Серебряная стрела

Святая вода не в силах помочь тебе Пришел я сюда, чтобы сжечь твое королевство дотла Реки и озера не потушат огонь Я собираюсь поднять ставки и выкурить тебя Семь дьяволов окружили меня Семь дьяволов в моем доме Они были здесь с самого утра И я не выживу до конца дня Семь дьяволов окружили тебя Семь дьяволов в твоем доме Мертв я был с самого утра И я не выживу до конца дня До конца дня... Florence and the Machine - "Seven devils"

Том родился тридцать первого декабря, когда была лютая зима и метель стояла такая, что трещали крыши домов и трескались стекла в окнах. Он появился на свет в захудалой больнице в лондонских трущобах. И сразу после этого оказался совсем не нужным никому. Нелюбимый матерью, считавшей его рождение крахом всей ее жизни и началом безупречного плана по легкому пути к богатству и влиянию. Потому что ни одно любовное зелье или заклятие не может заменить настоящее чувство. Однако от преступления, за которое Меропа Мракс избежала наказания лишь чудом, несмотря ни на что родилась самая настоящая любовь. Но об этом ни она, ни маленький Том еще не знали. Отданный в младенчестве в приют, он рос, не зная ни ласки матери, ни покровительства отца. Он просто выживал, как умел. От безразличной холодности воспитателей до издевок и насмешек других детей. Кулаками доказывая свое право на существование. До тех пор пока не случился первый всплеск неконтролируемой магии, взорвавший часть приюта и не покалечивший ни одного ребенка. Жалел ли он о том, что случилось? Нет. Они заслуживали этого. Но силы, растущие в нем с каждым днем, пугали ничего не понимающего ребенка. Его начали бояться и обходить стороной даже взрослые. Словно он был болен проказой. Урод, монстр, ублюдок. В приюте и до этого не было сладко, а теперь все стало только хуже. Особенно после того, как мертвый голубь со свернутой одним из мальчишек шеей ожил в его руках. Том чувствовал чистый восторг, когда в руках бешено забилось чужое сердце. Он словно слышал всю жизнь, которая в эту минуту запульсировала в этом существе. Только для других это не было чудом. А потом в их приют пришел странно одетый человек, которого миссис Коул* представила, как Альбуса Дамблдора. С голубыми, как небо, глазами и с бесконечной добротой в них. Том смотрел на него настороженно и не спешил подходить. Жизнь научила не доверять добрым людям. Но как оказалось, этот человек был сплошной ходячей выгодой, и Том не собирался упускать такой шанс. Мир Магии встретил Тома Реддла нескончаемым потоком чудес и знаний, которые он, как умирающий от жажды, жадно впитывал. И Хогвартс стал поистине его домом, подарив столько тепла, сколько он не знал за все свое детство. Любимец преподавателей, считающийся человеком весьма незаурядного ума, на родном Слизерине он нашел много друзей и, несмотря на свое происхождение полукровки, добился большого уважения. Только вот магия, текшая по его венам, не была водой. Она требовала свое и вела совсем не по той дороге, которую для него выбрал Альбус. И Том очень быстро понял это. Темная магия словно была частью него. Он родился с ней и учился жить по ее законам. Воскрешая из мертвых и легко превращая в прах любую форму жизни. Такая сила могла вскружить голову любому, но только не Тому. Он отлично знал, что за все на этом свете рано или поздно приходится платить. И, чтобы знать цену наперед, он углубился в собственное прошлое, где лежали ответы на все его вопросы. А их с каждым днем становилось больше, особенно после милых посиделок с профессором Дамблдором. Которые он не иначе, как мозговой лоботомией, не называл. Да, его интересовала политика. Да, он находил, что у чистокровных намного больше власти и силы, чем у полукровок. Он сам был полукровкой, попавшим в непонятный мир со своими правилами, которые придумали задолго до рождения Тома. И он ничего не знал об этом мире и о его культуре. И таких невежд, которые, в отличие от некоторых, даже не пытались узнать, было много. Они просто меняли и прогибали все вокруг под себя, а Том с детства ненавидел задир. Дамблдор же, по идее являющийся связью между маглорожденными и Магическим Миром, совсем не помогал им. Его больше интересовали силы Тома и политические игры. Реддл не понимал, что у того на уме, но был уверен, что ему это абсолютно не понравится. Вскоре на Дамблдора не осталось времени, потому что поиски, наконец, дали результат и очень скоро на руках у него был адрес драгоценного папочки. Том искал этого урода как одержимый. Он хотел узнать, почему его выкинули, как ненужный мусор, почему они отказались от него. Он хотел плюнуть в лицо мерзавцу, который разрушил его жизнь. Хотел долгой кровавой мести и намотанных на кулак кишок... Литтл-Хэнглтон встретил Тома ранней осенью и кострами жухлых листьев. Деревушка между двумя холмами со своими округлыми крышами домов и туманом, витающим над ними, легко могла сойти за магическую. С большими тыквами на крыльцах и веселой ярмаркой. Теплый воздух с запахом прелой листвы и звоном колокола в небольшой церкви. Это место словно было вырвано из страниц сказки и поселилось в краях маглов. Чудесное место. Том может быть и заметил бы это, если бы не был целиком сосредоточен на большом каменном доме, стоящем на одном из холмов. С высокими стенами и темными крышами. Окруженный садом и шумом сосен. Этот дом, как и Литтл-Хэнглтон, принадлежал человеку, чье имя он носил, кто бросил его, даже не поинтересовавшись его судьбой за все эти годы. И Том шел к нему отнюдь не с щемящим сыновним сердцем. Охваченный гневом и ненавистью, он совсем не ожидал, что мужчина, так похожий и не похожий на него, не замечая нацеленной в грудь искрящейся палочки, подойдет к нему и положит дрожащие от волнения руки на его плечи. С какой-то отчаянной надеждой посмотрит в упор своими синими глазами и хрипло спросит: - Том? Ты ведь... Том? Получив короткий медленный кивок, мужчина просто сгреб его в охапку и, опустившись там прямо на влажную землю, начал укачивать его. Том был настолько ошарашен, что только пискнул и завис, не зная, что делать. Палочка выскользнула из его разом ослабевших рук, когда он, наконец, смог разобрать тихое бормотание. - Он сказал, что ты мертв. Сказал, что она умертвила тебя. Она просто сбежала... Живой... Я так долго искал тебя. - Ты бросил меня, - глухо ответил Том и прикрыл глаза. - Никогда, - жестко отрезал старший Реддл и заставил посмотреть на себя, - слышишь?! Я искал вас с Меропой два года. Сделал все возможное и невозможное, но она словно сквозь землю провалилась. Тогда я разыскал таких же, как и она. Они помогли связаться с человеком, который следил за всеми новорожденными волшебными детьми. Ты знал, что есть такая книга, где появляются ваши имена? А я вот не знал. Он сказал, что поможет мне найти вас... Но я опоздал. Он сказал, что Меропа избавилась от тебя, а через год ее убили вампиры. Господи... я думал, что потерял тебя. Упавшие на ладонь чужие слезы, казалось, въелись в кожу и начали рушить что-то в нем самом. Медленно, словно рассыпая в песок какую-то стену. Он чувствовал, как она тает и как вместо нее в груди зацветает робкая надежда. Что это не очередная ложь, что он на самом деле нужен. Не из-за своей магии, не из-за потенциала, а просто потому что он Том. А потом он познакомился с ней. У нее были волосы цвета летнего меда и глаза, как воды Тиса*. Когда она улыбалась, на ее щеках появлялись очаровательные ямочки. Она была похожа на весеннее солнце и так же грела теплом своих объятий и нежных подбадривающих слов. Она любила рисовать и прогуливаться на лошадях. Ее фартук пропах ванильным печеньем, и в ее карманах можно было всегда найти малиновые леденцы. Отец любил ее так же сильно, как полюбил Том. И звали ее Сесилия... В Литтл-Хэнглтон Том впервые познал настоящее чистое счастье. Целый год, полный такой любви, которая с головой стерла годы одиночества и нелюбви других. Нежной щемящей теплоты, которой окружили его Сесилия и отец. Она не могла иметь детей, а у отца был только он. Она должна была возненавидеть его с первой же минуты. За ту, что отняла у нее любимого мужчину, но почему-то она полюбила его. Том знал это, он чувствовал в каждом ее слове, в каждом движении всю ту ласку, которую не дала ему собственная мать. После того, как отец рассказал к кому из магов на самом деле обратился, Том уверился в том, что от Дамблдора надо держаться подальше. Особенно после того, как его чуть не отравили в Больничном Крыле. Он перестал доверять профессору, перестал подчиняться его «дружеским советам». И, когда Дамблдор начал так ненавязчиво толкать его к темным искусствам, Том уперся всем, чем только мог. И стал более ревностно хранить секрет своей обретенной семьи. Он часто сбегал на все выходные в Литтл-Хэнглтон. Тщательно заметая все следы и утаскивая из библиотеки Мраксов любые книги о Некромантии, в чем собственно и состоял его дар. Он хранил свою все увеличивающуюся библиотеку у отца. Учился разговаривать на парселтанге, чем чуть нечаянно не довел до приступа прислугу. Таскал пирожные из кухни и, уплетая их за обе щеки, довольно улыбался, когда слышал смех Сесилии. А по вечерам были долгие тихие беседы с отцом у горящего камина. Они медленно узнавали друг друга и с каждым днем все больше сближались. Огромную роль в этом сыграло то, что Реддл-старший хоть и не всегда понимал силы своего сына, но принимал его таким, каким тот был. Это было самое восхитительное время, когда были звезды на крыше старого особняка и катания на лошадях. Купания в холодных кристальных водах речки и запах карамели. Весенние венки цветов и ромашки в волосах. Стоптанные грязные ботинки, брошенные в прихожей, и самый вкусный яблочный сидр. Долгое лето, когда он смог скрыться от Дамблдора и рвануть в полюбившуюся деревушку. Первые грозы под протекающей крышей старого сарая, ночные полеты на метле. Первые скелеты, которых он оживил, и потом со всех ног улепетывания от преподобного Уенсли, гоняющегося за ним с крестом и библией. Это он еще легко отделался, и священник не видел его лица. А после осени вынужденно запертый в стенах Хогвартса и яростно защищающий свое сознание от Дамблдора, он просто ждал зимних каникул. Дома Тома ждала семья и теплое Рождество. Запах имбирных пряников и пушистая ель, украшенная дорогими и очень красивыми игрушками. Хриплый голос отца, рассказавший бы очередную магловскую историю, и нежные руки Сесилии, которые укутали бы его в шерстяной плед и прижали бы к теплому боку. Он дремал бы под треск огня в камине и завывания метели. А на шестнадцатилетие они бы обняли его, и отец, надев на него изумрудный медальон, поцеловал бы в лоб. Один единственный год, подаривший ему целую жизнь и изменивший все. Всего один год, чтобы любить и быть любимым. Стать настолько счастливым, чтобы пожелать остаться в этих мгновениях навечно. Том и был счастлив, только вот длилось это всего лишь один короткий год... Старший Реддл, может, и не знал Магический Мир так же хорошо, как его сын, но в человеческой корысти и гнилой натуре разбирался он хорошо. Неважно, маг или не маг, у всех тьма в душе одинакова. Он знал, что его сын - сильный маг и то, что с годами эта сила возрастет во сто крат. И то, что его обманули и пытались запудрить его мальчику голову. Какие бы планы ни были у этого Дамблдора, тот почему-то хотел сломить Тома. Выворачивал правду в извращенную ложь и пытался контролировать. Снова потерять сына он не мог. Старое потрепанное сердце больше не выдержало бы. И тогда Реддл решил увезти Тома. Подальше от Англии, подальше от интриг и политики. Жена, как и сын, были только за. Осталось дело за малым: упаковать вещи и сесть на корабль до Америки. Там бы они легко затерялись. Неожиданная и подозрительная смерть Армандо Диппета стала настоящим ударом для Тома. Привыкший и искренне привязавшийся к нему младший Реддл тяжело перенес потерю старого друга и мудрого наставника, ставшего родным. А Дамблдор, занявший сразу за этим должность директора Хогвартса, совершенно не удивил, но заставил напрячься и поторопиться с отъездом. Том покинул Хогвартс в день торжественного бала в честь нового директора. Он не забрал с собой ничего кроме палочки. В эту ночь он аппарировал несколько раз и качественно так встряхнул пыль с британской каминной сети. От места к месту заметая следы, он вернулся в Литтл-Хэнглтон. Только ничто из этого не смогло спасти. Они пришли в деревню глубокой ночью. Больше двадцати боевых магов против беззащитных людей и его самого. Том будет помнить этот день до конца своей жизни. Охотничьи ружья отца не смолкали до тех пор, пока Том держал щиты. Он посылал уже третьего Патронуса в Аврорат и в Министерство, прося о помощи, но никто так и не пришел. Вместо них появился Дамблдор, и молодой маг понял, что без темной магии не справиться. Он поднял на ноги все кладбище Литтл-Хэнглтон. Всех, кого нашел в нескольких милях вокруг. Деревня горела, объятая ужасом и хаосом. Разлагающиеся тела вперемежку с костями, обтянутыми лоскутками кожи, заполонили улицы. Они рычали и ревели, продираясь сквозь щиты и заклинания к дому на холме. Где посреди разбитого двора остервенело дрался Том. Он разрывался на части чувствуя, как лопаются звенящие нити его магии, но продолжал держать в защите дом и, ведя дуэль с Дамблдором, управлять трупами. Те, наконец, прорвались сквозь барьер и теперь рвали на куски магов, пришедших с Дамблдором. Том усмехнулся и усилил напор, он чувствовал, что скоро все это закончится. За спиной прогремел взрыв, оглушивший и отшвырнувший его. Том успел только почувствовать удар и как разбитые камни содрали кожу руки и порезали щеку. Слух превратился в тонкий комариный писк, а перед глазами почернело. Он с трудом поднял раскалывающуюся от боли голову и мутным взглядом оглядел горящие руины дома. Совсем рядом раздались шаги, а потом раздался еле слышный голос: - Признаться, я разочарован в тебе, Том, - наигранно печально вздохнул Дамблдор, стряхивая пыль с рукава плаща, - столько мороки, столько бега. Из-за твоих капризов мы потеряли слишком много времени на глупости. Но Том не слышал его. Он пытался подняться, но тело дрожало и не желало подчиняться. Оставшимся трупам, атаковавшим магов, словно ниточки подрезали. Те барахтались на земле и хрипели, пока маги с брезгливостью уничтожали их. Том почти встал, когда новое заклинание ударило в спину и заставило рухнуть обратно на камни. А сразу за этим раздались новые выстрелы и крики Сесилии. Том завыл от боли и беспомощности, скребя поломанными ногтями по камням и пытаясь встать. - Сеси! - пытаясь встать, закричал он. - Это все легко остановить, - прошипел над ухом Альбус и больно вцепился в рану на плече, - они останутся живы, тебе только стоит отдать свою магию. Согласись, ведь судьба сквиба - неплохая цена за жизнь твоей семьи. Отдай ее мне, Том. Она ведь тебе не нужна, а я смогу лучше распорядиться ею. Представь, какие блага она может принести. Сколько чистого она сделает для всех магов. - Ты - безумец, - прохрипел лихорадочно думающий Том, - Некромантия еще никому добра не приносила. Что она сделает для тебя? Кого ты хочешь поднять из мертвых? Ты понимаешь, ЧТО можешь впустить в этот мир?! - Разве весь остальной мир - твоя забота? Думай быстрее, Том, маглы недолго выдерживают Круциатус. - Какие гарантии, что ты оставишь нас в живых после того, как я отдам свои силы? - побелевшими губами прошептал Том. - Моего честного слова не хватит? - Честное слово у продажного, гнусного ублюдка? - издевательски прокаркал Реддл, - Непреложный Обет и сила твоя. Думай быстрее, Альбус, маглы недолго выдерживают Круциатус. У Альбуса от бешенства глаза потемнели, но через мгновение он усмехнулся и протянул руку. Том уже почти коснулся кончиков его пальцев, когда неожиданно голос Сесилии резко оборвался. Похолодевший синеглазый маг поднял неверящий взгляд на уцелевшие окна дома и успел увидеть затухающий ядовито-зеленый свет Авады, а сразу за этим услышать тихий угасающий вздох отца. - Том... Он сидел, оглушенный тишиной, вслушиваясь в мертвую пустоту, на месте которой еще недавно жила связь с семьей. С каждой минутой она становилась все больше и поглощала его воспаленный от боли и неверия разум. Воздух застрял в легких, камнем утягивая его во тьму. Перед глазами запылала кострами выжигающая все на своем пути магия и вкус смерти, намертво засевший в нем. Том лежал там и, захлебываясь ею, медленно умирал, крича, как раненное животное, и не чувствуя, как белеют глаза и как рвется тело в черной магии, хлеставшей из него. Она, словно гигантская паутина, окутала все вокруг и, сжав в своих смертельных тисках, взорвалась ледяной волной чистой смерти. Превратив все в белую обожженную пыль... Приходить в себя после такого было больно и трудно. Но вопреки всему Том открыл глаза. Только разницы почти никакой не было, потому что перед глазами была все та же тьма. Она медленно наполнилась шумом стекающих по стенам капель воды и запахом сырого мха. Он лежал на грубо сколоченной доске и не чувствовал ничего. Он медленно умирал, и вместе с ним - все ошметки его последних сил. В этом каменном глухом гробу, где не было ни капли магии, ему суждено было провести почти сто лет. Навсегда лишенным света магии и сходящим с ума от вины за гибель любимых. Только вот упрямое сознание не желало угасать. Оно продолжало цепляться за месть и за несбыточные надежды. За каких-то десять лет он превратился в безымянного заключенного, о котором забыли все. Он знал, что никогда не выйдет из своей камеры. Дамблдор никогда бы не дал ему свободу. Первые несколько лет он приходил и все еще пытался убедить Тома отдать магию, но каждый раз получал отказ. Силы же Тома просто с каждым днем гасли, пока от них не остались лишь тлеющие угольки, как и от него самого. И в этой кромешной тьме проблеском стали сны о белокуром человеке. Том никогда не видел его лица, он не знал кто это, но человек приходил в его сны каждый день. Он смотрел своими светлыми глазами, и холод, поселившийся в его костях, отступал. Человек был похож на светлых ангелов из магловских легенд. Он поверил, что и вправду сошел с ума через несколько лет, когда поймал себя на том, что молится этому человеку, что говорит с ним и действительно ждет его. Бред... Ангелов никогда не существовало, и не было никакого светлоглазого человека. У него больше никого не было, и жить больше незачем было. Часы складывались в дни, а те - в годы. Дамблдор перестал заходить к нему, вскоре даже его тюремщики о нем забыли. А он умирал, лежа в грязной темной камере, превратившийся в одни кости, обтянутые кожей. И только в угасающем сознании был светлоглазый человек, за спиной которого стояли отец с Сесилией. Они ждали его там, у крыльца старого дома, в тот самый осенний день, когда он нашел их. Только вместо всего этого за ним пришло его безумие. С серебряными глазами и белыми, как снег, волосами. Безумие звали Драко Малфой, и он был реальным. Красивее всех чертовых ангелов и с горящей солнцем магией. Том, давно не чувствовавший такой древней силы, был оглушен. Он потерянно смотрел на красивый профиль, пока Малфой нес его, еле живого, на руках. Реддл то терял сознание, то приходил в себя. Каждый раз укутанным в теплый плащ. - Все будет хорошо, Том, - глубокий, тихий голос убаюкивал его, - Мы вернемся домой, и я покажу тебе земли Лантэ. Тебе там понравится и Первозданная - тоже. Могу поспорить, что тебя не катал ни один дракон. Я покажу их тебе, только не засыпай. Еще слишком рано, Том. Не засыпай. Реддл напряженно вслушивался в голос и пытался не заснуть, но сил было так мало. Он только на минутку прикрыл глаза и уже не слышал встревоженного голоса Драко... * * * Чужие воспоминания, словно ворох листвы, потревоженный ветром, успокоившись, наконец, улеглись на самое дно Омута памяти. Свечи давно догорели, и стоило бы погасить их, но Гарри почти не замечал их света. Он сидел в своем кабинете и невидяще смотрел на звездное небо Лондона сквозь зачарованное окно. Дело Тома Марволо Реддла наконец было закрыто должным образом. Его воспоминания вскоре должны были прикрепить к новому, которое он теперь не собирался никому отдавать. Но все это должно было случиться завтра утром, а сейчас он думал о шестнадцатилетнем мальчике, который провел всю свою жизнь в блокирующей любую магию камере. Оттуда вчера вышел умирающий старик с покореженной психикой и ошметками магического ядра. Любой бы сказал, что он не жилец. Может, и протянет дня три, но не больше. Только его унес Малфой, на прощание окатив Альбуса таким взглядом, что стало ясно: тому это не сойдет с рук. И Гарри был с ним полностью согласен, но еще он был человеком закона и должен был передать дело Дамблдора в Визенгамот. Еще один продажный свинарник. Гарри устало потер глаза и, собрав воспоминания Реддла в сосуд, отправил вместе с пухлой папкой в сейф. Он накинул плащ и, заперев двери кабинета, направился к лифту. Этим вечером ничего не хотелось. Только завалиться вместе с Роном в какой-нибудь бар магловского Лондона и пропустить стаканчик-другой. Впереди были выходные, которых они ждали как манну небесную. Чудесная передышка перед поездкой на Ежегодный Международный Бал Магического Совета, во время которого мало того, что нужно было разыгрывать из себя почетных гостей, так еще и следить за безопасностью. После чего он надеялся наведаться, наконец, в одну деревушку в Швейцарии. Однако первым шел все-таки чертов бал. Где они собирались сверкать оскалами так, словно ничего не произошло. Ни очередной весьма кровавой вылазки за стену, когда из тридцати магов вернулся только он и его отряд. И то только чудом. Ни истории с арестом Дамблдора, который вместо Азкабана получил домашний арест. Видите ли, это вызовет резонанс среди общества. Нет, мистер Поттер, какой преступник? О чем вы? Он жертва обстоятельств, наш герой! Какой суд? У вас даже доказательств нет. Ха! Если его догадки верны и если он сумеет найти Аберфорта, доказательств хватит не на срок в Арсете, а на целый смертный приговор, и, может быть, он наконец поймет, как Малфой собирается снимать с них Метку. Потому что белобрысый продолжает молчать. Вместо прямых ответов он увиливает, как змея. Не понимают его даже собственные люди. Однако они исправно идут вместе с его бойцами за стену, пускают в Лантэ, и он уже видел недавно нескольких других магов на Косой Аллее. Малфой темнит, и это нервирует Гарри. Двери лифта закрываются за спиной. Зеленоглазый мракоборец минует коридор и выходит в просторное фойе Министерства, где у дверей уже ждет Рон... * * * Париж зацветает сотнями огней и цветов. Он дышит магией и звенит смехом в темных подворотнях и в тенях оживленных улиц. Сегодня Париж окутан странной силой и звуками колокольчиков. В столице всех влюбленных сегодня бал, на который вход маглам заказан. Его цветочный запах скользит по ночным улицам и, окутав блестящую в сотнях огней Эйфелеву башню, летит над Елисейскими Полями. Он дрожит на лепестках нежных цветов и, сверкнув в каплях росы, ведет к уже закрытому для посещений Лувру. Мимо фонтанов, скользя под самым носом вышколенной охраны. Сквозь пустые залы и еле касаясь скульптур, прямиком к портрету Иоанна Крестителя. Святой улыбается по-лисьи и совсем как живой блестит хитринкой глаз. Он прекрасен и, пожалуй, так же будоражит маглов, как и Мона Лиза. Только маглы совершенно не знают, что секрет хранит он, а не она. За портретом, что дверь в другой мир, находится атриум, украшенный флагами всех магических сообществ мира и золотыми лентами. Гостей встречают одетые в красно-золотые камзолы и бриджи домовики. Их черные, начищенные до блеска туфли блестят под светом, а на головах такие же черные береты с золотыми короткими перьями. Они забирают у гостей плащи и под громкий наколдованный голос, представляющий новоприбывших, проводят их в главный зал. Огромное круглое помещение просто сверкает в свете заколдованных свечей. Зачарованный потолок тонет в мириадах звезд и созвездий. Позолоченные узоры на светлых стенах и столы, полные самых изысканных закусок. Оркестр играет, не умолкая, на платформе в тенях высокого мраморного фонтана. Здесь и там слышны непринужденные беседы и смех. Блеск драгоценностей и шелест платьев. Этим вечером маги отпускают себя и надевают маски. Блеск в глазах выдает уже хмель или шалость. Это намеки, скрытые в полутонах. Сегодня и сейчас не поднимаются дебаты о чистоте крови или очередные политические интриги. Бал в самом своем разгаре. Гарри стоит в тени колоны и, вертя в руках черную маску с металлическими чешуйками, следит за залом. Его бойцы рассредоточены по всему залу и, расслабленно улыбаясь, ведут ни к чему не обязывающие разговоры. А близнецы вообще, окружив хорошенькую волшебницу из Бразилии, флиртуют напропалую. Только он знает, что стоит ему поднять тревогу, они среагируют первыми. И незачем народу знать, что каждый до зубов вооружен под всеми этими разноцветными тряпками. Пришлось повозиться с маскировочными чарами, но безопасность превыше всего. Он кивает прошедшему мимо чиновнику из румынской делегации и краем глаза следит за отцом и матерью. Сегодня отец впервые расслаблен. Переодетый в магловского королевского офицера, он сидит рядом с улыбающейся ему женой и целует ее руку. Кресло матери больше похоже на трон, вырезанный из белого мрамора, а она сама в темном насыщенно-зеленом платье и короной на голове напоминает королеву. В ее рыжих, сплетенных в толстую косу волосах поблескивают бриллианты, а на губах играет шкодливая улыбка. Она поднимает голову, когда высокие резные двери снова открываются, когда звучит имя, которое заставляет зал умолкнуть и жадно уставиться на тех, кто спускается по лестнице. Толпа следит за ними, а гул их тихих голосов начинает нарастать. Гарри не слышит титулов, которые не прекращают звучать. По ощущениям их больше сотни, но Поттер смотрит на сверкающий лед в прорезах маски, а внутри гудит: Драко Малфой... Он здесь со всеми своими бойцами, с которыми за последние несколько месяцев они прошли многое. Рядом с ним под руку идет Гермиона Грейнджер, одетая в нежно-розовое платье из шелка и шифона. На ее лице - полумаска из лепестков того же цвета, что и в волосах, собранных в высокую, слегка небрежную прическу. Она похожа на весну и жизнь. И, судя по судорожному вздоху за плечом, Рон тоже успел это оценить. Гарри хмыкает и переводит взгляд на остальных. Они ничем не примечательны, но вместе с тем производят эффект разорвавшейся бомбы. Настолько прекрасны и окутаны первобытной магией, которой нет больше ни у кого из присутствующих. И они чертовски отвлекают его людей. Он бы еще стерпел Рона, но близнецы чуть ли не стойку делают, когда видят близняшек Паттил. И он их в принципе понимает. Их наряды восточных ассасинов могут убить наповал всех присутствующих мужчин. Даже оружия вытаскивать не надо. Луна судорожно поправляет крылья и опускает глаза, когда встречается с темным взглядом Забини. О Чарли вообще можно забыть: он недосягаем с той минуты, когда видит кривую улыбку Дафны, адресованную определенно точно ему. На ней даже не платье, а телесного цвета полупрозрачный шифон, усеянный алмазами, точно звездами. Об остальных он молчит. Ехидная лыба Паркинсон и полуулыбки Астории с Ноттом, идущими за ней и ее мужем, говорят об очень многом. Он готов прибить их за тот эффект, который они имеют на его людей и на окружающих в целом тоже. Но больше всего прибить хочется Малфоя. Потому что своей красотой он не похож на человека. Опасный, холодный, гордый и отлично знающий, какой эффект оказывает на окружающих. И если идущая рядом с ним Гермиона похожа на жизнь, Малфой - одна сплошная зима и смерть. Он одет во все темно-синее. Штаны заправлены в высокие бархатные ботфорты. Черная атласная рубашка с алмазной брошью-гвоздиком на жабо под таким же темным камзолом с серебряной вышивкой и россыпью алмазов на рукавах и стоячем воротнике. Белые мягкие волосы распущены по плечам, а лицо скрывает черная маска в виде верхней части черепа с длинными клыками, изогнутыми рогами, окровавленными перьями и жемчугом, поблескивающим в мертвых бутонах цветов. Это жуткое чудовище, а не маска, но Малфою с его глазами она идет... Идти на этот бал никто из них не хотел, но репутация обязывала. Особенно если они решили заявить всему Магическому Миру свой статус. Так что Гидеон сейчас довольно парил у плеча Драко и окидывал зал наглым, полным скрытой издевки взглядом. Пальцы Гермионы в его ладони были холодные и напряженные, спину рефлекторно прикрывали Крэбб с Гойлом, а под туникой Падмы он явно успел разглядеть очертания двух зачарованных ножей. В зале была охрана и Поттер. В аврорской форме старого образца. В черной бархатной куртке и штанах, заправленных в высокие ботинки. Черные кожаные ремни охватывали плечи, спускались к поясу и дальше по бедрам до коленей. По плечам, до самого пола, багровой рекой стекался тяжелый аврорский плащ. Может, маскировочные чары и скрыли от других его оружие, но Драко отлично видел парные кинжалы Поттера, которые были почти у всех на виду. Их взгляды встретились, словно скрестились в схватке, и снова разошлись. Поттера позвал его рыжий дружок, а ему с другого конца зала помахал довольный Арманд, цепкой ручкой держащий предплечье влюбленно смотрящего на него Эль Халема. Вечер можно было бы считать удавшимся, если бы не появился Патрик Френе. Повисший на шее мертвым грузом и томно щебечущий о том, как сильно успел соскучиться. Гарри бы и рассмеялся от такой наглой лжи, только все слова камнем застревают в глотке, когда он ловит полный презрения взгляд Малфоя. Тот, словно не замечая, проходит, еле мазнув, но красивые губы кривятся и глаза больше не отвечают его собственным. Это больше похоже на унизительную пощечину. Гарри не понимает почему, но это просто отвратительно. Он отцепляет от шеи цепкие пальчики и насмешливо смотрит на соблазнительную улыбку барона. - Боюсь, что мое сердце оглохло уже лет двадцать как и совсем не слышит призывы вашего, - хмыкает он. - Возможно, я снова смогу до него достучаться? - мурлычет француз и призывно улыбается, - ах, бросьте, Арри. Нам было весьма хорошо вместе. Если он сейчас отошьет Френе, это будет считаться дипломатическим скандалом? Приторно сладкая магия просто душит его и заставляет скривиться. Но барон явно не хочет отступать, и Гарри будет до конца жизни молиться на Рона за то, что тот подошел к ним вместе с очаровательной графиней Габриэль Малруа. Ей уже за сто перевалило, а все выглядит на половину своего возраста, если не меньше. Высокая, статная, с поседевшими длинными волнистыми волосами, собранными в высокую прическу. В темном, ласкающим глаз, синем, словно ночное небо, атласном платье и с сапфировым колье на красивой шее. Она коротко улыбается шутке Рона и смотрит своими черными глазами, в которых пляшут чертики. И морщинки совсем не портят ее красоту. От нее пахнет сандалом и ночными огнями. Ее магия похожа на зимний костер, ласково дремлющий в очаге. Гарри она нравится, и, видимо, это взаимно, потому что госпожа Малруа смотрит на него понимающе и легко затыкает Френе. Политика никогда не была его любимой темой. И все идет хорошо ровно до той минуты, когда Гарри вдруг не видит, как каменеют плечи Рона и как его голубые глаза, наливаясь бешенством, начинают нездорово светиться. А вскоре становится ясно почему. Потому что разговор, до этого шедший только на повышенных тонах, стал настолько громким, что его уже услышала половина зала... Гермиона никогда не обольщалась на свой счет. Она всегда знала, кем является и как за спинами маги называют таких, как она. Грязнокровка... Не маглорожденная, не полукровка, а грязнокровка. Ошибка природы и многих тех, кто появился от смешения крови с маглами. Они грязь, и ничего не изменится, как бы им не меняли имена. Чушь собачья, что современное магическое общество толерантно относится к таким связям. На нее всегда косо смотрели и шептались за спиной. Гермиона все это знала и плевала с высокой башни. Потому что в Лантэ не имело значения, какая кровь течет в ее венах. Там смотрели в самую суть человека и принимали любых. И Драко тоже. Он никогда не смотрел на нее, как на грязь или на что-то ущербное. Он был ее другом и ее королем. Он заботился о ней все эти годы, как и все ее друзья. Но здесь все было по-другому. Она бы смолчала, презрительно бы цыкнула и, развернувшись, ушла... Если бы эти грязные ублюдки не открыли свои поганые рты на ее родителей. На память того немногого, что у нее осталось. Какой-то аристократишка со своими подхалимами поливал грязью их, а она, сжав кулаки, должна была стерпеть?! Она уже зло оскалилась, готовясь ударить, когда взгляд неожиданно зацепился за внимательные голубые глаза, неотрывно смотрящие на нее. Он слышал весь разговор. Этот чертов рыжий урод слышал все и теперь смотрел на нее так, что внутри опаляло огнем. Она удивленно замерла, когда он, рыча, двинулся на них. Он что? Собирался устроить драку? Какого... - Не понимаю вашей реакции, мистер Уизли, - скривил губки Патрик, - этой... этой особе нужно было сперва подумать, вместо того чтобы заявляться в круг чистокровных. Эти маглорожденные совершенно лишены манер. Отвратительная мерзость! - У меня мать тоже маглорожденная, - жестко отрезал Гарри и, еще крепче сжав плечо Рона, пытающегося вырваться, криво оскалился, - только это тебе не помешало стонать подо мной, как заправской шлюхе, дорогуша. Френе сперва покраснел, потом посинел и начал медленно зеленеть. Гарри и замерший Рон с интересом следили за этим цветовым представлением, ожидая, когда барона хватит удар. И неудивительно - Гарри слышали многие. В том числе и графиня, совершенно не аристократично прыснувшая и теперь пытающаяся откашляться. Барон же хватал ртом воздух и, наконец, не выдержав, взвизгнув что-то на французском, замахнулся для пощечины. Только Гарри поймал его ладонь и, усмехнувшись, уже открыл рот, когда рядом дрогнул воздух и появился Гидеон с маленьким золотым кубком в цепких лапах. Он приветственно кивнул им и, взглянув на все еще вырывающегося бешеного Рона, усмехнулся. - Успокойтесь, мистер Уизли. Он - козел, и я лично буду стоять на стреме, когда сегодня после приема вы пойдете бить ему морду, - мягко произнес Гидеон, чем заставил их всех удивленно посмотреть на него, - но вмешавшись сейчас, вы сделаете только хуже. - Я не могу стоять в стороне и смотреть на то, как эта паскуда поливает ее грязью, - прорычал он. - Эту паскуду сейчас морально отымеют, - переведя взгляд на упомянутого аристократа, почти с наслаждением проурчал дракон. - Кто это? - нахмурился Патрик, увидев, как высокий белокурый маг хищно двинулся в сторону спорящих, - что происходит? - Нельзя злить Малфоев, - глубоким грудным голосом произнесла графиня, - слишком мстительные натуры. - Совершенно согласен, - закивал дракон и наигранно печально вздохнул, - весьма эмоциональные существа. Драко терпеть не может, когда трогают то, что принадлежит ему. - Ох, дорогуша, знавала я одного Малфоя... Какого там Малфоя знавала графиня, ни Поттер, ни Уизли уже не услышали. Они были целиком поглощены тем Малфоем, которого знали они. Все случилось слишком быстро, и Гермиона не успела заметить, как спину опалило теплом, а ладонь сжали знакомые крепкие пальцы и подняли к губам. Уизли замер под рукой мрачного Поттера, лихорадочно рассматривая ее. Волшебница подняла взгляд на обнявшего ее сзади Драко и расслабилась в его руках. Безымянный аристократишка изумленно вытаращился на них, а он громко, чтобы все его услышали, произнес: - Мой восхитительный капитан, окажете ли вы мне честь и разделите ли со мной этот танец? - Капитан согласен, - против воли улыбнулась краешком губ Гермиона и, так и не разрывая этих объятий, позволила увести себя в центр зала, - а еще капитан хочет знать, что король задумал? - Король решил преподать урок хороших манер этим безродным ублюдкам, - зло улыбнулся Драко. Что-то произошло. За несколько секунд окружающее пространство как-то странно искривилось и словно пошло трещинами. Гарри, затаив дыхание, цепким взглядом обвел замерших и замолчавших от неожиданности магов. Словно они даже не поняли, почему умолкли и почему замерли музыканты. Вокруг Малфоя и Грейнджер воздух начал нагреваться и раскаляться от вибрирующей магии. Она сорвалась странной мелодией скрипки и, тенями заплясав по потемневшим стенам, опутала фонтан. А в следующую минуту вода в нем, зашипев, превратилась в сплошной поток дикого пламени. Свечи потускнели, а в воздухе запахло уже знакомым ароматом малфоевской магии. Древней, первобытной и настолько сильной, что прогибала под себя. Музыка подкралась сладкими нотами, словно змея, и наполнила все вокруг. К ней примешался женский голос, он запел и засмеялся тысячами голосов, а огонь вперился золотом глаз в окаменевшую толпу. Маски медленно сползли с лиц, обнажая красивые лица с улыбками наглецов. Мелодия ударила с новой силой, и они сорвались с места. Не замечая никого вокруг и двигаясь то плавно, то резко, как и языки пламени. Это не было похоже ни на один танец в мире. Его невозможно было увидеть больше нигде. История, как и традиции, позабыли о нем. А теперь они танцевали, совершенно не заботясь о том, что в их движениях было столько чувственности и только крупица приличия. - Слышать о какой-то там легенде и видеть эту легенду наяву - разные вещи. Не правда ли? - усмехнулась графиня и бросила короткий взгляд на Поттера. Тот словно окаменел, неотрывно следя за уверенными плавными движениями Малфоя. Белокурый маг то срывался в откровенную агрессию, то двигался, словно хищная кошка. Он резко обернулся и, взмахнув рукой, прижал смеющуюся Гермиону к себе, начиная двигаться с ней так медленно, словно и не в танце вовсе, а в кое-чем более горячем и явно развязном. И вместе с каждым новым таким движением из толпы к ним начали выходить другие пары. Странные, выборочные и улыбающиеся таинственными улыбками. Через несколько мгновений это уже была большая толпа, которая одинаково кружилась в резких, острых движениях. Окутанные огромной силой, дышащей огнем и пряной ночью. Они то разделялись, то прижимались ближе, совсем не аристократично вели плечами и приглашающе улыбались друг другу. И вместе с ним танцевал златоглазый огонь в фонтане. Он то принимал очертания длинноволосой женщины, то драконов, парящих среди языков. Но неизменным оставались золотые глаза, следящие за ними. Гарри видел, как она смотрит и как танцует чувственно, поднимая руки и ведя бедрами, точно так же, как и Малфой. Тот прикрывал глаза и, кончиками пальцев задевая плечи партнерши, резко уходил в сторону, вильнув бедром настолько медленно и чувственно, что это было совершенно противозаконно. Огненная женщина выгнула спину и исчезла, чтобы снова появиться, уже рвано двигаясь под ритмичные удары музыки. А по полу зала ползла ее огненно-золотая нить, выжигая дорогой мраморный пол своей силой и стеной отрезая от всех остальных. В ее идеальном кругу танцевали наследники самых древних родов, и не имело значения, сколько в них было чистой крови. Там были те, кого благословила Первозданная. Арманд извивался в руках Эль Халема и смеялся, опьяненный этой силой. Пэнси медленно опустила руки мужа на свои соблазнительно двигающиеся бедра и подмигнула ему. Пара из Испанской делегации отжигала, не отставая от них. Какой-то мужчина губами коснулся шеи своей партнерши и выпустил из объятий, чтобы переплести с ней руки и кружить, не отрывая глаз. Правая рука президента Макса и самый известный мракоборец Персиваль Грейвс прижимал к груди смеющегося темноглазого мужа, шепча ему что-то на ухо, подмигнул усмехнувшемуся ему Малфою и исчез в толпе. А Гарри краем сознания отметил, что теперь понятно, как Малфой исчез за океаном. Но только краем сознания, потому что в эту минуту кожа Малфоя начала покрываться вязью черных татуировок. Они покрыли его руки и скулы острыми кончиками до лба, а там превратились в обжигающе белую звезду. Вместе с ней сила Малфоя девятым валом накрыла весь зал, заставив отступить и всхлипывать многих магов. А носителей Метки отшатнуться от боли. О короле, которого выбрала сама Магия, слышали все. О том, что отверженным только и стоит всем сердцем помолиться Первозданной, и он придет к ним. Он заберет в свои земли и даст вечный покой. Красивая сказка, в которую верили только самые древние рода, а новое поколение, позабыв старые устои, стремилось эгоистично подчинить свою магию только своей гордыне. Таких было много, и для них наместник Первозданной стал всего лишь сказкой. Только король оказался не выдумкой и сейчас вместе с грязнокровкой танцевал древний танец Магии. Он был красив настолько, что будоражил умы. Малфой танцевал в кругу своих людей и совершенно не замечал никого. Он развернулся вместе со всеми к огненному фонтану и, танцуя, медленно направился к нему. С хулиганской улыбкой на губах и языками пламени в глазах. Он тоже видел ее золотые глаза и все это время танцевал для нее. Музыка сорвалась в новую резкую волну и, закружив магов в рваном темпе, окутала их золотисто-алым мягким светом. Он накалился до предела и с последними аккордами взорвался под потолком огненным драконом. Громкий смех сотен тысяч голосов пронзил воздух и заставил замереть сердце. Маги как один, держа за стройные талии своих партнеров, медленно наклонили их к самому полу и мягко подняли, ведя раскрытой ладонью от живота по груди и мазнув по шее, печатью ложась на лоб. Малфой взмахнул рукой, и два хрустальных кубка, наполненные вином, соткались из воздуха. Он протянул один все еще тяжело дышащей и раскрасневшейся от танца Гермионе. Она улыбнулась ему и, пригубив напиток, кивнула в сторону находящейся в прострации толпы. - Упс? - совершенно невинно хлопая ресницами, выдал Малфой, но весь эффект убили бесы в его глазах. Они чокнулись кубками и, отпив вина, улыбнулись друг другу одинаковыми улыбками отъявленных засранцев... Бал шел своим ходом, но теперь, наверное, сплетен стало намного больше. Драко в этом был уверен. Только от этого шумного веселья и фальшивых улыбок зубы сводило настолько, что хотелось держаться подальше. В идеале - на другом конце света. Но вместо конца света у него была мраморная лестница, ведущая на второй ярус зала. Он сидел на каменных ступенях, не замеченный никем, и, вертя в руках хрустальный кубок, смотрел на толпу, шумящую внизу. Краем глаза он зацепил Блейза, танцующего со смущенной Луной Лавгуд. Поттера-младшего вместе с семьей, Пэнси и ее мужа. А посреди всего этого застывших друг напротив друга Гермиону и рыжего Уизли. Они молча смотрели друг на друга и словно не замечали никого вокруг. Драко видел, как день ото дня рыжий растапливал ее сердце. Он знал, чем все это должно было кончиться. И для Гермионы, может быть, это могло стать спасением. Тем самым, которое требовалось ей со дня смерти родителей. Вино сверкнуло кровью в свете свечей, и тихий голос, похожий на глухой стон, ветром ворвался сквозь распахнутые балконные двери и коснулся лица. Драко моментально напрягся, вслушиваясь в еле слышный шепот молитвы. Его звала женщина. Она плакала и молила о помощи. Драко нахмурился и поднял взгляд на толпу. Он безошибочно разыскал всех своих. Те неосознанно держались вместе и готовы были среагировать в любую минуту. У них все было хорошо, и Драко чувствовал, что сегодня в жизни некоторых из них произошло кое-что очень важное. Может быть, шаг к исцелению и призрачная тропа к персональному убежищу. То, чего не было у него. Он давно это понял, что бы ни говорил Фенрир, для него не было спасения. Но до того, как собственная магия сожжет вены, у него есть еще немного времени, чтобы обеспечить мир своим людям. Потому что такова судьба всех королей. Гарри, наконец, удалось вырваться, и первым делом он пошел на запах малфоевской магии. Им за вечер так и не удалось и словом перекинуться. А нужно было поговорить. О предстоящем суде над Дамблдором, о Томе, о будущей вылазке за стену. О проклятой прошлой миссии, когда он прикрыл их. Последнее обсудить хотелось больше всего, потому что Малфой все еще бесился из-за истории с Томом и из-за того раза, связанного с его братом. Он их терпеть не мог, особенно его, но почему-то помогал. Темно-синий кафтан мелькнул у мраморной лестницы. Гарри направился туда, но нашел лишь сверкающий хрустальный кубок на ступеньках и колыхнувшуюся штору. А через несколько минут его окликнул взволнованный Рон. Все их ребята во главе с Кингсли и отцом ждали его...