилась тренировочная база: не так много отдыхающих, подходящий ландшафт и странным образом постоянно гуляющий здесь ветер.       Логично предположить, что компания тут же образовалась наишумнейшая. Я даже не пытался запомнить новые лица. Просто отметил про себя, что ребята прикольные. Впрочем, у Фила разве могут быть другие знакомцы?       Ураганно организовалась жарка шашлыков, водка брызнула шампанским, под небо взвился дикий хохот. Близость озера с удобным пологим заходом провоцировала на водные забавы, потому ничего удивительного, что через некоторое время вся тусовка уже развлекалась там.       Саня, скинув штаны, оставшись в тех самых красных труселях, пробовал запускать кайт. Ляля что-то без конца фоткала, флиртовала с серферами и успевала при этом давать ценные указания мужу. Но недолго. Вскоре телефон полетел в машину, а Лялька с визгами в воду.       Неподалеку от них мирно дрейфовали на надувном огромном матрасе Серега с Настей – покачивались на слабых волнах и целовались. Я и не знал, что Пална может быть... такой. Не резкой и насмешливой, а очень даже... влюбленной. Серый, с потемневшими от воды, налипшими на лицо прядями, тоже выглядел каким-то другим – гораздо старше своего возраста и неожиданно очень... мммм, мужественным, что ли. Я вдруг, глядя на них украдкой, подумал о том, что Настасье придется сдаться в плен. Не знаю, что-то такое было во взгляде Лаврухи – молчаливая требовательность, бескомпромиссность? Не отступится он – вот и все. Это даже больше, чем любовь с его стороны. Это знание. Что он уже нашел свою женщину.       Но безмятежно кайфовать Сереге с Настюхой не дал неугомонный Саня, вознамерившийся отобрать у парочки матрас. Короче, там своя битва началась.       А мы с Филом... Черт! Он раздобыл нам у приятелей такие специальные доски с веслами (вроде как серфы, но могу ошибаться – я не напрягался насчет терминов). В общем, на нее становишься и, удерживая равновесие, гребешь длинным веслом. Это сложно и одновременно непередаваемо по ощущениям, когда наконец получается. Просто плывешь вдоль берега, сконцентрировавшись на волнении воды, балдея от собственной легкости и мобильности.       И, естественно, мы тоже запускали змеев! Офигенная тема! Даже маленький боу-змей удержать в руках, да еще остаться на месте – искусство. До напряженных мышц на руках и ногах чуешь силу ветра! Меня раз пять сносило и сбивало с ног. Фил управлялся гораздо лучше – он частенько зависал с серферами летом, и мог даже на борде прокатиться. Но ему не дали – ибо оченно не трезв, а кайт-серфинг – слишком травмоопасный вид спорта. Но мы посмотрели на то, как это делают профи. Красиво, конечно. У меня чуть сердце не выпрыгнуло от восторга, когда ребята подлетали с досками к небу.       Катился в гости вечер. Снова пили... С тостами и громкими высказываниями. Долбила музыка басами. Кто-то что-то эмоционально рассказывал под взрывы смеха, перемещающиеся из рук в руки шампуры с шашлыками, пластиковые стаканы, косяк с травкой... Опа! Я мотал отчаянно головой, сопротивляясь, пока Фил не схватил меня за шею, не притянул к себе и силой не вдул в мои легкие сладковатый дым.       И все вновь вспышками, урывками...       Я помню свой разболевшийся от смеха живот, потому что кондиция достигла той стадии, когда смешным казалось уже все! Просто все!       Помню, как ловил на лету незаметные другим прикосновения Фила и его губы то на своей шее, то на плече. Помню, как Саня с Лялей изобразили танец озабоченного орангутанга и умело вращающей попкой самочки. Подруга, будучи абсолютно трезвой, жгла! Помню, как Серега вдохновенно задвигал что-то философское прифигшевшему от его напора парню из компании серферов. Помню Настасью, забравшуюся на крышу «бэхи» и раскинувшую руки в стороны. Она стояла и смотрела на медленно, нехотя опускающееся в закат солнце.       И кто-то снова орал тосты... И опять я мокрый! Жаркое тело Фила позади меня, жадные ладони, скользящие по моему животу... Жалкое сопротивление скромности: «Мы ж не одни...» И смешливое шепотом: «Одни, Ива, одни... В целом мире одни...»       Точно. Никого.       Фил утащил меня под шумок в деревянный двухэтажный домик, который служил серферам складом для хранения своих прибамбасов. Прижимал к стене, ласкал. Я томился в нетерпении и тихо постанывал.       Он не дал мне даже дотронуться до себя – довел до бешеной по мощности разрядки губами и языком, то и дело убирая мои руки, тянущиеся к нему. Как будто доказывая, что сейчас его удовольствие ему неважно – все для меня. Он сам, весь – только для меня.       Я изливался в судорогах в его ладонь, беспомощно хватая воздух ртом. Считал звезды, искрами вспыхивающие перед глазами. И не думал ни о чем. Так пусто и ясно еще никогда не было в моей голове. Там и меня не было. Я как будто одно большое объемное ничто впитал в себя весь мир. Вселенную... У которой было название...       Филипп.       - Ива... – повторял Фил, оглаживая кончиками пальцев мое пылающее лицо. Щекотно и нежно. Касался десертными, воздушными поцелуями губ. Дышал моим именем и перегаром в шею. – Ива...       - Сэм... – улыбался я с прикрытыми глазами. – Так хорошо... С тобой всегда так хорошо было.       - Знаю.       - Я ждал... Каждого разговора с тобой.       - Знаю.       - Я помню все твои стихи... Что ты написал мне. И не только...       - Спасибо.       - Спасибо?       - Да. Ива... После знакомства с тобой... Не было ни одного стихотворения, написанного... не тебе.       - Да?       - Да. Я как мог... Как мог говорил с тобой, объяснял, что чувствую. И... надеялся, что ты... именно ты меня услышишь. Ива... Я по сто раз потом перечитывал нашу переписку.       - Я тоже так делал.       - Ива... Я... У меня постоянно какой-то хаос в голове царил. И только с тобой... я успокаивался. Не знаю, как сказать. Ива, я не отгорю.       - О чем ты?       - Не знаю. Сам не знаю, но... Я всегда боялся себя. И когда на тебя запал, уже реального, решил, что ну такой я... Бедовый в этом плане. Не умею ценить. И вряд ли смогу сделать тебя счастливым. А оно просто... Не знаю, импульсом... Как датчик сработал. Ива, я не даю обещаний...       - И не надо.       - Я просто буду рядом. Ладно? Столько, сколько ты захочешь...       - Фил...       - Филом или Сэмом... Кем угодно.       - Это уже обещание, ты в курсе?       - Наверное. Я сейчас не в себе. Но знаешь... Я когда бухой... гораздо честнее, чем трезвый.       - Хорошо.       - Мне... Ива, просто запомни, пожалуйста... У меня не так много людей, которыми я дорожу. На пальцах одной руки пересчитать можно. Но они есть. И ты точно на первом месте.       - Я запомнил. Не дергайся, прошу тебя. Чего ты так разнервничался?       - Не знаю. Не знаю... Момент... такой... Просто момент. Хочу его запомнить.       - Запомни. Потом пригодится.       - Ванька!       - Что?       - Ничего... Люблю я тебя. И вот коряво объясняюсь... Чтобы по-настоящему прозвучало, без дури и стеба, понимаешь? А то я уже столько наговорил... Стихами у меня как-то легче выходит.       - Значит, расскажешь потом стихами.       - Хорошо.       - А вообще, Фил... Я знаю, в чем прикол момента... Чего тебя так кроет.       - М?       - У тебя до сих пор нефигово стоит... Как думаешь, если я отсосу тебе... можно будет проследить связь давления спермы на зону мозга, отвечающую за романтический бред?       - Блять. Ах ты ж!       Я прикидывал, что может ответить Фил, поэтому заткнул ему рот поцелуем. У него учился сводить лирику к конкретике. А вообще, если вспомнить... Наши последние диалоги с ним в реале не сильно отличались от тех, что я вел с Сэмом. Все, как мне нравилось.       И опять пусто... Потому что думать о чем-то и одновременно стараться принять на всю длину чей-то член... Точнее, не чей-то... В общем, не до мыслей.       Попрощались с серферами. Нас удерживали, но Санька с Филом несло. Несло на подвиги! Расстались практически близкими родственниками.       Снова в движении... Мелькали уютные, холмисто-зеленые пейзажи за окном – мы ехали не по трассе, а по старым, узким, запрятанным в тени деревьев дорогам, оставшимся еще от немцев. Две остановки у обочины – слиться в алкогольном экстазе: Саня без нас сильно скучал! Ну и... в процессе несколько раз поменяли направление. Чет как-то все определиться не могли... куда несет широкая душа-то.       Добрались до ветряков, чтобы чисто пацаньей толпой скатиться с обрыва... Девочки остались делать красивые фотки на фоне практически исчезнувшего за горизонтом солнца. Ну и посплетничать в относительном спокойствии. А мы вчетвером – с разбега в холоднющую воду (озерная не в пример теплее была): остудиться и немножко протрезветь. Кондиция в целом была ровная: чумные, но соображаловка пока еще работала. Пока.       Долго взбирались наверх под подначивания девчонок. Цеплялись друг за друга, сползали вниз... Мокрые, облепленные песком, матерящиеся... Выбрались! Пока отряхивались от песка, успели неплохо накатить.       Как-то внезапно стемнело...       По дороге напросились на экскурсию в недостроенную игровую зону. Понятия не имею, как нам это удалось. Ночью! Уговорить чуваков из охраны пустить компанию пьяных дебилов и двух очаровательно-трезвых дамочек, но мы реально прошлись по территории вскоре откроющегося казино.       Доехали до поселка Янтарный... Фил с Саней настаивали, что я обязан увидеть такой пляж, как там... Простирающийся на километры белый песок, который контрастно оттеняет синеву моря. Мол, может, и не красоты с рекламных проспектов, но тоже ничего.       Ночью песок ничего не оттенял – он светлеющим пятном убегал в обе стороны, куда взгляда хватало. Звёздное небо раскинулось черным, поблескивающим полотном. Море тихо шептало о своем.       Мы парочками прошлись вдоль кромки воды. Почти без ржача и разговоров. Почти, потому что кто-то изредка, но выдавал сентенции, от которых слезы на глаза наворачивались от смеха. Преимущественно Серега.       А потом душевно посидели в ресторанчике в виде галеры, расположенном прямо на пляже. Еда уже никакая не лезла, а вот коктейльчики зашли на «отлично» - в залитом искусственным светом зале выпили на брудершафт... много раз. Не помню, сколько. Но начало светать... Ночи-то коротки на взлете лета.       Я притомился, честно. Уже наплевав на все и всех, привалился к Филу и, заботливо обнимаемый им, дремал, уткнувшись ему в шею. Да и в ресторанчике, кроме нас, вообще-то никого не было. Его плотный запах приятно баюкал хмельное сознание, а тихое, предназначенное только мне – ласковое и искреннее: «Ванечка... Ивушка...» - топило в нежности.       - Давайте-ка к нам, - прорвался сквозь сладкую дрему Настин командный голос. – Надо бы перерывчик на сон сделать.       Меня хватило на то, чтобы кое-как доползти до машины - в салоне я намертво вырубился, расслабившись в теплых объятиях Фила. Как оказался раздетым, в кровати, в комнате Филиппа на втором этаже особняка Ковалевых...       Наверное, Здрадовский мог бы рассказать. Но не рассказал, потому что проснулся я в полдень в гордом одиночестве, хотя подушка рядом отчетливо хранила аромат парфюма заводного моего апельсинчика. Я улыбнулся, услышав его язвительный, бодрый голос, доносящийся откуда-то снизу. И, по-моему, с улицы. Кажется, он препирался с Настасьей.       Собственно, я оказался самым слабым звеном – проснулись уже все. И компанией релаксовали во дворике под завтрак и... пиво. Саня, короче, не собирался упустить возможность и воскресенье провести весело и в кураже. То, что завтра понедельник... его не беспокоило. Да и не только его. Лаврухе с Филом не привыкать на кривой метле, с похмелья, в работу въезжать, поэтому...       Праздник к нам приходит, блин! Я рта открыть не успел, как в меня влили бокал холодного пивка, и реальность сразу же окрасилась в радужные тона. Момент головной боли, которая обязана была быть после субботнего выпитого, я пропустил. Проскочил, можно сказать.       Завтрак плавно, минуя опоздавший по времени обед, перетек в звонкий полдник. На старые дрожжи вдарило убойно. Фил, несмотря на то, что погода сегодня была прохладнее – небо затянули низкие облака, рассекал в одних спортивных штанах, волнуя меня своим обнаженным торсом до невозможности. Пришла моя очередь лапать его при любом удачном случае. Меня как-то неслабо возбуждение держало – ненормальное какое-то, спиртом разогретое до потери сознательности.       Долапался... Меня уволокли на второй этаж. По пути мы сшибли какую-то охрененно дорогую вазу, за что влетело нам от Настасьи немилосердно, обозвавшей нас «кроликами озабоченными». Думаете, это хоть как-то подействовало на нашу совесть?       Правильно думаете – нет. Пока она на нас орала, мы целовались. В общем, в итоге нам прилетело полотенцем по голым спинам. Фил успел с меня стянуть футболку.       - Да блять! Отлепитесь вы друг от друга! – Настасья придала нам обоим ускорения. – Второй этаж весь ваш, епти!       Филипп на секунду оторвался от исследования губами моей шеи, мутным взором глянул на сестру, пытаясь сообразить, что за шум и кто эта женщина, и поволок меня за собой.       Такого секса у нас еще не было. На полу, в проходе. Не успели мы до кровати добраться – подперло до состояния: если вот прямо сейчас не трахнуться – мир рухнет. У меня разъезжались коленки на паркете, еще Фил бессовестно наваливался сверху, вбиваясь до гланд. Извините за подробности. Но я реально впервые такое испытал: когда желание забивает настолько, что на второй план уходит все - природная стеснительность, понятия о приличиях... любовь, пылкая страсть, попытка доставить друг другу удовольствие... Чистый первобытный трах. Просто с целью освободить разум и избавить тело от лихорадки. Наверное, так.       - Как же ты меня заводишь... – пробормотал Фил, когда мы рухнули в изнеможении на пол. – Пиздец адский.       - Адский пиздец будет, когда мы сейчас вниз спустимся, - усмехнулся я.       - Плевать, - отмахнулся Филипп, с трудом вставая и помогая мне подняться.       - Ладно, - вдруг согласился я, решив задвинуть смущение, неудачно посетившее меня только что, обратно, в чертоги подсознания. В конце концов, должны понять... У нас конфетно-букетный период. Правда, без конфет и цветов, но это уже не достойные внимания мелочи.       Но оказалось, что ржать над нами некому было – друзья свалили в супермаркет. Вот это я понимаю деликатность! Мне стало смешно. Я упал на ротанговое кресло и подрагивал от смеха. Фил минуту стоял напротив, глядя на меня с улыбкой. Затем резко сорвался – подошел, наклонился, уперся руками в перила и проговорил, шаря глазами по моему лицу:       Ни признаньями полнится этот мир,       Ни бросками от сложного до простого!       Ты послушай, хороший, меня пойми:       Ты - не блажь и не просто в груди истома...       Я замер. Я не знал этих строк.       - А дальше? – прошептал.       - Потом, - Фил мазнул меня по губам, потер большим пальцем родинку. Отстранился.       - Когда потом? – спросил я.       Филипп пожевал нижнюю губу, задумавшись. Продолжая смотреть на меня.       - Что? – не понял я, но предполагая, что это рассеянное выражение на его лице появилось неспроста. Он что-то придумал. Для меня. По коже пробежались мурашки.       - Да где эти странники? – не ответив, раздраженно бросил Здрадовский, взглядом выискивая мобильный. – Ива... – он помолчал, набирая чей-то номер. – Я исчезну на пару часов.       - Фил? – я приподнялся со стула.       - В восемь, - он глянул на время. – В восемь приходите в «Breathe!»       - Фил! – мне не хотелось с ним расставаться. Даже на пару часов.       - Ивушка, - Филипп подмигнул, – ну дай выпендриться, а?       - Ладно, - хмыкнул я, падая в кресло.       Здрадовский занырнул в дом и минут через пять выскочил нормально одетым, то есть в футболке и джинсах. До меня донеслось его сердито-обиженное:       - Насть! Ну будь ты человеком! – пауза. - Я тебя часто о чем-то прошу? Я тебе хоть в чем-то отказывал? Вот именно! – насмешливое фырканье, довольная улыбка. – Спасибо, систер, - и уже мне:       - Ива! В восемь! – плюсом воздушный поцелуй. Я поймал его рукой и прижал пальцы к губам. Здрадовский качнул головой и пулей вылетел за ворота.       Я сгорал от любопытства. Девчонки нашли себе, к примеру, занятие – крутили локоны, красились. Что-то нарядное вытащили из гардероба Палны. Лавруха с Саней решили, что они и так красавчики, и продолжали культурно выпивать, но без гона. Чтоб, так сказать, в норме оставаться. Я же мучился ожиданием: все-таки у времени есть потрясающее свойство иногда тянуться, как резина.       «Breathe!» встретил нас табличкой «Закрыто на частное мероприятие» и мозговыносящими басами – у Лексуса качало. Летняя площадка сияла огнями и вся... блять, вся была украшена живыми цветами... Сука, белыми орхидеями.       Помнится, давно еще, в разговоре с Сэмом я как-то ляпнул, что питаю слабость к этим элегантным цветам. Хоть убейте не вспомню, почему мы вообще говорили о цветах. Но я вдруг признался ему, что иногда захожу в цветочный просто, чтобы потрогать незаметно лепестки орхидей – плотные, с красными прожилками. И каждый раз порывался купить себе хотя бы один цветок, но никогда этого не делал, потому что... Нелепо? Сэм тогда не подстебнул меня, а лишь с удивлением поинтересовался: а почему нет-то? Я не нашелся, что ответить. И до сих пор не знаю, почему. Может, чтобы не усугублять осознание собственного одиночества? Втайне мечтая самому от души кому-нибудь подарить любимые цветы... Или что их кто-нибудь подарит мне... Ну и пофиг, что я парень.       Ладно, цветы еще мелочи...       Как только мы подошли к входу, музыка неожиданно сменилась – раздался глухой, подстегивающий бит, развязный мужской голос, утверждавший, что все происходящее – реально, провокаторский саксофон. Перед нами сами собой распахнулись двери, в этот же момент зарычали двигателями стоящие возле кафе тачки коллег, приезжавших на работу из Калининграда, и жахнуло в небо одновременно несколько сигнальных ракет.       - Ебать... – только и промолвил Саня. Ляля ошарашенно кивнула.       - Добро пожаловать в «Breathe!» - донесся до нас голос Лексуса из динамиков. – Место, где исполняются мечты...       - Место, где кто-то останется без зарплаты за несколько месяцев, - пробормотала Настасья, с тоской косясь на разочарованных клиентов, тормозящих перед предупреждающей табличкой, сообщавшей, что сегодня это не их праздник. Их – где-то в другом месте.       - Да ладно тебе, Настюха, - Серега приобнял включившую в себе управляющую Палну. – Дай Филу порезвиться. Не разоритесь.       Я молчал, офигевая. Это всё... всё мне?       - Заходим, что ли? – потер в предвкушении ладони Санек.       С нашим появлением в основном зале кафе музыка снова сменилась: ритм ускорился, бит стал мощнее и насыщеннее, а Лексус прокричал: «Давай! Давай! Давай!»       За барной стойкой, сложив руки на груди, в полной боевой готовности стоял Фил и улыбался нам голливудской улыбкой. Чуть позади него, левее застыл Андрюха. Забористая песенка набирала обороты, в какое-то мгновение грохнула взрывными басами – Филипп хлопнул в ладоши, поднятым вверх кулаком отсчитал ритм, задорно подмигнул нам и... перелетел через барную стойку. Его место молниеносно занял Андрей, ударившись в бармен-соло: полетели бутылки и бокалы. Фил же подскочил ко мне, дернул на себя, сочно чмокнул в губы и бросил:       - Смотри!       Отступил на несколько шагов назад и картинно замер, раскинув руки в стороны. Словно ниоткуда перед нами возникли его танцоры... Динамично, живо, распространяя бешеную энергетику, они танцевали так... Отрывались. И все на фоне мелькающих под потолком бутылок.       Фил НЕ танцевал.       Он просто стоял и смотрел на меня. Таким взглядом, что...       Боже...       А вокруг – движение, сплошное движение!       Заскользили тенями официанты, забирая со стойки готовые коктейли и выставляя их на составленные вместе столы. Запахло чем-то аппетитным – с кухни принялись выносить закуски.       И вдруг, в тот момент, когда Андрюха поставил последний бокал на стойку, все стихло. Лексус увернул музыку на ноль, танцоры исчезли. В зале погас основной свет – осталась гореть только подсветка на окнах, сквозь которые слабо пробивался свет очередного заката - к вечеру распогодилось. Настасья потянула на выход Лялю и Серегу, подруга потащила за собой мужа, обалдевшего от устроенного шоу. Андрей, как и все до единого официанты, тоже растворились за пределами зала.       Мы остались одни. В полной тишине.       Я стоял и смотрел на Фила.       А он...       Замерев напротив...       Продолжал смотреть на меня.       - И? – улыбнулся я растерянно.       - Потанцуй со мной. Пожалуйста, - хрипло попросил Фил.       - Я не умею, - пробормотал я. – Ты же знаешь.       - А тебе не надо уметь. Просто... потанцуй со мной. Сейчас. Пожалуйста.       И это была не просто просьба.       - Хорошо, - прошептал я.       Фил подошел к микшерскому пульту, глянул на планшет Лексуса, что-то быстро пролистал на экране, нашел...       Раздался какой-то знакомый женский голос - песня была старой. Если я не ошибаюсь, Синди Лаупер. Что-то про то, что «я вижу твои истинные цвета». Фил подошел ко мне вплотную, со спины, крепко обнял. Положил подбородок на мое плечо. Чуть двинул бедрами. Я подался вслед за ним. Да, для таких танцев не нужны особые умения. Мы просто стояли и слегка раскачивались из стороны в сторону. Я прикрыл глаза – Фил прижался своей щекой к моей.       - Люблю эту вещь, - тихо проговорил Здрадовский. – Услышал ее в каком-то миксе, нашел в оригинале... И... Такой сентиментальной мечтой осталось в памяти – однажды, как на школьной дискотеке, потоптаться под нее с любимым человеком. У нее такие простые слова... Но... Этой простотой они... привлекают. Потому что в глубине души хотелось бы услышать... или самому сказать честно, от сердца... «Я вижу тебя настоящего, за это и люблю».       - Ты мне уже говорил нечто подобное, - пробормотал я. – Ты как-то написал, что видишь меня. И расстояние не помеха. Видишь и то, что видишь, любишь.       - Я помню, - Фил крепче прижал меня к себе.       - Сейчас подходящий момент? – я намекал на стихи.       - Нет еще, - тихо рассмеялся Филипп. – Ива, вечеринка-то еще даже не стартанула толком! Зря, что ли, я тут за пару часов на уши всех поставил?       - Лааадно, - протянул я. – Я выживу?       - Возможно, - пожал плечами Филипп.       Песня закончилась – Здрадовский выпустил меня из своих объятий. И тут же оглушительно свистнул! Я головой тряхнул от неожиданности.       Секунда и...       Весь состав «Breathe!» гудел – беспощадно и без намека на сохранение жизни пленным. Я не успевал следить за событиями. Я много раз слышал, что Фил – беспредельщик. Теперь я, Лялька и Санек имели чудесную возможность убедиться в этом лично. Мне кажется, боксер готов был снять перед новым приятелем шляпу... Если б она у него имелась – кепку Белого мы еще вчера потеряли.       Алкоголь лился рекой. То и дело по рукам гуляли косяки с травкой. Посуда билась в каком-то неимоверном количестве. Причем билась намеренно! Фил не жалел бокалов – после каждого выпитого швырял об стену. За что получал подзатыльники от Настасьи и пинки от Сереги, едва успевавшего руководить процессом уборки осколков. В итоге посуда исчезла – вместо нее появились пластиковые тарелки и стаканчики. Фила это не сильно расстроило – скажем прямо. Проявить свою буйную натуру вариантов имелась масса...       Здрадовский успевал везде: орать тосты, танцевать за барной стойкой, на барной стойке, под барной стойкой... Мешать удивительного состава коктейли, заливать алкоголь прямо из шейкера не вовремя подвернувшемуся под руку Лаврухе... Тот отбивался, конечно. Но Фил держал его цепко за шею и угощал... От души. Как лучшего друга.       Выгнал Лексуса из-за пульта... Я чуть не одурел от дикого, рваного микса в исполнении Фила. При этом он, пошатываясь, что-то одной рукой накручивал на пульте, а второй манерно (читай – пьяно) держал сигарету и пускал колечки дыма под потолок. Херня, что курить как бы нельзя... Здрадовскому все можно. Ну и было, конечно, это, в микрофон:       - А эту пестню... я дарю, бля... моему... этому... – неопределенный взмах рукой с сигаретой. Пауза. Тычок тлеющим кончиком в мою сторону. – Кароч... самому охуенному парню на свете. Отакот!       - Мне? – под взрыв хохота спросил Лавруха, приглаживая волосы.       - Еба... Канешна! – не растерялся Фил и бомбанул что-то трэшевое из Мэрилина Мэнсона.       - Норм, - показал большой палец Серега.       В общем, я песни не дождался. Филу надоело развлекаться за пультом – ему еще достать Настасью по плану нужно было. Потому что Пална не пила.       Ну... брат ее уговорил. А иначе и быть не могло! Фил же припер ее к стеночке, лбом уперся в ее висок и настойчиво вопрошал:       - Систер... Ты меня че? Ваще не уважаешь?       Неудивительно, что настал тот эпический момент, когда Саня устал отсиживаться возле Алины, частично принимая участие в празднике, не на всю мощь своего потенциала... И его схлестнуло с Филом. Они пили, спорили, снова пили и снова спорили. О чем? А я знаю? Это по сути было неважно! Вот тогда-то и возникло: «Вдарь мне!» Типа, че ты там за боксер... Давай, докажи.       Но Фила от темы отвлек Лексус, который подошел к нему и что-то быстро проговорил на ухо. Здрадовский глянул в окно – а там уже так-то за полночь было, выругался матом и исчез в подсобных помещениях. Я напрягся.       Но он вскоре вернулся – вроде, немного протрезвевшим и посвежевшим. Влажные волосы были зачесаны назад, свежая майка. Кивнул Лексусу – тот кинул ему микрофон. Притушил музыку, но не загасил ее полностью. Сменил на что-то очень... пляжно-романтичное. Вот название этой песни я потом узнал, чтобы отложить ее в памяти ярким воспоминанием лета – Editors, «Ocean of Night».       - Други! – бросил Фил в микрофон. – Тот самый момент!       Я ничего не понял, но остальной народ оказался в курсе – толпой всех вынесло за стены основного зала. Пристроились кто где на летней веранде. Фил же взял меня за руку и повел за собой. К морю. По дороге прихватил бутон орхидеи и со смешком воткнул мне его за левое ухо.       - Идиот, - пробормотал я, вытаскивая цветок. И сжимая его нервно в руках. Потому что Фил посерьезнел.       - Ива... – он отключил микрофон и засунул его в задний карман джинсов.       - Да?       Мы стояли у самой воды, до нас доносились звуки нарастающей по эмоциональности мелодии.       - Ива, - повторил Филипп. – Я... Черт его знает, сколько праздников-сюрпризов я устроил для чужих людей. Сегодня, не поверишь, я впервые делаю это для того, кого люблю. И для себя. Не для друга, не для сестры... А именно для... тебя, Ива. С надеждой... что это лето... которое еще все впереди, не последнее для нас с тобой. И у меня еще будет много-много раз, когда я скажу: «Почувствуй... Почувствуй лето! Он всегда с тобой, если знать, где его спрятать», - он дотронулся до моей груди.       - Summer... Feel The Summer... – улыбнулся я. – Не можешь без словесных игр, да?       - Не-а, - Фил прищурил один глаз. – Ива...       - Что?       - Вот он... Подходящий момент...       Если время просеивать, как руду -       Можно к сотням вопросов найти ответы.       Если я раз за разом к тебе иду -       Значит, мне очень важно и нужно это.       Ни признаньями полнится этот мир,       Ни бросками от сложного до простого!       Ты послушай, хороший, меня пойми:       Ты - не блажь и не просто в груди истома.       Я не знаю слов - я теряю их.       Как серьезность, контроль, сердце, разум, душу...       Я прощенье прошу за свои стихи,       Мой чертовски любимый. Мой самый лучший.       Горстью время я сыплю в твою ладонь -       Мы просеем его не спеша, друг в друга.       Мы придумаем день: смех, тепло, огонь...       Мы его сочиним, чтоб гонять по кругу.       И на последней строке Фил взмахнул рукой, проорав:       - Давай!       Фейерверки... Небо взорвалось фейерверками...       Я, совершенно очумев, вскинул голову вверх и сразу же поймал горячую ладонь Фила, сжавшую мои пальцы.       А оно все бахало и бахало... И тлеющими искрами осыпалось в море, которому дела не было до людских страстей – темное, шуршащее волнами, ведущее свой монолог о вечном.       Наши, столпившись на летней веранде, радостно улюлюкали.       Я... Я... Сдавливал ладонь Филиппа и благодарил судьбу, случай, богов, Костю... не знаю, кого-то благодарил за то, что уехал из родного города в какую-то неясную неизвестность и сейчас переживаю нечто невероятное. Отзвуками, последними строками в голове звучали стихи Сэма: «Мы придумаем день: смех, тепло, огонь... Мы его сочиним, чтоб гонять по кругу».       И это было уже слишком для меня, просто слишком! Я вдруг опустился на песок и закрыл лицо руками.       - Ивушка... – Фил упал рядом со мной. – Что? Я... перестарался, да?       - Нет, - мотал я головой. – Нет.... Просто... разве это может быть... со мной? Разве ты... мог приключиться со мной?       - Ива... – Филипп обнял меня за плечи. – Я еще в детстве у тебя приключился, ты забыл?       - Нет, - я затрясся от смеха. – Не забыл. Просто... Не верится.       - Хороший мой... Да фигня все это. Подумаешь, сделал пару звонков, засыпал все цветами да фейерверков заказал на сумму, которую лучше Настасье не называть. Иначе у тебя больше не будет парня.       - Действительно, фигня, - я ткнулся лицом в его шею, уже конкретно заходясь от хохота.       - Пойдем?       Мы вернулись к друзьям...       Знаете, какое еще воспоминание будет меня долго, очень долго греть?       Душевно-лиричное, волшебное латино, отблески костра, плеск моря и танцы на пляже...       Я буду помнить, как Саня кружил Лялю, лихо двигающую бедрами. Я буду помнить Серегу, целующего Настю посреди танцующих, отчаянно вцепившуюся в ворот его футболки. Я буду помнить отжигающего в духе самбы Фила, исполняющего лично для меня чувственный приват. Позволившего мне сидеть на песке и просто смотреть на него.       И сотру из памяти наши мотыляния по области с нетрезвой Настасьей за рулем - я чуть кони от ужаса не двинул. И то, как мы застряли в поле с бесчувственным телом Фила на заднем сиденье – съездили за бухлом, как же! – на фиг. До утра выталкивали внедорожник Белых из дерьма... И разборки с ГИБДД... И как мы искали «бэху» Здрадовского потом – тоже лучше не помнить.       Но я буду помнить каждого, с кем работал в то лето в кафе «Breathe!». Потому что осенью...       В сентябре я вернулся в родной город.       Вместе с Филом. Мы поехали на свадьбу Костика. И задержались почти до конца декабря. Так вышло. Спонтанно. Мы решили немного пожить в Новосибирске – Филу захотелось узнать город далекого детства, а у меня появилась возможность подготовить родных к тому, что я осяду в Калининграде.       И по возвращении «Breathe!» для нас стал местом для отдыха – Фил с головой ушел в запуск своего проекта, а я... А я ему помогаю. Не такая уж я и бестолочь, как выяснилось, если мне интересно то, чем занимаюсь, и экономическое образование мое пригодилось.       Я по-прежнему не загадываю на будущее.       Ни к чему.       У меня есть мама, сестра и Костик с женой Сашей. У меня есть Лялька и Саня. Настя и Серега. Мишка. Работа, которая мне безумно нравится. Много новых приятелей и знакомых.       У меня есть Фил. И Сэм со своими стихами на салфеточках и в личке тоже есть.       И нет больше сомнений и страхов.       Этого достаточно.       Хотя... один маааленький страх все-таки есть: что я когда-нибудь точно сквородкой вдарю по этой дурной черноволосой черепушке, которая вместо того, чтобы просто извиниться за свою дебильную выходку Отелло недоделанного (новый официантик в «Breathe!», видите ли, не так на меня посмотрел) - сейчас сидит в гостиной и строчит мне полотна сообщений в ВК. Нормально вообще?       Ай... О чем это я? Уже привык.       - Ужинать иди, чокнутый мой!