I thought I saw a girl brought to life She was warm, she came around, she was dignified Showed me what it was to cry You couldnʼt be that girl i adored You donʼt seem to know or seem to care what your heart is for But I donʼt know her anymore Thereʼs nothing left, I used to cry My conversation has run dry Thatʼs whatʼs going on Nothingʼs fine Iʼm torn One Direction — Torn
Лидия Мартин всегда считала себя интеллигентной Альфой, что уважает чувства и права Омег. Она полагала, что каждый имеет право на все, включая личную жизнь и желания. Но когда Дерек Хейл опоздал на назначенную им же встречу на полчаса, Лидия Мартин была больше похожа на злую, непримиримую Альфу, в чьих жилах течет воинственность и злоба. Ничто и никто, никогда и ни за что, не должно заставлять ждать женщину. Она напрочь не хотела воспринимать ситуацию и проблемы, которые могли сложиться. Сам попросил — сам, будь добр, приходи вовремя. Но даже тогда, когда он пришел — радости не было. У «испорченных» Омег нет сладости в запахе. Нет той нотки, отличающих их от Бет и Альф, чьи запахи были схожи. Чаще всего от таких Омег пахнет свежим лимоном, вином или цедрой. «Сломанных» не особо любят и ценят в обществе. Их избегают и стремятся избавиться в обществе. Но видимо этот хорошо устроился, раз с ним общаются. Лидия никогда не относила себя к тем людям, которые брезгливо вскинув носик морщатся при виде больного, уродливого или неполноценного человека. Но в этот раз чувства взяли вверх над правилами приличия и разумом. Омега не виновен в том, что Дерек такой остолоп. Омега не виновен в том, что такой, какой есть — без возможности рожать потомство. Капли сожаления скатились вниз только тогда, когда она села в машину и захлопнула дверцу. Ее превосходный макияж был испорчен слезами, что так не вовремя выкатились из глаз. Боль. Она ощутила ту горькую боль, что горше горчицы, острее чили и ужаснее испорченного дня. Она не хотела обидеть беззащитного Омегу, что так не вовремя вставил слово. Напротив, их всегда хотелось защищать, оберегать и дарить тепло. Чертовы инстинкты. Лидия заметила выбегающую фигуру из кафе и сразу же распознала в нем Джексона. Этот силуэт и волны эмоций, что исходили от мужчины, рыжая запомнила на всю жизнь. Ей в первые захотелось спрятаться и ощутить себя невидимкой. Она знает, что Альфам все всегда сходит с рук, в то время как Омеги получают сполна. Неравномерное распределение сил. Следующим, кто вышел из дверей злополучного кафе был Хейл. Он не торопясь сошел со ступеней и вздохнул, ероша волосы на голове пятерней. Мартин знает, что ощущает сейчас брюнет, ей даже не стоит пытаться вдохнуть запах его эмоций. Ему всего лишь нужен был город. Ей всего лишь был нужен покой.***
— Ты мне не сын, — кричит отец, даже не глядя вниз на беззащитного мальчика. — как в нашем браке мог появиться Омега? Ты мне изменила? — его голос звонко звучит в голове малыша. — Что? Как ты такое мог подумать? — произносит мать, крепко прижимая к себе сына, — он твой ребенок, если не веришь, сделай какие-то тесты! Слава богу, средства позволяют! — Ты Бета, а я Альфа. Как? Как мог появиться Омега? — его голос уже сорвался. Этот скандал получается каждый раз, когда дело заходит о маленьком Уиттморе. Джексон вытирает маленькие слезинки-капельки, что быстро скатились по щечкам к подбородку. Теплая, ласковая ладонь матери нежно поглаживает сынишку по макушке, ероша непослушные волосы. С ней все кажется немного легче и проще. В благородном доме Уиттморов Омеги — непростительная ошибка природы. Существо низшего порядка, которое рождено лишь для бездумного продолжения рода. Каждый новый потомок: Альфа или, минимум, Бета. Ниже непозволительно, унизительно и невозможно. — Все будет хорошо, Джексон… — шепчет мама в ушко сыну, обнимая того за плечи, и целует в лоб, — я не позволю ему что-то сделать с тобой, слышишь? Когда умерла мама, Джексону было восемь. Она очень долго болела и много нервничала, потому что отец так и не смог до конца простить, что единственный наследник — Омега. Первое, что сделал глава семьи — отвел «отродье» в больницу, пытаясь избавиться хоть как-то от признаков омеги. Врачи, все как один, утверждали, что этот возраст — слишком ранний для такой сложной операции, что это может привести к тому, что физиология мальчика будет нарушена непоправимо. Отцу было плевать, он был готов заплатить любые деньги, лишь бы избавиться от такого страшного слова как «Омега». Джексон вздрагивает от первых капель дождя и смотрит на небо, что зашторено плотной пеленой серых, кое-где черных туч. Не видно ни одной яркой звезды, даже маленького клочка чистого неба. Сегодня, вроде как, не обещали грозы, но, видимо, у Омеги сломанная карма, равно как и будущее. Дождь усиливается, срывая свою злость на прохожих, что быстро сновали туда-сюда, прячась и кутаясь в пиджаки и кофты. Кое-кто грубо толкнул мужчину, но даже не попытался извиниться. Напротив, быстрее помчался туда, где его, видимо, ждут. Туда, где семья, теплый дом и уют. Туда где любят и ждут. Уиттмор присел на лавочку, щурясь на ярко-теплые огни фонарей. Не хотелось плакать, равно как и идти в холодную квартиру. Хотелось остаться тут, мокнуть под дождем, что усиливался с каждой секундой. — Эй, парень, возьми зонтик, — какой-то мужчина остановился около Омеги, — и иди лучше домой, скоро пойдет настоящий ливень, еще доброго, заболеешь… — он протянул второй зонтик Джексону, улыбаясь. — Скотт, ну ты идешь? — какая-то девушка позвала его. Омега поднял глаза и встретился взглядом с теплым взглядом Альфы. — Не заболей! — Джексон приоткрыл рот, глядя вслед удаляющемуся силуэту. Все, что он услышал — тихое, отнятое сердцебиение, что совпадало с его. Одинаковый вдох. Уиттмор лишь помотал головой и открыл оставленный зонтик.***
Дерек всегда знал, что если оставить дом без Омеги, то он загнется, покроется слоями пыли и нитями паутин. Он старался не заходить в их общий семейный кусочек, после того, как Стайлз переехал к отцу. Потому что это больно. Каждая дощечка, камешек напоминает о том, что так дорого сердцу. Семейные фото — все так же стоят в фоторамках и висят на стенах. Все та ж посуда, цветы и магнитики на холодильнике. Все те же рисунки Джеймса с до жути милой подписью: «Семья навсегда!» Все еще кажется, что в какой-то из комнат сидит Стилински и ждет, когда вернется с работы Хейл. Кажется, что он снова ощутит эту сладкую, сахарную радость, которая обволакивала каждый раз, когда входная дверь открывалась. Кажется, что из детской выбежит сын и со смехом подбежит к папе Дереку. Брюнет зажмурился и включил свет. Тишина. В гостиной все еще витает запах отчаяния, которое оставил после себя Стайлз, когда кинул мужу папку с документами на развод. Этот дом больше не дом, пока в нем нет Стилински и Джеймса. Это просто помещение, от которого разит больными воспоминаниями и неисполнившимися надеждами. Хейл закусил губу, глядя на семейное фото: даже непримиримая Кора обнимает Стайлза и кажется довольной, Талия стоит рядом с шерифом и держит за руку своего мужа — отца Дерека. Каждый в семействе Хейлов относился к Стайлзу по-своему, но все равно никто не ненавидел того, кем дорожил Альфа. Каждый старался по-своему показать заботу и любовь, даже Кора. Поэтому сейчас они все в активных поисках Стилински-младшего. — Тебе с ним было лучше, — пробубнила Кора, обнимая своего братишку, после зала суда, — это несправедливо по отношению к тебе. Лора же молча кусала губы. Она не осуждала брата, она лишь понимала, почему он так делал. Хоть и знала, что его действуют отчасти задетая гордость и воспитание. Джеймс — вторая копия Дерека. Та же улыбка, характер и брови. — Я найду тебя… — тихо произносит брюнет, стирая ладонью пылинки со стекла семейного фото, — найду и никуда больше не отпущу… Знай это.