Согласны ли Вы...?

Что ж, все пришлось делать самому. Дженсен был очень недоволен. Потому что до свадьбы оставался месяц, а он голый, как тот король. Данниль занималась церемонией от и до, поэтому неделю назад прибыл смокинг жениха из гребаного Парижа — в целой Америке же не нашлось подходящих портных, надо было извращаться и заказывать облачение там. В итоге брюки оказались уже, чем он мог себе позволить, а пиджак не сидел, от слова совсем. Единственное, что было классным — это цвет. Опять же, по мнению Данниль. Индиго, твою мать! В ее фантазиях, очевидно, к алтарю ее ведет начальник аэропорта. Разве что без фуражки. Она предложила переделать костюм, он понял, что не сможет в нем жениться, даже если его полностью перешьют. Нет, все сделает сам! Почти. При помощи отца. У которого в гардеробе было целых два совершенно потрясающих рукотворных костюма. Дженсен давно их отметил, но как-то повода не было попросить поделиться телефончиком выдающейся портнихи — его работа, слава всем богам, не требовала соблюдать дресс-код. Разговор с отцом слегка напряг Дженсена. Портнихой оказался мужчина. Молодой и очень перспективный модельер, два года назад, когда старший Эклз шил себе выходной образ, он был никем и работал в ателье, куда обратился Алан. Заказ был выполнен на отлично именно золотыми ручками чудо-мальчика с иголкой. Мистер Эклз даже посоветовал это ателье нескольким своим коллегам, в том числе и таким же, как он, сенаторам. Сейчас Джаред Падалеки, так зовут портного, открыл свое дело, шьет на заказ и имеет очередь из клиентов, расписанную на полгода. На полгода?! У него в запасе единственный месяц! Отец предложил выход в виде подмастерий Падалеки, который шьет сам немногим клиентам, а весь основной вал делают его работники, под чутким руководством мастера. Услышав про полгода, Дженсен сразу понял две вещи: ему нужен именно этот парень, и шить свадебную сбрую будет только он, лично. И никаких гвоздей! У него всегда был самое лучшее. Не потому что избалован, а потому что умеет ценить и выбирать. Умеет различать совершенство, умеет выделить подделку во множестве безупречно сделанных вещей. Не зря же он считается самым талантливым американским архитектором последние пять лет. Алан без труда различил в голосе сына знаменитое упрямство и пообещал разрешить затруднение. Еще через пару дней Дженсен получил не только номер телефона Джареда, но и время записи к нему. Правда, сопровождалось все это богатство легкой подколкой, что за него сыну надо благодарить собственную неповторимую внешность. Вот уже тогда прозвенел первый звонок, но Эклз, как всегда, был слишком занят, чтобы обратить на него внимание. На встречу он пришел вовремя и теперь стоял посреди салона, чувствуя себя клиентом борделя, именно так, как если бы это было в 30-х годах прошлого века. Его встретил на входе странного вида субъект, представившийся Спарксом, и проводил прямиком к мсье Падалеки. Мсье?! О, Боже, может узкие брюки — не так уж и плохо? Кабинет самого мастера напоминал логово сутенера, или тогда было больше сутенерш? Темные-зеленые обои с серебряным рисунком, замысловато задрапированные окна, большой прозрачный стол, вычурное кресло с серебристой обивкой, черный бархатный диван. На полу удивительный ковер, вроде бы шахматная доска, но клеточки размыты, перетекают одна в другую, смотришь на них, и голова кружится. Хозяин кабинета влетел в него, как будто за ним гнались черти. Высоченный, длинноволосый, весь такой сплошной позитив и энергия. Увидев Дженсена, он отчего-то свернул свою сногсшибательную улыбку, не дав вволю полюбоваться ею, кивнул гостю на диван, а сам уселся в кресло. Сложил руки домиком, встряхнул спутанной гривой — настоящий жеребец и заговорил, как вниз головой с обрыва бросился — очень уж было похоже по тому, сколько воздуха он набрал в легкие.  — Мистер Эклз? Младший? Вы один? Где же Ваша очаровательная невеста?  — Да, мистер Падалеки, спасибо, что нашли время для меня. Данниль не будет, у нас небольшие затруднения с моим костюмом для церемонии. Ее вариант мне не подошел, а мне нужно…. — Чувствовать себя уверенно, — прервал мастер. — Именно, — Дженсен был удивлен, как быстро незнакомый человек определил его состояние. Да, он должен быть абсолютно уверен. Что делает все, как надо. — Прежде чем мы начнем работать, я должен отметить две свои особенности — постоянные клиенты с этим не сталкиваются, привыкли или не замечают. А Вам нужно сейчас решить, приемлемо ли для Вас это. Поверьте, я не обижусь, если не устрою Вас, мои работники — почти совершенны. В любом случае, Вы будете удовлетворены. Сказать, что Дженсен был удивлен, ничего не сказать, спасибо, папа: — Если по ночам Вы не пьете кровь младенцев, думаю, я сумею справиться с новостями. — О, младенцы, ммм, но только если первая группа крови, — Джаред криво усмехнулся, сверкнув зубами, а Дженсен еще больше напрягся, мечтая об индиго. — Ничего такого, конечно, просто своя манера работы. Первое, я буду задавать Вам много личных вопросов, а Вам придется отвечать на них, откровенно. Для меня одежда — культ, но, лишь зная человека, можно сделать для него настоящий шедевр. И второе, я буду Вас трогать. Так я тоже узнаю человека — физически. К сожалению, трогать тоже буду много, правда, недолго, только во время снятия мерок и на последней примерке. Дженсену показалось, что ему сделали предложение, от которого нельзя отказаться. Типа приняли в бордель лучшей шлюхой. Его бросило в жар, в холод, потом снова в жар, и так несколько кругов. Он. Будет. Трогать. Его. Забавно, ведь его часто касались, в том числе и чужие люди. Случайно или осознанно. Это было нормальным, в любом случае. И уж точно не вызывало возбуждения. А сейчас, что, он завелся от одной мысли, что этот странноватый парень его коснется? Просто от предупреждения о прикосновении? Дженсен не был геем, в смысле, совсем геем, да даже би не был. Хотя располагал недурным опытом однополого секса. В молодости, да с богатым отцом чего только не попробуешь. Было неплохо, местами даже вау, но не стоило карьеры и спокойной жизни. Очень не стоило. С появлением Данниль вообще все встало на свои места. Звонок прозвенел вторично. И даже если в этот раз он его услышал, отступать было некуда. Ибо позади: смокинг цвета индиго, а впереди перспективно потрясающий костюм и … Джаред. Который будет его трогать. Неожиданно для самого себя, он по-настоящему завелся. Вот так, с одного тычка. Мастер смотрел на него, не делая попыток надавить или частично прояснить ситуацию. Вот что у него попросить? Письменных гарантий безопасности? Уточнить поподробнее, как именно будет трогать? Не захочется ли чего-то еще после их «сеансов»? И куда его понесло…. — Наверное, без этого не обойтись при снятии мерок? — Точно. — Для меня главное: уложиться в срок. — С этим проблем не будет, я буду заниматься только Вами. И новый вираж. Он летит или падает? — Хорошо, когда приступим? — Прямо сейчас? Вы принесли образцы ткани платья Вашей невесты? — Да, конечно. Дженсен порылся в сумке, постоянно чувствуя на себе пристальный взгляд суженных глаз. Джаред аккуратно взял тонкие серебристо-сиреневые лоскутки из его рук, повертел в длинных пальцах, поднес к носу. К носу?! — Ваш костюм будет лиловым. Густой лиловый цвет, очень темный. Он придаст глубину удивительному оттенку Ваших глаз. Они станут еще зеленее. Как свежая листва на солнце. Дженсен поперхнулся воздухом. Это что сейчас происходит? Перед ним кто? Гей, активно снимающий его, или художник, любующийся моделью? При любом раскладе, он крепко влип. Почему же он не навел справки, кто такой этот чертов модельер? Во всем виновата его самонадеянность, как обычно. А еще, Дженсена давно, очень давно не тянуло к мужчинам. В такой ситуации, конечно, никак невозможно было предположить, что его поведет от незнакомца, собирающегося (всего лишь!) до него дотронуться. Джаред усилил эффект, мечтательно закатив глаза, и, казалось, выключился из диалога, думая о чем-то своем. Они одновременно решили, что пора. — Мистер Эклз, можно называть Вас Дженсеном? — Тогда на ты? И … Джаред? — Конечно. Отлично. Приступим. Итак, тебе нужно раздеться, до трусов. Это просто аттракцион эротических фантазий, забитых в самые отдаленные уголки сознания, ага. Раздеться, до трусов! Он издевается? Может быть, здесь скрытые камеры где-то, и это все розыгрыш? — Ээээ, может, джинсы оставить…. — Нет, они помешают. Не волнуйся, здесь тепло и никто не войдет. Давай я тебе помогу. И начался персональный кошмар. Джаред легко спрыгнул со своего кресла, подлетел к Дженсену и зашел за спину. Тот остро почувствовал его близость ставшей в миг беззащитной спиной. Джаред был слишком большим и горячим, чтобы игнорировать теплые импульсы от него по всему телу. Концентрировались они в данный момент в районе плеч, с которых умелые длиннющие пальцы снимали пиджак. Он забрался Дженсену под воротник и, спуская ткань, вел руками по коже, гоня вниз толпу мурашек. При этом дышал нестерпимо близко прямо в шею, отчего короткие волоски на ней шевелились. Безотчетно захотелось выгнуться и потянуться. Обалдеть! И это он еще не сделал толком ничего! Только раздевал. Тело среагировало мгновенно, как будто сто раз бывало именно в такой ситуации, именно с этим партнером и твердо было в курсе: после разоблачения будет секс! Дженсен мог спокойно сглатывать и, открыв рот, ловить воздух, пока никто не видит, а главное, собственное сознание не фиксирует, но в тот момент, когда Джаред, взялся за край его футболки и потянул ее вверх, даже этот навык покинул бедного парня. Голова закружилась и реально повело. Он опомнился, жадно вдыхая кислород, и ощутил себя уже наполовину голым. Бля, нельзя снимать джинсы, там же … это … там нельзя! — Дальше сам? — спросил хриплым, тихим голосом его личный портной. Дженсен собрал остатки воли и прокашлялся: — Начни с верха, ок? Мне кажется, я и так много времени у тебя отнимаю. — Как пожелаешь. Ему ведь показались разочарованные нотки в голосе модельера? Во всяком случае, когда тот вернулся от комода, из которого извлек гибкий метр, блокнот, карандаш, а еще какие-то тонкие белые шнурки, лицо его было невозмутимым. Сам Дженсен про себя сказать такого не мог. Он точно покраснел, потому что чувствовал предательские жаркие пятна на щеках и груди. Соски позорно сжались до размера бисера, он видел этот ужас, выдававший его с головой. Потому, что в комнате действительно было тепло. Очевидно же отсутствием воздуха объяснялось все. Да, пожалуйстапожалуйста, пусть так и будет! — Может быть, включить кондиционер, очень жарко. Эклз не смел поднять глаза на Джареда, откровенно боялся, что в них отразился все, что он сейчас испытывал. И первым по списку пойдет смятение. Ну почему, почему, ему не нравятся узкие брюки?! Это же так модно, черт возьми! — Он работает. Дженсен, посмотри на меня. Эклз сразу вскинул глаза в испуге, не хватало еще все испортить. Он справится, чай не шестнадцать. Джаред стоял непозволительно близко и ломал любые попытки выстроить против себя хотя бы подобие стены. Дженсен честно пытался смотреть ему в переносицу, дабы не показать интереса, но ежесекундно соскальзывал на губы. Чего они так блестят у него? Если он сейчас их оближет, это будет конец, стояк и так уже из штанов выпрыгивает. — Мы договорились, помнишь? — и голос такой вкрадчивый, обволакивающий. — Да, — а глаза у портного: дикая смесь невероятных красок, никогда таких не видел. — Я спрашиваю, ты отвечаешь. И я тебя буду обмерять, — он рассказывал свой план, освобождая собственные руки: карандаш заткнул за ухо, блокнот свернул в трубочку и сунул в задний карман щегольских брюк, метр и шнурки повесил себе на шею, оставив в руках один. — Звучит, как лозунг работы в похоронном бюро, — попытался разрядить обстановку Дженсен, не в силах оторвать взгляд от белой тонкой полоски в изящных, бесконечных пальцах. Точно, его спасет юмор. Юмор любое эротическое напряжение сводит на нет. Слава Богу, не все мозги в трусы утекли! — Принцип одинаковый, согласен, но я чуть доработал концепцию. Она приятная. Ну, не сука, а. Законченная, потому что сделала совершеннейше недопустимое, а именно почти прижалась к нему, обвив руками талию. Дженсен прям чуть не умер от неожиданности. Что так сразу?! Джаред отступил на полшага, а на талии Дженсена оказался шелковый поясок, который ловкие пальцы, касаясь пресса, завязали на кокетливый бантик. — Давно вы вместе с Данниль? — он смотрел в глаза с совершенно непроницаемым выражением, одновременно Дженсену, хоть убей, казался знакомым этот взгляд. — Десять лет. — Ты любишь ее? — Конечно. Вторая шелковая удавка опоясала шею. Джаред взялся за концы шнурка, нежно поглаживая их и чуть двигая вниз-вверх. Дженсену это ощущалось, как ласка, члену Дженсена особенно. Тот совсем распоясался. — Кем ты работаешь? — Я архитектор. Строю мосты. Теплые пальцы затянули свободный узел на шее, и еще бантик. Он теперь смотреть не сможет спокойно на спагетти. — Какой мост твой самый любимый? — Тауэрский. — Почему Лондон? А твой мост, который ты сам построил? Самый любимый? Ему ведь по-прежнему кажется, и Джаред не расстегивает его ремень? Хрена там, пряжка щелкнула, болты послушно поддались. Но модельер лишь приспустил джинсы, вывернув на свет полоску белых боксеров, уже мокрых, черт возьми. Спасало пока то, что мастер откровенно не замечал возбуждения модели. Он стоял так близко, и можно было беспрепятственно разглядывать крапинки в глазах и родинки на щеке, чем Дженсен и занял себя, пытаясь удержаться на грани добра и зла. Портной не двигался, замерев под ласкающим взглядом, напряженно всматривался в ответ в зеленые глаза, ждал чего-то. Чего он ждет от него? А, блин, ответа. — Самый первый, через Чарльз, в Бостоне. Он совсем небольшой, ведет к Университету. — Я знаю этот мост. Очень красивый. Изящный, но ничего лишнего. Но почему он? — Не знаю, вдруг вспомнил, это была моя дипломная работа, 13 лет прошло. — Хорошо, рассказывай. Джаред снова ушел за спину, и тотчас Дженсен почувствовал на ней спектр температур: прохладная лента метра, теплые пальцы, жгучее дыхание. Он откровенно не знал, на чем сосредоточиться, чтобы выровнять голос. — Кххм, наверное, все дело в том, что это первая настоящая работа, только моя. Я был главным, я создавал проект, а потом видел его воплощение. Я помню эмоции. Это было…. — Захватывающе? — Джаред передвигал метр и шуршал карандашом — к этому претензий не было, но в его прикосновениях к телу не было ничего профессионального, и вот тут уже была проблема: он не вынужденно прикасался, как врач, к примеру, а опутывал Дженсена собой, не давая дышать, а уж тем более слеплять из ошметок мыслей приемлемые комки. — Да. Я был полностью в нем. Прожил жизнь этого моста, придумал его историю, влюбился в нее. Джаред плавно встал перед ним. Дженсен инстинктивно свел плечи, пытаясь втянуть в себя преступную эрекцию. Тут же на предплечья легли сильные руки. — Смотри на меня, держи спину прямо, вот так. Дженсен выпрямился, застыл, а мастер, тренируя модель, не сразу убрал руки. Подушечки больших пальцев невесомо гладили чуткую кожу. Эклза неконтролируемо качнуло к искусителю. И назад. Держись, слабак! — На этом мосту играет саксофонист, — Джаред делая свою работу, приседал и танцевал перед ним, он выпустил из пальцев жертву, но, не отпускал от себя, погружая в транс хрипловатым баритоном. — Он старый, черный, одет в ворох разноцветных тряпок, густая шевелюра поседела, все лицо в морщинах, руки скрючены и только пальцы, удивительные пальцы живут. Дженсен чувствовал себя тем саксофоном, на котором играет искусный музыкант. Каждая струнка внутри дрожала, отзывалась и мечтала, чтобы и ее коснулись, и на нее нажали. Хотелось сильнее, ощутимее, больше. Он внезапно понял, что смотрит в глаза Джареду со слишком незначительного расстояния, а губы их почти встретились, вот уже и дыхание перемешалось. О, Боже. Что он творит! Дженсен струсил и отшатнулся. Джаред тут же отпустил его и вернулся назад. — Прости, но мне все-таки придется снять твои джинсы. Я быстро. Брюки должны сесть идеально на бедрах, а для этого нужна максимальная точность. Понимаешь? Он понимал, что сейчас будет все. Он не выдержит. Портной не стал ждать разрешения, а просто сделал. И правильно, ответить ему уже никто не мог. Забрался большими пальцами под джинсу, потянул медленно, и чужое тепло прошлось прямо по голым нервам. Дженсен из последних сил удержал себя от блядского движения в сторону стервеца. Не хватало выпятить зад ему в руки — это абсолютный трэш! Что с ним происходит, люди дорогие?! И ладно бы недотрах, так ведь нет, секс у него регулярен, не далее, как два дня назад был. Прекрасно кончает себе пару раз в неделю. Такая реакция же ненормальна! Хотеть, чтобы тебя трахнул незнакомец, как в пошлой порнухе! Безумно заводила почему-то собственная обнаженность при полностью одетом другом мужчине. А еще картинка на подкорке, которую сейчас воочию видел Джаред. Откляченая призывно задница, обтянутая белым хлопком, приспущенные до колен джинсы, белые шнурки на загорелом теле. Ну, просто: возьмите меня немедленно! Большие ладони откровенно прошлись по белому, разглаживая несуществующие складки, а тыльная сторона пальцев вдоль позвоночника, выпрямляя его. О, он успел-таки прогнуться, да что за черт! Погодите, его лапают?! — Джаред? — Кто будет твоим шафером, Дженсен? — промурлыкал изверг, шелестя карандашом. Точно, он записывает размер дженсеновской задницы! Очуметь! — Друг, Стив, — два слова, а столько усилий. А вот и пот прошиб, он опустил глаза и, как в замедленной съемке, увидел тонкую ленту, обвернувшую его бедра. Гибкий пластик прижал замученный член, чуть-чуть выпуская наслаждение на свободу, а Джаред сзади открыл крантик еще больше, на краткий, волнительный миг прижавшись к ягодицам. Дженсен сжал их, вот серьезно, словно они могли выдать его окончательно, издав тот стон, что едва удерживали стиснутые зубы. Падение Олимпа, бля! Ну что, начинаем трахаться, наконец? Он уже готов давно. Этот гад специально нечего не делает, только дразнит?! Все закончилось в тот момент, как дерзкие руки натянули джинсы на законное место. Распахнутая ширинка жестко врезалась в поджавшуюся мошонку. Член, сука, обрадовался полученной возможности еще больше и наотрез отказался прятаться. И что теперь делать, запихивать? Это же палево палев! Джаред обошел его по кругу, как хищник жертву, и снова (снова!!!) ничего не сделал, более того отошел к столу, сгрузив на него свои инструменты. Развернулся к Дженсену, оперся задницей о столешницу, сцепил руки на груди и принялся разглядывать полуголого жениха. Он что, еще не закончил с ним? Серьезно? Интересно, что будет, если сейчас кончить? Это придется включать в счет? — Сорочку сделаем серебристую с плиссировкой, галстук шелковый, многослойный, подберем на последней примерке. Через два дня скину тебе эскизы, посмотрите вместе с невестой. А еще через три дня придешь на первую примерку. Эти тихие, спокойные распоряжения создавали сюрреалистическое впечатление, что они в постели, причем только что позанимались сексом. Будто мало ему прикосновений! Добить решил, сволочь. Упоминание Данниль должно было помочь, как, к примеру, ведро ледяной воды — ничего подобного. Он ничего не мог сделать: ни скинуть наваждение, ни выйти из транса, ни застегнуть, наконец, чертовы джинсы. Стоял, абсолютно раскрытый, доступный, покорный и жаждущий, пальцем помани и кинется к нему. Раздевать и тоже, тоже, черт возьми, трогать! Почему ему нельзя? Кто сказал, что ему нельзя? Что-то из сумбура в голове, по всей видимости, отразилось в зеленых глазах, потому что в одну секунду Джаред скинул маску мастера высшего класса и вновь оказался очень близко перед Дженсеном. — Скажи…. Скажи мне … одно твое слово… — этот офигительный жаркий просящий шепот на ухо и мокрый язык на дрожащей мочке вырвали-таки протяжный стон капитуляции. — Джааааред, я … не могу… — это была откровенно последняя попытка. — Прости, — Боже, что он делает, нет, давай сделаем это, прошу. Модельер одевал его. Взял напряженный, подрагивающий, обрадовавшийся до безумия член и аккуратно заправил его в деним, любовно пристроил на бедре, провел костяшками пальцев снизу вверх, словно прощаясь. Застегнул болты, пряжку. Еще раз приласкал член. Отвернулся в поисках футболки и пиджака. Накинул футболку на шею, заставил просунуть руки, разгладил ткань на груди, потрогал соски. Реально! Специально потрогал! Дженсен чувствовал себя манекеном. Ему не было стыдно. Он вообще ничего не чувствовал. Кроме одного: он что-то грандиозное просрал. Только совершенно не понял, в какой момент. — Вот моя визитка, пришли мне адрес, хорошо? До свидания, Дженсен. Желаю счастья.