G.O.G.R.

Оказавшись в кабинете Курятникова, Зайцев не проявил никаких эмоций кроме некоего затравленного мышиного писка. Он всё ещё оставался бледным, словно был отлит из гипса и трясся так, будто бы побывал в ледяной воде. Курятников не испытывал к этому субъекту ничего кроме сочувствия, и даже накапал своему подследственному сорок капель корвалола. Зайцев машинально взял предложенную чашку с надписью «BOSS» и механическим движением робота опрокинул в рот невкусный корвалол. Прошло не меньше получаса, прежде чем Зайцев покинул состояние ступора и из статуи превратился в человека. - Я не хотел сажать невиновных… - прошептал Зайцев, кося глазом на раскидистую пальму Мерцалова в углу кабинета. – Мне приказывал… - Сергей Петрович хотел сказать «Таинственный Голос», но почему-то не смог выговорить этих слов. Из раскрытого рта вылетел голос животного. - Бе-е-е-е! – сказал Зайцев, по неизвестному наитию не в состоянии рассказать ничего из того, что хотел. - Чёрт! – подпрыгнул Курятников, не опасаясь даже, что его «Чёрт» оставит отпечаток в диктофонной записи допроса. – Да что с вами такое?! - Бе-е-е-е! – повторил Зайцев, кажется, перепугавшись теперь уже самого себя. Он вместе со стулом отъезжал подальше от сидящего напротив него Курятникова, стыдясь своего дикого поведения и. не замолкая, изрекал: - Ме-е-е-е! Бе-е-е-е! Ме-е-е-е! Бе-е-е-е! Помня об одичавшем Николае Светленко, Курятников, не мешкая ни секунды, позвонил Серёгину. - Вот, послушайте, как он блеет! – сказал Курятников Петру Ивановичу и поднёс трубку к беспрестанно мекающему Зайцеву. - Ясно! – ответил на том конце Пётр Иванович, услышав «тирады» Зайцева. – Еду! Серёгин снова оставил Сидорова за старшего, а сам – со скоростью молнии прискакал в Генпрокуратуру – поглядеть на очередное «камлание» - теперь уже Зайцева. Зайцев всё никак не мог взять себя в руки и закрыть рот. - Ме-е-е-е! Бе-е-е-е! Ме-е-е-е! Бе-е-е-е! – эти нечленораздельные звуки сыпались из него, словно из рога изобилия, и их поток никак не хотел иссякнуть. Серёгин и Курятников в четыре глаза наблюдали, как он дёргается на мягком офисном стуле, ездит на нём из стороны в сторону и блеет, блеет, блеет. - Зайцев! – резко обратился к Сергею Петровичу Серёгин. Этот оклик, кажется, возымел на «бесноватого» Зайцева кое-какое действие – он заглох, прекратил хаотичное движение и воззрился в одну точку где-то за гранью реальности. - Умолк, - констатировал Курятников. - Я уже дал третий запрос в Киев, - сказал Серёгин. – Они обещали выделить нового гипнотизёра. У него такой же выборочный гипноз, как и у Светленко, и у всех, кто общался с этим Тенью. При определённых обстоятельствах, когда нужно рассказать о нём – начинает действовать установка, и они дичают. Между тем, Зайцев помолчал немного, а потом – снова обрёл собственную волю вместо чужой, опять сжал её в кулак и выдавил срывающимся голосом: - Я… не могу… Серёгин хотел «раскрутить» Зайцева как можно быстрее. И поэтому – пошёл на крайние меры. Он вспомнил, каким образом повредили гипнотические установки Грибку – Кораблинскому: его побили неформалы в обезьяннике у Мирного. Пётр Иванович, конечно же, жалел Зайцева, и у него самого не поднималась рука залепить ему зуботычину. Рассказав Курятникову о свих соображениях, Серёгин предложил перевести Зайцева в Калининский РОВД и подсадить там к какому-нибудь маргиналу – пускай немного поработает на благо Родины и, как сможет, разрушит «Тёмные чары» парочкой оплеух. - Ну что ж, давайте попробуем… - согласился загнанный в тупик Курятников. – Если этот способ помог один раз – то почему бы ему ни сработать снова? В Генпрокуратуре не было подходящих условий для «расколдовывания» Зайцева, потому что там не было такого «обезьянника», где сидели бы хулиганы, или неформалы. - Придётся его к нам, в РОВД тащить, - заключил Серёгин. – У нас там, в изоляторе много таких сидит. - Ну что ж, - не возражал Курятников. – Вижу, у вас уже есть опыт «лечения» этой «звериной порчи». Если это поможет, то – тащите. «Заколдованный» Зайцев был снят со стула и снова посажен в автомобиль. Сергей Петрович совсем не сопротивлялся и молчал, как бессловесная рыба. Он ни слова не произнёс даже тогда, когда его провели по коридору в изолятор и втолкнули в одну из камер. Оказавшись в тесном и прохладном помещении, Зайцев огляделся. Серые стенки, узенькое, забитое толстенной решёткой окошечко, деревянные нары. На нижних нарах режутся в карты два дубоватых «братка» богатырских габаритов, а на верхних – отдыхает некий субъект. - А… а-ээ, здравствуйте… - выдавил Зайцев окаменевшим языком. – Ээээ. Субъекты с нижних нар мгновенно оторвались от карт и установили на вновь прибывшего свои пустые и злобные глазки динозавров. - Гы-гы, - по дурацки гоготнул один, что сидел справа. – У, чайничек! - Мясцо! – булькнул второй. Оба поднялись, заставив нары жалобно скрипнуть, расправили свои могучие плечи, сбрасывая гиподинамию. Не спеша, направились они к съёжившемуся к комочек Зайцеву, сжимая железобетонные кулаки. Насмерть перепуганный таким агрессивным поведением соседей, Зайцев вжался в холодную металлическою дверь и хотел, было, позвать на помощь охранника. Но его язык окаменел до такой степени, что вообще, отказался слушаться, и не смог выговорить ни буковки. Тип на верхних нарах зашевелился и приподнял свою голову, украшенную блестящей лысиной. - Кулак, Камень, - обратился он к двум своим соседям. – Не нужно его трамбовать. Помните, что я вам про гуманизм рассказывал? Делайте добро, и вам зачтётся! Кулак и Камень переглянулись и с виноватым видом убрались назад и забились обратно на нижние нары. Тип с лысиной слез со второго этажа, подрулил к ютящемуся у двери Зайцеву и положил руку ему на плечо. - Здорово, корешок! – добродушно сказал он. – Меня зовут Батон. - Зайцев, - представился Зайцев. - Скажи мне, Заяц, - вздохнул этот самый Батон. – Есть ли на свете справедливость? А тем временем джип марки «Ниссан – Патруль 4Х» нёсся по Маккеевскому шоссе, рассекая слякоть. Проскочив светофор на красный свет, джип выехал за черту города, промчался мимо запыленной таблички с перечёркнутой надписью «ДОНЕЦК», и поехал теперь по территории Макеевки. За рулём сидела Эммочка, а рядом с ней – на месте пассажира примостился Грегор Филлипс. Филлипс комкал в руках карту, а Эммочка, вертя руль, время от времени бросала на него сердитые взгляды и настойчивейшим образом вымогала: - Ну, давай, рожай, в какую сторону мне сворачивать?! - Сейчас! – пыхтел Филлипс, не в силах справиться с похожей на скатерть картой Донецкой области. – Подожди секундочку! - Ух, болван! – вскипела Эммочка. – Ты же карту вверх ногами держишь! Что ты там поймёшь, оболтус?! Она протянула руку, чтобы отобрать у Филлипса карту и самой определить, в какую сторону ей следует направить «Ниссан». При этом она выпустила из виду дорогу и ослабила захват руля. Тяжёлый джип вильнул в сторону и едва не спихнул в кювет небольшую машину «Жигули», что катила по встречной полосе. - Козлы, смотрите, куда прёте! – возмутился водитель «Жигулей», чудом увильнув от страшного удара мощного «кенгурятника» джипа. - Завали орало! – огрызнулась Эммочка и показала кулак. – Филлипс, дай сюда карту – ты всё равно не умеешь ей пользоваться! - На дорогу смотри, водила! – оттолкнул её Филлипс. – А то я смотрю, что ты машиной не умеешь пользоваться! И вообще, я не понял, зачем ты этой чувихе-секретарше навязала образ Зайцева? - Ты просто сундук какой-то! – фыркнула Эммочка, совершив джипом Филлипса достаточно крутой поворот на полном скаку. - Полегче! – предупредил её Филлипс. – Не забывай, что это – моя машина! - Не развалится! – отпарировала Эммочка. – А этой секретарше я Зайцева всучила для того, чтобы зациклить Артеррана на Зайцеве и на ментах из их ментуры! Пока он будет со всем этим возиться, мы спокойно себе скатаемся в Верхние Лягуши! Усёк, сундучок? Вот так, ругаясь и немного дерясь, они ехали прямиком в деревню Верхние Лягуши. Что именно эти двое хотели там разыскать – они и сами пока не уяснили, но считали, что это что-то придётся обоим, как нельзя кстати.