G.O.G.R.

Серёгин и Сидоров выполняли задание начальника: «занимались» Интермеццо. Сидорову пришлось по памяти восстанавливать всё, что когда-то было про него известно. Такое интересное занятие досталось сержанту из-за того, что Карпец проворонил его дело. Вот Сидоров и сидел, уткнувшись носом в бумажечку, и выписывал всех известных ему дружков «короля воров». Пётр Иванович же «гулял» по обширным просторам тридцать седьмого дела, выискивая там крупицы информации про Интермеццо. Наверное, в той тишине, которая сейчас висела в кабинете, было слышно, как скрипят их мозги, занятые разгадкой тайны, по сложности равной, наверное, теореме Ферма. Пётр Иванович повернул голову и украдкой заглянул в бумажечку, которую Сидоров испещрил не то фамилиями, не то кличками. «Косой, Хряк, Черепаха, Троица...» - начал читать Серёгин. Читая, Пётр Иванович сразу же припоминал, не встречал ли он данные «наименования» раньше. Так, первым в списке идёт некто Косой. Косой… Косой… Косой… Да, Косой – фигура известная: целых четыре отсидки за плечами. Воровал этот Косой по-чёрному, и к тому же, очень безграмотно. Всегда множество очевидных улик, следов и так далее. Серёгин уже ловил его два раза. И сейчас, кажется, Косой опять засел на нары. У Троицы они с Недобежкиным уже бывали и узнали, что Светленко приходил к нему за фальшивыми документами. Рыбаков Александр Владимирович – вот, в кого перекрестился по этим документам «король воров». В аэропорту уже изловили десятерых разношёрстных Рыбаковых Александров Владимировичей, но никто из них так и не явился Николаем. В квартире Светленко по соседству с Сидоровым заседают Журавлёв и Пятницын в надежде на то, что кто-то придёт за исчезнувшим «фантомом» Федохиным. Кажется, их пора отзывать: Федохин-Филлипс пал смертью храбрых: наверное, за ним уже пришли… А вот, Хряк и Черепаха – человечки «не стреляные». Кажется, не помешает нанести им визит. Пётр Иванович решил начать с Хряка. Причина была прозаична: Хряк проживал куда ближе, чем этот Черепаха. В Калининском районе, в двухкомнатной квартире. А Черепаха забился в глухомань, к нему и идти не охота. - Всё, погнали! – постановил Пётр Иванович и проворно скользнул в коридор. Поймать Интермеццо – для Сидорова это уже сделалось делом чести. «Король воров» так часто и виртуозно ускользал из рук правосудия, что сержант, упустив его не один раз, дал себе слово: во что бы то ни стало схватить изворотливого преступника и водворить туда, где ему положено быть – за тюремную решётку. Даже если для этого придётся совершить тринадцатый подвиг Геркулеса – Сидоров не остановится. Он сразится с любыми бандитами, с «Королями», с «Динозаврами», с Генрихом Артерраном, с драконом, с вампиром, с самим Геркулесом… но достанет Николая Светленко даже из-под земли! Из тартара достанет и упечёт на нары раз и навсегда. Дав себе это торжественное обещание в двадцать первый раз, Сидоров призвал на помощь удачу и скользнул в коридор вслед за Петром Ивановичем. Сидоров отлично знал, как проехать к тому, кто носил кличку Хряк. Он ездил к нему раз пять – тогда, когда ловил Интермеццо в первый раз. Хряк был толст и трусоват. Если напереть на него хорошенько – он расколется, как орех… Пётр Иванович припарковал служебную машину во дворе дома, около другой машины – красных «Жигулей». Выйдя из кабины, Серёгин огляделся. Перед ним лежал обычный двор обычного пятиэтажного дома – таких дворов и домов в районе полным-полно. Там, в сторонке у древнего каменного забора, торчит зелёная беседка. В глубине двора – детвора с шумом и смехом катается с горки. На лавочке, под окнами первого этажа, собрались современные «три девицы». Они не пряли, а жеманно покуривали тоненькие дамские сигаретки и вели следующую беседу: - Ритка… А, Ритка! У неё, вот, мальчик родился! - Значит, свекрухой будет! - Да подожди ещё со свекрухой, его сначала вырастить надо! Похоже, что беседа была очень весела и содержательна, потому что все три девицы сначала замирали, развесив уши, и, помолчав секундочку, взрывались писклявым хохотом. Пройдя мимо них, Серёгин и Сидоров углубились в прохладу подъезда. Преодолев четыре лестничных пролёта, они взобрались на третий этаж и оказались перед добротной стальной дверью. - Приехали, - сообщил Сидоров и нажал на кнопку звонка. Сначала там, в квартире, за этой вот дверью, висела нежилая тишина. Но, спустя несколько минут – послышались тяжёлые шаги увесистых ног, слегка приглушённые толстым ковром. - Хто? – сыто осведомился хрипатый от излишка жирной пищи голос. - Давай Хряк, откупоривайся, милиция! – грозно сообщил ему Сидоров. - Ык! – икнул с той стороны двери сытый Хряк. – Ы… Меня нет дома… - Так, давай, шевелись, а то запишу, что ты из пистолета в меня запулял! – пригрозил Сидоров, заставив Хряка вернуться и закопошиться в замках. Хряк был огромен, словно человек-гора. На его голове, что напоминала батон, торчали неопрятные пучки засаленных волос, оба подбородка покрывала пятидневная щетина. Натянув необъятные растянутые шаровары под самые подмышки, этот запущенный толстяк крякнул: - Простите, у меня неубрано… - и отодвинулся вглубь своей квартиры, из которой пахло, словно из конюшни. Пётр Иванович едва сдержался, чтобы не поморщиться: милиционер должен быть бесстрастным. Перевалив «нагромождения» обломков мебели, смятой одежды, целых и разбитых бутылок, пачек от магазинных пельменей и прочего хлама, Хряк добрался до кухни. - Садитесь, - пробухтел он, указав милицейским гостям на два уцелевших стула. Пётр Иванович пристроился на чистом краешке стула, а Сидоров – тот вообще, отказался садиться. Брезгливо покосившись на «Монблан» из перепачканной посуды, что возвышался над ржавеющей раковиной, Серёгин спросил Хряка про Интермеццо. Хряк с самого начала выглядел припыленным, а когда до него довели смысл визита – так вообще, едва ли не запихнул свою тушу под низкий старый стол. - Я его давно не видел, - соврал Хряк, крутя толстенными пальцами чайную ложечку, залепленную остатками варенья. – Вообще, уже, наверное, год не видел, а то и больше. - Да, ну? – не поверил Серёгин. – Неужели, целый год? Вы же, как-никак друзья? - Ага, - вставил Сидоров. – Не завирай, Хряк. Уж я-то знаю, что когда Интермеццо в бегах – он к тебе к первому поскачет! Вообще, если хорошенько подумать – Хряку до Коли не было абсолютно никакого дела. Арестуют его – и ладно, посадят – ну и пускай. Какая Хряку разница, что случится с этим заносчивым дурачком? Да пускай он хоть, лопнет! Нет, Хряк переживал не за Колю. У него имелась другая проблемка – похлёстче преступного сговора с беглым Интермеццо. Позавчера Хряк ходил на работу и проработал одного «работодателя» - бизнесменчика некрупной руки, который организовал себе киоск на остановке «Дружба». «Работодатель» заартачился, отказался выплачивать «гонорар крыше», и Хряк немного рассердился. Он ударил этого очкастого хлюпика по голове – но совсем не сильно и не больно, а так, для острастки. Кто виноват, что у него оказалась настолько слабенькая черепушка, что проломилась от одного-единственного тумака? Да никто, мать-природа! Обнаружив, что «работодатель» лежит и больше не дышит, Хряк в спешном порядке избавился от «каприза природы»: свалил его в багажник, вывез в урочище Кучерово и там тихонько без свидетелей зарыл. Вернувшись домой, Хряк выдраил машину, остерегаясь того, что кто-нибудь заметит пятна крови, и забился в глубокое подполье. А сейчас к нему нагрянула милиция. Как известно, у страха глаза велики, а на воре горит шапка. Поэтому Хряк и нервничал, ведь он вообразил себе ужасную историю о том, что Интермеццо им и не нужен, это они таким дьявольским способом подводят его к зажмуренному очкарику… Стратегия у Хряка была одна: отпираться от всего. Вот он и отпирался: от Интермеццо, от горького похмелья, что давило сейчас его буйную голову, от беспорядка, что безраздельно властвовал у него в квартире. - Нет, нет, нет, - словно запрограммированный робот, твердил Хряк в ответ на все вопросы, что предложила ему милиция. – Нет, нет, нет. А потом – взъерошенная подспудным страхом и алкоголем психика не выдержала и Хряк, незаметно для себя, пустился вразнос. - А-а-а-а-а!!! Менты позорные! – заревел он бешеным слоном и подскочил, вращая глазами, словно дикий вепрь. Схватив табурет, он занёс его, нацелившись расквасить Серёгину голову. Пётр Иванович ловко увернулся от сокрушительного удара, и табурет с силой атомохода обрушился на стол и поверг его в обломки. На этом Хряк не остановился – воздев табурет над головой, он замахнулся повторно, стремясь зашибить им Сидорова, который попытался, было, закрутить ему руки. - Я вам не достанусь!!! – новый мощный удар вдребезги сокрушил подоконник. - Давай, Саня, заходи сзади! – скомандовал Пётр Иванович Сидорову, укрывшись за холодильником. Сидоров выскочил из-за угла и напал на Хряка со спины, стукнув его ногой. Хряк заголосил, выронил табурет и замахал кулаками, расшибая воздух. Пётр Иванович подоспел спереди и, перехватив летящий в него кулак, заломил жирную ручищу Хряка за его огромную спину. - Ы! Ы! Ы! – закряхтел толстый бандит, не в силах сопротивляться милицейскому захвату. Сидоров выпростал из-за пояса наручники и надвинул их на запястья Хряка. Стальные браслеты едва сошлись – такими толстыми были у Хряка запястья. - Уф, приструнили… - выдохнул сержант, убедившись в том, что Хряк не вырвется. - Чего он взвился? – пробурчал Пётр Иванович, разглядывая поверженного преступника, как ворочается он на полу носом вниз. – Придётся отвезти его в изолятор за нападение на нас. Давай, Саня, звони Казаченке. Пока Пётр Иванович и Сидоров возились с этим переевшим Хряком, Коля отсыпался после удачного посещения магазина «Калинка». С посещением Коле повезло: продавщица оказалась не очень ушлая и оставляла в кассе до самой пересмены всё, что настригла. Вот её «добыча» и досталась «королю воров». - Поднимайся, поднимайся, час дня уже! – плаксиво зудел над ухом докучливый Черепаха и то и дело пихал Колю в бок коленкой. Конечно, ведь Коля занял его проваленный убогий диванчик, вынудив Черепаху спать на полу. - Отвянь! – огрызнулся Коля, отвернувшись к стенке. – Харэ по мозгам кататься – я не выспался. - Поднимайся, давай, медведь заезженный! – прогудел Черепаха и стянул с Коли одеяло. – Я жрать хочу, как чёрт, а тут дрыхнешь! - А что, сам пожрать не можешь? – проворчал Коля и сел на диванчике, свесив босые ноги на голый пол. – Я не повар – варить не умею. - Я спички под диваном прячу! – буркнул Черепаха. – Ты, вообще, мне здесь не нужен. Только занимаешь место, да жжёшь свет. Коля сидел на дрянном диванчике Черепахи, чувствовал под собой жёсткую пружину и думал, что ему сегодня край нужно будет сгонять к Троице за новой ксивой. Он получит документы, деньги есть – и всё, съедет из этой тесной норки куда подальше. В Америку, например, отличная страна! - Давай, сползай со спичек! – поторопил Колю Черепаха и прервал его раздумья и мечты. – Желудок под горло подкатил! - На, жри! – огрызнулся Коля, встал с диванчика и пополз в ванную. Николай сидел за столом и хлебал невкусный суп из тушёнки, который презентовал ему Черепаха. Никакой другой еды у Черепахи не было. Выгнать в магазин Коля его не смог: Черепаха отказывался, чуть ли, не до истерики, верещал, что его убьют. - Да они меня колесуют! – вот, как он верещал. – Я же говорю тебе: нарвался на Бобра! - А мне-то что? – грыз его Коля. – Я не люблю тушёнку. Черепаха так и не пошёл в магазин, вот Коля и хлебал суп из тушёнки. Черепаха сидел с ним за одним столом и тоже хлебал суп, поминутно давясь, потому что из-за не стихающего страха перед Бобром, еда не лезла ему в горло. И тут чей-то тяжёлый кулак лёг на фанерную дверку. СТУК! СТУК! – раздались увесистые удары. - Бобр! – пискнул Черепаха и полез под стол. Коля совсем не испугался: какое ему дело до Черепахиного Бобра? Если этот Бобр наедет на него – Коля настучит ему по шапке. Черепаха дрожал и барахтался под столом, Коля встал со стула и приготовился драться. БУБУХ! – сокрушительный удар стёр с лица Земли щуплую дверку, и в тесную прихожую основательно вдвинулись два плечистых крепыша. На их пышущих здоровьем и глупостью лицах застыли одинаковые дебильные улыбочки. - Черепаха, Бобр приказал тебя вальнуть! – басом сообщил один из них. Черепаха сидел под столом ни жив, ни мёртв. А Коля невозмутимо вышел вперёд и вставил своё веское слово: - Подвиньтесь, ребятки, потому что я здесь живу. - Ы, слизняк, зря гудишь! – гыгыкнул второй крепыш, целя в голову Коли большим кулаком. Николай без особого труда поймал этот не техничный, медлительный кулак в полёте, а потом – перебросил крепыша через себя и врезал в стенку. Крепыш обмяк и растёкся по полу, но эстафету перехватил его товарищ. Он не лез в драку голыми руками, а достал складной ножик. ЩЁЛК! – из рукоятки выскочило блестящее острое лезвие. Крепыш поиграл грозным оружием, а потом – совершил прыжок вперёд. Коля отпрянул в сторону, пропустил агрессора мимо себя, а потом – огрел его на прощание ногой по спине. Крепыш ухнул, выпустил ножик и разрушил головой деревянный стул. Коля отряхнул с ладоней несуществующую пыль, пнул ногой лежащее перед ним поверженное тело и небрежно бросил Черепахе: - Выползай, кореш – обделался твой Бобр! - А? – дрожащим голоском пискнул Черепаха и показал из-под стола перекошенное безотчётным страхом, белое, заплаканное лицо. - Всё! – Коля кивнул на распластанных по полу побежденных крепышей. – Боялся Бобра? Скажи мне «спасибо»! - Спасибо… – по инерции пробормотал Черепаха, но покидать убежище не спешил. Коля только открыл рот, чтобы хохотнуть, как вдруг, откуда ни возьмись, из прихожей в кухоньку ворвались люди во всём чёрном и чёрных масках. Они явились стремительно и бесшумно, словно бы и не люди, а некие демоны. Коля не успел и пикнуть, как они схватили его за руки и припёрли к стенке. Их было много, человек десять, они заполнили собой всё небольшое пространство кухоньки. Двое из них легко, словно ребёночка, выволокли из-под стола Черепаху, сомлевшего от ужаса. Коля сначала решил, что это – происки Бобра, потом – что это милиция. За ним. От Серёгина… Он попробовал бороться, однако руки, что держали его, оказались, словно из стали. Коля пару раз дёрнулся, однако у него ничего не вышло, и он остался стоять, прижатый к шероховатой стенке, что пачкала цементом его одежду. - Как бы тебе ни хотелось остаться на свободе, Светленко, к сожалению, это невозможно, - донёсшийся из прихожей голос поверг Николая в трепет и заставил обмякнуть в тех руках, что не собирались его отпускать. Ноги внезапно стали мягкие, как подогретый парафин, руки куда-то безвольно исчезли, в голове засела свинцовая тяжесть. Голос, этот жуткий могильный голос принадлежал адскому «рейхсфюреру» Генриху Артеррану. Коля ждал любого сражения. На своей несокрушимой парадигме он сейчас мог победить кого угодно. Но только не Генриха Артеррана. Генрих Артерран вошёл в кухню не спеша, размеренной, уверенной походкой абсолютного победителя. Выглядел он, как всегда, безупречно – а как ещё может выглядеть Генрих Артерран? Поправив тёмные очки, он прошёлся взад-вперёд, заложив за спину длинные руки, а потом отдал своим чёрным громилам лаконичный приказ: - Тащите его. Этого, - он кивнул на висящего в обмороке Черепаху. - Бросить! Колю тот час же потащили на улицу. Он уже не вырывался, а просто тащился. - Всё, замели, - констатировал один из трёх алкоголиков, что выпивали на лавочке у подъезда. Колю грубо закинули в чёрный микроавтобус, и он уткнулся носом в пол. Когда Пётр Иванович и Сидоров подъехали к дому Черепахи, они успели заметить, как со двора на шоссе выезжает некая чёрная машина. Ни Серёгин ни Сидоров не знали, что это за машина, потому что она не имела внешних опознавательных знаков – обычный чёрный микроавтобус. Не подозревая о том, что Коля уже утащен Генрихом Артерраном, они поднялись на второй этаж. - А Черепаха жил вот тут… - пробормотал Сидоров, ткнув пальцем в ту из четырёх квартир, дверь которой была превращена в груду щепок каким-то страшным ударом. - Да? – буркнул Серёгин и схватил свой подбородок. – Ну, давай, зайдём… В убогой квартирке царил ужасный хаос. Вещи разбросаны, пол затоптан, дверь эта несчастная валяется щепками… В кухне на столе стояли две тарелки, наполненные посредственным супом из тушёнки, а на полу лежали три тела. Двое лежали неподвижно – видимо были оглушены. А третий – закрывал голову руками так, словно бы его собирались бомбить, и дрожащим голосом повторял: - ОМОН… ОМОН… - Черепаха! – узнал Сидоров этого дрожащего субъекта. - ОМОН? – удивился Серёгин. Да, странный какой-то ОМОН – оставил этих троих тут валяться… - Перевернём-ка его! – сказал Серёгин Сидорову. Они вдвоём подхватили Черепаху под мышки, перевернули и усадили, прислонив спиной к стенке. Черепаха был испуган смертельно: весь перекошен, бел, как сама смерть, зарёван, дёргался в истеричных конвульсиях. - Черепаха! – пихнул его Сидоров. - Ы! – хрипато выплюнул Черепаха, закрывая ладонями совё трусливое лицо. – Он! Он! - Кто – он? – уточнил Пётр Иванович. - ОМОН! – булькнул Черепаха. - Будем бить, - пригрозил Сидоров и почесал левой рукой правый кулак. Черепаха не внял угрозе и совсем не испугался: слишком тяжела была та депрессия, в которую вогнал его неизвестно, кто. Мелкий преступник только дёрнул башкой и ещё горше зарыдал. - Запугали… - буркнул Серёгин, окинув разнесенную кухню оценивающим взглядом. – Драка тут была, что ли?.. - Вещдок! – это Пётр Иванович заметил в углу складной ножик, который Коля вышиб у одного из крепышей Бобра. – Надо этих двоих везти на базу, - определил он судьбу обоих крепышей, заворачивая ножик в носовой платок. – Установим личность и допросим. А ещё – надо будет по соседям помотаться – может, видели чего. Сидоров во второй раз позвонил Казаченке и отвлёк его от кроссворда. Казаченко очень неохотно от него отвлёкся, поворчал-поворчал, да делать нечего: «служба и опасна, и трудна». Он оторвался от стула и поехал в Будёновский район. Пётр Иванович и Сидоров, дожидаясь Казаченко, осматривали квартиру в поисках других следов странного «ОМОНа» Черепахи. Нет, больше нет следов: кажется, они «облапили» только кухню. Потом из подъезда в прихожую кто-то зашёл, Пётр Иванович подумал, что это Казаченко, и вышел ему навстречу. Он оказалось, то зашёл совсем не Казаченко, а некий неказистый бритоголовый тип, за которым «плыли» ещё два типа с такими же бритыми головами. - Бобр! – определил за спиной Серёгина Сидоров. Бобр был в розыске, но он отчаянно плевал на этот факт и продолжал отчаянно дебоширить и нарушать закон. Увидав перед собой вместо своих людей двоих незнакомцев, Бобр застопорился посреди дороги и вперил в них изумлённый взгляд своих бандитских бесцветных глазок. - Милиция, - прояснил ситуацию Серёгин, вынув удостоверение. – Ты, Бобр, задержан. - Уй! – булькнул Бобр, поняв, как же неудачно он зашёл, и собрался сбежать в подъезд. - Стоять! – крикнул Сидоров и пустился в погоню. Перед носом Бобра выросла богатырская фигура Казаченки, и бандит застопорился, словно его внезапно закопали в пол. Двое его охранников тоже остановили движение, и к тому же – подняли руки вверх, потому что боялись завязываться с милицией. Лучше уж в обезьяннике сутки перекантоваться, нежели мотать двадцать пять лет за то, что случайно зажмурил мента. А вот, Бобр не сдавался. Он размахнулся кулаком, целясь Казаченке в глаз, но Казаченко быстренько урезонил агрессора. Его рука была заломлена за спину, а нос уткнулся в пол. - Многовато их, - почесал в затылке Казаченко, поняв, что шесть человек в его «Жигули» не влезут. - Половину к тебе посадим, половину – к нам, - постановил Пётр Иванович, защёлкнув в наручники руки Бобра, что были по локоть в крови невинных. Охранники Бобра – как битые, так и небитые – пошли сами, опасаясь прибавки к сроку, самого Бобра пришлось толкать, потому, что он не хотел идти и плевался ругательствами. - О, ещё замели, - пространно сообщил один алкаш на лавочке своим двум приятелям, и опрокинул в рот стакан горькой. Черепаху выносили на руках – он не мог идти сам – до того жестокая истерика свалила его с ног. Когда же все бандиты были погружены и оставлены под охраной Казаченки, Пётр Иванович и Сидоров отправились опрашивать соседей Черепахи. В двух квартирах никого не было: на звонки и стук отвечала могильная тишина. А из третьей квартиры высунулась всклокоченная башка давешнего бражника. Когда Серёгин задал этой башке вопрос о том, что произошло в квартире соседа, та раскрыла рот и обдала застойным перегаром, а так же невменяемым криком: - Бе-е-е-е-е!