Сделай мне монтаж

Это больше всего напоминало улей. А еще сюжет из американского фильма про становление личности. Когда декорациями служит телестудия с безумным количеством мониторов, проводов, камер и людей. Тут было даже круче. Казалось, и на одной ноге не втиснуться в этот шумный мир, так плотно он был утрамбован звуками и предметами. Кругом все двигалось и переливалось, орало и грохотало, жужжало и лопалось, сверкало и бормотало, носилось на крыльях ветра и летало бумажными птицами. И как они умудрялись выдавать самый популярный в городе продукт в виде программ и новостей? Поистине из хаоса рождается чудо. Стайка парней и девчонок, сбившись в плотную кучку, во все глаза таращилась по сторонам, забыв о цели своего визита на самый популярный в Москве телеканал. Кроме одного парня, который вел себя совершенно свободно, будто именно он отвечал за группку воробьев-экскурсантов. И пока они дожидались ответственного за стажировку, паренек бойко рассказывал струхнувшим коллегам, что здесь и как. Это был стиль его поведения и жизни – не скрывать страх и неуверенность за наглостью и бойкостью, а узнавать заранее все до мелочей о том, с чем придется столкнуться. Вот и в данном случае целых три дня Богдан Золотарёв, лучший выпускник журфака МГУ, лазил в интернете, смотрел выпуски новостей, "гулял" по виртуальным этажам и студиям, изучал досье руководства и работников. Он так проникся духом именно этого канала, что узнал здесь все, увидев впервые воочию, как родное. И потому на вопрос одного из ребят, что это за жуткий дядька их осматривает, сразу нашелся: - Это директор программного вещания – Леон Вышецев. - Леееон? – благоговейно протянула худенькая рыжая девчонка. - Нерусский, - заключил парень с явно выраженной азиатской внешностью. - Он русский, - успокоил бедолаг Богдан. – В роду у него, правда, есть грузины, а именно прадед, но родители русские, и он коренной москвич. - Ага, глаза у него точно коренные. Страшно, ужас как, - голосок у рыженькой, действительно, дрожал ощутимо. На самом деле, ничего страшного в очень высоком и очень широкоплечем мужчине, взирающем на группу растерянной молодежи с высоты лестничного пролета второго этажа, не было. Наоборот, словно постер рекламы дорогих костюмов ожил. Брутальный, уверенный в себе, взрослый, красивый мужик – мечта слабых женщин. Было другое, способное испугать, пожалуй, больше: явно демонстрируемая, подавляющая волю сила, мощь сытого большого зверя, который снисходительно разглядывает будущую добычу издалека. Это инстинктивно волновало большинство, но Богдана сразу стало раздражать. Он передернул плечами. - Чего он так уставился, как удав? - Он что, сам к нам выйдет? - Да нет, пересчитает жертвы, чтобы потом жрать по одной и все, руководитель отдела новостей лично не занимается со стажерами. С нами будет работать Оксана, - Богдана ничего не могло сбить с цели. Еще минуту ребята с энтузиазмом обсуждали начальника, и Богдан, привычно размахивая руками, отвечал на их вопросы, а потом к ним подлетела юркая, маленькая, черноволосая женщина неопределенного возраста – Оксана и увела щебечущих воробушков оформляться. _________________________________________________________ Леон так и не двинулся с места, провожая взглядом новичков. И что его так торкнуло - странно сильно, чтобы потерять целых пять минут? Наверное, прежде всего, мысль о том, что снова в его доме три месяца будут обитать эти наивные дети, внося в устойчивый ритм и порядок недопустимый сумбур. Да, естественно, он сам вышел с инициативой каждый год брать на стажировку лучших студентов журфака, потому что весьма приветствовал молодежь, свежую кровь и незагаженные опытом головы, но ему, в силу характера и привычек, было очень сложно первое время встраивать желторотиков в отлаженный процесс. Богдан был прав лишь отчасти, когда утверждал, что начальник лично не занимается стажерами, так и было, но только для самих стажеров. Леон Арнольдович Вышецев, 32-х лет от роду, директор программного вещания канала "Москва сейчас", заместитель генерального директора, владелец 30% акций канала занимался здесь всем. Тот хаос, что поразил студентов, был бесконечно любимым и четко организованным механизмом, созданным буквально по молекуле этим одаренным и самоуверенным молодым дирижёром. Он лично разрабатывал и утверждал сетку вещания, придумывал и реализовывал новые проекты, давал указания техникам и операторам, согласовывал тексты корреспондентов, учил и воспитывал их неустанно, строил выпускающих и редакторов, муштровал рекламщиков и гонял уборщиц. И уж, конечно, его очень даже волновала будущая смена спецкорров. В его штате должны быть самые талантливые, самые лучшие и перспективные. Поэтому, не притрагиваясь к юным умам собственными руками, он контролировал каждый их шаг через ассистентов, лично придумывал задания и испытания, чтобы в итоге получить ходовой рабочий материал. И это все при том, что Вышецев в принципе мог вообще не работать. Просто купить канал и все. Он был более чем обеспечен. Миллионер-отец перед тем, как уехать на пмж на Кипр, предлагал прикупить сыну пару-тройку таких вот игрушек, как собственный бизнес. Но Леон, способный и сам это сделать, так как давно и успешно зарабатывал, не интересовался доступным. Ему хотелось создавать самому, творить и покорять умы и сердца, пожалуй, последнее было ключевым. Именно поэтому он работал и работал с удовольствием, много и плодотворно, конечно, требуя того же от подчиненных. А телевидение было его фетишем, его любовью, его жизнью. Еще мальчиком больше всего на свете Леон обожал смотреть новости. Просиживал целыми днями перед теликом, силясь представить, как это чудо делают. Заболел синемой на всю жизнь, и теперь сам был во главе корабля. Дождавшись, когда стажеры, ведомые Оксаной, скроются за стеклянными дверями, Вышецев отправился в синюю студию, лично проверить, как идет запись пилота новой программы. Он решил пока выкинуть студентов из головы – первое время они по определению не должны беспокоить. Незначительным усилием воли Леон подавил в себе желание сразу вмешаться. А желание-таки проклюнулось, потому что один из них заставил тормознуть и рассмотреть себя особенно. Вот не хотел, а пометку себе сделал. От шебутного, подвижного, размахивающего конечностями пацана могли быть проблемы. Слишком активный, всезнаистый и яркий. Красивый. Слишком. ___________________________________________________________ Богдан был в восторге. Ему нравилась каждая мелочь, каждая новая опция, с которыми их знакомили. Внешне он оставался собранным и внимательным, задавал много вопросов, по привычке, а внутри ликовал, как пятилетка, дорвавшись до мороженого. Какой он все-таки молодец, что выбрал журфак! Родители усиленно пихали его на финансовый, проча надежное будущее. Но у Богдана была мечта. Он хотел стать корреспондентом и ездить по всему миру: рассказывать людям обо всем на свете. Ему очень нравилось учиться. Он делал это легко и охотно, усваивая массу материала. Его обожали и преподы, и однокурсники. За способности, обаяние, легкость и открытость. Вместе с тем, Богдан был далек от образа мальчика-колокольчика. Уверенность в себе, без превосходства, внутренняя сила и принципиальность – были про него. А основывалось это все на элементарной любви к учебе. Он очень много знал, а кто владеет знаниями – владеет миром. Проблемы, конечно, возникали, как без них, но решал их парень не кулаками, хотя вполне мог бы, а улыбкой и болтливым языком. Заболтать мог кого угодно. Плюс глубокая ямочка на щеке – спешал для девушек. И играющие бицепсы под рубашкой – для мужской части аудитории. Поэтому он всегда выходил сухим из воды. Богдан получал удовольствие от каждой минуты, прожитой в стажировке. Чего не скажешь про окружающих. В смысле, парень очень нравился, но через месяц затрататал всех до такой степени, что его почетно передавали из одной съемочной группы в другую, как знамя. Что характерно, с ним работали с радостью, но недолго. Он умудрялся давать советы, поражал эрудицией и "полевыми" познаниями, дотошно расспрашивал о каждой мелочи и смотрел-смотрел огромными, мультяшными глазищами цвета мокрого асфальта так преданно и внимательно, что таяли даже самые суровые операторы и журналисты. Только вот тяжело каждый раз соответствовать и будить в этом удивительном мальчике восторг и восхищение. Не справлялись с ответственностью солдаты. Отдавали это право друг другу. ___________________________________________________________ Разговоры о чудо-стажёре довольно быстро дошли до Леона. Буквально через неделю у него уже из ушей вылезали восторги по поводу и без. Лично они пока не сталкивались, мальчишка работал, судя по всему, на батарейках, потому что никогда не ходил спокойно, а мелькал то тут, то там, как цветной мотылек. И все равно, Леон его успел запомнить и мог легко воспроизвести в памяти задорную, очень симпатичную мордаху, маленький вздернутый носик, излишне пухлые губы для парня, еще и четко очерченные и яркие. Пацан вообще выглядел так, как будто красился. Очень темные, широкие брови, улетающие к вискам, загнутые вверх черные ресницы, оттеняющие глубокий, насыщенно серый цвет глаз, будто обведенные карандашом капризные губы. Еще и сложен удивительно пропорционально - ладно, как сто лет назад говорили. Именно это слово к нему подходило, как никакое другое. Среднего роста, гордо развернутые плечи, грудь колесом, узкие бедра, длинные, очень ровные ноги. Мальчик-картинка! Жаль не в его вкусе. Упс, а вкус-то у Леона был. К сожалению, он мог оценить мужчину не только со стороны эстетики. К сожалению, для родителей. Леона все устраивало, более чем. Женился он рано, в 23 года, через год обзавелся сыном. Жили ровно, стабильно, сытно. Инна Вышецева, в девичестве Огарева, происходила из обеспеченной семьи, а именно имела папочку – одного из начальников железной дороги. Тот для единственной дочки ничего никогда не жалел и купил ей мужа, какого малышка захотела. Захотела не больше, не меньше: самого клевого парня на курсе. Красавчика, спортсмена, отличника и мажора – Леона Вышецева. Папочка обрадовался до безумия, что все так чудно складывается: дочка, умница такая, втрескалась в нужного парня – сам не промах и отец – топливный король. Прямо династический союз, свадьба века. Никто, включая самого Леона, не подозревал даже, как быстро он заскучает. Начиналось все, как у людей, правда, очень обеспеченных людей. Любовь-морковь, возможности чуть более развернутые, чем у простых смертных. Свадьба на Бали, роскошный особняк в чудесном районе Москвы, работа в компании отца, формальная занятость супруги постольку, поскольку быть владелицей сети фитнесс-клубов скорее прикольно, чем напряжно. Ему бы наслаждаться и отрываться, но не прошло и полугода, как он загрустил. Крепко так, основательно. Не помогало ничего. Ни куча сменяющихся любовниц, ни деньги и возможности, ни членство в лучшем стрелковом клубе города, ни рождение сына. Что-то не давало покоя, влекло и беспокоило. Словно не на своем месте, словно не тем занимается по жизни, чем должен. Ничего не приносило ему удовлетворения, в том числе сексуального. Это был темный период в жизни Леона. Пока не стало еще темней. В этот клуб Леон попал по очень серьезной рекомендации, которую дал знакомый из стрелков. Они активно общались с Иннокентием Аркадьевичем уже где-то с полгода, когда тот стал замечать метания молодого друга. Взрослый, мудрый мужчина разглядел в неопытном еще Леоне его суть и привел в это место. Первый раз перевернул с ног на голову мироощущение парня. Изменил все раз и навсегда. И подарил ему себя. Это был не просто клуб по интересам, а очень закрытый, элитный, в котором исполнялись крайне тайные и крайне грязные желания. Леон познакомился с Темой. И понял – вот оно, то, что ему нужно, то, что его на все сто. Он ярко выраженный, ортодоксальный доминант, заточенный на контроль окружающих, получающий удовольствие от полной покорности и доверия к нему другого человека, от подчинения другого человека. Причем, в самой яркой из форм – партнер ему нужен был лишь его пола. Убедился он в этом сразу, с ходу попав на мастер-класс, где работала гомосексуальная пара. Это было сильно, красиво и бесконечно возбуждающе для Леона. Никогда до сих пор его не валил с ног оргазм, полученный по ходу действа, что называется никакого волшебства – все без рук. Леон погрузился в параллельный для себя мир целиком. Стал завсегдатаем клуба. Менял сабов, как перчатки, формируя свою репутацию и свой стиль. Стать его пусть даже на время сцены мечтали многие. А он подспудно в каждом партнере искал того, кто даст ему полноту ощущений, кто доверится ему полностью. Ждал его. Интересно, но в реальной жизни Леона совершенно не тянуло на мужчин. Совсем. И геем себя он считать ни разу не стал. Выходя из дверей клуба, он вновь превращался в натурального натурала, добропорядочного гражданина, хорошего отца, верного мужа, воспитанного сына и зятя, ответственного работника. Без усилий и напряжения, наоборот, после сцен ему особенно нравилась его нормальная жизнь. Проходило совсем немного времени, и он шел за новой порцией жизненных сил в клуб, становясь олицетворением всего темного в себе – мастером по имени Янус. Который получает истинное удовлетворение только так, только здесь, только подчиняя, выкручивая, мучая на грани возможности сильное, жесткое тело. Пять лет он жил на две стороны в себе – темную и светлую, никак не перемешивая их, контролируя и наслаждаясь и той, и другой. И вот два года назад они соприкоснулись, вновь выводя его судьбу на новый виток. Арнольд Витальевич, любимый папка, решил покинуть промозглую Москву навсегда. Он давно грозился это сделать, регулярно готовил документы на выезд и вновь тормозил. Уже давно была приобретена и обжита собственность на Кипре в виде замка, уже мать Леона жила там три года, каждый год ожидаючи мужа. И вот свершилось. Вышецев-старший отписал весь бизнес сыну, а последний, как только получил корону, тут же понял, что она ему на хрен не сдалась. Как пелена с глаз спала – он четко увидел, чем хочет заниматься, что делать. В его жизни часто такое бывало, когда в одной точке сходится сразу несколько прямых. Одновременно с отъездом родителя и принятием на грудь ответственности за топливный бизнес Леон начал тесно общаться с одним из соратников по Теме, в реале его звали Максим, приятный, ненапряжный парень за пределами клуба, внутри него тот обожал кожу: ошейники, кляпы, плетки и прочее. Макс, как и Леон, был стопроцентным домом и предпочитал мужчин. Сначала они ходили друг к другу на мастеры, потом решили пообщаться и без масок, попить пивка, потрепаться. Слово за слово, Макс, суровый и жестокий в Теме, оказался тем еще болтуном, выяснилось, что трудится он коммерческим директором на канале «Москва сейчас». И работу свою просто обожает. Телесреда, особая атмосфера камер и света, творческая суета, из которой рождается увлекательная картинка – все это живо нарисовалось в воображении Леона. Он резво вспомнил, как грезил теликом. Вот оно, что неуловимо ускользало от него. Окончательно все встало на места. У него вдруг сразу появился шанс стать абсолютно счастливым человеком, имеющим все, что нужно для себя. Отец, в принципе, не возражал против того, что сын решил податься покорять голубой экран. Единственное, что не нашло понимания: почему нельзя было купить канал целиком? И делать, что хочешь. Прискорбно, но отец многое не знал о сыне. Леону было не интересно стать богом по определению. Он хотел, чтобы его признали богом. Он хотел сам, своими руками делать «дэнс», начав с азов, выстроить, наладить, как ему надо, а потом можно и главным стать. Он легко купил треть акций канала. Поставив условие, что станет ответственным за насыщение вещания «мясом». Не ожидал даже, что увлечется новой для себя деятельностью до такой степени. Пройдет столько лет, а он не пресытится. Практически сразу же с переменой мест, поменялись и слагаемые. Леон встретил своего саба. Идеально покорного, нежного, но сильного, улавливающего мельчайшие изменения настроения мастера. В Теме этот высокий, ростом с Леона, в котором было без 10 сантиметров два метра, жилистый и удивительно гибкий парень представлялся Ардо. Леон знал, что по паспорту саба зовут Илья, другими подробностями его жизни не располагал, с лихвой удовлетворялся сценами. Ардо безгранично доверял Янусу, тем самым даря неизведанное раньше наслаждение и самые яркие оргазмы. Большего и желать нельзя. ___________________________________________________________ Господин Вышецев был абсолютно удовлетворен по жизни: ровно до того момента, как впервые столкнулся лоб в лоб с неугомонным чудом, о котором успел наслушаться разве что не от стеклянных перегородок – стажером Богданом Золотарёвым. Сие знаменательное событие стоило Леону Арнольдовичу хрустяще чистой, белоснежной сорочки, так как ураганистое недоразумение с кофе наперевес исхитрилось врезаться со всей силы в немаленькое препятствие в лице директора программного вещания в огромном холле первого этажа, где в этот момент кроме них двоих никого не было. Не считая двух десятков праздно шатающихся по стеночкам редакторов и охранников. Леон как раз намеревался всыпать бездельникам по первое число, однако, праведный гнев легко «остудила» чашечка прекрасно горячего кофе, выплеснутая аккуратно по центру широченной груди начальника. Мальчишка смущенно залепетал, наверняка, что-то из разряда извинений, по кой-то хрен возмутительно трогая пальчиком произведенный на рубашку фурор. Леон глухо зарычал больше от неожиданности и странно неуместного возбуждения, чем от боли и раздражения. И тут паршивец вскинул глаза. Из-под длинной, прямой челки, падающей на бок, взгляд казался хитрым и заигрывающим, хотя умом Леон понимал – это не так. И все же хотелось, иррационально хотелось, чтобы пацан сотворил столкновение специально. Только через пару секунд, продышавшись, Вышецев увидел реальную картину дел: парень пытливо и открыто его разглядывал, взвешивал, измерял чисто, без всякого подтекста, как профессионала, и приходил к нерадужным для последнего выводам. Типа, взвесил, измерил и признал негодным. Вблизи парнишка был еще красивее, чем издали и с наскоку. Он завораживал и выбивал из головы мысли, коих отчего-то отчаянно не наскребалось. Надо было отчитать растрепу, наорать, высмеять, заставить отрабатывать. Вся сущность Леона требовала выхода в столь подходящей, удачной ситуации. И замерла в растерянности. Парень сделал выпад первым: - Господин Вышецев, извиняюсь, но Вы тоже неправы, здесь была масса возможностей для маневра. Леон обалдел. Этот наглец выбивал почву из-под ног. Зверь вновь поднял голову, но лишь повел носом по воздуху, не дергаясь на инстинкте подмять и сожрать. Пахло, кстати, от воробушка на редкость приятно. Программный директор списал свою нестандартную реакцию на пацана на то, что такие его никогда не привлекали. Разница даже в пару лет была некомфортной для него, потому что терялась сладость в подчинении заведомо неравного. А тут больше 10 лет! Как с разных планет. Конечно, он прогнется под него, исказив суть Темы до неприемлемости. С другой стороны, задатки редкостной сволочи могли бы сделать общение очень пикантным. Например, было бы так заманчиво отлупить наглеца по заднице – исключительно в воспитательных целях. Словно услышав сумбурные мысли начальника и не дождавшись-таки реакции на столкновение, стажер тут же на месте и продемонстрировал указанное место приложения силы, а именно нахально развернулся на 180 и бодрой рысью понесся на закат. Оставив Леона в не испытываемом ранее офигении и сознании, что более красивой, круглой и сочной задницы ему давненько не приходилось видеть. _____________________________________________ Богдана все сильнее раздражал Вышецев. Никакой пользы от него не было совершенно. Золотарёв уже миллион раз пытался с ним поговорить, позадавать вопросы, накопленные в неимоверном количестве именно к человеку, принимающему решения. А тот, мелькая на горизонте черным смерчем, растворялся в делах и совещаниях прежде, чем Богдану удавалось его отловить. Как специально! Богдан оставался неудовлетворенным. Очень неприятное и незнакомое для него ощущение, хотя ничего удивительного, ведь будучи студентом, лучшим на минуточку, он полагался только на себя. Свои способности к усваиванию материала, свой интеллект, свою эрудицию. И навыки «снятия» информации с других. Он мог вытащить ее из кого угодно, как правило, люди легко и играючи с ней расставались. Еще и спасибо говорили, что отстал. В ходе стажировки, через месяц примерно, получив основной материал, Богдан слегка заскучал и стал настойчиво требовать больше. Вот тут с ранее вполне доброжелательными и открытыми для общения телевизионщиками что-то случилось. Они все в едином порыве отправляли Богдана к Вышецеву. Типа лучше спросить у начальника, он наиболее компетентен и так далее. В чем прикол стажер раскусил почти сразу. Он снова всех замучил вниманием, и они отсылали его «туда, не зная куда», потому что это, по их мнению, беспроигрышный вариант: суровый мачо-начальник даже бровью не поведет на трепыхания мальчонки и спроса ни с кого не будет за неимением контакта как такового. Только не знали будущие коллеги, каков Богдан в деле. Если уж ему приспичит, любой даст желаемое. Леон крайне бы возрадовался, если бы знал, что их знаменательное столкновение в холле с последствиями для сорочки действительно было не случайным. Правда, Богдан не планировал импрессионисткой росписи облачения начальника, а вот легко напороться на того стремился. Ибо заколебал уже бегать от него огородами. Не рассчитал только, что директор едва с ног его не снесет, надо же так переть, как танк. Когда коричневая густая жижа, кофе здесь автомат выдавал замечательный, растеклась-таки по белоснежному островку, Богдан отчего-то подумал две абсолютных глупости: «Леон Вышецев очень красивый, и если спросить его про погоду - это будет нормальным началом разговора?» Но не успел сморозить глупость, слава Богу, потому что мужчина неожиданно издал занимательный, рычащий звук, настоящий, животный, прямо как у льва. Богдана ужасно заинтересовало, как он так делает, и тут же захотелось, чтобы повторил. Жаль, кофе не остался. Ему, что, действительно так горячо? На автомате, не думая совершенно, Богдан потрогал пальцем пятно: нет холодное уже, чего разорался? И посмотрел наверх. Мужчина, возвышающийся над парнем на целую голову и еще пяток сантиметров, смотрел на него спокойными насыщенно-синими глазами под широкими дугами черных бровей, и Богдан подумал третий бред за сегодня: «странно, что темные глаза смотрятся такими холодными, они же самые выразительные из всех обычно, а еще теплые и живые». У родителей Богдана жил пес по кличке Ронни, у которого как раз были именно теплые и влажные темные глаза, добрые до невозможности – поэтому он знал, о чем думал. Или не знал, не понимал уже ничего. Золотарёв разозлился. В конце концов, мог бы и избежать столкновения, нечего в бумажки свои утыкаться. "И зыркать тут нечего, подумаешь, и без тебя проживу!" - выдав ментально начальнику все, что думает по этому поводу, развернулся и ушел, зря только время потерял. "Чурбан лупоглазый!" Больше стажер не предпринимал попыток найти подход к начальству, удвоив усилия по приобретению навыков журналистского мастерства что называется «в поле». Он чуть снизил напор на коллег и вел себя тихо, но очень внимательно. В конце концов, ему надо учиться. _____________________________________________ Леон не знал, что и думать про себя. Пацан его зацепил. И чем больше проходило времени, тем глубже оказывалась зацепка. Виделись они редко, причем ничего существенного из этих встреч не выходило, ибо содержательная часть состояла лишь из «здрасьте-привет». Леон старался показать дружелюбный настрой, приглашая легкой улыбкой к диалогу. Но маленький паршивец, кивнув шелковой челкой, улепетывал, сверкая пятками. А конкретно, задницей. Именно она стала преследовать Леона во снах. И чего переклинило так? Попа как попа, кругленькая и крепенькая, конечно, как он любит, но отдельно-то ее не получишь, в комплекте с мелким, вздорным мальчишкой идет. Наверное, в недоступности было все дело. Пацаненка на ровном месте хотелось сгрести, разложить на коленях этой манящей пятой точкой кверху и вложить немного ума рукой. И вот тут на поверхность всплывала вся гнусность ситуации – лупить стажера было возмутительно не за что. Он был лучшим. Уже двое операторов подошли к Леону с просьбой закрепить пацана именно за ними, типа тот талантлив, имеет острый глаз и чуткое ухо и может получиться отличная команда. Разбежались, ага. Три месяца всего прошло, а уже в самостоятельное плавание его, как же. Ему еще учиться и учиться, пусть штативы таскает. Так просителям и ответил. Избалуют еще мелочь эту наглую. Леон мог ругаться про себя сколько угодно, но понимал, что неправ. Мальчик был объективно хорош. Оксана показала Вышецеву пару закадровых текстов, написанных Золотаревым параллельно с корреспондентами. И тексты засранца были не в пример лучше пошедших в эфир. Сопляк, только-только окончивший вуз, без опыта, без навыков, обладал чуйкой и вкусом, был внимателен к мелочам, не ломался в поиске информации, находил интересные «цеплялочки» в сюжетах. Не раз Леон, залезающий во все дыры творческого и не только процессов, заставал пацана в монтажках, спорящего со звуковиками. Или на студиях, копающимся в проводах и камерах. Или садящимся в машину съемочной группы. Казалось, он никогда не стоял спокойно, а беспрестанно лез куда-то, бежал, болтал. С кем угодно, только не с Леоном. Полгода прошло даже быстрее, чем обычно. Было несколько новых проектов, и Леон конкретно зашивался, поэтому пропустил момент, когда осознание того, что он хочет пацана, накрыло его с головой. Что конкретно его будоражило, помимо потрясающей задницы, Леон не понимал. Да и не анализировал. Просто парень его волновал каждый раз, когда попадал в поле зрения. А с присущей тому хаотичностью случалось это почти каждый день и не по разу. Леон удивлялся сам себе и поначалу прогонял от себя эти раздражающие ощущения. В реальной жизни он не считал себя геем или би, он был нормальным. Полностью реализуя потребности натуры в Теме, выходя из очередной сцены, мужчина становился примерным семьянином, добропорядочным, верным, правильным. И его не коробило это нисколько. Более того, он был уверен, что только так и должно быть. В какой-то степени брак сохранялся в первозданном виде до сих пор только таким способом. И ладно соображения целесообразности, но мужчины, как сексуальные объекты не волновали его. Совсем. В Теме такой выбор был естественным - мужчины были просто предпочтительнее для игр, будучи сильными, выносливыми и такими же, как он. Все самое темное – все самое сладкое. Леон решил для себя, что стажер – это какое-то странное исключение из правил. Какой-то незапланированный сбой в его системе. Возможно, в мелком возмутителе его спокойствия был намешан какой-то загадочный коктейль из детских комплексов, запахов, черт характера, который будоражил его на подсознательном уровне. Потому что это было странно. Леон пытался представить, что бы было, встреть он стажера в клубе. Выбрал бы он его для сцены? Ответ был однозначным: нет. Да и стажер не был сабом. Даже близко. Заполучить безумно привлекательную задницу было никак нельзя. И Леон нашел выход. Они с Ардо стали встречаться чаще. И пробовать вещи, которые раньше не практиковали. Спящий внутри зверь требовал все больше крови и энергии, и черт знает до чего еще они могли дойти в таком режиме. Пока хватало на неделю, к пятнице мотылек настолько выбирал запасы сил в Леоне, что дождаться саба практически не было возможности. Он требовал от любовника приезжать к нему уже с пробкой, чтобы не тратить время на растяжку. Все выходные они проводили в маленькой комнате в огромнейшей квартире родителей, оставивших ее сынишке, которая была оборудована во вкусе Леона: полная изоляция, черно-бордовые стены, много специальной мебели и приспособлений. Много извращений и секса, и к понедельнику Леон был, как новенький. Правда, недолго. Его выматывала эта странная мысль, что рядом мальчишка. По капле, по зернышку – но до него доходило. Что-то не так…. Так они дотянули до новогоднего корпоратива.