Part 1. Department X. White Bride Programm

Я родилась в 1990 году в небольшом городке в центральной России. Сейчас уже неважно, в каком. Мой отец был тогда молодым офицером, только-только вышедшим из училища. Мать получила профессию учителя, но почти сразу после свадьбы ушла в декретный отпуск и так из него и не вышла. Позднее я узнала, что их брак имел под собой абсолютно бартерную основу, ни о каких чувствах и речи не шло. Просто мать была удобной женой для военного, а для нее замужество стало бегством от бедной жизни и постоянного присмотра родителей. Меня назвали Розой в честь бабушки и еще кучи других родственниц – целый розарий, а не семья. Я была очень привязана к родителям, в особенности к маме – она проводила со мной все время, а отец допоздна пропадал на службе. С самого детства помню, что между родителями всегда были какие-то ссоры и склоки, меня часто выставляли из комнаты. Чего еще ждать от людей, которые совершают такие важные шаги, как брак и рождение ребенка, совершенно неосознанно. Я слышала крики и ругань, плакала и пряталась за огромным креслом. Пару раз даже уснула там. Меня запихнули в детский сад, хотя мать не работала. Друзей у меня там не было. Просто так было принято. Отец постоянно был на работе, я почти его не видела. Мать усаживала меня перед телевизором, а сама шла болтать по телефону. Я была совершенно одинока. Когда мне было четыре, отец уехал в Чечню, и следующие два года мы с матерью провели у его авторитарных родителей. Примерно в то же время я обнаружила, что отличаюсь от других детей. Обычно мутация начинает давать о себе знать в подростковом периоде, когда гормоны бушуют и вот это всё. Но бабушка и мама постоянно пугали меня тем, что папа не вернется, если я не буду их слушаться. Тогда я еще искренне его любила и очень боялась их слов. Но мне запрещали даже плакать. Внутри меня постоянно сидел какой-то животный страх за жизнь отца, плюс мать ругалась с его родителями и использовала меня как буфер во время скандалов – вот мои мутантские гены и дали о себе знать. Слишком рано, просто непозволительно рано. Сначала со стен падали картины, потом лопались чашки, бились тарелки – типичный полтергейст, если подумать. Если кто-то начинал кричать, то спустя минуты уже не мог этого делать – пропадал голос. Я, конечно, не понимала, что это моя работа. Но была рада, потому что теперь любой конфликт пресекался спустя какие-то минуты. Мать сумела связать все это с моей реакцией на происходящее и потащила меня к какой-то бабке. Эта бабка, видимо, тоже была мутанткой, потому что сразу признала во мне «свою». Матери она сказала, что на мне порча, отправила ее в другую комнату, а мне объяснила, кто я такая. И сказала, что надо затаиться и научиться контролировать свои силы. Отличный план, когда тебе шесть, и все, чего хочется – бегать, играть и не слышать ругани. Она, конечно же, сказала маме, что одного сеанса недостаточно. Мы приходили еще несколько раз, та женщина объясняла мне, как можно подчинить силу своей воле. То ли она так хорошо объясняла, то ли я воспринимала хорошо, но очень скоро я смогла успокаивать себя и не швырять тарелки со стола, если меня что-то злило или пугало. Мне очень повезло, что мать пошла именно к той бабке. Такому маленькому ребенку не под силу справиться, не то что справиться, а даже осознать, что вообще происходит. Отец вернулся в девяносто шестом с парой медалей, и мы снова переехали в какой-то закрытый небольшой город. Я пошла в школу. Я была очень тихой, вдумчивой, не любила ссориться, постоянно что-то читала и скрывала свою природу. В школе я начала практиковать чтение мыслей, иногда заставляла делать людей то, что я хочу. Как-то раз учительница отпустила нас с урока через десять минут после его начала и даже не поняла, почему это произошло. Тогда я не успела обзавестись друзьями и еще не умела определять, кто передо мной – мутант или кто-то еще, поэтому не могла никому рассказать о себе. Но однажды отец незаметно вошел в мою комнату, а я в этот момент как раз управляла несколькими бумажными самолетиками. Это было летом, и они отбрасывали тени на противоположную стену. В тот момент, когда я увидела его глаза, я умерла на пару секунд. Самолетики упали на пол. Он начал кричать на меня и потащил в зал. Они с матерью начали орать друг на друга, пытаясь выяснить, что такое творится. Я заплакала и пересказала им слова той бабки. Сейчас я понимаю, что в тот момент были напуганы мы все. В России, так же, как и здесь, о мутантах знали только они сами (и то не всегда) и их близкие. Выносить такое на публику было нельзя. Это считалось позором. Для отца наличие такого ребенка могло означать крах так удачно начавшейся военной карьеры, для матери крах его карьеры означал бы неудачный брак. В общем, дочка-мутант не вписывалась в их картину мира никоим образом. После моего сбивчивого рассказа они отправили меня в комнату, где я продолжила реветь и сожгла злосчастные самолетики один за другим. Тогда, в семь лет, я уснула с полной уверенностью в том, что жизнь уже не будет прежней. Тут надо сделать краткое отступление и ввести на сцену ГИДРУ. Отец вступил в ее стройные ряды как раз во время Чеченской кампании. Парадоксально, но в России она запустила свои щупальца настолько глубоко, что доходит до смешного. Особенно учитывая, что и политический аппарат фашисткой Германии тоже состоял из ее агентов. Надо полагать, что как раз во время Второй мировой или вскоре после нее ГИДРА появилась у меня на родине. Не суть. В армии агентов было полным-полно, отец стал одним из них и краем уха услышал, что мутанты-то, оказывается, достаточно ценная валюта. Если агент рассекречивал мутанта и сливал информацию о нем командованию, то тут же получал повышение. Представьте, что получил мой отец, когда привел меня в штаб и велел показать, что я умею. Волшебным образом у нас появилась огромная трехкомнатная квартира, новая машина, а на погонах у отца прибавилось звезд. Он удачно обменял меня на все это и дальнейшие перспективы. Мать не пыталась его остановить, поскольку все эти атрибуты красивой и богатой жизни были, собственно, целью ее замужества. То ли они не понимали, что со мной будет, то ли действительно были настолько жестокими. Факт остается фактом – им удалось повернуть наличие «неправильного» ребенка в свою сторону. Кроме того, отцу объяснили, что Х-ген передается по мужской линии в подавляющем большинстве случаев, и больше у моих родителей детей не было. Решили не рисковать. Вне контекста ГИДРЫ я была абсолютно обыкновенным ребенком, может, чуть более спокойным, чем сверстники. Мне почти сразу же нашли применение. Такая грубая процедура, как стирание памяти, не требует у телепата особенного мастерства. Для этого телепат даже и не нужен, есть более грубые способы. Но уж если таковой есть, хоть и восьмилетний, то чего бы не воспользоваться его услугами. Впервые я увидела Сибирь через иллюминатор самолета. Я полетела одна, без родителей – таким было требование ГИДРЫ, а родители не особо и хотели. В школе сказали, что я уехала на экскурсию в Москву. Уже тогда я плакала меньше, чем обычно. Я начала понимать, что слёзы мне все равно никогда не помогают. Меня сопровождала женщина, курировавшая меня, и конвой. Я впервые увидела знаменитого Зимнего Солдата, когда тот был прикован к операционному столу и находился под действием снотворного. Это было сделано для того, чтобы он меня не напугал. Поначалу все равно было страшно – такая сложная и ответственная работа с чужим сознанием впервые в жизни, да и даже от спящего от него исходило что-то смертельно опасное… После этого мне подарили огромную куклу, а отцу, как я потом узнала, после каждого моего визита выплачивали его месячный заработок. С каждым прилетом я делала работу все аккуратнее. И я никогда не отказывалась ее делать, потому что родители пугали меня своей смертью в случае непослушания, ГИДРА подтверждала их слова, каждый раз открыто угрожая их и моей жизням. Это было очень странно: тихая, спокойная речь членов ГИДРЫ вселяла куда больше ужаса, чем крики отца и постоянные обвинения матери в том, что я ее совсем не люблю. Тогда я все еще любила свою семью и боялась ее потерять. Не знаю, как в такой маленькой девочке умещалось столько страха. Самое ужасное заключалось в том, что мне было совершенно не с кем поделиться, у нас не было даже домашнего животного. Единственное, что я могла – уйти с головой в учебу и чтение. Я была лучшей в классе. Постепенно привыкла к самолетам, к большому дяденьке с металлической рукой, которого мне было очень жалко, но страх брал свое. Я постоянно мысленно извинялась. Как раз в тот период я и познакомилась с безумно харизматичным Говардом Старком, смелым Стивом Роджерсом, Пегги Картер, которой восхищаюсь до сих пор. Мне было безумно стыдно перед всей этой компанией, потому что я, какая-то мелкотня, забираю воспоминания об общем прошлом. Но я просто не могла сопротивляться, потому что просто цепенела от любого слова в свою сторону. В 2001 году мне исполнилось одиннадцать лет. В том же году в мою жизнь ворвался Департамент Икс. С отцовской тяжелой руки, разумеется. Опять же, уже потом я узнала, что Департамент прочно вплетен в политический и военный аппарат России, время от времени сотрудничает с ГИДРОЙ и творит ад. А тогда мы всей семьей просто полетели в Санкт-Петербург, как будто бы посмотреть город, и родители оставили меня там. Не в самом Питере, а в одном из пригородов, который оказался одной из баз Департамента. Мы пришли на вахту большого одноэтажного здания, напоминающего ангар, отец сказал, как меня зовут и меня унесли. Сейчас уже и не могу понять, что было написано у них на лицах – как будто бы ничего. Я еще не понимала, что происходит. Знала только, что что-то плохое и непоправимое. Я кусалась, кинула в кого-то стул, а потом меня ударили по голове и я отключилась. Пришла в себя в огромной комнате с двухэтажными кроватями, которая по размерам больше напоминала футбольное поле. И вся она была заполнена девочками от девяти до тринадцати лет. На всех была серая форма: брюки, рубашка, кеды. Вокруг тоже все было серое – стены, постельное белье. С многих коек раздавался плач, всхлипывания. Я пробежалась по их мыслям – никто не знал, что происходит. Девочка с верхней койки через несколько рядов назвала меня по имени и сказала, что нехорошо лезть в чужие головы. Я затаилась. Через какое-то время пришли взрослые – мужчины, женщины – выстроили нас в две шеренги, лицом друг к другу, и начали вещать. Как выяснилось, мы были удостоены особой чести принимать участие в программе под названием «Белая невеста». В чем ее суть? Это мы узнаем позже, сначала нужно пройти несколько испытаний, ведь только самые хорошие и послушные девочки будут приняты в элитный отряд. Те, кто испытания не пройдет, отправится домой. Домой, конечно, никто не отправился. Через несколько лет мы нашли в лесу, окружавшем город, братскую, вернее, сестринскую могилу. Началось обучение с простого. Нас приводили в надлежащую физическую норму. Обычная армейская подготовка. Ничего сверхъестественного. Вместе с тем обучали разным танцам, чтобы мы двигались не только правильно, но еще и красиво. Особый пунктик был на балете. Почему-то у русских такая черта – зацепятся за что-то одно, в то время как можно совершенствоваться и в других направлениях. Тех, кто не сдавал нормативы, «отправляли домой». Некоторые специально не сдавали, потому что скучали по семье. Но основная часть чувствовала, что лучше стараться изо всех сил. Сначала нас было сто с лишним человек. Все девочки. Все очень разные. Из богатых и бедных семей, из детдомов. Высокие, низкие. Умные и не очень. Но всех нас объединяло то, что мы не были людьми. Только мутантки и нелюди. В этом и был смысл: «Белая невеста» должна была стать улучшенной, но и более покладистой версией «Черной вдовы». Поэтому людей туда не брали. Так вот, нас было больше ста. Мое дело лежало в папке под номером 34. К концу обучения нас осталось четырнадцать. Спустя полгода после начали развивать другие наши способности. Мы обучались чтению мыслей как морзянке, практиковались в телекинезе, целительстве, ясновидении. Я продолжала практиковаться и в манипуляциях с памятью – несколько раз в год прилетал самолет и вёз в Сибирь. Люди из ГИДРЫ с удовольствием отмечали, что я стала более дисциплинированной. Чем дальше шло наше обучение, тем более жестокой становилась система наказаний. Сначала за невыполненное упражнение лишали ужина, впоследствии доходило до того, что некоторые девочки умирали от дистрофии, потому что нет результата – нет еды. А мы ничем не могли им помочь. Каждая была сама за себя. Нас научили обращаться с разными видами оружия, также мы практиковали различные виды единоборств. Это, наверное, было самым полезным и крутым. Особенно преуспевала одна девочка, которая умела менять внешность. Я до сих пор не уверена, но это могла быть Мистик. Возможно, она для кого-то шпионила там. Попутно мы проходили школьную программу, особенный упор был на изучение языков, истории, искусства. Пока все шло относительно нормально. По родителям я не скучала, они по мне тоже. Самое интересное началось, когда отсеялись физические слабые девочки. Это началось где-то через полтора года после начала программы. За полгода среди нас не осталось ни одной девственницы. Да, это тоже входило в программу тренировок. Некоторым девочкам на этот момент было одиннадцать. Некоторые умерли от кровопотери и шока. Нас всех дружно насиловал коллектив Департамента, вне зависимости от пола, возраста и ориентации. Несколько человек после этих шести месяцев истязаний подали в отставку. Их мы нашли в той же могиле, что и других девочек. Уйти оттуда не мог никто. Один парень, я помню, застрелился во время обеда. Девочки тоже пытались бежать, сходили с ума или лишали себя жизни. Через полгода остались те, кто смог вытерпеть эту мерзость. Потом нас учили делать вид, что нам совсем не больно, потом – что нам приятно, потом – что мы получаем лучший оргазм в своей жизни. Нас учили доставлять удовольствие. Особо способных заставляли менять пол и все повторялось. Постоянно нам твердили, что все это пригодится, чтобы трудиться на славу Департамента в дальнейшем. Тех, кто искренне хотел приносить помощь, было немного. Основная масса жаждала мести. Мы не могли убежать, потому что на километры вокруг не было никого, кроме патрулей Департамента. Телепортироваться не могли, потому что в свободное от занятий время носили браслеты, подавляющие наши сверхспособности. Мы могли только ждать. Я начала внедряться в головы некоторых, особенно недалеких сотрудников. Проводила опыты. Заставляла что-то делать. Они начинали путаться и уже не знали, где мои потребности, а где их. Потом они вообще не могли отследить, как я залезаю к ним в голову. Убивать тоже учили: начинали с лягушек, закончили людьми. Постоянно требовалось доказывать, что ты предан Департаменту, что сделаешь все, о чем попросят. В случае сомнения или отказа – смерть. Через три года нас осталось около тридцати человек. Осталось пройти испытание, которого не было в программе Чёрной вдовы по понятным причинам.