'The Portal of Life'

Чимин. Юнги за час, проведенный вместе с парнем, успел заметить, что рыжий не просто заноза в заднице, но и ответственный малый, чистоплотный и заботливый. Да, он много говорил и зачастую не по теме; менял темы разговора и приводил в пример свою семью, а, исходя из рассказов о своей семье, мальчик не обделен отцовской любовью и материнской заботой. В придачу к родителям шли еще кузины и кузены, бабушки и дедушки, Юнги не удивился, когда история была и про прадедушку Портмана. Но рыжеволосого было слишком много, а Юн любит одиночество и, как ни странно, тишину. Уложив переутомившегося Тэхена на диван, расположенный в комнате Мин Юнги, Чимин вышел чуть ли не на цыпочках и властным голосом приказал Юну быть тише и желательно вообще не принимать сегодня душ, чтобы не создавать большего шума. Блондин терпел и делал вид, что все (еще пока) отлично. А окаменелость его лицу помогал приобретать тот факт, который не просто удивил, а ошарашил Юнги на праздновании. Усадив себя на высокий стул за имеющейся барной стойкой на кухне, Мин снял пиджак и уставился в окно, где открылся вид на ночной Сеул: огни машин быстротечно мигали на изогнутых дорогах, и, слава богу, людей не было видно — ради такого можно и насладиться давно прогнившим городом, где кишит человеческая жизнь. Юнги ненавидит их, но работает ради них. Странный. Чимин — более странный — усадил свой зад напротив Мина, тем самым загораживая ему успокаивающий вид за окном. И вместо мерцающих огней и вышек Юнги видел перед собой задумчивого Пака, нелепо облизывающего свои пухлые губы и раз от раза почесывая затылок, как глупый неуч в школьные годы. Блондин не желал видеть подобное перед собой и без стыда и совести пнул юношу по стулу. Мебель качнулась назад и, не выдержав напора Чимина, повалилась на пол, тем самым скидывая рыжеволосого. Пак ударился не сильно, а, перевернувшись на живот, мельком заметил что-то белое и пушистое, гигантских размеров, приближающееся к себе родному. Волосы встали дыбом, а, приглядевшись к, как оказалось, собаке, Чимин задержал дыхание и заскулил, как самый настоящий щенок, требующий немедленной защиты, или будет мокро под собой. Чим любит все пушистое и живое, но когда с окаменелой мордой размером с тебя бежит собака, невольно начинаешь задумываться о том, сколько мало ты прожил и сколько еще предстояло прожить. Пак резко подпрыгнул на ноги и, запинаясь на ходу, подлетел к блондину, становясь у того за спиной и не переставая пищать. Мин как всегда морщился от нежеланных прикосновений совершенно незнакомого человека и уже готов был хорошенько ударить — если не по рукам, то по морде. Но рыжеволосый оказался настырным и весьма пугливым. Он обхватил Мина обеими руками за шею, будто обнимая, и сам прижался к костлявой спине Юнги, шепча, чтобы тот помог ему и «спаси меня, хён». — Когда, черт возьми, я стал для тебя хёном? — выругался Юн, пытаясь убрать массивные руки парня. Впереди показалась Пунь, непонимающе наблюдая за новым гостем и за его нелепыми действиями. А любопытство взяло вверх, и Пунь, не удержавшись, устремила свой путь к рыжеволосому. Вот только тот ее желаний не разделял. Он сам говорил не шуметь, но не выдержал и запищал так громко и оглушающе, что Мин от писклявых звуков у себя над ухом чуть не остался глухим. Благо блондин успел вырваться из плена приставучих рук Чимина и отстраниться от сумасшедшего на приличную дистанцию. А Паку было не до шуток. Он давно не чувствовал, как кровь закипает в венах, мозг отключается, а перед глазами бежит такое огненное «SOS». Чимин подорвался с места и принялся бежать от животного, а Пунь, считающая должным догнать мальчишку и сделать желаемое, ринулась за рыжеволосым. В ее мыслях не было причинять боль или любой физический вред, она лишь хотела поближе с ним познакомиться. Но Пак своим неуважением к собаке вывел ранее добрую Пунь из себя. Теперь ее целью было наказать рыжего, что означало — боль. Пунь в мгновенье догнала свой объект и повалила того на пол, при этом издавая устрашающее рычание и громкий грубый лай. Из ее рта пахло до ужаса неприлично, успел подметить Чимин перед тем, как ощутил на предплечье острую боль от пасти громоздкой псины. Чим закричал и жалостливо, и с просьбой о помощи, а Пунь по-прежнему рычала и пыталась добить свою жертву, считая того опасным для своего хозяина и этого дома. Она успела укусить целых два раза левую руку Чимина, пока Мин не подлетел к собаке и не отвел ее от, теперь уже плачущего, парня. Юнги приказал служанке привязать Пунь в ее уголке, только не грубо и желательно повежливее, а сам направился с аптечкой в руках к, все еще лежачему, Паку, который не на шутку разревелся, но всеми силами пытался сдерживать свой порыв боли. Его рубашка теперь не выглядела идеальной, как минутой ранее, а веселое личико теперь горело от эмоций. Чимину больно, и оно понятно. Не каждый же день кусает собака с пастью, как у акулы, и не менее острыми зубами. Рыжеволосому непривычно от всего этого: от обстановки, от ситуации и тем более от этого блондина. По спине прошелся табун мурашек, и внутри все загорелось красным пламенем, когда Мин безжалостно поднял искалеченную руку Пака. Младшему и так было больно, а теперь жгло неимоверно сильно, и казалось, что Юнги вовсе не помочь пытается, а как минимум добить павшего Чимина, у которого перед глазами мир плывет, а в ушах до сих пор стучит и неприятно рвет. Тело стало более раздраженным и любое касание чувствовалась так, словно лезвие ножа все режет и режет в одном месте. Чим завыл от адской боли, которую с каждым движением причинял Юнги. А ведь блондин как-никак помогает. Он не мастер в оказании первой помощи, но уж обеззаразить рану сможет. Но стоило ему разрезать рукав кровавой рубашке, как его глазам открылась драматургическая картина. «Пиздец», — подумал Юнги. «Пиздец», — подумал Пак. Пунь хоть и кусала по-детски незначительно, но успела задеть не только ткани кожи, но и разорвать их вовсе. Благо парень не останется инвалидом, но кровотечение бы стоило остановить. Юнги велел Чимину не пищать, ибо разбудит спящую красавицу, которую сам приказал не будить. И пока в квартиру ехал врач по звонку слуги, Мин решил вспомнить уроки «выживания» — так он их раньше называл. И, оказалось — ничего сложного — затянуть жгут чуть выше раны. Пак хотел вновь взвыть, но держал все в себе и просто закрыл глаза, представляя хорошее прошлое и надеясь на светлое будущее. — Теперь я умру от бешенства? — прошептал Чимин, лежа на полу и все также держа глаза закрытыми. А Мин, что сидел рядом и выжидал мастера в медицине, думал о своем и пытался не смотреть на изуродованную руку Чима. Он хоть и выглядит а-ля «мне нет до тебя никакой разницы, дерьмо», но внутри как-то все сжимается, ведь это его собака только что искалечила жизнь пареньку. Пак, если и не умрет, то будет ходить со шрамами до конца своих дней. — Скорей всего, Пунь умрет от бешенства, — съязвил старший и встал на ноги. Доктор явился на удивление быстро, обычно их приходится ждать минут пятнадцать, не меньше. И Мин посчитал нужным оставить их наедине, хотя всего-навсего чувствовал себя виноватым и не мог смотреть в глаза мужчине, который теплым и нежным голосом сейчас пытается успокоить рыжего и внушить ему, что не умрет он ни сегодня, ни завтра, ни через месяц. И уж точно не от бешенства. Как оказалось, этого было достаточно, чтобы прекратить поток слез, что не мог остановиться у Чимина, и парень даже вроде улыбнулся, когда с перевязыванием было покончено. — Я ввел ему обезболивающее, чтобы усмирить боль. Рану продезинфицировал, кровотечение не обильное — это хорошо. На перевязку придется пареньку походить. Боюсь, останутся шрамы, — доктор появился почти из ниоткуда и до ужаса напугал Юнги, сидевшего на диване за просмотром своего излюбленного Сеула, который светился яркими огоньками через стекло. Мин внимательно выслушал и кивнул в знак того, что все понятно и будет сделано, словно детский участковый пришел в дом к больному, за которым следит домохозяйка-мама, назначил всевозможные лекарства от кашля и насморка, диктуя все измученной женщине, а та в заключение благодарит его всеми возможными способами и прощается с доктором, обнимая своего больного сыночка. Так и Юнги с Чимином, вот только Мин не рад рыжему несчастью. Не успели они встретиться, как с первого же дня проблема на проблеме, ещё и не закрываемый рот Пака. Мужчина поклонился перед своим уходом, и, как только дверь захлопнулась за ним, довольный Чим сел рядом с Юнги на диван, внимательно наблюдая за окаменелым лицом блондина. — Ты владелец «Витэ», в твоих руках множество больничных отделений, и ты не мог оказать мне всю необходимую помощь сам? — усмехнулся Пак, пытаясь хоть как-то завязать беседу с причудливым парнем, который каждый раз, как рыжий начинал разговор, либо игнорировал, либо заканчивал его, не пытаясь развить. — Зачем ты побежал от нее? Тебе разве не говорили, что животных лучше не дразнить? — не по теме ответил Мин, но это уже что-то, а не игнор. Чимин порозовел и начал винить себя в произошедшем. Теперь Пак открыл в Юнги еще одну черту — он может одним лишь словом спустить настроение с вершин на самое дно. — Не кричи, — перевел тему Чим, хотя Юнги вовсе тона не повышал, а вроде как и говорил чуть уловимо. — А то Тэхена разбудишь. На что Юнги лишь повел плечами и удалился, оставляя Пака одного до самого утра. Никто не знал, что Ким проспит до утра. И удивился не он один, а еще и Чимин, подпрыгнувший с места, и Юн, от страха который крепко сжал шерсть Пунь, лежащей рядом с ним на кровати. Тэхен хотел было встать и пойти по собственным нуждам, но что-то пошло не так, а быть точнее — его комната не его вовсе. Он встал с дивана и, зацепившись пальто, повалился на пол, создавая в квартире шум, схожий на взрыв атомной бомбы, вот только максимум, что смог разбить Тэ, так это свой нос, который эпично встретился этим утром с паркетом. — Черт, — эхом раздалось злобное рычание Кима, и уже через несколько секунд к нему подлетел Чимин и помог подняться, пока Юнги лениво потягивался на кровати и наслаждался фэйлом Тэхена. — С тобой все в порядке? — осторожно протянул Пак, пытаясь еще больше не испугать Тэ, на вид которого жалко смотреть. — Где я? — оттолкнув от себя незнакомого парня, Тэхен начал вертеть головой по сторонам в надежде увидеть хоть что-то. Но настойчивый Чимин вновь взял Кима под руку и повел на выход, не замечая при этом возмущенное лицо Юнги, ведь не для ночлега сюда он привел своего будущего муженька и уж точно не из жалости. Если уж и допрашивать, то только у себя дома: без лишних ушей и глаз. — Я отвезу тебя домой… — Стоять! — приказал Юнги, подрываясь с постели вместе с Пунь, которая больше не кидалась на незнакомцев, а Тэхена и вовсе обходила стороной, поджимая при этом хвост. Странно. — Мин Юнги? — удивился Тэ и почувствовал, как чужая рука крепко схватила его за запястье и перетянула на свою сторону. — Оставь нас наедине, — обратился блондин к Чимину, у которого на лице было четко и ясно написано «мое! не трогай», но как не крути, Юнги есть Юнги, который стоит на своем и не допускает исключений. — Я сказал, оставь нас, — повысил голос Мин. Но Чимин на то и Чимин, отныне он: — Я его правая рука, будем так говорить. И мне не позволено оставлять его одного, будь то сортир или подобное дерьмо, как ты, — отрезал Чим и отбился от назойливых рук блондина, становясь между двух статусных людей. Сегодня он значительно отличался от вчерашнего Пака, и если вчера он мог себе позволить издеваться над собой: как физически, так и морально — то на сегодня все закрыто под железный замок, ключ для которого не был создан заранее, чтобы в случае чего открыть. А Мин, заметив, как сильно изменился рыжеволосый в своих глазах, хотел было рассмеяться, но сдержал порыв эмоций и выплеснул лишь краткое «свали», не отступая ни на шаг. Тэхен же будто только что родился. Он не понимал ничего, что творится вокруг него. И уж тем более он не понимал, кто такой этот юноша, который присвоил себе статус «правой руки». Но больше всего выводило из себя поведение старшего. Нет, он и раньше показывал себя во всей «красе», но сейчас Ким чувствует неуважение на свой счет, отчего становилось мерзко и противно. — Юнги-ши, перестань, — ответил вместо Чимина Ким и повернулся в сторону незнакомого парня, ничуть не сменив тон от обращения к Юнги. — И ты тоже перестань. Не знаю, кто ты, но тебе это так с рук не сойдет, если ты ложно присвоил себе звание «правой руки». Чим от удивления открыл рот, но тут же закрыл его, понимая, что совсем забыл представиться своему господину. А сейчас как-то нелепо… Тэхен начал обыскивать свои карманы в надежде найти свой телефон, но вместо своего сотового он открыл вчерашние воспоминания и последнее, что он видел вчера и чувствовал — блондина, целующего его, и кольцо на своем безымянном пальце. В знак подтверждения своим воспоминаниям, которым Ким надеялся присвоит «ложные», он с опаской большим пальцем руки обвел вокруг безымянного пальца, на котором, черт бы побрал, было кольцо. Тэ пошатнулся назад и закрыл глаза от внезапного головокружения. Чимин же не дал упасть своему господину, вот только Юнги закатил глаза и цокнул — актерская игра у Тэхена заслуживает оскара. — Нам нужно ехать, поговорите как-нибудь в другой раз, — вынес вердикт Пак и потянул Кима на выход, по пути подхватывая свой пиджак и трость русоволосого. На удивление, Юнги не стал психовать и кричать угрожающее «стоять на месте», поэтому выйти из пентхауса живыми у парней получилось. А оказавшись уже за пределами территории Мина, Тэхен выхватил свои «глаза» и потребовал объяснений. На все про все у Чимина не более минуты. — Твой отец должен был меня представить тебе на праздновании, но по непредсказуемым обстоятельствам я был вынужден появиться раньше, — на одном дыхание выпалил Чим и улыбнулся своему господину поистине яркой и искренней улыбкой, которую, к сожалению, Ким не может видеть. — Я — Пак Чимин… господи, я готовился к этой встрече… но…, но я все забыл. Айщ. — Понятно, — перебил рыжеволосого Ким. — Который час? — Почти шесть утра, — повернув на своем правом запястье часы, Чимин сам немного удивился. — Ты еще успеешь принять душ и позавтракать. — Перед чем? — выпучил глаза Тэхен, не совсем понимая, о чем говорит Пак. В голове русоволосого не было даже элементарных предположений, потому как о работе ему еще никто ничего не сообщал, а ничем другим он занят быть не может. Но как оказывается на все есть правая рука, которая отныне будет знать больше, чем сам Тэхен. — Твой первый рабочий день, — мелодично протянул Чимин, мягко протягивая гласные. Он ждал этого дня, скорей всего, больше, чем сам Тэхен. Ведь не каждый раз предлагают такое значимое место, а учитывая, что Пак еще молод, то он был просто в восторге от звонка секретаря самого Ким Хичоля с просьбой о, так сказать, помощи. — Но… — Но если ты простоишь тут еще минуту другую, то останешься без завтрака, — захихикал рыжеволосый и вызвал машину.

***

Чонгук всегда считал свою работу должной и значимой; а долг, нарушать который не положено, был для него больше, чем жизнь. И дело не в том, что телохранителем быть для него — дело всей жизни, а просто потому, что стоит раз оступиться, как потом пойдет все по самой пизде. А это не есть хорошо, на кону не деньги, и не статусы, а жизнь человека, дарованная богом и никем более, и если уж отнимать ее, то только Ему. За все свои 18 лет Чон проработал в этой сфере около трех лет, а стал «игрушкой» в руках Хичоля с шестнадцати. И если быть честным, Чон не был лучшим из лучших бойцов, зато слово свое держит, и именно это в нем ценил и ценит Ким Хичоль. Призвав к себе парня, мужчина велел всем покинуть его кабинет. Чонгук догадывался, о чем может идти речь, но что говорить, он так и не придумал. Прошло уже два дня, как он не видит Тэхена, и на душе пустота, которую так хотел заполнить алкоголем, да вот только долг не позволяет. Хоть ему и сказали «свободен на сегодня», это не означает, что свободен навсегда. — Ответь мне только на один вопрос, — уже с порога Хичоль начал пускать невидимые пули в незащищенную грудь парня, и отворачиваться от них не получается, ведь Чон уже давно связан прочными веревками Кима, что старшего, что младшего. Мужчина обогнул стоящего Чонгука и сел на край стола, расположенного напротив парня. Лицо Кима не предвещало беды, зато тон голоса был слегка пугающим, не так как всегда. — Да, — ответил Чонгук, давая понять, что просьба будет исполнена. Мужчина улыбнулся и не стал медлить, к тому же сегодня нужно обойти множество мест вместе с сыном. Каждая минута на счету. — Тэхен давал тебе каких-нибудь обещаний? Чонгук был прав. Старик будет расшатывать и на то больную тему, связанную с Тэхеном. И если бы можно было врать своим хозяевам, глядя в глаза, Чонгук бы так и поступил, а лучше бы — убежал далеко и надолго, точнее навсегда, прихватив с собой русоволосое чудо. — Нет, господин Ким, — спокойно ответил Чонгук, после чего нервно сглотнул, готовясь перед новой партией пуль. — Хорошо, — облегченно выдохнул Хичоль и выпрямился в спине — разговор близится к концу, даже не успев начаться. — Тогда, может быть, ты что-то от него ждешь? Какие намерения у тебя насчет моего сына? Чона пробрала дрожь. Не каждый день его бьют ниже пояса, если и не физически, то морально точно. Но что самое обидное — Чон хочет ответить. Все, как есть, а не лепить то, чего ждет Хичоль. Но вместо правды, которая, возможно бы, сотрясла старика со слабым сердцем, Гук выдвинул то самое, что ободрит Кима и расслабит: — Я ничего не жду от Тэхен-ши, — соблюдая правило «спокойствия», ответил Чон и следом же добавил, с ноткой неуверенности и раздражимости: — защищать его, как и было велено. Хичоля ответ более чем устроил и даже обнадежил на светлое будущее как Чонгука, так и своего сына. Но светлым оно будет, по мнению старика, если те будут подальше друг от друга в плане личной жизни. — Вааа, радуешь меня, сынок! Как я мог в тебе усомниться, — мерзко расхохотался Ким-старший и похлопал Чонгука по плечу. — Тогда продолжай работать. Если ты переступишь грань дозволенного, то мне будет уж очень обидно терять такого годного телохранителя. Да и руки марать мне не хочется. Я надеюсь, мы друг друга услышали. Можешь ступать к Тэхену, он сейчас с Чимином — тоже телохранитель, только еще и мозговитый, скотина. Мужчина уже, казалось, начал разговаривать сам с собой, бодро хохоча и размахивая руками. Но как только шуточки Хичоля истекли, Чонгук смог покинуть столь душный кабинет. А в голове витал туман. Он ложился толстым, холодным и до одури влажным слоем, отчего Гуку было не по себе. Вот только сердце отчего-то стучало неугомонно быстро, совершая кульбиты в грудной клетке. И только злость росла, распространяясь по всему телу, она чувствовалась на подушечках пальцев, отчего Чон невольно сжал кулаки до побеления костяшек, и крепко стиснул зубы. Ему многое в детстве не разрешали, многое отбирали, порой и вовсе не покупали. Но отличие от прошлого и настоящего — возраст. Тогда Чонгук и не особо ценил свое желание, он каждый день хотел что-то новое и совершенно разное. Сейчас же у него не так много мечтаний, не так много желаний… Но то единственное, что он поистине желал и желает до сих пор, вот так безжалостно отбирают из-под носа. Чонгук бы заплакал, вот только нечем. Армия выжала из него все бабские соки, и если уж будет до одури невыносимо, Гукки уж точно не заплачет… не сможет.