Laus Deo

      Кабинет заместителя директора ФБР Уолтера Скиннера напоминал Париж в июне незапамятного года. Ничего особенного, впрочем, не случилось вновь. Все предметы располагались на своих местах, но в их обыденном стоическом молчании незримо проступал ощерившийся характер. Кабинет держал оборону. Её держали стены, кресла, книги, стоящие на полках, телефон на столе, сам стол и человек, сидящий за этим столом. Косые солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь полуоткрытые жалюзи, ломаными линиями ложились на пол около плотно закрытой двери. Молчание, царившее между пока ещё хозяином кабинета и двумя его посетителями, принимало характер плохо выдержанной затянувшейся паузы. Однако напряжения не было. В этом замкнутом пространстве наравне с готовностью к немедленной и вынужденной обороне царила какая-то всеобщая усталость. На столе лежал пистолет. Впрочем, его магазин был пуст и находился рядом. - Я полагаю, это один из наших немногих в данной ситуации шансов говорить начистоту? – произнёс Джон Доггетт, кивая на пистолет. Моника Рейс немного прищурилась, глядя на него. Скиннер вздохнул и взглядом пригласил агентов сесть. Когда они заняли места напротив, он снял очки, потёр переносицу и водрузил их на законное место. Затем сложил руки в замок и положил их на стол. Все эти действия, казалось, призваны были исполнить некий ритуал перед тем, как будет озвучено нечто, что может сделать невозвратной черту, которую готовился переступить заместитель директора. - Вам нужно взять отпуск, - начал наконец Скиннер. Джон и Моника переглянулись. Она чуть вздёрнула бровь. - Что это значит? – удивилась Рейс. - Вы серьёзно? – опешил Доггетт. Уолтер внимательным взглядом посмотрел на него и вместо ответа заметил, отодвигая в сторону пистолет и магазин: - Когда стреляешь в человека, а он продолжает идти на тебя, вывода два, а проблема одна: расстояние сокращается. Либо оружие не то, либо логика, приведшая тебя к решению его применить – ошибочна. - Вы исключаете ещё один вывод, - с раздражением ответил на его высказывание Доггетт, и с каждым словом его голос становился громче: – что в организации, которая должна стоять на стороне закона, заговор преступников! Моника нахмурилась. Скиннер тяжело выдохнул. Его губы сжались в тонкую линию. - Послушайте, агент Доггетт, - неожиданно тихим тоном начал он, - я не спал тридцать пять часов. На протяжении последних суток мне домой звонят, звонят моей жене с целью выяснить у неё моё местоположение. Вчера мне устроили очную ставку с Кёршем и два перекрёстных допроса. Все мы знали, на что идём. И я не меньше вашего хочу разобраться во всём этом. Но в данный момент у меня совершенно нет желания спорить с вами. Вы прекрасно понимаете, что происходит. - Я не понимаю, что происходит, - возразил Доггетт, наклонившись к столу. – Наш офис разгромлен, все папки с материалами будто растворились. Сверху поступают лишь приказания ждать завершения расследования и настоятельные советы этому расследованию способствовать. - Мистер Скиннер, я согласна с Джоном: мы официально не под следствием, но в числе подозреваемых. Мы все. Едва ли нам дадут шанс оправдаться. Но в этом всём нет совершенно никакого смысла! Такое чувство, что нас хотят отвлечь. Заместитель директора резко встал и подошёл к окну. Вновь повисло молчание. Через минуту он повернулся и опёрся вытянутыми руками о столешницу. - Очень трудно было вчера объяснить комиссии по расследованию, куда пропали чуть ли не из-под двери кабинета Кёрша два агента, напрямую связанные со «сбежавшими преступниками», - сказал Скиннер. – Вам следует отстраниться от этого. И не искать причин и следствий. - Вы хотели сказать: истины, мистер Скиннер? – вкрадчиво уточнила Моника. Он покачал половой. - В этих стенах, как вы успели убедиться, эти поиски уже давно и благополучно покинуты. Один человек уже пытался найти её, а найдя – доказать. Это привело к тому, что дело всей его жизни было разрушено как карточный домик. Это расследование не сродни тем, что были раньше. Здесь совершенно иное на кону. Вы полагаете, что борьба направлена против Малдера и Скалли, или против Секретных материалов, или против нас с вами? Это смешно. Беда в том, что и вы, и я, и те, кто всё это затеял, знаем, что будет дальше. Поэтому единственная разумная вещь, которую вы можете сделать, на время уйти. Джон резко встал. - Я не привык бежать с поля боя, господин заместитель директора. И за вами я не замечал подобного, - слова щёлкали словно затвор винтовки. - Это не бегство. Мы в заведомо невыгодном положении. - Мне кажется, в этом положении мы были с самого начала, - заметила, поднимаясь, агент Рейс. – Как только мы отступим, тут же перейдём из разряда подозреваемых или свидетелей в разряд соучастников. Мы не можем этого сделать сейчас, когда этот рубеж последний. Если не будет никого, кто встанет у них на пути, они будут контролировать всё. Вы видели, на что они способны. - Вы же не встаёте на пути у танковой колонны с ножом, пусть и самым острым, в руках? – иронично отрезал Скиннер. На лице агента Доггетта играли желваки. - Это война. А на войне ничего иного не остаётся. Уолтер выпрямился. - Они закрывают Секретные материалы. - На каком основании? – спросил Доггетт. - Вы думаете, оно им нужно? – усмехнулся Скиннер. – Джон, не будьте таким наивным, они проделывали это несчётное количество раз и раньше. А теперь у них полностью развязаны руки. Я и Кёрш отстранены. Не сомневаюсь, что обвинение будет. Вас ждут бесконечные допросы. Они непременно разделят нас всех и поодиночке уничтожат. - Нет отдела, нет агентов, нет проблемы, - задумчиво протянула Моника. Джон повернулся к ней: - Что? Ты согласна с ним? Ты считаешь, что и нам нужно исчезнуть? Это же бред! – воскликнул он. - В его словах есть доля правды, но я не понимаю смысла этого побега, - ответила она. - Смысл в том, чтобы спасти собственные жизни. Отныне речь идёт не о работе в ФБР. Они нацелены на иное. На тотальное уничтожение, - отчеканил заместитель директора и добавил: - Зачистку, если угодно. - Они, они, они! Что такое «они», Скиннер? – негодующе воскликнул Доггетт. Но тот лишь только усмехнулся. Ответа не последовало. - Но ради чего нам убегать? И куда возвращаться? – Моника сложила руки на груди. - Понятия не имею. Нам это дело с рук просто так не сойдёт. - Просто так это не сойдёт с рук им, - Джон сделал ударение на последнем слове. - Не всё так просто, агент Доггетт. Вспомните, чем кончилось расследование против Кёрша. Друзей у вас в ФБР больше нет. У тех, кто по эту сторону баррикад друзей заведомо быть не может. - Оставьте этот пафос, Уолтер! Ради Бога, - поморщился Джон. – Нам нужно не обсуждать всё это, а действовать, защищаться. Вы же сами всё видели. Вы знаете истину. - В этом и состоит суть обвинения, - печально заметил Скиннер, отвернувшись к окну. Затем тихо добавил: - Прошу вас, будьте благоразумны, возьмите отпуск. Вернитесь оба по домам. На месяц, на два… Джон тяжело вздохнул и посмотрел на Монику. Она покачала головой. - Зачем вы так стремитесь выпроводить нас? Если уж это наш редкий шанс говорить открыто, то вы заставляете сомневаться в себе. Что изменится спустя эти один или два, как вы говорите, месяца? Ради чего всё это? Чтобы вернуться и обнаружить ваши с Кёршем личные дела в ящике с осуждёнными по делам внутренних расследований ФБР? Чтобы увидеть дверь отдела заколоченной, а собственные фамилии в списках на перевод в другой конец страны? – негодовал Доггетт. Скиннер повернулся и как-то сардонически усмехнулся. - Неправильные вопросы. Оставьте их, если хотите вернуться сюда. - Вопрос только в том, куда мы вернёмся, - пробормотала агент Рейс. Уолтер посмотрел на часы и произнёс вновь: - Возьмите отпуск. - Это незаконно, - отрицательно покачал головой Джон. - Главное, что это возможный выход. Единственно возможный. - Что вы хотите этим сказать? – спросила Моника. - Только то, что сказал, - развёл руками Скиннер. – Я прошу вас обоих. Как друзей. Не участвуйте в этом. Уходите, чтобы можно было вернуться. Если вы переступите эту же черту, вас ничто не спасёт. - От чего нам спасаться? Правда на нашей стороне, - возразил Доггетт. - Это только вопрос времени и интерпретации фактов. - В том-то и дело, что у них нет никаких фактов. Скиннер вновь сел за стол. - В таком деле это не играет существенной роли. Уходите так быстро, как только можете. - Как крысы с тонущего корабля, - добавил Джон, хмыкнув. Скиннер проигнорировал этот выпад. - А как же вы? – внезапно спросила Моника. - Это уже моя забота, - коротко ответил он. Доггетт почувствовал странное смятение от этих слов. В его голове всего лишь на мгновение промелькнула мысль о том, что в последнее время в круг его полномочий стали входить слишком странные и чужие (во всех смыслах этого слова) заботы. - Что ж, вижу, здесь поддержки вновь нет, - подумав, произнёс он. – Но мы будем бороться. Все остальные пути ведут к поражению. В настоящих обстоятельствах это равносильно гибели. - Наконец-то мы хоть в чём-то поняли друг друга, - совершенно устало пробормотал Скиннер и продолжил: - Два вывода, одна проблема: расстояние сокращается. - В последние два года я всё чаще ощущаю себя не тем, кто стреляет, а тем, кто идёт и ловит эти пули, - задумчиво бросил Доггетт, направляясь к выходу. В каждом его движении жила необычайная решимость. Дверь за ним чуть хлопнула. Агент Рейс внимательно посмотрела на заместителя директора. - Вы не правы, - холодно подвела итог она и удалилась следом. Уолтер долго смотрел на закрывшуюся дверь, после чего вставил тот же самый пустой магазин в пистолет и спрятал последний за пояс. - Как знать, - заметил он вслух сам себе и, взяв со стула уже изрядно помятый пиджак, вышел из кабинета.

***

- И как тебе это нравится? – агент Доггетт поставил на пол разгромленного кабинета два невесть откуда принесённых стула и, усевшись на один из них, принялся закатывать рукава рубашки. Моника, сидевшая на полу и изучавшая валяющиеся повсюду бумаги и фотографии, подняла на него вопросительный взгляд. Мужчина кивнул в сторону стула. Она поднялась, села напротив, держа в руках какой-то лист с рисунком и, не отрываясь от него, спросила: - Ты о Скиннере? – она казалась на удивление хладнокровной. - И о нём тоже, - ответил Джон. Между его бровей пролегла глубокая складка. - Знаешь, мне кажется, он стал каким-то странным после того разговора в кабинете Кёрша, - Моника посмотрела на него. Доггет усмехнулся. - «Странным»! В последнее время нормального здесь всё меньше, так что нет ничего удивительного. Я не понимаю только того, почему он вдруг решил отступить. Не собирается ведь и он тоже сбежать? - С ним говорил тот человек, что был в числе судей над Малдером, - внезапно произнесла Моника. - Думаешь, он угрожал Скиннеру? – предположил мужчина. - Возможно, этого и не понадобилось. Помнишь, Гибсон прочитал его мысли? И ничего хорошего он там не нашёл. Если этот человек, тот, о ком я думаю, то Скиннер прав. В ФБР не просто заговор, всё насквозь пропитано этой отравой. Возможно, следует послушаться и отступить. Джон отрицательно покачал головой. - Это бесполезно. Если им нужно будет достать нас, то мы не скроемся даже в Аризоне. Справедливость этих слов была подкреплена повисшим молчанием. Доггетт посмотрел на лист в руках Моники и внезапно спросил: - Что это? Она протянула ему бумагу. На ней был напечатан только один символ. Круг с крестом внутри. Джон вздохнул. Этот знак он помнил прекрасно. - Солнечный крест, - ответила агент Рейс. В её взгляде читалось какое-то не до конца оформившееся размышление. Доггетт несколько секунд молча взирал на лист, после чего посмотрел ей в глаза. - Я тебе не рассказывал кое-что, - начал он. – Это не столь существенно и сейчас не имеет никакого значения. Но… В самом начале моей работы в Секретных материалах, когда мы ещё не нашли Малдера, я расследовал одно дело, связанное с его прошлым. За год до того он искал лекарство от собственной неизлечимой болезни и обнаружил существо. Я не знаю, как всё это объяснить. Это был «пожиратель душ». Он заживо съедал человека, а затем «отливал» его в форму заново, тем самым излечивая. - И ты в это поверил? – удивилась Моника. - Сначала нет. Но после мне не оставалось ничего иного. Существо это чудовищно страдало, излечивая других. Малдер пожалел его и убил. Вернее, думал, что убил и освободил. Но это оказалось не так. Он выжил. Его спрятала у себя одна женщина. И некоторое время ей удавалось укрывать его, но это не могло продолжаться долго. Вскоре всё вернулось к началу. Джон замолчал, глядя на символ, затем продолжил: - Этот знак они рисовали на дверях домов тех, кому была нужна помощь. И он приходил на этот зов. - Ты встретился с ним? – осторожно спросила женщина. - Когда я увидел его в первый раз, когда я посмотрел в его глаза… В них было столько боли, столько отчаяния… Я попытался увезти его. Но мне это не удалось. - Что случилось? – наклонилась к нему Моника. - Меня убили. Она дернулась назад: - Что? Джон вздохнул: - Шериф этого городка приехал, чтобы помешать мне. И когда я отказался выполнить его волю, он меня застрелил. Рейс резко встала. - Джон, что ты говоришь! - А это существо, - не обращая внимания на её возглас, продолжил он, - забрало меня и воскресило. Он взял себе мою смерть и, кажется, освободился. Только после этого мужчина посмотрел на взволнованную напарницу. Моника выглядела шокированной. - Ты хочешь сказать, что воскрес? - Я понятия не имею, что со мной произошло. Но это случилось, а я не могу отрицать того, что вижу и знаю, - просто констатировал он. – А знаю я то, что мне в спину выстрелили из ружья, а теперь я сижу перед тобой. Моника прошлась по комнате, массируя виски. Эта странная история смутила её. - И после этого ты продолжал не верить в то, что здесь творилось? – опешила женщина. - В любом случае, эта старая история не имеет никакого отношения к тому, что происходит сейчас. Её даже не было в этих папках. У нас теперь проблемы посерьёзнее, чем теологические прения, на которые ты, по всей видимости, настроена. - Это доказывает то, что сейчас в самом разгаре наш второй шанс, - туманно пробормотала Моника. Джон пропустил её реплику мимо ушей. Он сложил лист с символом вчетверо и засунул его в карман брюк. Затем решительно произнёс: - Нам нужно выяснить, куда они вынесли документы, и вернуть их. Они не смогут замять эти факты. - И с чего ты предлагаешь начать? - С хранилища вещественных доказательств, - уверенно ответил Доггетт. – Им там самое место. Прошло только двадцать четыре часа. Не думаю, что они успели всё уничтожить. Невозможно мгновенно замести все следы и спрятать все концы. Энтузиазм Джона передался и Монике. Она кивнула. Мужчина поднял небрежно брошенный на коробки пиджак и быстро надел его. Внезапно раздался нервный телефонный писк. На мгновение оба агента замерли, глядя друг на друга. - Это мой, - задумчиво протянул Джон и, достав аппарат, ответил: - Доггетт. Разговор длился всего несколько секунд. Когда мужчина положил трубку, его нахмуренный взгляд выдавал крайнюю озабоченность. - Что случилось? – Монику охватили дурные предчувствия. - Похоже, в хранилище тебе придётся отправиться одной, - он положил телефон обратно во внутренний карман пиджака. – Меня вызывают к Кёршу. Они будут навёрстывать упущенное. - Пойдём вместе, - внезапно решилась Рейс. - Они всё равно не дадут нам выработать план действий. Скиннер был точно прав в том, что нас разобьют поодиночке. - А вот мы и посмотрим, что они собираются нам предъявить. Когда двери лифта открылись, в коридоре обнаружилось большое количество агентов. Джон и Моника шли по направлению к кабинету Кёрша, провожаемые внимательными и странными взглядами, от которых становилось не по себе. - Что это они здесь устроили? – вполголоса спросила она. - Показательную экзекуцию, - сквозь зубы процедил Доггетт. Внезапно навстречу им вышел Скиннер. Проследовав мимо, он не произнёс ни слова, только мельком взглянул на обоих агентов. Кажется, в этот день с ним закончили. У лифта он не обернулся, просто стоял спиной к ним, а когда двери открылись, пропуская его внутрь, мужчина вошёл и остался стоять лицом к стене. Створки сомкнулись. Доггетт и Рейс молча наблюдали эту сцену, после чего продолжили свой путь. У двери в кабинет их встретили незнакомцы в костюмах без бейджей. - Доггетт, - коротко ответил на их изучающий взгляд мужчина. Один из них открыл ему дверь, преградив дорогу Монике. - Что это значит? – возмущённо произнесла она. - Это значит, что с вами, агент Рейс, беседа будет проходить в другом месте, - раздался сзади аккуратный голос. Дверь за Джоном закрылась. Женщина обернулась и встретилась взглядом с тем самым человеком, что допрашивал Скиннера. - Я имею право отказаться, - раздражённо возразила она. - Это не в ваших интересах. Пройдёмте, - он открыл перед ней дверь напротив. Глубоко вдохнув, Моника проследовала вперёд.

***

Вот уже четверть часа Джон Доггетт рассматривал лежащий на столе лист бумаги с символом, который отдала ему Моника. Единственная лампа горела только над этим рисунком, создавая небольшой ореол света, который тонул в окружающих его тишине и ночном сумраке дома. Мужчина слышал, как около входной двери неторопливо и деловито щёлкает стрелка настольных часов, а где-то через улицу скрипят резко задействованные тормоза чьей-то машины. Но эти детали он отмечал лишь краем сознания. Все мысли его занимал утренний допрос в кабинете Кёрша. Если до этого мужчина и питал какие-то надежды на законное возвращение материалов их работы в отдел, то теперь место этих чаяний заняла вполне окрепшая уверенность в том, что бороться придётся из подполья. Джону, взявшему себе за правило действовать открыто, подобный выход был совершенно не по душе. Однако это было наименьшее из зол. Расследование. Вопросы они задавали, как могло показаться на первый взгляд, логичные: о назначении в Секретные материалы, о его отчётах, о работе со Скалли, наконец, о суде и о том, когда он видел её и Малдера в последний раз. Чем-то это напоминало ему то судебное беспутство с разницей лишь в смене действующих лиц. Впрочем, вся сущность этих вопросов, хоть и казалась последовательной и верной, но устойчиво создавала характер отвлекающего манёвра. Это перманентно раздражало агента Доггетта всё то время, что он провёл в кресле напротив стола Кёрша, за которым сидел совершенно другой человек. И это, как теперь казалось мужчине, повлияло на его ответы, весьма сдержанно принимавшиеся к сведению комиссией. В этом допросе чувствовался дух беседы с душевнобольным. И теперь, размышляя над этим, Джон с неприятным холодком осознавал, что он начинает терять грань между теми, кто относится к заговору, и теми, кто постепенно заменяет старые кадры ФБР, демонстрируя природу новую и ещё более опасную. Но кроме этого, существовало и другое направление мыслей Доггетта. Рисунок. Мужчина думал о словах своей напарницы и «втором шансе», о котором она упомянула. Побарабанив пальцами по столу, он резко встал и, выйдя в гостиную и включив свет, набрал на телефоне номер Моники. Она довольно долго не отвечала. Джон нахмурился и, переложив трубку в левую руку, посмотрел на часы. Маленькая стрелка приближалась к двум часам пополуночи. Он хотел было нажать кнопку сброса, но тут на другом конце послышался голос агента Рейс: - Да. Доггетт взлохматил волосы. - Извини, что поздно. Не разбудил? - Нет, я перебирала документы, - ответила она. - Помнишь, утром ты говорила о Солнечном кресте и втором шансе? - О кресте рассказывал ты, - возразила женщина. – Я помню. Джон подошёл к зеркалу и безучастно взглянул на собственное отражение. - Что значит «второй шанс»? - Это широкое понятие. В твоём случае оно имело свой прямой смысл: ты получил возможность жить дальше. Внезапно голос её дрогнул. - Что-то не так? В трубке слышалось неровное дыхание. - Моника? – обеспокоенно произнёс мужчина. – Ты в порядке? Когда она ответила, ему показалось, что первые слова заглушил горловой спазм. - Я тоже хочу рассказать тебе одну историю. Он молчал, ожидая продолжения. - Помнишь, когда я только переехала на эту квартиру, ты пришёл ко мне и принёс в подарок польские колбаски… - Колбаски? – усмехнулся он. – Возможно. Я помню, что в тот день ты была сама не своя. - В тот день я ушла на кухню. Я слышала твой голос из комнаты. А потом мне позвонил Скиннер и сказал, что в тебя стреляли. - Подожди… Со мной не было ничего подобного тогда, - удивлённо возразил Джон. - Потому что это случилось с другим Джоном Доггеттом. - Нет другого Джона Доггетта, - окончательно запутался он. - Теперь нет, - как-то тихо ответила она. Доггетт вздохнул. - Моника, что всё это значит? - Есть параллельные миры. Они очень похожи. И есть бесконечное число возможных вариантов развития событий. Они реализуются в этих мирах. И то, что невозможно в одном, происходит в другом. Но двух одинаковых людей существовать не может. Ты исчез, а вместо тебя появился другой Джон Доггетт, который лежал в больнице парализованным и без надежды на выздоровление. - Все это звучит как смесь научной фантастики и чистой фантазии, - скептически произнёс он. - Ты так мне и сказал тогда. Вернее, та твоя копия. Мы расследовали дело о том, кто стрелял в тебя. Когда я рассказала тебе эту теорию, ты предложил её проверить. - Как? - Отключить систему жизнеобеспечения. Он даже не заметил, как задержал дыхание. - Я сделала это. И тогда вернулся ты прежний. Я снова была в своей квартире. Для нас там, наверное, прошло одно мгновение, но я пережила часть другой жизни, и моя память это сохранила. - Получается, я умирал целых два раза, - задумчиво заметил Джон, выдыхая. - Ты ещё в больнице сказал мне, что тот человек, что стрелял в тебя, перерезал мне горло. В том мире, кажется, мы оба были мертвы, - завершила свой рассказ Рейс. На минуту они замолчали, каждый размышлял о своём. - Получается, это уже не второй шанс, а третий, - констатировал Доггет. – Если только я всё знаю о собственной жизни, в чём теперь, откровенно говоря, начинаю сомневаться. - Мы ничего о себе не знаем, - устало проговорила Моника. - Я знаю только, что сдаваться мы не будем, - уверенно сказал он и добавил: - Сегодня был тяжёлый день. - Нам следовало бы к этому привыкнуть. Спокойной ночи, Джон. - Дорой ночи, - он положил трубку, услышав гудки. Постояв некоторое время у телефона, мужчина вернулся к столу. Под лампой всё еще лежал лист с символом, но Джон не обратил на него внимания. Он открыл нижний ящик и достал оттуда свернутый в трубку и перетянутый резинкой плакат. Затем развернул его и аккуратно прикрепил кнопками к стене. С плаката на него взирали большие белые буквы и парящая над лесом летающая тарелка. Агент Доггетт удовлетворённо кивнул каким-то собственным мыслям и уверенно выключил свет.