G.O.G.R.

Пока Пётр Иванович и Сидоров возились с Черепахой, с соседями Черепахи, с бритоголовым Бобром и с его охранниками, Недобежкин в поте лица проводил кабинетную работу. Ежонков и Смирнянский торчали в отделении с самого утра и уже начинали роптать, потому что проголодались и не выспались. Сонный Ежонков был обязан милицейским начальником вырывать из пустых голов Кораблинского и Семёнова крупицы ускользающей памяти. Под бдительным присмотром Белкина он «заколдовывал» то одного, то второго, заставлял их цитировать учебники, называть имена родственников и адреса школ, в которых те когда-то учились. С этими нетрудными заданиями оба справлялись на славу. Но вот, когда подходила очередь отвечать на вопросы о ГОГРе и Артерране – обоих как запирало. Оба выкатывали помутневшие глазки и тупо выплёвывали: - Бык-бык. Что один, что второй – даже с одинаковой интонацией, а вернее, с отсутствием последней. После трёх, или четырёх «Быков» Ежонков взвинтился и решил сделать перекур. Кофе он не пил: боялся не то угрей, не то давления. Он купил в буфете бутылочку колы и два пирожных: медуницу и корзиночку. Так и зашёл он в кабинет к Недобежкину, кусая попеременно, то медуницу, то корзиночку и с колой в кармане. - И что мы имеем? – вещал тем временем под собственный нос Недобежкин и что-то усидчиво писал на измятом клочке тетрадного листа. – Мильтон – это не Мильтон, а в «Росси – Ойл» закрыли Донецкий филиал… Что же это такое? - Работает кто-то по ним! – вставил Ежонков, шамкая полным ртом. – Я агент, и я знаю! - Да кто по ним ещё может работать? – взвился Недобежкин, сминая клочок со своими записями. – Чёрт… закрутились мы в какую-то малашу – чёрт ногу сломит! - И ни в какую не в малашу! – возразил Ежонков и откусил от корзиночки смачный кус, выпачкав нос в белый сладкий крем. – Интерпол вполне может их шустрить! Или ты, Васёк, думаешь, что никто кроме нас не знает больше о проекте «Густые облака»? вот и Мильтона им кто-то подменил, чтобы вывести на чистую воду ихние делишки с чёрной нефтью! Вот и вывели, вот и прикрыли! Я там кое-что про Филлипса подкопал – так закачаешься! Посмотрим потом, как Игорёша компы откачает! Смирнянский имел неосторожность похвастаться тем, что разбирается в компьютерных технологиях. Вот и определил ему Недобежкин место и занятие: за компьютером, изводить проклятый кукиш. Кукиш оказался на редкость живуч. Что бы Смирнянский с ним не делал – он никак не желал изводиться, а вместо этого – мигал, менял цвет, пел песни да ещё и плевался ехидными шуточками вроде: «Нос подотри, сопляк!». Смирнянский пыхтел-пыхтел, форматировал диски, переустанавливал «Виндоус», однако ничего не добился: как только компьютеры были включены – на их экраны тут, как тут выскакивал противный кукиш. - Чёрт! – высказал своё мнение Смирнянский и отвернулся от заражённых неведомой заразой компьютеров. – Ребятки, у меня с собой ноутбук. На нём кое-что сохранилось. Давайте, лучше, это посмотрим… А то тут затык… - А кто тут хвастался компьютерной гениальностью? – съехидничал Недобежкин, оторвавшись от Ежонкова. – Ну, ладно… давай, врубай свой ноутбук. Милицейский начальник оторвался от поруганных смятых записей и потащился к тому краю стола, на который Смирнянский водрузил свой новенький тонкий ноутбук. - У меня тут кинцо есть, - начал Смирнянский, подключая ноутбук в розетку. – Про Мильтона в не ранней молодости. Он там такие вещички делал, хоть стой, хоть пой, чесслово! - Ну, давай, Игорёша, крути своё кинцо, - это Ежонков подкатился к столу и плюхнулся на свободный стул с недоеденной медуницей наперевес. – А то собираешься, как Золушка на бал! - Ежонков, сел бы на диету! – сморщился тощий Смирнянский, покосившись на калорийное пирожное в пухленькой ручке «суперагента». – А то пузо у тебя уже, как тыква! - Ой, грозный, как жук навозный! – огрызнулся Ежонков. - Брейк! – остановил перепалку милицейский начальник и нацелился растаскивать ощетинившихся друг на дружку товарищей в «разные углы ринга». – Давай, Смирнянский, подключай! Смирнянский пробормотал себе под нос ехидную колкость в адрес Ежонкова и запустил своё «кинцо». Милицейский начальник прилип к экрану: авось проскочит что-то интересное и нужное? Экран отобразил некий конференц-зал – просторный, с нестандартной мебелью. Такие обычно, показывают в американских фильмах про богачей. Кажется, сейчас у них там было не деловое совещание, а некий банкет. По бокам длиннющего и широченного стола в стиле «аэродром», заполненного съедобной роскошью, сидели некие солидные дамы и господа в солидных дорогих костюмах. В самом дальнем конце – «во главе» «аэродрома» - расплылся в кресле седовласый толстяк Росси. Недобежкин узнал, что это Росси после того, как Смирнянский показал на него пальцем и сказал: - Росси. А на другом конце «аэродрома» восседал он, Мильтон. Да, тут он был помоложе, не такой лысый. Но всё равно – ни капельки не похожий на тот фоторобот, который сотворили Серёгин и Сидоров. Они о чём-то говорили друг с другом, но качество звука оставляло желать лучшего, и поэтому Недобежкин слышал лишь: - ББУХ! - ББУХ! - ББУХ! - Ну, и что я тут пойму? – осведомился Недобежкин у Смирнянского, разглядывая одинаковые и напыщенные лица американских толстосумов. - А ты дальше смотри, - улыбнулся Смирнянский, не спуская глаз с экрана. – Я там звук чуть-чуть подкрутил – интересно будет. Мильтон посидел-посидел, поковырял вилкой в своей тарелке, а потом – вдруг влез на стол и пошёл по нему, словно это был подиум. Он заговорил по-английски, а Смирнянский, помня, что Недобежкин учил этот язык только в школе, превратился в переводчика. - Хорошая прибыль – вот, что нужно корпорации для процветания! – разглагольствовал Мильтон, ногами отодвигая с дороги кулинарные шедевры в блюдах из китайского фарфора. Дамы и господа опешили, повскакивали со стульев и разбежались в стороны, чтобы брызги подливок и соусов не заляпали их костюмы. - А залог хорошей прибыли – это качество и безотказная работа, - Мильтон был так увлечён своей пламенной речью, что даже не смотрел под ноги. Пройдя ещё немного, он вступил в чью-то тарелку, и, поскользнувшись на котлете, рухнул вниз, на отполированный паркет. - Цицерон, однако, - буркнул Недобежкин, когда закончился весь этот «цирк Смирнянского. – Сколько он выпил? Литр? Только вот, скажи, Игорёша, разве это как-то относится к делу? - Да, нет, это так, для смеха, - хохотнул Смирнянский. – Дальше смотри. Ладно, ладно, Недобежкин посмотрит дальше – просто так, чтобы отдохнуть от нудной писанины и тяжёлых раздумий. Барахтающийся на полу Мильтон исчез в граде помех. Но вместо него вдруг выплыл Росси – один и крупным планом. Этот кит американской преступности как всегда сидел. Сидел в кожаном кресле с высоченной спинкой и держал в правой руке длинную поблёскивающую трость. Спустя минуту, в кадр вклинился другой субъект – подтянутый такой, прилизанный весь, с тёмными очками на глазах. - ББУХ! – сказал ему Росси электронным голосом. Недобежкин замер: он узнал второго субъекта. Да, ни кто иной, как подземный монстр Генрих Артерран вошёл в кадр широкими уверенными шагами и уселся в другое кресло напротив тучного, заплывшего холестерином президента корпорации «Росси – Ойл». - Видал? – осведомился у него Смирнянский, остановив просмотр. – Знаешь, что за фруктик к Росси приполз? Недобежкин соврал: он сказал, что не знает, для того, чтобы услышать мнение Смирнянского. Смирнянский хохотнул, а потом завёл таким загадочным тоном, словно бы рассказывал про инопланетянина, который прилетел из космоса у него на глазах: - Я раскрутил архив этого Филлипса, он прятался под фамилией Синицына. Так вот, Филлипс считает, что этот вот чувачок – и есть Генрих Артерран, который руководил проектом «Густые облака». В официальных документах накарякали, что Артеррана сожрала подопытная горилла, однако я думаю, что это не так. Там случилось что-то другое, похлёстче гориллы. И из-за этого Артеррана завербовали в Интерпол. Я тут глянул глазом на фоторобот Серёгина, на Мильтона этого, который не Мильтон, и решил, что он подозрительно похож на этого Артеррана… - Артерран – тёмная лошадка! – влез Ежонков, допивая литр колы с сахаром. – Не факт, что в подземелье «Наташеньки» мы видели именно его! Под его фамилией может скрываться кто попало! - Ты же сам кряхтел, что это он! – напомнил Ежонкову Недобежкин. – А теперь что случилось? - Я ничего не знаю! – булькнул Ежонков. – Меня и так уже жена за «Ниссан» чуть не вышибла из дома, а скоро и с работы вышибут. Мне кажется, что меня кто-то посёк, как я там по секретным архивам ползаю. Я тут, кстати, про Филлипса этого узнал, что его подослали за Артерраном следить. У меня в ФБР есть наседочка. Я с ней состыковался, и она мне кукарекнула, что они вовсю крутят «Густые облака». Да, Артерран живёхонек, как мы с вами. Но кто он такой: профессор, фашист, агент? – это только черти в аду знают. Так что влипли мы, ребятки по самые ушки. Как отмазываться будем, пока не зажмурили всех по одному? - Трус ты, Ежонков! – постановил Недобежкин. – Давай, Смирнянский, крути своё кино. Я хочу послушать, что Росси Артеррану говорит. - Звук поганый, - предупредил Смирнянский. – Бу́хать будут. - Что, подкрутить не мог? – проворчал Недобежкин. - Неа, сломалось там что-то, - помотал башкой Смирнянский. – Сам смотри. Смирнянский включил «кинцо» дальше, и Недобежкин увидел, как Артерран выгрузился из предложенного ему кресла, подобрался к тому месту, где была поставлена видеокамера, протянул руку, и – всё, помехи. Видимо он выдрал камеру «с мясом» и сломал. - И это ещё неизвестно, кого мы там на «Наташеньке» гранатой бомбанули! – продолжал вещать Ежонков, расплескав свою колу на стол Недобежкина. – Генрих Артерран не такой идиот, чтобы дать себя угробить. Мы сорвали им какое-то дело, и теперь они будут нам мстить. - Ежонков, иди домой! – рассердился Недобежкин. – Если ты так всего боишься, то закройся там вместе со своим «Ниссаном» и торчи! А в это время Пётр Иванович привёз пополнение в изолятор. Вместо одного Интермеццо у них с Сидоровым «в капкане» оказалось целых шесть человек. Бобр был угрюм, шагал по милицейскому коридору с огромной неохотой, огрызался и дёргал плечом, когда Казаченко погонял его пистолетом. Черепаху Пётр Иванович и Сидоров тащили под ручки: он пережил некий жуткий стресс и теперь – едва ворочал лапками. Охранники Бобра во всю прикидывались «шлангами» - послушно шагали, молчали и строили невинные личики овечек. Бобра и его охранников прямой дорогой отвели в изолятор и там закрыли – потом им предъявят обвинение. В соседней с Бобром камере успел прописаться Хряк. Хряк вопил, что он ни в чём не виноват, что сегодня даже не пил, и что он опоздает на работу. А вот Черепаху Пётр Иванович решил показать гипнотизёру Ежонкову: авось тот сможет раскрутить его на монолог? Черепаха, вроде, не блеет, всё только талдычит: «ОМОН, ОМОН». Был у Серёгина ещё один «фигурант» - сосед Черепахи, который сказал: «Бе». Вот только задержать его и насильно притащить в отделение Серёгин не мог: не в чем было его обвинить. Но Пётр Иванович вызовет его в отделение повесткой, как свидетеля: очень уж не понравилось ему это «Бе» - «звериную порчу» навели на этого беднягу. Вытекает из этого только одно: у Черепахи побывал ГОГР, или результат «Густых облаков» и, следовательно – Интермеццо остановился именно там, у Черепахи… Завидев забацанного Черепаху, Ежонков попятился, Смирнянский хмыкнул, а Недобежкин тоном начальника осведомился: - А где Интермеццо? Пётр Иванович вкратце описал ту картину, которую застал в Черепахиной квартире, и Ежонков, прослушав этот рассказ, вообще, забился в угол. - Да, сурово, - отметил Смирнянский. – Точно ваш Светленко был связан с ГОГРом. Я по своим каналам пробью Николая Светленко и посмотрю, что он творил за границей, и кому он там перешёл дорогу. - Я не участвую! – открестился Ежонков. - ОМОН… - подтвердил, или опровергнул Черепаха. Недобежкин отодвинулся от компьютера и наехал на Ежонкова своим вращающимся офисным креслом. - Давай, Кашпировский, гипнотизируй! – приказал он, желая услышать от Черепахи что-нибудь ещё кроме «ОМОНа». - Ну, ладно, - Ежонков выполз из угла и подвинулся ближе к Черепахе. Определив, что этот «подопытный» безобиден и не «тяпнет» его за «филе», гипнотизёр Ежонков погрузил его в гипнотический сон. Черепаха перестал перебирать ножками, елозить ручками и замер с широко открытыми глазами. Когда Ежонков заставил его говорить – Черепаха битых полчаса гнусил о том, как перегонял из-за границы иномарку для Бобра, как эта иномарка оказалась подтопленной, и как Бобр пообещал вальнуть его за некачественный товар. - Ежонков, ускорь пластинку! – поторопил Недобежкин, которому надоело слушать это заунывное нытьё. - Не могу, - отказался Ежонков. – Он может сорваться на «Ме», или «Бык». - Интермеццо! – вдруг громко, с депрессивным надрывом выкрикнул Черепаха, заставив всех замолчать. – Сожрал всю мою тушёнку! Прогнал меня спать на пол! Ага, значит Пётр Иванович не ошибся: Интермеццо запрятался у Черепахи… Чёрт, приедь они раньше! Надо было не заезжать к Хряку – столько времени убили на этого жирного отморозка… - Оскорбил меня! – продолжать плеваться словами и слюной Черепаха, дёргаясь на стуле. – Сказал, что я невкусно готовлю! Бобр ворвался! Я умер от страха! ОМОН… ОМОН… «Давай, давай!» - мысленно подгонял его Недобежкин в надежде на то, что скудного мозга Черепахи на коснулась проклятая «порча». - ОМОН! ОМОН! – Черепаху словно заклинило, он неистово твердил это слово, потел, краснел и всё твердил, твердил, как заведённый. – ОМОН! ОМОН! Бык-бык-бык! – всё, он сорвался на «Быка». - Чёрт! – злобно плюнул Недобежкин и стукнул кулаком свою столешницу. – Ежонков, давай, распушивай его, а то вон, быкует! - Не могу! – развёл руками Ежонков. – Закупорило… Всё. Черепаха тем временем подрыгивал вместе со стулом, шумно топая по полу и орал не своим голосом: - Бык-бык-бык-бык! Бык! Му-у-у-у-у!! - Так, так! – разъярился Недобежкин, заткнув пальцами уши. – Всё, Ежонков, расколдовывай – башка расколется! Блин, ну ты, Ежонков, даёшь! Выпав из транса, Черепаха утратил последние силы и повалился на пол, словно большая мягкая тряпичная кукла. Всё, сеанс окончен. Черепаха ничего не сказал. У него – звериная порча, а это значит – он встретился с монстром-тенью. Вот, какой вывод сделал Серёгин, разглядывая неподвижно лежащего на линолеуме пола Черепаху. Интересно, а умеет ли монстр-тень принимать человеческий облик?