G.O.G.R.

Пётр Иванович уехал в больницу к Кораблинскому, а Сидоров остался в кабинете «за старшего». Серёгин дал ему задание: рассортировать и упорядочить всё, что удалось собрать про Зайцева. Сидоров раскрыл папку «Дело № 37» и выискивал там нужные бумаги. Маргарита Садальская за стенкой допрашивала Утюга. Чтобы заглушить дикие обезьяньи крики, которые издавал загипнотизированный «киевской колдуньей» бандит, Сидоров включил радиоприёмник. Динамик жалобно запричитал голосом популярной у подростков Марии Максимовой по прозвищу Максим: «Как не нести вдоль ночных дорог пепел любви в руках, сбив ноги в кровь?!.». У Сидорова от подобных музыкальных «опусов», обычно, ныли зубы, и звенело в ушах, но это хоть музыка, а вот Утюг за стенкой, вообще, визжит, как подстреленная макака! Бедный Муравьёв – как он всё это выносит?! - Чёрт! – голос Маргариты Садальской перекрыл плаксивое, надрывное пение приёмника и понёсся по коридору – наверное, снова побежала «лечиться» лошадиными дозами кофе, бросив Утюга в состоянии диэволюции до примата. Замученный «зверьём» Муравьёв ввалился в кабинет и, не глядя, сунул Сидорову свежий протокол. Прочитав его, сержант обнаружил лишь одно слово: «Одичал». - Он ещё и на стенку дрался, и катался на шторах, - вздохнул Муравьёв, распластавшись на стуле для посетителей. – Пришлось привязать, чтобы шторы не оборвал… Тишина тут у тебя, везучий ты, Санчес! - Клопами дышу! – буркнул в ответ Сидоров и кивнул на наваленные перед ним бумаги. – Уже запутался, где какая! - По Зайцеву? – поинтересовался Муравьёв, наслаждаясь попсой, которую насаждал радиоприёмник. Да, после верещания Утюга, и попса покажется музыкой. - По Зайцеву, - кивнул Сидоров и отложил в отдельную стопочку очередной протокол. – Пётр Иванович сказал всё про него выбрать. Серёгин вернулся в райотдел в отличном настроении. Только что отзвонился «агент» Батон и сообщил, что задание выполнено, и скоро он «прибудет на базу». Маргарита Садальская торчала в буфете и топила свою некомпетентность в крепком чёрном кофе. А привязанный к стулу Утюг тем временем дёргался, пытаясь высвободить хоть какую-нибудь конечность, и верещал, верещал, как настоящая макака в настоящих джунглях. Пётр Иванович покачал головой и прошёл дальше, к скрипучей двери своего кабинета. Сидоров уже успел рассортировать все бумаги и отобрал те, в которых упоминается Зайцев. Нужные бумаги лежали аккуратненькой стопочкой около леченого телефона с заклеенной скотчем трубкой. Сидоров сидел над ними, пил из одноразового стаканчика воду и слушал радио на полную громкость. Плывшая из динамиков песня больше напоминала некий триллер: «Она плавает в формалине, двигаясь постепенно в мутном белом тумане. У меня – её лицо, её имя – никто не заметит подмены, ключи проверяю в кармане». Действительно, неожиданные слова для тоненького, елейного женского голоска. Сидоров до того заслушался, что даже не заметил, когда заскрипела дверь, и зашёл Пётр Иванович. Сержант испугался, услышав позади себя некий голос, и даже выронил стаканчик. - Эх, Саня, Саня, - вздохнул Голос, и Сидоров, наконец-то узнал в нём голос Петра Ивановича. – Нервы у тебя, дружище, ни к чёрту! И это не удивительно – слушаешь такую музыку… - Серёгин подошёл к обнаглевшему радиоприёмнику и попросил его замолчать, выдернув из розетки штепсельную вилку. – Ну и репертуарчик у них пошёл! – проворчал Пётр Иванович и залез за свой стол – смотреть, что там Сидоров навыискивал. В кабинете за стенкой неистовствовал Утюг, превращая всё отделение в какой-то зоопарк. Ночь Батон переждал в ночном клубе «Вирус». «Тусовался» там с подвыпившей молодёжью, делал вид, что ему весело, и медленно сосал пиво «Славутич – Айс». Когда на циферблате его электронных часов установились цифры «04:00», Батон покинул клуб, оставив уже порядком осовевших студентов купаться в звуках «синтетической» клубной музыки. Выйдя в сырую мглу предрассветных сумерек, отгоняя от себя пронизывающий и промозглый ветерок, Батон запихнулся в кабину «Запорожца», вывез его на пустырь за гипермаркетом «Ашан», облил бензином из канистры и поджёг. Механическая «кляча» ярко вспыхнула, как весёлый бенгальский огонь. Не дожидаясь взрыва, Батон поспешил прочь. Уже добежав до троллейбусной остановки, он услышал в отдалении раскатистый грохот и увидел поднимающееся в ночное небо зарево – это «Запорожец» окончательно погиб, поглощённый волнами огня. На остановке никого не было. Батон забрался под синюю пластиковую крышу и спрятался под ней от мокрого снега, которым вздумало бросаться невоспитанное небо. Когда к остановке подполз неуклюжий и лязгающий первый троллейбус, Батон влез в него и взгромоздился на одно из сидений, около которых написано: «Места для детей и инвалидов». Кроме Батона в салоне утреннего троллейбуса была только пустота и сонная дама-кондуктор. Заметив, что из тёмной и мокрой уличной неизвестности возник пассажир, она мигом оживилась, стряхнула сон и потрусила к нему, требуя оплатить проезд. Батон, не глядя, сунул ей двугривенный, а взамен получил сдачу в виде звонкой мелочи и яркий красивый билет. Дама-кондуктор надорвала его совсем немножечко – надеялась получить билет обратно, когда Батон вздумает покинуть её троллейбус. Но билет был «счастливый»: с номером «478478». Поэтому Батон не отдал его назад, а забрал себе: авось повезёт, и Серёгин, наконец-то выпустит его на свободу? Остаток ночи и утро Батон скоротал в игровом клубе «Максбет», скармливая там «одноруким бандитам» свои последние гроши. А когда настала очередь давать отчёт «Алексу» - «Юстас» отклеил мозги от разноцветного и мигающего дисплея очередного «бандита» и поехал в «центр» - в Калининский райотдел милиции. «Хтирлиц» не смог сразу попасть к «Алексу» - путь ему преградил суровый и бдительный электронный страж, не поддающийся никаким уговорам, кроме специального сканируемого пропуска. Пришлось «суперкроту» топтаться в вестибюле у закрытого турникета и отвечать на вопросы дежурного: «Вы куда?» и «Кто вам нужен?». - К Серёгину, Серёгин нужен! – объяснил Батон, заглядывая к дежурному в окошечко. - Ладно, - пожал плечами дежурный, окинув Батона недоверчивым взглядом. – Сейчас, позвоню… Как ваша фамилия? - Батонов, Юрий, - ответил Батон, поймав себя на том, что выискивает глазами, что бы он мог стянуть из дежурной комнаты РОВД. Дежурный приставил к уху телефонную трубку и тыкал в чёрные кнопки, набирая нужный номер. - Проходите, - сказал дежурный, позвонив Серёгину, и получив от него санкцию на то, чтобы дать Батону «зелёный свет». Нажав на своём пульте пару кнопок, он заставил сурового «привратника» повернуть турникет и пропустить Батона. Мысленно показав дежурному и его роботу ехидный язык, Батон прошёл за турникет и зашагал по коридору. Идти здесь в одиночестве и без наручников было непривычно для Батона. Мимо проходили милиционеры в форме, но не арестовывали, а где-то там, в глубине коридора, пронзительно верещала какая-то обезьяна. «Да у них там зоопарк!» - изумился Батон и едва не столкнулся с некой брюнеткой, которая, громко чертыхаясь, внезапно выскочила из одного кабинета и побежала куда-то бегом. «Агент» Батон «фон Хтирлиц» уселся на стул для посетителей напротив «Алекса» - Серёгина и с довольной улыбкой выложил на стол кусок обивки с кресла из джипа Семенова и договор купли-продажи остатков его машины. - Юстас – Алексу: задание выполнено! – по-солдатски отрапортовал Батон и приготовился навсегда покинуть казённые стенки милицейского изолятора и выпорхнуть на свободу. «Алекс» посмотрел на добытые «Юстасом» вещественные доказательства, бодро продекламировал: - Прекрасно! А потом вдруг повернулся к своему помощнику Сидорову и лишил Батона надежды освободиться: - Ну что, Саня, проводи нашего друга в изолятор. - А-а?? – изумился Батон. – Но?? Некий порыв, инстинкт выживания, или самосохранения даже подвигнул Батона на дерзкий побег, он вскочил со стула с криком: - Не-е! – и метнулся к двери. Но Сидоров этот порыв заглушил, скрутив мятущегося Батона по рукам и потащил в коридор. - Кроты-ыы!! – орал из коридора Батон, подражая Чесноку и Сумчатому. – Век свободы не вида-ать, кроты-ы-ы! Пётр Иванович, даже если бы и хотел, не мог отпустить Батона на свободу просто так. Батон участвовал в похищении Карпеца, и поэтому, по закону должен был отправиться в зал суда, а не на свободу. Серёгин про себя даже пожалел преданного «агента Юстаса», которого, скорее всего, осудят и отправят в колонию. Теперь Серёгин получил часть автомобиля Ярослава Семенова – осталось только сделать экспертизу и сравнить оставшиеся на куске обивки следы ДНК с настоящей ДНК Семенова, и всё, можно будет ехать в Генпрокуратуру и выбивать санкцию на арест Зайцева. Отпив из кружки немножко кофе, Серёгин выдвинул ящик стола и обнаружил в нём, около коробки со скрепками, белую пластмассовую баночку, где хранились молочные зубы Ярослава Семенова. Выхватив эту баночку из ящика и взяв со стола принесенный Батоном кусок обивки, Пётр Иванович собрался идти к экспертам и просить сделать срочную экспертизу. Но не успел Серёгин и шага сделать за порог кабинета, как распахнулась дверь и из коридора прилетела Маргарита Садальская. Она едва не сшибла Петра Ивановича с ног – он даже зубы уронил, и они укатились за шкаф. - Вот! – взвизгнула она, ероша руками свои растрёпанные волосы, и шваркнула на стол измятый и засаленный лист. – Расписывайтесь, я ухожу! «Ну, вот, и этой плешь проклевали…» - со вздохом подумал Серёгин и пополз обратно, к столу. На засаленном листе Садальская нацарапала заявление об уходе. Бросив на «прыгающие», косолапые буквы беглый взгляд, Пётр Иванович заметил четыре орфографические ошибки. - Ну, чего застыли?! – воскликнула Маргарита Садальская, раздувая ноздри, словно разъярённый мандарил. – Расписывайтесь, я здесь ни на минуту не останусь – я сойду с ума! Сквозь приоткрытую дверь за творящимся в кабинете Серёгина «цирком Садальской» наблюдал Сидоров и с трудом подавлял рвущийся на волю гомерический хохот. Что-либо объяснить Садальской в данный момент не представлялось возможным: она была так же предельно взвинчена, как и её предшественник Лисичкин. Поэтому Серёгин просто взял ручку и накалякал под змеящимися рядами слов и неправильной датой такую же безликую козюлю, которую «подарил» когда-то Лисичкину, и сказал, что Садальской нужно будет написать второе заявление на имя Недобежкина. Маргарита Садальская схватила своё заявление в кулак и собралась выскочить обратно в коридор, но её перехватил возникший на пути Муравьёв. - Маргарита Модестовна, - засуетился он, не давая ей проскользнуть мимо себя и скрыться. – Пожалуйста, перед тем, как уволиться, верните Утюгу человеческий облик! Садальская застопорилась в дверях кабинета, потом с виноватым видом выдохнула: - Ах да, конечно, - и исчезла, отпихнув Сидорова. А Серёгин полез за шкаф – разыскивать убежавшую от него баночку из-под аскорбиновой кислоты, в которой хранились зубы Семенова. Утюг за стенкой издал несколько пронзительных, диких воплей, а потом затих – наверное, Садальская всё-таки, спасла его, вернув к виду «Гомо сапиенс». А предоставленный Муравьёвым протокол его допроса выглядел вот так: «Аркадий Константинович Филимончиков по прозвищу Утюг на все вопросы орёт, как обезьяна гиббон и не говорит ни слова». А как ещё не знающий обезьяний язык Муравьёв сможет записать показания Утюга?! Только так! «Гениальный следователь» Сергей Зайцев этой ночью спал без задних ног. Он не слышал, что происходило на его этаже, и не знал ничего ни о подосланных «агентом Хтирлицем» домушниках, ни о ночном визите «суперкрота» в собственный гараж. Утром он, как обычно, встал, проспав на полчаса дольше, нежели велел будильник. Вскочив, испугавшись опоздания – наспех проглотил чашку пустого кофе, натянул костюм, накинул куртку и рванул на работу на новом «Опеле», позабыв проведать покойный джип Семенова. И поэтому не увидел, что на почерневшей от пламени обивке водительского сиденья красуется вырезанная Батоном аккуратная дыра. Вообще-то яркая белая полоса в жизни «лучшего следователя» подошла к концу – ему прекратил помогать Таинственный Голос. Больше не раздавался у Зайцева ни в кабинете, ни дома таинственный звонок с неподвластного АОНу номера, и никто не пугал его демонической, не терпящей возражений категоричной фразой «Вопросы есть? – Вопросов нет!». И, естественно, никто не помогал ему вести расследования. Зайцев пытался выкручиваться сам, но без подсказок Таинственного Голоса метод дедукции давался ему со скрипом, и на работе начали поговаривать, что «гений начал терять хватку». И никто даже и не догадывался, что никакой особой «хватки» у Зайцева и не было: «гений от следствия» являлся заурядным деревенским участковым, не очень-то и способным на подвиги. И образование он получил в школе милиции Краснянского района. Зайцев продвинулся вдоль по коридору, стараясь игнорировать косые взгляды настоящих следователей, и запрятался в одинокую благодать своего современного хай-тек-кабинета. Несмотря на промозглый холод на улице, Зайцев обливался потом. На своём столе он отыскал пульт от кондиционера и пустил освежающую струю искусственного ветра с ароматом «Альпийских вершин». Над головою «гения» довлели три папки с делами, которые он сам загнал в «глухари». Зайцев попытался засесть за них, и открыл одну – самую пухлую. Но тут же закрыл: его слабоватые мозги не могли сдвинуть с мёртвой точки такую сложную задачу, как серия ограблений. Подставной следователь прокуратуры начал нестерпимо скучать по вездесущему и всеведающему Таинственному Голосу. И даже беззвучно молил Мироздание о том, чтобы оно шепнуло его обладателю, что тут, в дебрях «оглохших» дел, пропадает его «верный слуга» Сергей Зайцев и остро нуждается в «спасательном круге» в виде неожиданной и точной подсказки. Но Мироздание не вняло слёзной мольбе Зайцева – телефон остался глух и нем, как пленный партизан. Только неизвестно откуда взявшаяся серая комнатная мушка надоедливо крутилась у носа и мешала думать. Зайцев пару раз хлопнул в ладоши, надеясь прихлопнуть докучливое насекомое. Но мушка оказалась куда более вёрткой, чем он ожидал и, не попав под пресс, продолжала летать и жужжать. Месяц заканчивался, уже пора закрывать и готовить отчёт, а у него целых три «трёхтонных» «висяка» висят на шее, и тянут, тянут беднягу на самое дно, туда, где среди молчаливых рыб покоится утопленная ведьмой сестрица Алёнушка… Из тёмной пучины надвигающейся депрессии Зайцева вырвал переливчатый звонок современного радиотелефона. «Гений от следствия» вынырнул из «мутной воды» и взял трубку, не ожидая услышать ничего хорошего. - Зайцев! – выплюнула трубка зловещим полушёпотом, и Зайцев узнал: это Таинственный Голос снова явился из ада, чтобы… - Сегодня же собираешь вещи, и чтобы ровно в час ночи уже был на вокзале и ждал меня в платном зале ожидания! – Таинственный Голос был непреклонно железен, не терпел возражений и требовал беспрекословного подчинения. Зайцев опешил и застыл с трубкой в кулаке. Наглая мушка села на его неподвижный нос. - А-а… как я вас узнаю? – прокряхтел он, едва выдавливая буквы. – И ку-куда я поеду?? Таинственный Голос презрительно хмыкнул, а потом изрёк, не меняя приказного тона: - Я сам к тебе подойду, и сам решу, куда тебя везти. Вопросы есть? После этих слов к Зайцеву медленно подкрался холодный склизкий страх и опутал его своими зелёными мокрыми щупальцами. Куда он его повезёт?! Зачем?! - Я не поеду… - попытался отказаться Зайцев, незаметно для себя вращаясь на офисном кресле вокруг своей оси. - Вопросов нет! – определил в беседе жирную точку Таинственный Голос и отполз обратно, в ад, оставив после себя нескончаемую цепочку монотонных гудков. Зайцев всё ещё по инерции вращал себя на офисном кресле, опутанный спрутом-ужасом пред тем таинственным, кто говорил Таинственным голосом. Зажатая у него в кулаке телефонная трубка испускала жалобные гудки. «Нет, - решил для себя Зайцев. – Не поеду я ни на какой вокзал, не стану больше слушаться их, а займусь-ка, лучше распутыванием своих «глухарей». Авось оставят меня в прокуратуре, и начну я честную жизнь, свободную от Таинственных Голосов и их нечестный игр!». Весь рабочий день Сергей Петрович Зайцев честно и со стремлением к ускользающей истине пытался расследовать серию ограблений, которую совершил на улице Антипова неизвестный, вооружённый ножом грабитель. До самого вечера Зайцев занимался тем, что опрашивал потерпевших, составлял фоторобот и искал свидетелей. Свидетели попадались разные: одни боялись неизвестно чего и отказывались говорить. Вторые пытались урвать некую награду за бдительность, и несли ахинею, которую сами же и выдумали, лишь бы только дать хоть какие-нибудь показания. А один даже сказал, что грабитель, будто бы, являлся негром, и одет был в жёлтую куртку… Да, работать в большом городе куда труднее, чем в маленькой деревушке! В конце дня голова Зайцева гудела, словно медный таз, в который ударил Мойдодыр. Бедняга не мог более воспринимать человеческую речь, а слышал только бессвязный ничего не значащий гул. Выпроводив всех свидетелей, Зайцев подшил в папку все составленные за сегодняшний «жаркий денёк» протоколы и отправился домой. Поставив в гараж свой «Опель», он снова-таки даже и не подумал «проведать» «погибший» джип Семенова, а опустил роллет и удалился, чавкая ботинками по бурой мокрой слякоти. Мозги в голове продолжали жалобно гудеть и просить тайм-аут. Поэтому, придя домой, Зайцев даже не стал есть, а опрокинулся поперёк дивана и провалился в сонное царство. Зайцев проснулся в десять часов вечера, и разбудил его Таинственный Голос. Только раздавался он теперь не в телефонной трубке, а в его собственной голове. - Пора! – скомандовал Таинственный Голос Зайцеву, и Зайцев послушно разлепил глаза и поднялся с мягкого ленивого дивана с чётким осознанием того, что ему необходимо куда-то ехать. Зайцев выволок из-под дивана чемодан и начал собирать вещи. Он двигался методично, и точно, словно какой-то робот, которым управляют с помощью дистанционного пульта. Зайцев не скомкал ни одной вещи – он всё сложил аккуратно, словно бы нёс на продажу, и чемодан у него закрылся легко. После того, как вещи заняли «походные» места в чемодане, Зайцев избавился от милицейской формы, водворил её в опустевший шкаф и ушёл на кухню. На кухне он принялся готовить: варить овсянку. Когда она сварилась – Зайцев не спеша съел всё, что положил на тарелку и помыл посуду. И это при том, что Сергей Петрович Зайцев овсяную кашу ещё в детстве вместо того, чтобы съедать, выливал за диван, или из окошка, когда мама уходила из комнаты. Едва настенные часы сообщили, что до полуночи осталось полчаса, Зайцев надел пальто, взял чемодан и покинул свою новую, большую и дорогую квартиру. Выйдя из сухого подъезда в сырую ночь, он направился прямиком к гаражам. А через минуту уже мчался по ночному шоссе, рассекая фарами мглу, и торопился на вокзал. Впереди показался мост и сверкающий в свете городских огней древний медленный Кальмиус. Зайцев крепко держал руль и, не моргая, глядел на дорогу, объезжая попадавшиеся на пути лужи и остатки гололёда. Вдруг, откуда ни возьмись, из темноты заросшей старыми ивами набережной выпрыгнул джип. Незнакомец пронёсся перед «Опелем» Зайцева, в нескольких сантиметрах от его капота, а потом вдруг застопорился посреди дороги, громко взвизгнув тормозами. Зайцев видел его в свете своих фар, и, избегая жуткого таранного столкновения, вывернул руль впарво. Новенький, сверкающий «Опель» сбился с курса, завихлялся и, свалившись с дороги покатился в придорожный кювет. Зайцев в испуге сжался, стараясь избежать удара головой, но всё же, стукнулся о потолок и… мгновенно проснулся. «Опель» лежал на боку, застряв в глубокой сырой дренажной канаве. Сергей Петрович Зайцев съёжился на полу под водительским сиденьем и судорожно пытался… сообразить, как он сюда попал, ведь он лёг спать. Зайцев попытался вытолкнуть искорёженную, заклинившую дверцу и вылезти наружу, но дверца проявила неподчинение и упрямство и не пожелала выпустить Зайцева из автоловушки. Паника подкралась незаметно, словно охотящаяся куница подкрадывается к беззащитному мышонку. Зайцев вдруг понял, что застрял и не сможет выбраться без посторонней помощи. А когда-то его найдут?! Наверное, только утром! Зайцев прекратил барахтаться в металлическом плену и попытался успокоиться. Сырой ветер хлестал растрескавшееся лобовое стекло и засыпал его мокрыми непрочными снежинками. Автоматические дворники во всю «подметали», стараясь очистить стекло от крупных мутноватых капель, в которые эти снежинки потом превращались. И тут в свете одной уцелевшей фары Зайцев заметил, что к его раненому автомобилю кто-то небыстро приближается. Зайцев всмотрелся в ночную темень, прорезаемую светом его фары и отдалённым светом уличных фонарей. К покалеченному «Опелю» приближался человек. Его голова была закрыта низко надвинутым капюшоном, а в руке был некий недлинный предмет. Зайцев попытался понять, что этот предмет ему напоминает, а когда понял – похолодел: незнакомец сжимал в кулаке пистолет. - Помогите! – заверещал Зайцев, став добычей животного страха, такого, какой испытывает зайчик, стоя пред голодным зубастым волком. Свободной от пистолета рукой незнакомец пытался отковырнуть заклинившую дверцу, чтобы добраться до забившегося под сиденье Зайцева. Джип незнакомца всё ещё возвышался на шоссе, пристроившись под мощной опорой рекламного щита. Зайцев забился в испуге, когда дверца начала поддаваться усилиям страшного похитителя, (или убийцы?). Наверняка его подослал Таинственный Голос, чтобы навсегда отделаться от него, ненужного, нежелательного свидетеля, Зайцева. В кустах около этноресторана «Ё-моё» притаилась патрульная машина автоинспекции. Скрываясь в ночи, гаишники охотились за нарушителями, которых на проспекте Ильича хватает даже ночью. Заметив, что произошла авария, оба гаишника оторвались от «радаров» и поспешили туда, куда свалился подрезанный джипом неизвестного бандита «Опель» Зайцева. А Зайцев уже приготовился к смерти, когда заметил, что к нему в кювет слезают два дорожных инспектора, покрытые светоотражателями. Тёмный силуэт, пытавшийся выцарапать Зайцева из «панциря» разбитого автомобиля, тоже заметил приближение посторонних и мгновенно нырнул в темноту пустынной диковатой набережной и там растворился, оставив свой джип в одиночестве на дороге. Зайцева выручали из машины почти, что три часа. Сами гаишники решить эту задачу не смогли. И поэтому вызвали спасателей из МЧС. Спасатели отрезали дорогому немецкому автомобилю крышу огромными специальными ножницами, а потом – и дверцу. Только тогда Зайцева смогли извлечь из автоплена на свет божий. Вокруг пострадавшего сразу же собрались врачи, желая определить, получил ли он травму. Зайцев был здоров – только мозги, кажется, подверглись некому внушению, которое и заставило его покинуть на ночь глядя уютную новую квартиру и зачем-то ехать на вокзал. Мгла была рассеяна светом фар, миганием сине-красных мигалок и лучами фонарей, которыми спасатели и гаишники «ощупывали» разбитый «Опель». Констатировав, что потерпевший не пострадал, врачи удалились, записав в каком-то своём журнале, что Зайцев «От госпитализации отказался». А Зайцев битых три часа заплетающимся языком давал показания, описывая, каким образом покинул проезжую часть и занял достаточно неприятное место в канаве. Гаишники окружили виноватый джип, что-то там записывали к себе в блокноты. Хотя самого главного у этой машины-призрака всё равно не было – её хозяин снял номера. Зайцев попал домой в четвёртом часу утра, когда одолевает сладкая дремота, переходящая в фазу быстрого сна, когда человек видит сновидения. Не избежал этой дремоты и Зайцев. Едва в поле его зрения появился диван – Зайцев повалился на него, не раздеваясь, и сразу же уснул.