G.O.G.R.

Когда пойманный в подземелье преступник оказался выведен на свет, Недобежкин удивился: оказалось, что на них со Смирнянским решил напасть «народный бард». Выглядел он так же, как и все ему подобные: клочковатая редкая бородка, грязная кепка, засаленная майка, сэкондхендовские джинсы. Пропитые карие глазки скрывались за «антикварными» тёмными очками а-ля «шпион Белецкий». К тому же, этот «Паваротти» был не так уж и молод – наверняка, ему уже под сорок поджимало. Пока везли его в РОВД – Смирнянский раз десять задал ему один и тот же вопрос: - Ты кто? - Гу-гу! – гугнявил в ответ «народный бард». «Ну, ничего, родимый! – с раздражением подумал Недобежкин, досадуя на неудачу товарища. – Как в «слоник» тебя запихну, так сразу чистосердечное по нотам запоёшь!». Недобежкин считал, что пойманный «народный бард» у них – секретный узник, и поэтому не желал, чтобы кто-нибудь кроме его самого и Смирнянского видел его. - Куда это ты меня завёз? – удивился Смирнянский, когда Недобежкин завернул на задний двор Калининского отделения милиции и подрулил к пожарному выходу. - Перестраховываюсь, - пояснил Недобежкин. – Пожарный выход. Регистрировать мы его не будем, и я не хочу, чтобы кто-то увидел его. Помоги-ка выволочь! - Выскакивай! – проворчал Смирнянский и пихнул «народного барда» в костлявый бок. Тот загнусил, но ему, всё же, пришлось покинуть салон: Смирнянский и Недобежкин вцепились в него вдвоём и выволокли на улицу. Бежать «бард» не пытался: его руки оставались в наручниках, и вырваться он не мог. Недобежкин достал из кармана маленький ключ и два раза повернул его в замке запасной двери. Замок щёлкнул, разрешив открыть дверь, и Смирнянский втолкнул изловленного «барда» в тёмный коридор. - Направо, - подсказал Недобежкин, подталкивая «пленного» в сторону изолятора. - Чистенько тут у тебя, – оценил Смирнянский, разглядывая новенькие обои на стене коридора. - А ты что думал, что я тут по уши в мусоре зароюсь? – хохотнул Недобежкин. Изолятор встретил запертой решётчатой дверью. - Белкин, цыц! – сказал Недобежкин стоящему около двери охраннику. - Есть, - кивнул Белкин. Он уже давно работал в РОВД и знал, что начальник иногда приводит в изолятор так называемых «секретных узников». - Белкин, отомкни-ка нам свободный «номер», - распорядился Недобежкин. - Есть, - Белкин достал длинный ключ, отпер изолятор и пошёл разыскивать свободную от фигурантов Серёгина камеру. Такая нашлась в самой глубине изолятора, она носила тринадцатый номер. «Народный бард» был водворён в эту тринадцатую камеру и усажен на нижние нары под надзором Смирнянского. Недобежкин же взял деревянный табурет, уселся на него верхом, достал свой мобильник и включил его на режим диктофона. Он всегда так делал – при «общении» с «секретными узниками» не составлял бумажных протоколов, а делал лишь диктофонные записи. - Как тебя зовут? – обратился Недобежкин к ссутулившемуся на нарах «народному барду». - Го-гоха, - промямлил тот, уставившись в пол. - Так, - согласился Недобежкин. – Гоха – это Георгий? Или Григорий? - Гоха, – повторил «народный бард» - А ну-ка, Игорь, удали у него эти очки, - проворчал Недобежкин, желая заглянуть в глаза «секретному узнику». - Ага, - кивнул Смирнянский и отнял у «шпиона Белецкого» его очки. - Ладно, Гоха, а как твоя фамилия? – поинтересовался Недобежкин, разглядывая лохматую немытую макушку «барда» - тот всё не поднимал головы. - Гоха, - снова повторил Гоха. - Так, Гоха Гоха, - Недобежкин уже начинал сердиться. – А не хочешь ли ты, дружище, в «слоник»? Гоха замотал своей неопрятной башкой и замычал что-то вроде «Ннн». - Сознательный, значит, не хочешь в «слоник», - одобрил Недобежкин, покачиваясь на табурете. – Ну, тогда правду нам скажи, друг Гоха. - Я в переходе пою, - пробухтел Гоха, тряся космами. – И на гитаре играю. Музыкальную школу закончил, но в оркестр не попал… - И поэтому пошёл в киллеры? – закончил за Гоху Недобежкин. - А? – излаял Гоха и выкруглил на Недобежкина свои мутные глазки. - Чи он пьяный? – фыркнул Недобежкин. - Нет, алкоголем не пахнет, - возразил Смирнянский. – Ваньку валяет. Пора «слоника» приглашать. - Противогаз в кабинете остался, - вздохнул Недобежкин. – Но я могу принести, - пообещал он Гохе. – Так, говори мне, дружище, кто наградил тебя пистолетиком-то? Или сейчас пойду за «слоником». Гоха, видимо, испугался – побледнел, искривил губки, состроил бровки домиком и проныл: - Не надо… - Ну вот, одумался, – добродушно улыбнулся Недобежкин. – Рассказывай, Гоха Гоха, кто у тебя начальничек-то? Гоха покрутил лысеющей посередине башкой, пробухтел что-то себе под нос, потом взглянул на сидящего перед ним Недобежкина и отчётливо, без гугнивости, произнёс: - Ме-е-е-е! - Что?? – в один голос изумились и Недобежкин, и Смирнянский. - Прикидывается, издевается! – гневно добавил Смирнянский. – Давай, Васёк, запихни его в «слоник», чтобы не выделывался тут! - Он не выделывается, - серьёзно и с долей некоего испуга сказал Недобежкин. – У него «звериная порча». - Порча? - удивился Смирнянский. – Ты у нас что, бабкой-шептухой заделался? - Да не, - угрюмо буркнул Недобежкин. - Это загипнотизировали его так. У нас много таких было. Надо нашего Вавёркина вызвать. Он у нас гипнотизёр, да ещё и из Киева. Авось, расколдует? - «Из логова змиева, из города Киева…», - проворчал Смирнянский строчки из повести Гоголя. А Недобежкин позвал Белкина и отдал ему такой приказ: - А ну-ка, Белкин, разыщи-ка мне Вавёркина! И – живо – одна нога здесь, другая там! - Есть, - заученно ответил Белкин и отправился разыскивать «врача-оккультиста». Вавёркин явился минут через десять – он под надзором Муравьева пытался «раскрутить» Борисюка и Соколова, и получил в ответ ржание дикого мустанга и пятнадцать обидных карикатур. Белкин знал, что наличие у Недобежкина «секретного узника» никому выдавать нельзя, и поэтому ждал, пока сеанс с «заколдованными» милиционерами закончится. «Врач-оккультист» был предельно взвинчен этим дурацким ржанием и рассержен карикатурами. Он рвался в буфет, чтобы налиться кофе и утопить в нём свою профнепригодность, но Белкин заставил его топать в тринадцатую камеру, сказав, что гипнотизёр срочно нужен начальнику. - Я тут, - устало пролепетал Вавёркин, возникнув на пороге тринадцатой камеры. – Кого тут диализировать надо? Этого? – он кивнул на растрёпанного Гоху. – Или этого? – и показал на Смирнянского. - Вот этого, - Недобежкин из двоих выбрал Гоху и остановил на нём свой указующий перст. - О’кей, - согласился Вавёркин и начал прилаживать к Гохе свои страшные присоски. Когда все присоски были пристроены, и монитор ноутбука отразил мозговые биотоки Гохи, «врач-оккультист» заставил «народного певца» рассказать о своём детстве и процитировать четвёртый раздел из учебника математики за третий класс. Гоха похлопал глазками, а Вавёркин с ужасом увидел, как извилистая диаграмма биотоков распрямляется, распрямляется… - Ме-е-е-е! – по-идиотски проблеял Гоха, запрокинув голову. - Чёрт! – выплюнул Вавёркин. – И этот «скозлился»! Да что же с ними происходит-то?? - А вот это мы бы хотели у вас выяснить, - сказал Недобежкин. – Работайте, Вавёркин! - Да как тут можно работать?! – взвился Вавёркин. – Он даже тестирование не делает! Он блеет вместо того, чтобы рассказать про своё детство! Его закупорили по полной программе! Я НЕ могу снять этот проклятый выборочный гипноз! - Ме-е-е-е! – подтвердил Гоха. А Вавёркин, словно тайфун, сверкая молниями, вырвался из проклятой тринадцатой камеры и понёсся в буфет, за десятикратной порцией кофе. А Гоха так и остался в гипнотической нирване и подключённым к компьютеру. - Выборочный гипноз? – переспросил Смирнянский у Недобежкина, когда «врач-оккультист» растворился за дверью. - Да, - горько вздохнул Недобежкин. – Замучили они всех этим гипнозом проклятым. Третий гипнотизёр свихнётся скоро и уволится! - Васёк, а ты в курсах, что насылать этот выборочный гипноз ещё нацисты учили своих спецов в рамках проекта «Густые облака»? - Откуда мне об этом знать? – проворчал Недобежкин, разглядывая камлающего Гоху. – Я же с Ежонковым не общаюсь! - Ну вот, теперь будешь знать, - твёрдо сказал Смирнянский. – Этот ваш Тень, или как его там, перенял их методику. Он как-то связан с «Густыми облаками». У тебя, случайно, нет какой-нибудь его фотки? - Есть фоторобот, у Серёгина лежит, - ответил Недобежкин. - Подкинь мне её, - попросил Смирнянский. - Я Ежонкову отошлю, а он пробьёт, что за попугай к нам залетел. - Ме-е-е-е! – мешал работать Гоха, а Вавёркин всё торчал в буфете и не спешил его спасать. В тот же день Недобежкин отомкнул кабинет Серёгина, залез в его сейф, извлёк из «Дела № 37» фоторобот того, кто зовёт себя Тенью, снял с него копию и отдал Смирнянскому. Затем начальник РОВД положил тридцать седьмое дело обратно, вернул в сейф и замкнул всё так, как оно было. Потом Недобежкин подумал и снял копию ещё и с распечатки из видеосъёмки из изолятора, запечатлевшей ничью тень. - На, - сказал Недобежкин и отдал Смирнянскому распечатку. – Покажи Ежонкову, может, знает чего? Смирнянский забрал распечатку и тихо испарился, выйдя через тот же самый пожарный выход. А несколько дней спустя приехал подарок от Серёгина – неизвестный человек, которого Пётр Иванович и Сидоров поймали в деревне Верхние Лягуши. Те, кто его привёз, пояснили, что Пётр Иванович изловил в Верхних Лягушах киллера, застрелившего директора ресторана «Дубок». Недобежкин крайне заинтересовался человеком, привезенным из злополучных Лягуш и решил допросить его в присутствии только Вавёркина и своего диктофона. Человек из деревни Верхние Лягуши вообще так и не смог выдавить ни одного человечьего слова. «Звериная порча» у него оказалась так сильна, что забила всю его человечность и заставляла беднягу беспрестанно лаять псом, из-за чего Вавёркин весь остаток дня просидел в буфете, глотая кофе и запихиваясь пирожными со взбитыми сливками. А потом – гипнотизёр просил предоставить ему отгул. - Ну, нетушки, - отказался Недобежкин. – У нас тут работа кипит, а вам – отгул? Нет, пока что это не возможно. Смирнянский пока не выходил на связь – видимо, его Ежонков пока ничего не нарыл. Недобежкин подумал-подумал и решил вызвать Серёгина в Донецк.