1. (Приключения Серёгина в городе Донецке).
- Ну, сколько можно?! Глотки бы им всем позатыкать! Тоже мне ещё, певица задрипанная! Поймать бы… Чертей таких бы дала, что родная мать не узнала бы! Всему дому кровь портит! - Это твои вопли и мерзкое лязганье по батареям всем кровь портят, а девочка – не при чём! - Да что ты понимаешь, курица ощипанная! - Захлопни свою гадючью пасть, ведьма подколодная! И ещё множество других слов, слившихся в глухой, нервирующий гул, похожий на рокот далёкого водопада. Пётр Иванович поднялся с кресла и подошёл к окну. Две его соседки, пожилая и пышная, как сдобный кекс Изольда Макаровна и такая же пожилая, но тощая, как щепка Марфа Тимофеевна снова препирались друг с дружкой на свою любимую тему. Изольда Макаровна извергала свои громы и молнии на двенадцатилетнюю черноглазую Олю – девочку с первого этажа, а сердобольная Марфа Тимофеевна защищала её. Считалось, что эта самая Оля всё время поёт песни, подражая, то ли Селин Дион, то ли ещё кому-то… По мнению Изольды Макаровны, её пение раздражает весь дом. Хотя, сказать по правде, весь дом раздражает именно эта старая ворона. Своим противным карканьем, стуком по батареям и постоянными жалобами в ЖЭК она, наверное, замучила даже деревья во дворе. Что же касается Оли, то Серёгин часто видел её играющей возле дома. Играла она всегда одна, и у неё не было кукол. Редко, когда от неё можно было услышать хоть четверть слова. Только поздоровается шёпотом и снова вернётся к своему занятию. Не то, что бы петь на весь дом! Пётр Иванович, кстати, ни разу не слышал, как Оля поёт. Да и что она, вообще, поёт. Всё та же Изольда Макаровна частенько говорила, что девчонка развлекается, оббивая камнями и палками и без того крошащийся фундамент их полуаварийного дома. Однако все давно знали, что это – враньё, а фундамент оббивает восьмилетний хулиган Эдька, внучек самой Изольды Макаровны. Серёгин вздохнул и отошёл от окна. Стрекотня бабуль раздражала и мешала думать. Вообще, мерзко, когда попадаются такие вот склочные соседи. Ещё у Петра Ивановича был другой, вечно пьяный сосед, который на любой стук выскакивал в подъезд неглиже и с нечленораздельным возгласом: «Водка кончилась, я сегодня трезвый!» громогласно захлопывал дверь перед носом посетителя (если таковой был)… Дело всё ещё не клеилось. Кому сдались те «Жигули» дурацкие и зачем?! Сегодня Пётр Иванович решил поехать в Пролетарский район. Он хотел зайти в опорный пункт и попросить у участкового списки лиц, которые состоят на учёте, что бы выбрать из них тех, кто мог бы угнать машину. Правда, списки можно было получить по факсу, но Серёгин хотел лично пообщаться с участковым. Опорный пункт находился на улице Большая Магистральная. Притормозив около серого трёхэтажного здания, Пётр Иванович вылез из служебной машины и приблизился к двери под табличкой «Опорный пункт». Поднявшись по отбитым кое-где ступенькам, Серёгин открыл дверь и зашёл внутрь. Подошёл к кабинету участкового. А там шёл допрос с пристрастием. На ветхом стуле сидел какой-то мужичок. Лысоватый. Пьяненький. Типичный. Мужичок виновато смотрел в угол и плаксиво бормотал: - Я выкинул ёлку в окно, а она повисла на дереве, прямо перед окном моего соседа. А ему вдруг почудилось, что где-то селёдкой пахнет, и он подумал, что это – от моей ёлки селёдкой пахнет. Заявился ко мне домой, начал на меня орать, а я сказал, что ничего не знаю. Он вызвал милицию, вы представляете? Участковый всё это терпеливо выслушал, но потом вдруг озверел: - Какая ёлка?! Какая селёдка?! На дворе – май-месяц! За что вы хотели зарезать Сорокина?! На лице мужичка появился испуг. Он вместе со стулом отодвинулся от напиравшего на него участкового и еле слышно промямлил: - Я никого не хотел зареза́ть. Это всё ёлка. Из-за неё… - Поливаев! – взревел участковый. – Говори! И стукнул кулаком по столу. На столе стоял будильник, пластмассовая подставка для карандашей и засиженный мухами синенький телефончик. Всё это задрожало и жалобно зазвенело от обрушившегося на старый стол медвежьего удара. Серёгин не решался помешать такому интенсивному допросу. Он скромненько стоял в стороночке, ожидая развязки и боясь попасть под горячую руку разъярённого участкового. - Я же говорю, я выкинул ёлку, а ему показалось, что она селёдкой воняет… - начал, было, Поливаев. - Говори правду! – отрезал участковый и ещё раз стукнул кулаком, от чего лежавшая рядом с синеньким телефончиком кипа исписанных бумаг разлетелась по всему столу. - Это и есть – правда, - хныкал Поливаев. – И где вы только эту чушь выцарапали? Не собирался я его зареза́ть! - Приведите потерпевшего! – во всю мощь своих неслабых лёгких рявкнул участковый. Тут же невысокий сухонький милиционер с погонами сержанта вывел откуда-то из темноты другого мужичка. Мужичок не успел даже сесть, как участковый выкрикнул ему: - Сорокин, а ну, расскажите, чем Поливаев вам угрожал? - Ножом, - ничуть не смутившись, ответил Сорокин. – Этот субъект заманил меня к себе, заставил выпить, а потом ушёл на кухню, и вынес нож, вот такой, - потерпевший расставил ладони сантиметров на тридцать. – Или нет, такой, - и показал все шестьдесят. - Брешешь! – фальцетом пискнул Поливаев, и вскочил со стульчика. Соседи готовы были уже сцепиться в драке, но участковый богатырским плечом оттеснил Поливаева обратно, на стульчик. Сухонький сержант оттащил отчаянно махавшего кулаками Сорокина. - Убийца! – пропитым баритончиком визжал Сорокин. - Не бреши! – пищал Поливаев, норовя выскочить из-за шкафа-участкового и дать соседу в глаз. - Уведите обоих, - устало сказал участковый и опустился в своё залатанное кресло. В кабинет зашёл ещё один милиционер, ухватил под руку взлохмаченного, ругающегося Поливаева и вывел в коридор. Сухонький вытащил упиравшегося Сорокина. Лишь тогда Пётр Иванович решился выйти из своего уголка и обратиться к участковому. У того была очень необычная фамилия – Подклюймуха. - Здравствуйте, - вежливо поздоровался Пётр Иванович с участковым. - Здравствуйте, - ответил Подклюймуха. – Чем могу быть полезен? Серёгин представился и объяснил цель своего визита. Участковый полез в сейф и достал папку. - Вот, - сказал он, положив папку на стол перед Петром Ивановичем. – Тут все голубчики. Я их по характеру преступлений разложил. Вот эти пятеро уже угоняли машины, или пытались это сделать. Подклюймуха раскрыл папку и вытащил пять дел. Серёгин пролистал их. Выбрал одно, с фотографией беленького худенького паренька. «Коровкин Владислав Тимурович» - значилось под фотографией. - Что вы о нём скажете, Дмитрий Станиславович? – спросил Серёгин. -Коровкин? Мопед спёр, - ответил участковый. – Чтобы продать. Ну, не учится нигде, подрабатывает, где попало, выпивает. Живёт с сестрой. Родители умерли. Сестру зовут Катя. Она в магазине «Юта» работает продавцом. - А этот? – Серёгин показал другое дело, где на фотографии красовался холёный розовощёкий детина. - Ой! – сморщился Подклюймуха. – Пищенко... Я не знаю, какого рожна ему надо! Отец – бизнесмен, мать – адвокат. Катается, как сыр в масле. Всё у него есть – и жратва, и шмотки! Но «Мазду» стянул с дружком своим, вот с этим, Свеклухиным, - участковый достал ещё одно дело. Просто так, чтобы покататься. Они в столб въехали и сбежали, когда тачка «закипела». Но я их всё равно выловил! Свеклухин тоже не бедняжка: папаша – архитектор, мать – домохозяйка. Терпеть не могу богатых мальчиков! Серёгин подробно расспросил о каждом из угонщиков и, поблагодарив участкового, отправился их отрабатывать.2. (Приключения Сидорова в городе Гомеле).
А Сидоров ехал в Беларусь. Позади оставались города и деревни. Погода не подвела: небо было ясное, ветерок лёгенький. У Сидорова в кабине играло радио. И сержант даже подпевал знакомым песням. На дороге было мало машин, всего две, или три штуки. Ехали быстро. Большая часть пути уже осталась позади: Сидоров миновал Сумы. Не смотря на то, что за окнами полз нуднейший из пейзажей: поле – полоска деревьев – поле, у сержанта было отличное настроение. Потому что, по его мнению, в Гомеле и должен был быть ответ на главный вопрос: кто угнал «Жигули» Петрова и зачем. Но вдруг остановка. Какой-то пастух выгнал на шоссе стадо коров. Сидоров нажал на тормоз. Бурёнки двигались медленно: от жары они разленились. Пастух стегал их длинным хлыстом, кричал что-то, бегал из стороны в сторону. Но это мало помогало. Коровы упрямились и недовольно, сердито мычали. Прошло не меньше часа, пока последняя корова, размахивая хвостом и пыля, перешла через шоссе на другую сторону. Сидорову не терпелось поскорее нажать на газ и поехать. Он ёрзал на сиденье, руки бродили по рулю, а нога не покидала педали газа. Однако пришлось ещё подождать, пока пыль осядет… На границе образовалась солидная очередь. И стояли они, похоже, долго и без продвижения. Некоторые водители вышли из кабин. Стояли на улице, курили и ругались. Другие курили и ругались прямо в кабинах. Один бродил по обочине и курил. Ещё один бросил сигарету и отправился за кустик. Сидоров не курил, но ругался. Радио выключил: раздражать начало. Кто-то сказал, что на таможне перерыв, или выходной. Тогда Сидоров вспылил: стукнул по рулю двумя руками и громко чертыхнулся. Как же, он тут стопорится, сидит, прозябает, а в Гомеле в это время!.. Однако сержант быстро взял себя в руки. Очередь Сидорова подошла глубокой ночью, даже, кажется, уже под утро. Часы на магнитоле высвечивали три, или четыре часа. А если учесть, что он встал в эту очередь в «19:23», то проторчал сержант в ней почти полусуток. За это время Сидоров успел сделать некоторые выводы о работе таможни. А именно, что пропускают они не всех и не сразу. - Ваши документы! – рявкнул усатый громила, протянув богатырскую ручищу. - Вот, - Сидоров отдал всё, что у него было. Тот выхватил, надвинул очки на широкий хохляцкий нос. - Выйдите из машины, - приказал ещё один, подошедший с другой стороны. И лицом, и повадкой он напоминал робота. Сидоров вышел. Откуда-то взялись ещё трое. И они все, вместе с «роботом», обшарили все закоулки его старенького голубого «Москвичика». Толстый-усатый штудировал каждую бумажечку. Сидоров топтался, не зная, что сказать. - Хм… - густо хмыкнул он, сдвигая очки на кончик носа. – Что-то у вас не так… - А? – удивился Сидоров. - Пройдёмте! – выплюнул толстяк. Сидоров икнул: - Н-но?.. - Пройдёмте, пройдёмте! – вторил «робот» и ещё и подтолкнул Сидорова в спину. Ошарашенный, сержант, молча, поплёлся за ними. Шли по тропинке. Вскоре за соснами замаячило приземистое одноэтажное здание. Над его коричневой деревянной дверью значилось: «Таможенный пост № 3». «Робот» открыл дверь. - Входите. Сидоров поднялся по ступенькам. На трёх ступеньках споткнулся четыре раза. Вошёл. Внутри было темно и сыро. Пахло плесенью. Сидоров не успел ничего рассмотреть, как перед ним распахнулась следующая дверь. - Сюда, - механически показал «робот». Сидоров сделал шаг из темноты коридора в свет кабинета. Кабинет был заурядный. Обои старые. Мебель – тоже. Большую часть площади занимал письменный стол. За столом сидел дородный седовласый майор. - Садитесь, - майор указал на стул. Сидоров тупо сел. - Сигарету? – поинтересовался майор. - Я-а н-не курю… - выдавил сержант. Мимо него просвистел усатый. Отдав честь, он шваркнул на стол перед майором документы Сидорова. - Подделка, - коротко пояснил он. - Как это?! – возмутился Сидоров. – Я же сержант милиции! Сидоров Александр Александрович, уголовный ро… - Не кипятитесь, - спокойно перебил майор. – Сейчас мы пошлём запрос и всё выясним. - Но, что тут выяснять? – Сидоров встал. – Вот, удостоверение, - он откопал его в куче других документов и протянул майору. Майор, молча, взял и, не глядя, отложил. - Садитесь, садитесь, - бесстрастно повторил он. Делать было нечего. Сидоров сел. За его спиной безмолвно стоял «робот». Майор взял лист бумаги и ручку. - Сидоров Александр Александрович, говорите? – спросил он. Сержант кивнул. А майор записал. - И в каком же отделении милиции вы работаете? - В Калининском районном, - ответил Сидоров Майор опять записал, а потом минут пять что-то списывал с документов сержанта. А Сидоров обалдело наблюдал, хлопая глазами. В зарешеченное окно заглядывали тёплые и приветливые утренние лучи. Разлапистое растение на грязноватом подоконнике цвело. Сквозь приоткрытую форточку в кабинет вливался сосновый аромат, и неслись заливистые трели скворцов. В природе всё было отлично, но… Майор прекратил писать и отложил ручку. Придвинулся к компьютеру. - Сейчас, я пошлю запрос в ваше Калининское районное отделение и всё про вас узнаю. - Я спешу… - промямлил Сидоров. - Как ответ придёт, так мы вас и отпустим, - майор указательным пальцем тыкал в клавиатуру, набирая по одной букве за несколько минут. – Может быть, - «обнадёживающе" прибавил он. - А когда придёт этот ответ? – осведомился Сидоров. - Может, сейчас прямо, а может и через неделю. - Не-де-лю! – Сидоров обвис на стуле…3. (Приключения Серёгина в городе Донецке).
Первым Пётр Иванович решил отработать Коровкина. Поэтому от Подклюймухи следователь отправился прямо в магазин «Юта», где работала его сестра. Магазин находился недалеко – на углу улицы Пролетарской и Раздольной. Он был небольшой, но светлый и уютный. Сначала «Юта» была крошечной, но постепенно к ней пристроили ещё два отдела. Об этом расширении напоминала разноцветная плитка на полу магазина. Возле входа, на стенке висело большое зеркало. Посетителей было немного. Возле отдела игрушек, в котором работала нужная Серёгину Коровкина, стояла одна пожилая дама в стандартной одежде для пожилых дам: красная блузка и чёрные брюки. Она усиленно крутила в руках игрушку: щекастую куклу на пони. - А что, пупс от лошадки не отдирается? – скрипуче изрекла она, брякнув игрушкой о прилавок. - Э-э-э... – Коровкина пришла в замешательство. Затем покачала головой. - Какая скучная и отупляющая игрушка! – грубовато сунув пупса Коровкиной, дама удалилась, еле волоча ноги, обутые в туфли на высоких каблуках. Коровкина выглядела блёкло и устало. Пупс на лошадке – захватанно. Наверное, дама была не первой, кто вернул его назад, узнав, что он «от лошадки не отдирается»... - Здравствуйте, Екатерина Тимуровна, - поздоровался с Коровкиной Пётр Иванович. Коровкина, увидав его удостоверение, вся сжалась, побледнела. - Что-то с Владиком? – испуганно пролепетала она. - Нет, нет, - возразил Серёгин. – С вашим братом всё в порядке. Я просто хотел узнать, с кем он дружит, какой образ жизни он ведёт. Работает? Учится? - О-он что-то сделал? Опять угнал? – всхлипнула Екатерина. На глазах у неё выступили слёзы. - Нет, пока он ничего не угнал, не волнуйтесь, - успокоил Коровкину Пётр Иванович. – Я просто хочу побольше узнать о вашем брате, что бы окончательно исключить его из списка подозреваемых. Коровина расплакалась. - Понимаете, - выдавила она. – Владик пропал. - Как пропал? – удивился Серёгин. – Когда? - Месяц уже домой не приходит, - Коровкина носовым платком размазывала по круглому лицу слёзы и косметику. Серёгин обеспокоился. Подклюймуха ничего не говорил о пропаже Владислава. - Вы заявление в милицию писали? – спросил он. Коровкина замотала головой в клетчатой пилотке. - Не писала, - ответила она. – Я думала, что Владик вернётся домой, что он у друзей ночует. У него девушка была, я думала, он у неё живёт... – Екатерина снова разрыдалась и спрятала лицо в платок. - Вот что, Екатерина Тимуровна, - сказал Пётр Иванович, подумав. – Сейчас вы отпрашиваетесь с работы, и мы с вами едем к Подклюймухе. Вы пишите заявление о пропаже брата.4. (Приключения Сидорова в городе Гомеле).
Однако Сидорову повезло. Ответ из райотдела пришёл через десять минут после того, как майору удалось закончить и отослать запрос. То есть, через час все уже извинялись перед Сидоровым, вернули ему документы и учтиво проводили до «Москвича». Больше всех расшаркивался усатый, чья фамилия была Онопко. Он сбивчиво, с большим количеством паразитов типа «вы понимаете» и «как бы» объяснил Сидорову, что какие-то мошенники по фальшивым милицейским документам провозили какую-то контрабанду, он по недосмотру принял сержанта за одного из них… В общем, часа через полтора Сидоров смог продолжить свой путь. Правда, настроение у него заметно ухудшилось, да и сон начинал смаривать. В Гомель Сидоров приехал ужасно сонный и скучный. С трудом отыскав в незнакомом городе гостиницу «Сож», сержант, не обращая внимания ни на что вокруг себя, завалился спать. Даже туфли не снял. Проснулся Сидоров только под вечер. «18:23» - тонко пищали зелёные цифры на часах «Электроника – 5». Сержант слез с кровати. Чего ему ужасно не хотелось: хотелось только спать и спать до завтра. Но Сидоров заставил себя подняться и даже сжевать бутерброд с копчёной колбасой. Выкарабкавшись, наконец, из сонной ямы, сержант нашёл и раскрыл свой потрёпанный исчёрканный блокнот. «1) Погодин Леонид Олегович, двоюродный брат, Рогачёвская, 33, кв. 11, грузчик в универмаге «Гомель». Полина Андреевна, его жена, учитель литературы в школе № 2. 2) Голосилин Вячеслав Феклистович, дядя жены, пенсионер, Добрушская, 8». Сидорова больше заинтересовал, естественно, Погодин. Голосилин староват будет для «злого бандита». И сержант решил отправиться в универмаг «Гомель», отыскать там грузчика Погодина и хорошенько допросить его. Сев в «Москвич», Сидоров поехал по нужному адресу. А вот карты Гомеля у него не было. Вместо того, что бы оперативно прибыть на место, сержант всё колесил и колесил по незнакомым улицам. Сидоров, конечно же, спрашивал дорогу, ему показывали: «Сначала прямо, потом направо, налево, налево, направо, опять налево, снова направо «и он вас пересечёт». Сержант заворачивал и налево, и направо, и прямо ехал, и ехал, но ничего, и отдаленно напоминающее универмаг, его так и не пересекло. Заехал Сидоров в какую-то странноватую местность. С одной стороны дороги высились суперсовременные «хай-тек» многоэтажки, с другой же густо сидели старинные рубленые избы. Оглядевшись, сержант понял, что попал куда-то не туда. Сидоров съехал на обочину и припарковал «Москвич». Вышел из кабины – воздухом захотелось подышать. Огляделся ещё раз. Заблудился. Мимо проходили люди. Но что от них толку? Уже помогли, спасибочки! Но он всё же спросил у женщины, которая проползала по дорожке, обвешанная орущими детишками и пудовыми сумками. Та поставила одну сумку в пыль, вытерла о платье покрасневшую руку, и, показав на узенький проходик между двумя «мегаэтажками», сказала: - Вон, туда пройдёте, а потом налево. - Мама, а ты купись кукаляцьку?! – капризно пропищала девчоночка лет четырёх и потянула женщину за подол. - Да, да, Лесенька, куплю, - неожиданно ласково ответила та, а потом сказала Сидорову: - Не обращайте внимания, маленькая она ещё. С помощью незнакомой женщины Сидоров добрался-таки до универмага «Гомель». Припарковал машину у обочины. Достал мобильный телефон. Теперь он мог служить только часами и калькулятором: за бугром не принимал ни «Киевстар», ни «ЮМС». 19:55. Сержант взбежал по ступенькам. «До скольки же он работает?» Сидоров хотел застать Погодина на работе: ему не улыбалась перспективка разыскивать одиннадцатый дом по улице Рогачёвской. Универмаг работал до восьми вечера. А часы Сидорова отставали на десять минут. Дверь не открылась, когда сержант дёрнул её на себя. Сидоров чертыхнулся и спустился вниз. Придётся-таки разыскивать дом Погодина. Поглазев на точку мобильного агентства «Велком» в виде пирамидки из коричневого тонированного стекла, Сидоров пошагал прочь.5. (Приключения Серёгина в городе Донецке).
Пётр Иванович едва уговорил Коровкину написать заявление. После того, как она это сделала и отнесла Подклюймухе, Серёгин смог продолжить работу. Он попросил Подклюймуху сообщить ему, когда Владислав найдётся. Пётр Иванович вышел из опорного пункта и сел в свою машину, что бы ехать к Пищенко, а заодно и к Свеклухиным, потому что они жили по соседству. Квартира Пищенко встретила Серёгина запертой на четыре замка железной дверью. Пётр Иванович нажал на кнопку звонка. За дверью раздался ужасающий, рычащий лай. - Хороший пёсик, - пробормотал Серёгин, нажав на звонок ещё раз. - Не пытайтесь, не дозвонитесь! – прошамкали у него за спиной. Пётр Иванович обернулся. Из квартиры напротив высунулась сухонькая старушка в голубом платочке. - На юг они укатили! Месяц уже отдыхают, капиталисты задрипанные! Соседи вон, волкодава ихнего кормят! - А Свеклухины? – спросил Пётр Иванович. - А они вместе укатили, дружки ихние, понимаешь, соколик? Значит, Пищенко и Свеклухин отпадают. Они уже месяц отсутствуют. Остаются ещё двое. Пётр Иванович незамедлительно поехал к очередному подозреваемому. Серёгин едва разыскал их лачугу. Антошины жили в частном секторе на улице Зверькова, и их жилище даже трудно было назвать домом. Четыре щербатые, закопченные местами, стены. Вместо крыши – просто накиданный, как придётся рубероид. Одно окно забито фанерой, второе – заткнуто подушкой. В третьем сохранились остатки стёкол. В доме был пожар. Отчим нужного Серёгину Глеба Антошина, напившись, закурил в постели и поджёг дом. Забор был сломан. Через дыру Серёгин пролез во двор. Из-под ног следователя выскочила тощая полосатая кошка, неся в зубах крошечного белого котёнка. Пётр Иванович приблизился к дому, и постучал в доску, которая служила дверью. В доме послышалась возня и нецензурная брань. На пороге возник невысокий худенький мужичок. - Чего?! – выкрикнул он пропитым голосом. - Здравствуйте, - поздоровался Пётр Иванович. – Я из милиции, ка... - Я не крал эти покрышки! Не крал! – возопил вдруг Антошин – старший. – Не крал, вот вам крест! Это всё – Сигизмунд и Костяныч, это они, козлы, стырили, а на меня брешут! - Позвольте, - перебил Пётр Иванович откровения Антошина – старшего. – Я хотел бы побеседовать с Глебом. Антошин – старший поставил на Серёгина круглые глаза. - Да? – выдавил он. Пётр Иванович кивнул. А Антошин – старший почему-то разрыдался. - Век свободы не видать! Глеб! Глеб! – заревел он, и скрылся в доме. Потом вышел Глеб. Высокий, сутулый и худенький паренёк вопросительно и беззлобно уставился на Петра Ивановича. - Вы из-за покрышек? – спросил он. – Это не папка их украл... Вы в дом не ходите, там беспорядок, пойдёмте, лучше, во дворе на скамейке посидим. Глеб повёл Серёгина через весь двор к низкой покосившейся лавочке. - Подождите, я газетку постелю. Глеб убежал в дом и вернулся со стопкой старых газет. - Садитесь, пожалуйста, - он постелил газеты на лавочку. Серёгин сел. Глеб положил много газет, и Пётр Иванович устроился на них, как на диване. - Я не из-за покрышек, - сказал он. – Я хочу узнать, только честно скажи, ты, или кто-нибудь из твоих друзей «Жигули» не угонял на этой неделе? Взгляд Глеба из вопросительного сделался удивлённым. - Нет, - ответил он. – Я с машинами завязал. Один раз попробовал – не получилось, и не стал больше. Я на рынке работаю, грузчиком... Серёгин поверил Глебу Антошину. Его взгляд был таким наивным и бесхитростным. Да он просто не умеет врать! Пётр Иванович позвонил Подклюймухе и рассказал про украденные покрышки. Пускай разбирается, это его работа. А Серёгин поехал к последнему подозреваемому.6. (Приключения Сидорова в городе Гомеле).
«Если окна вашего дома выходят на оживлённую трассу, то вы – закоренелый пессимист, консерватор и помешаны на уборке. Потому что вид проносящихся за окном иномарок повергает в глухую тоску из-за беспросветного безденежья. Их шум забивает мозги и лишает всякого воображения. И, наконец, пыль, летящая из-под их колёс, покрывает вашу квартиру таким плотным слоем, что вы вынуждены скоблить её каждый день...» Сидоров вышел от Погодиных в подавленном настроении. Ноль информации, а только стандартные «большие глаза», лёгкий испуг и ответ: «Я не знаю» на все вопросы. Да ещё и жена Погодина, сросшаяся с пылесосом по типу «Пупс от лошадки не отдирается»... Тьфу! Похоже, что поездка в Гомель оказалась дохлым номером. Просто потратил бензин и время.7. (Приключения Серёгина в городе Донецке).
Если первые четверо подозреваемых были просто оступившиеся молоденькие парнишки, то последний оказался рецидивистом по кличке Батон. Батон уже не раз попадался на том, что воровал автомобили, а потом продавал их по дешёвке. Серёгин даже сам ловил его однажды. Батон жил не в конуре, и не в лачуге. У него была нормальная квартира и приличная, порядочная жена. - Кто там? – спросил за дверью Батон голосом пристойного семьянина. - Это я, Серёгин, - ответил Пётр Иванович. Батон сразу открыл. Он был чисто выбрит, аккуратно пострижен и пахло от него не сигаретами и водкой, а детским мылом. - Здравствуй, товарищ капитан! – расцвёл он в улыбке. – Проходи, садись, чайку попьём. - Юрочка! – донёсся из кухни голос жены Батона. – Кто там пришёл? - Да вот, друг мой давнишний приехал! – отозвался Батон. – Лиза, давай, накрывай на стол! Батон провёл Петра Ивановича в зал и усадил на большой и мягкий угловой диван. В квартире был добротный ремонт. Не навороченный, конечно, как у богачей, но аккуратно сделанный своими руками. На тумбочке в углу стоял новенький телевизор. На полу – ковёр. В стороне – книжный шкаф с книгами, посреди комнаты – полированный стол. Батон сказал, что больше ничего не крадёт. - Я с грязнухой - всё! Я на ДМЗ сборщиком устроился. И, товарищ капитан, - тс-с! – чтобы Лиза не узнала! Батон уверял Петра Ивановича, что порвал со всеми «корешами», не появляется более на «малинах», даже как «ботать по фене» и то, забыл! Пётр Иванович слушал, конечно же, но поверить такому закоренелому рецидивисту, как Батон, он ну, никак не мог. Жена Батона оказалась приятной, милой и хозяйственной. Она аккуратно поставила на стол три чистые белые чашечки и заварочный чайник. Принесла конфеты «Наталка Полтавка». Пётр Иванович очень любил именно эти конфеты. Однажды он случайно, во время беседы, съел почти килограмм. Живот, конечно же, потом разболелся... Лиза налила в чашки ароматный чай и присела за стол. Она улыбалась так беззаботно, как могут улыбаться только счастливые люди. Очень, очень счастливые. А ведь она даже и не знала, кто на самом деле её муж. Она рассказывала разные забавные случаи из детства и юности Батона. - Да, да, так и было, Юрочка сам мне говорил! – весело кивала она, смеясь. А ведь все эти истории Батон, скорее всего, выдумал. Серёгин в тайне завидовал ему. Подумать только – какой-то рецидивист, а жена его так любит! А вот жена Петра Ивановича даже не звонит... От Батона Пётр Иванович сразу поехал на завод «Сармат», где работали Гулькин и Форелько. Гулькин всё время носился то по точкам, то по кабинетам: курьер всегда «в бегах». Серёгин на силу дождался, пока он вернётся из очередного «задания». Несмотря на свою подвижную профессию, Гулькин почему-то оказался человеком рыхлым и каким-то сонным, что ли. Он побледнел, когда узнал, что с ним хочет побеседовать милиционер. Оказывается, Форелько уже звонил ему и «орал дурным голосом, как гамадрил» (это Гулькин так рассказывал), что выведет «его, мерзавца», на чистую воду. - Да он – карьерист, этот Форелько! – ныл Гулькин. – Он постоянно всех обвиняет в своих неудачах, особенно меня. Он считает, что я завидую его карьере, а я и не завидую. Я специально в курьерах сижу, что бы похудеть. Но не худею почему-то... - Скажите, а вы не замечали у других ваших коллег зависти к Форелько? – спросил Пётр Иванович. - Ой, - скривился Гулькин. – Никто ему не завидует. Вы знаете, чем пи-ар-менеджеры занимаются? - Нет. - Пи-ар-менеджеры рекламу сочиняют. Слоганы пишут, типа: «Пейте пиво пенное – печень будет здоровенная!» - ну, я не умею придумывать слоганы... - Да, - улыбнулся Пётр Иванович. - С вашим слоганом никому пива не захочется! - Так вот, - продолжал Гулькин. - Он ночами сидит, и сидит, что бы эти две строчки написать. У него-то фантазии нету! Приходит на работу – и спит, потому что ночью сочинял две строчки, хи-хи. «Не это ли зависть?» - отметил про себя Пётр Иванович. Серёгин решил ещё проработать этого голубчика. У него есть машина, он умеет её водить. Сам ремонтирует. А это значит, что разбирается в устройстве. Он вполне подходит на роль угонщика.8. (Приключения Сидорова в городе Гомеле).
К Голосилиным Сидоров наведался только из чувства долга. Но он понял, что они не виноваты ни в угоне «Жигулей» Петрова, ни в том, что «Жигулями» сбили Форелько. Сам Вячеслав Феклистович еле ходил с палочкой. Его жена, Марфа Агапитовна, тоже старушка, носила очки толщиной в полсантиметра, и ковыляла так же, как и муж. Дом у них был одноэтажный, рубленный. Но старый – престарый. Они жили не богато. У них не могло быть таких денег, что бы нанять человека... - Ах, он, ирод! – воскликнула Марфа Агапитовна, когда Сидоров рассказал, какого мнения о них Форелько. – Федя ему квартиру нормальную купить помог, а он? Совсем зарвался, кровопивец! Когда он работу не мог найти, кто ему деньги посылал? Мы! Ой-ёй-ёй-ёй-ёй! - Всё, - изрёк Вячеслав Феклистович. – Не желаю больше знать его, проклятого!.. В общем, Сидоров решил не тратить более времени впустую, а возвращаться в Донецк и проверять остальные старые машины и их связь с убийствами «воров в законе».