till the end

Покинув дворец, Бэкхён первым делом от души выругался на родном языке. Он не смог попрощаться с Тэён, не смог попросить прощения у Ифаня, не смог даже уйти достойно. И теперь ему было некуда идти, пусть в его руках и была ценная бумага. В одной набедренной повязке он выглядел хуже самого забитого раба, никто бы не поверил, что он свободный человек. Но ворота за ним внезапно отворились и выскочил Цзытао. Он затормозил, явно не ожидая увидеть Бэкхёна так близко. — Я думал ты уже убежал, — сказал он и протянул мешочек, в котором звенели монеты. — Господин советник просил передать. Тут хватит на приличную одежду, купальню и коня. И там же лежит ещё одна грамота, скрепленная печатью советника, она удостоверяет твою личность. — Спасибо, Цзытао, — мягко улыбнулся Бэкхён и принял подарок. — Прощай. Бэкхён развернулся и ушёл, не оборачиваясь, но зная, что помощник принца сдерживает слёзы. Он в некотором роде нравился Бэкхёну, потому что никогда не пытался выспрашивать, что они с принцем обсуждают, не кидал масленых взглядов и не относился как к простой подстилке, как многие министры, с которыми приходилось сталкиваться. Цзытао всякий раз улыбался, когда видел его, и в шутку звал принцессой, императрицей и владычицей сердца принца. Бэкхён не воспринимал его шуток всерьёз, но с радостью слушал, как помощник рассказывает об изменениях в принце. Это было мило — в голосе Цзытао было столько обожания, что Бэкхён даже завидовал. Ему не о ком и не о чем было так говорить. Бэкхён добрался до купальни на окраине города к вечеру — несколько раз он терялся в хитросплетении улочек, порой заворачивающих в невероятные тупики, дважды едва не попался на глаза страже и с трудом отбился от стайки мальчуганов, пытавшихся его задирать. Его не хотели принимать — грязного, дурно пахнущего, почти раздетого, но готового платить золотом. — Кого ты обокрал, ублюдок? — скривил лицо хозяин купальни. — Мы воров не принимаем. В ответ на его слова кто-то рассмеялся, глухо, лающе, словно больная собака. — Хорош заливать, дед, — из угла показался смуглый юноша. Лицо его перечеркивал белёсый шрам, проходящий ото лба до подбородка, наискось слева направо. — В твоей купальне только воры, преступники да идиоты обслуживаются. — А себя ты к кому относишь? — хозяин сплюнул и зло посмотрел на юношу. — К идиотам? — К идеологическим преступникам, — юноша усмехнулся, кривя полные губы. — А этот идёт под мою ответственность, понял? Хозяин не ответил, но не стал сопротивляться, когда парень провёл Бэкхёна к раздевалкам. После, накинув на плечи сероватый халат из грубой ткани, отвёл его к бассейнам с горячей водой и предложил окунуться. — Так кого обчистил? — обратился парень к Бэкхёну, яростно трущему себя губкой. — Никого, — буркнул Бэкхён. — Это подарок. — Кто ж спорит, — парень улыбнулся. — Подарок судьбы, а как иначе. Бэкхён промолчал, не желая раскрываться первому попавшемуся парню, тем более что никакого доверия он не вызывал. — Меня зовут Кай, — представился наконец юноша. Бэкхён в ответ назвал своё имя. — Куда потом собираешься податься? — Подальше от столицы. Мне тут лучше не появляться. — Опасный преступник? — с любопытством в глазах приблизился к нему Кай. — Да не то чтобы. Но мне велели никогда тут не появляться, — Бэкхён сморщился при этих словах. — То есть податься тебе некуда, — заключил Кай. — Ты можешь поехать со мной в Ксандр. Неделя пути, если напрямик через пустыни. Там мы встретимся с моими товарищами. Хороша идейка, а? Бэкхён задумался. Ехать ему действительно некуда, он совсем не знает Империю, а до Акра ему не добраться, в ту сторону плывут только военные корабли. «Что ты теряешь?» спросил Минсок. Ничего, решил Бэкхён. А если ему что-то не понравится, он всегда может уйти. Больше никто не будет держать его против воли, никто не станет обращаться с ним, как с низшим существом. Бэкхён согласился. Кай оказался членом «Общества Свободы» — они боролись против режима Империи и устраивали мятежи, бунты и нападения на коррумпированных чиновников. Собирались в Ксандре, в котором уже полгода как готовили людей, подговаривая выйти вместе с ними на главную площадь столицы — Риверрона — и громко требовать свержения правителя. Как Бэкхён помнил — одного из принцев, впавших в немилость. Кай позвал его с собой — и Бэкхён поехал. Он не питал любви к Империи, более того, оставались люди, которым он бы с радостью отомстил, но пока не мог. А в «Обществе Свободы» были люди, похожие на него — происхождением, историей, ненавистью. Кто-то был беглым рабом, кто-то — крестьянином, страдавшим от своего господина, кто-то терпел отвратительное отношение со стороны людей просто потому, что родился не таким. И эти люди радушно приняли Бэкхёна. Впервые за всё время никто не завидовал ему, не пытался высмеивать или оскорбить. Наоборот, они лишь больше обрадовались, узнав, как хорошо умеет Бэкхён говорить. Он довольно быстро приобрел значимый статус в обществе. Он писал тексты для лидеров их движения, придумывал, как уговорить простой народ выйти на бунт, помогал подбирать слова для листовок. Когда кисть в руке стала ощущаться увереннее, он стал сам писать листовки своим аккуратным почерком. Глядя на него, Кай улыбался сам себе, понимая, что не ошибся в человеке. Бунт в Ксандре прошёл с шумом, столкновением со стражей и громкими казнями. Те, кого ловили, осуждались на смерть немедленно. Но Бэкхён не зря истязал себя тренировками в лагере для новичков — те старания пригодились ему сейчас. Он не попался ни разу — ни в Риверроне, ни в Кендре, ни в Ксуре. Он был на передовой, рядом с лидерами, но не попадался — на его счету было немало убитых стражников, не один захваченный в плен чиновник и даже убитый собственноручно принц Ксандра. Бэкхён помнил, что по рассказам Ифаня это был алчный, жадный до власти человек, готовый пойти по головам, лишь бы добиться цели. Более того, захваченный министр проговорился, что принц Ксандра готовил диверсию, которая должна была сместить десятого принца с престола. Когда Сехун, пытавший его, говорил об этом Каю, вытирая руки, Бэкхён решил для себя, что сам разберётся с ним. И когда они захватывали дворец, Бэкхён незамеченным проскользнул в покои принца, который скрывался от разъяренной толпы, и вызвал его на поединок. Принц был умелым фехтовальщиком — каждого императорского отпрыска учили этому. Бэкхён помнил, как с восхищением следил за Ифанем во время празднования тысячелетия Империи. Наследник престола должен был номинально сразиться с врагами, покушающимися на трон, и защитить страну. Бэкхён был поражен тем, как легко и изящно двигался Ифань. И сейчас, глядя на принца Ксандра, он тоже был восхищён его движениями. Но он пришёл не восторгаться — он пришёл убивать. Поэтому, совершив обманный выпад мечом в сторону, он второй рукой воткнул в принца кинжал. Пока на принца снизошло осознание произошедшего, Бэкхён пронзил его мечом насквозь. Драться его учил Кай — когда-то он учился этому вместе с господским сыном, которому был ровесником. Чтобы сыночку не было скучно, господин велел Каю составить ему компанию. Разумеется, во время спаррингов он обязан был поддаваться. Но вечерами он оттачивал своё мастерство и, повзрослев, стал передавать его другим. Когда в покои ворвались мятежники, Бэкхён давно был среди членов «Общества». Он не сказал, что сделал, не раскрыл себя даже когда труп принца протащили по улицам города. Кай осудил эти варварские методы и попросил своих соратников никогда так не поступать. — Это грязно, — заявил он. — И недостойно наших высоких целей. Бэкхён сдерживал смешок каждый раз, когда кто-то говорил о высоком, о миссии, о благородных целях. Он крутился среди людей и знал, что они хотят просто свергнуть правительство, большего им не нужно было. Убрать тиранов и посадить своих ставленников — вот чего хотели люди. И им было глубоко безразлично всё то, о чём говорил Кай. Но несмотря на то, что «свобода», «равенство», «свободные страны» смешили Бэкхёна, как идеалы, за которые они боролись, он провёл с «Обществом» три года. Ему нравилось с ними — с такими простыми, незамутненными сложными идеями, преданными и весёлыми. Каждый день они проживали как последний, не зная, когда их поймают, убьют или посадят за решетку. С утра до вечера лидеры решали, как поступить дальше, куда двинуться, а вечером развлекались, не задумываясь о последствиях. И Бэкхёну нравилось так жить — не думая только о своём выживании, не думая о том, как прожить день и не выдать себя. Каждое его мгновение теперь было полно свободы — он был волен идти туда, куда сам решал, волен есть, что хотел, волен заниматься тем, к чему душа лежит. Волен быть тем, кем является. Его хитрость и остроумие обеспечивали ему место среди лидеров, его ловкость и умение притворяться делали его неплохим разведчиком, а красноречие помогало использовать как можно больше людей. Бэкхён был важным, необходимым человеком, без которого не обходилась ни она операция. И в этом было его счастье. Он редко вспоминал Ифаня, чтобы не бередить душу. Почти не вспоминал Минсока, который исчез из его мыслей, когда он приехал в Риверрон с Каем. Может, понял, что он, Минсок, дух свободы, больше не нужен, ведь Бэкхён обрел то, чего так долго жаждал. Но Бэкхён никогда не забывал Ли Вэя. Он ждал дня, когда они решатся на что-то большее, решатся пойти на столицу. И вот тогда «дорогому» хозяину не скрыться от его ярости. Случай представился через несколько недель после удачно завершенной операции в Кераке — по всем колониям разнесли новость, что император сместил десятого принца с престола и назначил своим преемником восьмого принца. — Говорят, он разочаровался в его способностях и решениях, — шёпотом обменивались слухами и догадками в трактирах, купальнях и постоялых дворах. — Мол, десятый принц слишком мягок, чтобы править. — Был же настоящим драконом, что с ним произошло? — Да нам какое дело, главное, что его убирают. Но десятого принца, в отличие от остальных, не ссылали в колонию. Император, всё ещё остававшийся под влиянием своей пятой жены, оставил его при дворе, приказав стать новому наследнику советником. — Император — просто сумасшедший старик, — хлопнул ладонью по столу Кай. — Если при десятом принце у нас были хоть какие-то шансы, то с восьмым проблем не оберёмся. Он же первый и начнёт травить всех во дворце. Он маньяк, который живёт войной. Страна погрязнет в вооруженных конфликтах, как внешне, так и внутренне. Остальные принцы не станут с ним мириться. — И что ты предлагаешь? — спросил Бэкхён. — Мы устроим бунт в столице. Восьмой принц прибудет через месяц, чтобы принять из рук отца бразды правления. За это время предстояло подготовить людей в столице. Поднять рабов, торговцев, обычных граждан, облагаемых неподъемными налогами. Стянуть всех членов «Общества» в Лижуань, поскольку битва обещала быть жаркой. Кай неделю только строчил письма своим друзьям и единомышленникам в разные колонии, призывая их подключиться к бунту в столице. Остальные так же готовились — кто тренировался в стрельбе из лука, кто в фехтовании, а кто — в рукопашном бою. Бэкхён тоже готовился, помогал составлять листовки и продумывать планы, но ему не нравилась эта идея. Лижуань слишком большой, раньше они никогда не брались за такие крупные города. Люди могут просто не подняться на восстание. Им может быть всё равно, под чьим гнетом жить. Но больше, чем заботы мятежника, Бэкхёна волновала судьба Ифаня. То, что она была крайне незавидной, понятно и дураку. Отец оставил его во дворце, тем самым обрекая на верную смерть. Восьмой принц не потерпит соперников рядом с собой. Первым делом он избавится от Ифаня и верных ему людей. А после возьмётся за дрессировку советников и министров. Бэкхён не сомневался, что если бунтовщики проберутся во дворец, они не будут смотреть кого рубят. Они будут махать мечами направо и налево, сея смерть и разрушение, даже если это не согласовывается с идеалами Кая. Бэкхён хотел отказаться идти на столицу, хотел провести предварительную подготовку и не явиться в день бунта. Но рассказывая об устройстве дворца, Бэкхён подумал о наложницах и их участи. Хорошо, если просто убьют, а не надругаются вдоволь. Он должен был вытащить их так, чтобы никто не заметил. Поэтому параллельно с разработкой плана захвата дворца, он пытался решить, как их спасти. Да, мало кто из них относился к нему достойно или как к равному, но они всё ещё были женщинами, не отвечающими за решения режима. Бэкхён не думал об Ифане и его спасении — его смогут защитить. Он не пострадает, ведь Цзытао обучен мастерски владеть всеми видами оружия, да и сам принц хорош в бою на мечах. — Кого ты обманываешь, — выдохнул Бэкхён однажды вечером, выпив слишком много пива. — Ты просто боишься видеться с ним. Бэкхён не знал, как отреагирует Ифань, когда увидит его снова. Скажет «ты же обещал» или же сознается, что скучал? Может, убьёт на месте за то, что не сдержал клятву? Бэкхён не знал. И эта неопределенность злила больше всего на свете. Он думал об этом даже во время собраний лидеров. Кай рассказывал, как у разведчиков идут дела, как их люди подговаривают народ, говорил об изменениях в планах, а Бэкхён продолжал думать об Ифане, потому что иначе не мог. Он не мог запретить себе думать о нём. Но в день восстания его первой мыслью был совсем не принц. Отряд, в который входил Бэкхён, должен был захватить городской совет. Он сам вызвался идти туда. Понимал, что не успокоится, пока не увидит, как навсегда замолкнет Ли Вэй. Он с нетерпением ждал сигнала атаки, который должен был дать Кай. Восстание начнётся в тот момент, когда восьмой принц явится на центральную площадь, чтобы дальше свернуть к воротам дворца. Как только он пересечёт невидимую черту, которую Кай для себя определил, но прикажет пустить световые ракеты в воздух. Едва завидев их, остальные должны были ринуться в атаку. Кто на казармы городской стражи, кто на городской совет, а кто на кортеж принца. Сигнал подали ближе к полудню, когда ждать было уже совсем невмоготу — Бэкхён едва удерживал особо прытких, чтобы не кинулись раньше времени. Но стоило ему увидеть яркий хвост ракеты, как он бросился к совету в числе самых первых. Он прорубал себе путь, даже не глядя, кто попался под руку — член совета или стражник. Он заглядывал в каждый кабинет, в каждую щель, надеясь найти Ли Вэя, пока не услышал, как тот звал стражу. Бэкхён и за три жизни бы не забыл его — этот рычащий, хриплый голос. Он рванул туда, откуда слышал Ли Вэя, надеясь, что никто не прибежит раньше него. На его удачу, Ли Вэй был совсем один. С коротким мечом наготове, он пытался понять, что происходит, но не видел никого, кто мог бы ему ответить. Пока не выскочил Бэкхён. Он молча нападал на Ли Вэй, превосходившего его в размерах в два раза. Разил ударами сбоку, сверху, по диагонали, каждый раз натыкаясь на меч Ли Вэя вместо тела. Носился вокруг, пытаясь отыскать слабое место в защите, и не жалел силы на выпады. Он хотел ударить справа, но услышал тонкий свист и едва успел увернуться, клинок Ли Вэя лишь задел маску, скрывавшую лицо Бэкхёна. — Ты! — взревел Ли Вэй и перестал защищаться, перейдя в наступление. Он неистовствовал как дикий медведь, позабыв о правилах фехтования. Он пытался достать Бэкхёна любым способом, оттесняя его к стене. — Ты поднял меня на смех, когда сбежал, опозорил, когда получил свободу от принца! — Ли Вэй орал, не прекращая размахивать клинком. Бэкхён отбивал все удары, но с каждым новым выпадом уставал всё больше и медленнее поднимал меч. Ли Вэй был опытным бойцом, а Бэкхён не имел возможности тренироваться с такими сильными противниками. Он держался лишь на своём упорстве и желании отомстить. Он не умрёт здесь, от руки Ли Вэя. Почувствовав спиной стену, Бэкхён резко ушёл вправо, уворачиваясь от удара бывшего хозяина. Меч Ли Вэя скользнул по стене с неприятным звуком. Но пока он разворачивался к Бэкхёну, тот воткнул меч ему в бок. По самый эфес. Ли Вэй завалился набок, упал на колено и дрожащими руками прикоснулся к рукояти чужого меча. — Маленький… — он не договорил. Бэкхён поднял и его меч и вонзил в горло. Ровно так, как представлял себе, лежа на склизком полу. Чтобы острие торчало с противоположной стороны. — Я так долго ждал этого дня, — пробормотал Бэкхён, глядя, как Ли Вэй падает на стену и соскальзывает по ней. — Я так долго мечтал тебя убить. Труп бывшего хозяина смотрел в бесконечность пустыми, безжизненными глазами, и Бэкхёна передёрнуло от этого. Он опустил тело лицом вниз, чтобы не видеть его, и вынул свой меч из его бока. Вытер плащом Ли Вэя и незамеченным вышел на улицу. За три года в «Обществе» мастерство пропадать из поля зрения Бэкхён отточил до высочайшего уровня. И сейчас пользовался им, чтобы успеть во дворец. Он подговорил Сехуна, напарника Кая, вывезти наложниц из города. — Они не должны умирать не за что, — говорил он Сехуну вечерами, когда они оставались лишь вдвоём после собраний. — Они не принимают никаких решений. Они лишь служат, как и те, кого мы освобождаем. Сехун согласился — ему претила мысль убийства беззащитных женщин. Но он понимал, что те, кого они подняли на восстание, не будут столь великодушны. Поэтому пообещал найти человека с повозкой, в которой можно будет укрыть наложниц. Бэкхён указал на карте, где возница должен его ждать, и понадеялся, что всё пройдёт хорошо. Во дворец он ворвался вместе с остальными — никто и не заметил, что он затесался в отряд, в котором его быть не должно. Бэкхён отделился от толпы и рванул к Дворцу Дев несмотря на усталость. Бой с Ли Вэем вымотал его, но он не мог дать себе и секунды передышки. Путь прокладывал мечом, не глядя, куда бьёт стражников и евнухов. Он не успевал даже утереть кровь с лица, не тратил силы на ненужные движения. Неудивительно, что девушки подняли крик, когда он отворил двери общей спальни. Ему понадобилось некоторое время, чтобы успокоить их и заверить, что убивать он никого не будет. — Вас ждёт возница, — сказал он, когда наложницы замолкли и вцепились друг в друга в страхе. — В стене есть маленькая дверь. Тэён покажет вам её. Бегите туда, по ту сторону стоит повозка, она вывезет вас из города. — С чего бы нам тебе верить? — спросила одна из знатных наложниц. — Кто ты, чтобы так заботиться о нас? — Бэкхён, — ответил он. — Не думаю, что вы помните меня таким. Но я помню почти всех вас. И если вы сейчас же сами не отправитесь к той двери, я погоню вас, как стадо овец. Оскорбленные, девушки и не подумали подчиниться. И только Бэкхён открыл рот, чтобы выдать гневную тираду об их умственных способностях, как голос подала Тэён. — Бэкхён? Скажи честно, что там происходит? — она вышла вперёд, чтобы всмотреться в его лицо. Узнавание блеснуло в её глазах и едва заметно приподняло уголки губ. — Восстание. Если сюда ворвутся мятежники, вам всем не поздоровится, — Бэкхён с трудом сдержался, чтобы не заключить её в объятья. Ему так хотелось подбодрить её и сказать, что всё будет хорошо, но он не знал, так ли это. Он разработал маршрут, по которому возница вывезет их, но насколько он верен, Бэкхён не знал. Но он должен был убедить их уйти. — Девочки, если мы не уйдём, с нами поступят как с последними продажными девками и хорошо, если после этого убьют, — Тэён взяла дело в свои руки. — Мы высоко ценим себя, не так ли? Так что давайте без лишних споров просто уйдём отсюда. Пожалуйста. С неохотой и ворчанием наложницы стали вставать и отходить к своим спальным местам и спальням, чтобы собраться. — Ноги в руки и бегом! — взревел Бэкхён. — Оставьте свои тряпки и уходите, у вас мало времени! Напуганные, девушки бросились к дверям и выбежали в сад. Там их возглавила Тэён и повела к стене. На прощание она помахала Бэкхёну рукой, и он ответил ей тем же. Они не могли попрощаться иначе, ведь он бы привлёк к ним внимание, если бы остался рядом. Поэтому он ринулся искать Ифаня. Он нашёлся очень быстро — сражался на площади у центрального дворца с трёмя мятежниками. Стоя к нему спиной, Лу Хань отбивался от двоих. На ступенях лежал Цзытао с окровавленным лицом — из груди торчала рукоять ножа, и Бэкхён едва справился с собой, чтобы не броситься к нему. Помощь была бы запоздавшей. Стараясь не сосредотачиваться на мертвых, Бэкхён ринулся помогать живым. Он со размаху рубанул одного по спине и переманил второго на себя, оставляя Ифаню последнего. — Что ты здесь делаешь? — спросил Ифань, не прерывая боя. — Ты не должен был возвращаться. — Никогда — это слишком долго, — ответил Бэкхён. — Я не выдержал. Ифань промолчал. Расправившись со своим противником, он присоединился к Лу Ханю. — Будь честен, Бэкхён. Впервые будь со мной честен, — попросил Ифань, блокируя крайне опасный маневр врага. — Я пришёл спасти тебя, — Бэкхён полоснул противника по шее и повернулся к Ифаню, который так же избавился от мятежника, пронзив его насквозь. — Не мог оставаться в стороне, когда замышляли твоё убийство. Ифань хотел было что-то сказать, но не успел, заметив округлившиеся глаза Бэкхёна. Он обернулся ровно в тот момент, когда Лу Хань стал заваливаться, и подхватил его под руки. В грудь Лу Ханя вонзили клинок почти наполовину. Ифань осел вместе с ним, а Бэкхён бросился на мятежника и ударил мечом по плечу, разрубая его. Когда тело с глухим стуком рухнуло на землю, Бэкхён обернулся и сел рядом с принцем и его советником. — Вы так сладко ворковали, — едва слышно прохрипел Хань. — Не хотел вас тревожить. — Идиот, — глаза Ифаня были полны слёз, которые никак не могли пролиться. — Ты же мог не подставляться. — Мог, — согласился Лу Хань, прикрывая глаза. — Но не хотел. С этими словами советник замолк, а его грудь перестала лихорадочно подниматься и опадать. Ифань опустил голову и коснулся своим лбом лба Ханя. Он тихо-тихо скулил, словно щенок, не давая себе плакать по-настоящему. Бэкхён не знал, что говорить, как успокаивать, что делать. Он положил дрожащую руку на плечо Ифаня и неуверенно сжал. Ифань накрыл своей ладонью и покрасневшими глазами посмотрел на него. — Что мне теперь делать, Бэкхён? Что? — Бежать, — тихо ответил Бэкхён. — И жить. Ведь для этого он тебя прикрыл. Чтобы ты жил. Ифань осторожно положил Лу Ханя на землю, вынул из его груди меч и, стянув с себя накидку, накрыл ею друга. — Спасибо, — прошептал он и прижался губами к ещё теплой руке Ханя. И после повернулся к Бэкхёну: — Веди меня. И Бэкхён, взяв его за руку, повёл его туда, к двери у Дворца Дев. Втайне от всех он подговорил возницу привести с собой нескольких коней. — Это для лидеров, чтобы их не поймали, — сказал он ему, отсыпая пару десятков золотых. Возница согласился, и Бэкхён надеялся, что его не обманули. Ладонь Ифаня дрожала в его руке, но Бэкхён лишь сжал крепче, пытаясь передать своё тепло и свою силу. Пытаясь сказать «я рядом». Осторожно отворив дверь, Бэкхён осмотрелся и обнаружил чуть вдалеке пятерку коней — здоровых, откормленных, готовых пуститься вскачь. — Прежде чем мы уйдём, — Бэкхён обернулся к Ифаню. — Позволишь? Он приблизился и стянул с принца богато украшенный пояс. После снял с него верхний жилет красного цвета — цвета Империи. Завёл руки за шею и коротким кинжалом обрезал длинные волосы Ифаня. Принц неподвижно принимал всё, что Бэкхён с ним делает, и в его глазах, вопреки всему, играл призрак доверия. — Ты можешь не прощать меня, — сказал Бэкхён, подведя принца к коням. — Но позволь остаться с тобой до самого конца. Каким бы он ни был. Ифань смотрел на него красными от непролитых слёз по другу глазами, в которых таилось столько эмоций, что можно было в них затеряться и потонуть. Печаль, тоска, горе и страх перемежались с надеждой, доверием, едва заметной радостью и, совсем немного, любовью. — Оставайся, — ответил Ифань. — До самого конца. И вскочил на коня. Бэкхён последовал его примеру и пустил коня рысью по тому же маршруту, что и повозку. Они за несколько мгновений преодолели расстояние от дворца до городских ворот, которые закрывались по приказу начальника стражи. Лишь чудом им удалось проскочить наружу под крики и ругань стражников. За горизонтом алел закат, кровавый, необратимый. И к нему стремились Бэкхён с Ифанем, не зная, что за стенами города сурово подавлялся мятеж. От ударов мечей погибали лидеры «Общества», погибали бунтовщики, а восьмой принц скрывался от всех, раненый, ослабевший, но живой. Они оставляли это всё позади. Впереди красно-жёлтое солнце окрашивало в свои цвета мир, расставаясь с ним на ночь. И вместе с ним уходили прочь разногласия, недомолвки и недопонимая двух людей, стремившихся быть рядом до самого конца. Чтобы это ни значило.