Я свои чувства втопчу в осеннюю грязь, все «люблю» твои запишу в «совсем не смешные шутки», ведь скучать по тому, кто с тобой поступил как мразь, всё равно, что скучать по водителю сбившей тебя маршрутки. (с) Гуревич Ольга.
«…Я сижу, не в силах поднять взгляд на собеседника, не чувствуя сил даже просто прекратить всхлипывать, только жалея себя. Тупо уставившись в кружку с отбитым кусочком края, я молчу и слушаю, как мой собеседник откровенно и зло издевается надо мной, разбирает меня по кусочкам, перебирает под линзой, протирает жгучим спиртом каждую трещинку, и заставляет меня почти физически ощущать свою никчемность. Слезы вытекают из уголков глаз, достигая кончика носа, и падают вниз, разбавляя давно остывший чай, смешиваясь с ним, даря горьковато-соленый привкус, уже ставший привычным на языке, и от того почти незаметным. Стараюсь пить маленькими глотками, в перерывах между всхлипываниями и попытками утопиться в чашке, чтобы хоть как-то отвлечься, сделать паузу между презрением и жалостью к самой себе. Этот эльф, что сидит рядом и жестко, жестоко, больно рвет и без того искалеченную душу, не стоит моих слез, но они, против воли, против желания успокоиться, опять и опять собираются в уголках глаз, прожигая дорожки по коже, и устремляются в темную жидкость. Йорвет сидит рядом, разглядывая что угодно вокруг, но только не меня. Его глаз прищурено и напряженно следит за мухой, которая так некстати жужжит, рассекая воздух и короткие паузы тишины, как истребитель, добавляя элементы комичности в финал этой трагедии. Эльф продолжает резать словом по живому, по волокнам разбирая сердце на части, вынимая каждую деталь меня наружу, но не удосуживаясь собрать обратно и воедино то, что сломал во мне. А некоторые части и вовсе разгрызает, уничтожает до невозможности восстановления, убивая меня с каждой секундой, радуя кусок искалеченной души моими жизненными силами. Это единственное, что Йорвет умеет в гребанном совершенстве. Убивать. Ножом или голосом — дело вторичное, да и не имеет значения. — Как тебе вообще могло взбрести в голову, что я могу полюбить кого-то вроде тебя?— бросает скояʼтаэль, даже не повернув голову, словно пустому месту. — Ты - просто маленькая Dhʼoine, низшая раса, человеческая мразь. Вы и годны только как мишень, рабочая сила или дешевая проститутка. В твоем случае я даже платить не собираюсь. Я вновь всхлипываю, мечтая, чтобы Йорвет исчез, испарился, или просто вышел из комнаты. Но он остается здесь, он продолжает свой монолог, полный отвращения. Я слушаю, не в силах противопоставить ему хоть что-то, не чувствуя в себе возможности даже просто возразить ему, заставить замолчать и, пытаясь отвлечь себя, снова делаю маленький глоток соленого чая, стараясь не слушать и не слышать ничего. Хочу проснуться дома, хочу, чтобы этого мира не существовало больше никогда! Локи, забери меня, умоляю! —Ты правда думала, что мне не плевать, что у тебя там с душой? Эмоции убивают, отломанный кусок сердца выпивает…- он сплюнул на пол. - Отвратительно. Сдохнешь - и хорошо. Я только рад, что приложил к этому руку. Одной Dh'oine меньше, - он, наконец-то, посмотрел на меня и со злостью выдал: - Прекрати ныть, твой писк меня раздражает. Ты ужасна. Посмотри на себя в зеркало, дурная девка. Уродливая, толстая, тупая идиотка. Ты правда думала, что сможешь противопоставить свои телеса, которые объять-то сложно, изящности Саскии? Её красоте, уму? Обаянию? Ты достойна только лишь грязного бродяги или жалости, с которой какой-нибудь сердобольный кмет решит вытрахать тебя по-пьяной лавочке...» — Заткнись!!! — наконец-то я нашла в себе силы возразить, и проснулась от собственного выкрика, повисшего в пустоте предрассветных сумерек, подскакивая и тупо уставившись на каменную стену. С трудом осознав, что спальня, в которой я оказалась, мало похожа на таверну в Лок Муинне, а Трисс - на одноглазого падлу-эльфа, я обессилено рухнула обратно на подушку, закрывая глаза и пытаясь привести в порядок свои мысли. Первые минуты моего дня превратились в картину Гогена*: «Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идём?», и ответов на эти вопросы у меня не было уже довольно давно - буквально, с рождения. Крика, прозвучавшего то ли в дрёме, то ли почти наяву, чародейка, Слава Одину, не услышала или же просто не придала ему значения, продолжая лежать на кровати в позе морской звезды на солнце. Семейное положение: "сплю на кровати, как хочу, потому что могу себе это позволить", позволяло женщине захватить все пространство кровати и счастье блаженства. Я улыбнулась, глядя на подругу. Хорошо, что чародейка не проснулась, а то её беспокойство быстро бы переросло в переживание и попытки выведать, что же такое мне снилось, а я не хочу, чтобы чародейка нервничала понапрасну. "Никому ничего не рассказывай. И спину ровнее", - любил говаривать мне Локи поучительным тоном, каждый раз, когда я собиралась пойти к психотерапевту от такой жизни. Трикстер искренне считал, что его одного достаточно, чтобы моя потребность делиться своими переживаниями была полностью восполнена. Эмоциональный унитаз, в который превращался сын Лафея не протекал и не засорялся, пропуская через себя мои трагедии со снисходительностью взрослого, которому ребенок рассказал о том, что у него рыбка болеет и пучит глазки. Ненавижу воспоминания. За те два года, которые я провела в Ведьминленде, их скопилось достаточно, чтобы настрочить не одну, и не две книги, и все они, по сути своей, были скорее счастливые, радостные или, во всяком случае, не ужасные. Кроме последнего месяца, омрачившегося постоянным присутствием Йорвета где-то рядом, доводящего меня до белого каления своими придирками, разборками, оскорблениями и даже, один раз, рукоприкладством. Понимая, что я люблю его, эльф отрывался на вашей покорной слуге на полную катушку, припоминая обиды всего остроухого рода мне одной. Да, за время моего отсутствия боль и правда поутихла. Время хорошо умеет анестезировать раны, но "фантомные боли", порой, не давали заснуть до рассвета. Воспоминания обрушивались на голову, мешая существовать, а сознание, которому было тесно в рамках того, что изменить уже было не возможно, давило на грудь и вырезало сердце канцелярским ножиком. Оно оказывалось палачом, который извращенно копается в серой жидкости, доставая даже те струны души, которых и в помине не было. Трикстер не раз предлагал мне стереть воспоминания об этом мире. Все - и хорошие, и, разумеется, плохие, чтобы хоть как-то успокоить воспаленный, зациклившийся мозг. Но я неизменно отказывалась, чем только вызвала гнев друга и скандалы, в конце которых от меня требовали "в таком случае не беспокой меня и варись в этом сама!". Локи не был в состоянии понять, что я лучше буду заботливо ковырять пальцем душевные раны, в которые превратилась моя память, чем откажусь от них совсем. В конце концов, будет над чем повздыхать в старости, когда я останусь старой девой с сотней хомячков и креслом-качалкой. Почему хомячков, спросите вы? Потому что кошки — это мейнстрим и банальщина. Я перевела взгляд на окно: там начинали пробиваться первые лучики рассвета. Значит скоро появится Йорвет, чтобы в очередной раз выносить мой бедный мозг. Хотя, я, конечно, надеюсь, что не зная обо мне ничего, эльф хотя бы изобразит дружелюбие или спокойствие. Я-то уж точно постараюсь не ссориться первая, ибо я - профессионал, моя стрессоустойчивость развивалась приключениями и общением с царской семейкой Асгарда. Я буду спокойна, как буддиский монах, весела, как нарик, только забивший косяк, и тиха, как удав, который переваривает кролика. И я искренне надеюсь, что Йорвет придерживается той же позиции. Э-э-эх! Есть стойкое ощущение, что не для того моя роза цвела, чтобы в такую рань вставать, но что поделать, что поделать... Работаем, Аня, пора вставать, собирать монатки и выдвигаться в новый день, даже если он не обещает быть хорошим. В конце концов, тебе и жизнь не сулила ничего хорошего, но ты же зачем-то родилась?***
— «Течение жизни» — это, очевидно, река, — раздумывал Йорвет, бодро перебирая ногами ровно в том темпе, при котором мне приходилось почти бежать, чтобы не отстать от группы. Как эльф умудряется мыслить и двигаться быстро одновременно? У него мозги не ударяются о стенку черепа на такой скорости? Это бы многое объяснило в его поведении и жизни. Травмы серой жидкости, это не шутка, так и совсем без ума остаться можно. — Беда в том, что тут множество мелких рек — ручьи, притоки Понтара, горные реки… Искать придется долго. — У меня для «долго» нет времени, — пожаловалась я, страшно дыша от навалившейся нагрузки. — Максимум - недели полторы, ну, может, две. А потом мне надо будет выдвигаться к Велену. Там тоже дел невпроворот. — Тогда попробуй быстрее шевелиться, ты еле плетешься, — пожал плечами эльф. Его отряд, состоящий из двух***
Я поежилась от холода, с трудом просыпаясь, и прям чувствуя, что вместе с окружающим пейзажем покрылась утренней росой. Куртка, вымоченная в утренней влаге стала противной, склизкой, бесполезной тряпкой, которая только убивала романтику ночевки на свежем воздухе. Разлепив слипшиеся веки, я быстренько обнаружила еще достаточно яркий костер, спасительным маяком сияющий в темноте, и быстрым рывком, по-пластунски, поползла к нему, чувствуя, что на ноги, затекшие и окоченевшие встать пока не в состоянии. Надо сперва растопить лед в пальцах и превратить его обратно в кровь. По ущелью, в котором мы решили заночевать, расползался густой туман, клубнями волочившийся по траве, замыкающийся стеной там, куда свет пламени не доставал, обрубая мир, как театральные портьеры - сцену. Младшие спутники, молодые эльфы, скрючившись в три погибели, спали прямо на земле, нежно прижавшись друг к другу, и, казалось, были вполне безмятежны и даже, от части, красивы. Я ухмыльнулась, понимая, что теперь остаток времени смогу троллить эту парочку на предмет спасения мира яоем и вообще не стрёмно быть гомосексуалистом, стрёмно навязывать это остальным как единственно верную модель поведения. Йорвет сидел у костра, повернувшись лицом к ярким языкам огня. Бордовая, а в свете огня, цвета старого вина, бандана, покрылась влажными разводами. Думаю, скояʼтаэль специально разрезал её в столь стратегически важном месте — на ухе, чтоб все видели, что эльф не пальцем деланный, а гордый, чистокровный Aen Seidhe, сын гор и эльфийских родителей. На мои робкие попытки погреться Йорвет не отреагировал ни коим образом, даже не пытаясь повернуться в мою сторону или повести этим самым ухом. Я тихо кашлянула, проверяя, что скояʼтаэль просто дрыхнет с открытыми глазами, и тоже уставилась в костер, размышляя над бредовостью ситуации и своего поведения. Может, оно и к лучшему - пусть отдохнет, а мне не придется чувствовать себя неловко. Трудно говорить с тем, кого давно не видел, но и молчать нелегко. Особенно когда у тебя есть целый ворох того, что стоит сказать, а ты не имеешь ни малейшего представления, как это правильно сделать. За прошедший день мы обошли целое море речушек, ручьев, мелких луж, возомнивших себя океанами, и бог весть еще чего мокрого. Если уж на то пошло, то одному Одину известно, почему здесь столько воды, вытекающей из всех щелей и текущей по всем возможным трещинам. Даже каждый лежачий камень, под который, вообще-то вода течь не должна, обзавелся своим собственным притоком, что невыносимо выбешивало и, одновременно, переплавляло смутное беспокойство до состояния панической атаки за жизнь ведьмака. Йорвет, после стычки с гарпиями, тоже был не слишком разговорчив, предпочитая политику тихой ненависти. Он не ругался, не бурчал и не провоцировал больше конфликтов, но один взгляд был красноречивей, чем что либо на этой планете. Весь внешний вид говорил: «Посмотри на мою особу: я суров и брутален, уверен в себе, умен, профессионален, недосягаемый идеал, уважаемый и серьезный мужчина», а мне было смешно и только. Я-то еще помню слухи, которые циркулировали в Вергене, когда мы только пришли туда в первый раз. Поговаривали, что Йорвет обожает, когда Саския называет его: "Мой милипусечка". Ну, не глупость ли? На словах он -сильный и независимый, а на деле выпрашивает себе полочку под портянки в королевской опочивальне. Наконец, на закате поиски были объявлены законченными, и я, устав от бесконечного негатива, который молча выливал на меня Йорвет, с чувством плюхнулась на землю, уснув на месте в течении пары тяжелых минут. Сейчас же желудок требовал пропущенный ужин, бурча и журча китовые песни в стиле Шаляпина, но отойти от теплого костра было выше моих сил, и даже если меня расстреляют, я умру здесь, где светло и руки из сосулек превращаются в нормально функционирующие конечности. Да и вообще, давно пора привыкнуть, дорогой желудок, что я на диете. Вечной. Как любая другая нормальная баба моего возраста. Пытаясь развеять тишину и желание пожрать, я тихонько запела Когда ты грустишь — мне хочется петь, И так вот всегда. Упреком ли, словом захочешь задеть — Так я не горда. Ты хмуришься вечно, а я так беспечна, Не быть нам вдвоем. Мы разные песни поём — ты о вечном, А я о земном. Ты ночью сидишь при свете луны, Над книгой своей. Страницы алы, а знаки черны, И ты всё черней. Сползаются тени из дальних углов. К твоей голове, А я ухожу на запах костров, По мягкой траве. А ночь так свежа, и пахнет сирень, Гудят провода. Останешься ты стеречь свою тень, Один, как всегда. Ты писем не будешь писать и стихов Про ревность и грусть, Не станешь моих дожидаться шагов, И я не вернусь.***** — Красиво, — глухо проговорил Йорвет, а я, от неожиданности, подавилась последними строчками вздрогнула и вытаращила глаза, обалдев, и в ужасе чихнула, ища слова для оправдания такой унылой песне, которую можно интерпретировать по-разному, и с трудом припоминая, что эльф с Великим и Могучим русским языком не знаком даже понаслышке, смогла только выдавить из себя: — Ай… как это… дак… А ты чего не спишь? — Я спал. Ты меня разбудила, — ответил эльф, удивляясь тому, что я краснею. — Моя очередь дежурить. — А-а-а, — глубокомысленно протянула я. — О чем песня? — потирая затекшую шею, спросил скояʼтаэль. — О любви, — но о том, что не очень счастливой, я предпочла не уточнять, а то мало ли что ему в голову бы взбрело. А мне потом ищи, как выкручиваться. — Я же девочка, мне по праву рождения положено петь о таких вещах. Романтика заложена с молоком матери и гендерными признаками. — "О любви", — словно пробуя слова на вкус, пробормотал эльф. — Не знал, что у вас вообще есть такое понятие. Я думал, оно вышло из обихода вместе с «верностью» и «честностью» за ненадобностью. Прогресс вытеснил, — похоже, что Йорвет опять провоцирует ссору. Что он за супергерой Эльф-Конфликт? Настроение у его, чтоль, по жизни такое а-ля "как бы заебать вообще все человечество и поставить им в вину их собственное существование". Иначе, как объяснить, что не может он жить без баталий? Командир даже не знает, что я — это я, а желание разругаться работает на уровне интуиции. Неужели нельзя не ворчать по каждому поводу, омрачая свою и чужую жизнь, помалкивать себе в тряпочку и делать свое дело? Чтоб его хиппи покусали и гуманизмом заразили! — Не смотри на меня с такой злобой, я исхожу из личного опыта, не более. — А тебе не кажется, что… — «что ты ведешь себя как гандон?» хотела было спросить я, но в последний момент передумала и решила поставить вопрос по-другому, —… что ты не справедлив к другим мирам? Насколько я знаю, ты не был принцем на белом коне, обещающем увезти кого-то в сказку. Или у тебя просто цыгане украли четырехногое средство передвижения? А может... дай-ка, подумать... Дракон оказался лучше, чем принцесса, м? Аника говорила, что... — Когда мы говорили о будущем, я дал достаточно ясно понять, что хочу, чтобы она осталась. Мне казалось, она знала на что шла, - ЧТО_о? Ему там фантазии не жмут, а? — Не помню, что бы Аника рассказывала что-то подобное, — пробормотала я, изо всех сил акцентируя внимание на своем псевдониме. Меня раздражает, с каким упрямством он называет меня как угодно, но не по имени. — Аника говорила, что ты отверг ее, и при том весьма жестоко. — Ох, неужели? — Йорвет с такой силой бросил в костер ветку, что она отскочила и улетела в сторону, поднимая в воздух горящую красными угольками пыль. — Представляю, каким извергом она могла бы меня выставить. Разумеется, я сам виноват. Вел себя не совсем…по-доброму. Но я обещал решить эту проблему, если она осталась бы. — А можно с этого момента поподробней? — эльф был настолько уверен, что невольно захотелось послушать его версию, причем в полном варианте. Йорвет так убежден в своей правоте, так категоричен, что даже обычное его упрямство теперь кажется детским лепетом. Нет, ну и я фантазировала на тему подобного, но услышать его «истину» было бы интересней, чем придумывать свою. Это, как известно, гриппом вместе болеют, а с ума должны поодиночке сходить. — Зачем? — тут же обломал Йорвет. — Если она не рассказала тебе правду, то чувствует, что виновата. Это уже не плохо. — И все-таки? - попыталась настоять я. — Кто ты такая, чтобы я обсуждал с тобой личную жизнь? — резонно заметил эльф. — Общие знакомые, тем более такие, как Amadanwed или Трисс Меригольд не делают нас близкими знакомыми. Я обижено отвернулась, чувствуя, что краснею. Иногда Йорвет умудрялся бить не в бровь, а в глаз, и не только стрелами, но и злобой. А я забываю, что внешность лица нынче у меня не та, чтоб "допросы учинять", как сказал Золтан. Только, боюсь, когда она будет "та", то меня тем более слушать не станут. И, блин, если «Я тебя не люблю, мне на тебя плевать» — это намеки на совместное будущее, то я вообще мужиков не понимаю. Я помню, как Йорвет мне в красках расписал свою любовь к Деве из Аэдирна, а я, типа, лишняя во всех отношениях и эльф с радостью бы меня пристрелил, да ведьмак не дает. Опять же, эльф, может, пытается выглядеть белым и пушистым? Мол, тебя там не было, а Аня сама во всем виновата? Фи, смеюсь и плачу от банальности. Йорвет однозначно просчитался, потому что я не просто очевидец, а участник тех событий, прошла сценарий по каждой строчке от пролога до титров. Но какой ему от этого резон? Да-а-а, быть думающей бабонькой немного страшненько. Ясно. Мне все ясно. Ну и так понятно. Ты что, думаешь, я ничего не понимаю? Не нужны мне твои объяснения, и так все видно. Я не обижаюсь. Нормальное у меня лицо. Смотрите во всех кинотеатрах страны. Детективно-психологическая драма: "Женщина, которая делает выводы". Туман потихоньку начал рассеиваться и вдали угадывалась линия горизонта, из-за которой лениво пробивали туман первые солнечные лучи. Опавшая утренняя роса капельками стекала по траве, а одна даже умудрилась залезть мне за шиворот и теперь с упорством танкера стремилась к земле, рассекая спину надвое и вызывая мурашки, трясучку в коленях и непонятную слабость, тянущую внизу живота. — Как она? — нарушил тишину эльф. — Кто? — Аника, — пояснил Йорвет и от звуков своего имени-псевдонима, произнесенного именно эльфом, дрожь забила в разы сильнее. — Нормально, — поежившись, ответила я. — Не жалуется, во всяком случае. Влипает в неприятности, выпутывается из них. Потом колесо Сансары дает оборот и она снова влипает в неприятности. Ничего нового. — А Локи с ней? Как же она без своего принца? — Прости? — не поняла я, но по его лицу догадалась. — О, Один, дай мне сил! Почему никто не хочет понять, что они - друзья. Хорошие такие друзья. Прям лучшие, но все равно друзья. — Ну-ну, — ухмыльнулся эльф. — Конечно, лучше быть принцессой, чем жить в этой дыре. Если уж даже у Аники хватило на это мозгов, то... - он не договорил. — Иногда ты невыносим, знаешь ли. — Да, я осведомлен об этом. — У нее никого и не было с возвращения на Землю. В смысле, мужчины любимого, — попыталась я оправдать саму себя. — Даже кота себе не купила. — Хотя бы Сэру Ланселапу хранит верность, — и тут же пояснил: — Это ее кот. Теперь живет у меня, потому что больше… Не важно. Котик! Мой рыжий, наглый котенок! Он еще жив! Почему-то я была уверена, что все про него забыли и выгнали на улицу, а теперь он ловит дворовых крыс, если еще не задран злыми собаками. А нет, смотрите-ка, его Йорвет к рукам прибрал. Моего Сэра Ланселапа, между прочим, которого мне почетно вручил Флотзамский тролль! Я целый месяц была его хозяйкой, кормила, убирала за ним, воспитывала! Надо будет навестить сударя усатого, и может, даже забрать себе обратно, ибо подарки не передаривают и все такое. А "Вискас" вкуснее местных мышей, я точно знаю, я проверяла. — А зачем ты его забрал? — Забудь, я сказал. Скояʼтаэль деловито встал, и, шатаясь на онемевших ногах, исчерз в тумане, словно Ёжик Юрия Норштейна. Через какое-то время оттуда донеслось журчание, доказывающее, что Йорвет натурально ссыкует со мной разговаривать. Что ж, нашим легче. Как приятно быть той, из-за кого мужик бесится даже при условии, что тебя не было рядом года два. В принципе, оно и понятно. Все скоя'таэли хотят, чтобы было по-ихнему, но так не будет, потому что нет такого слова. — Тебе холодно? — командир вернулся, и теперь, скрестив руки, стоял за спиной. Я оглянулась, разглядывая его. Йорвет будто бы постарел, хоть эльфы этого банально не умеют - везучие, суки, победители генетической лотереи. Лицо его, и без того всегда с едким выражением, совсем остервенело, исхудало, а выступающие скулы хищно заточились. Из-за сильной худобы нос прочертил особенно четкие линии, выделяя небольшую горбинку и крылья, которые тем самым гармонично создавали на лице выражение крайнего мрачного охуевания от этой жизни. Губы покрылись сетью трещин, истончились, выветрились. Единственный зеленый глаз обзавелся внушительным мешком, в котором можно было прятать провизию и мое эго. — Я спросил: ты замерзла? — повторил Йорвет, явно недовольный тем, что я его разглядываю. — Да. — Тогда возьми, — Йорвет стянул с себя кафтан, и кинул его мне на голову. Затем воткнул какую-то длинную палку в землю рядом с костром, вгоняя на солидную глубину и, указав на нее, произнес: — Повесь свою куртку сушиться. Простудишься. И ложись спать, день будет трудный, — печально добавил эльф, вновь заглядывая в костер. Я укуталась в кафтан и до момента, пока не заснула, продолжала разглядывать его красивый профиль, вспоминая, что же меня привлекало в нем столько времени? Почему так тянуло к нему в объятия? Было столько боли и обиды, а я продолжала идти к нему, страдала, когда оставила в силу обстоятельств. И все же, кажется, в одном, относительно своего прошлого визита на эту планету, я уверена на все 100%. Если я не влюбилась в Йорвета с первого взгляда, то со второго точно.***
— Два дня впустую! Я же говорил, что это бесполезно, — сокрушался Йорвет, со злостью пиная ни в чем не повинный камень. Я плелась следом, не менее злая, а еще усталая, замученная, но пока не сдохшая вопреки желаниям спутников. Молодые эльфы тащились за нами, переговариваясь между собой на Старшей Речи, притихшие и взъерошенные. — А мы точно обошли ВСЕ эти ваши речки, ручьи и подобную фигню? — я решила уточнить на всякий случай, но эльф одарил меня таким красноречивым взглядом, что захотелось зарыть голову в песочек прикинувшись страусом. — Извини. — Мы обошли всё, что хоть как-то подходило под описание, — рявкнул гордый командир. — Я знаю эту местность, как свои пять пальцев, и поверь, ничего подобного не встречал. — Ну, пальцев-то пять, а глаз всего один, — тихо проговорила я под нос. Терять надежду на спасение Геральта не хотелось, поэтому я отважно искала зацепку, которую могла упустить по своей глупости раньше. Мозг отказывался работать. Он тоже устал и выдохся, а дел у нас с ним не убавилось. Ведьмак, Дикая охота, спасение всего живого… скоро вскипит мое серое вещество от напряжения, как кастрюлька с молоком. Хочется все бросить, да блин, не в кого! Но вот так вернуться в Верген, не добившись даже намека на подсказку - не очень хочется, это да. Все равно, что сдаться в начале пути, блин, а я этого не люблю... Течение жизни и указатель… мудреная подсказка с простым, казалось бы, ответом. Как у Толкина: «Скажи: „Друг“ и, однако, здравствуйте, проходите к нам в Морию! Чай, баранки, братская могила гномов и барлог прилагаются». Профессор, сюда бы вас, на эту планету, к этим эльфам. Вы бы поняли, что они не благородные существа, как вам хотелось, со стремлением к высоким идеалам, а скоты все, поголовно. Из отличительных черт только пафос и расизм. Впрочем, вы бы наверняка разгадали такую вот простую загадку, вы же рассудительный. Создать свой мир — это ж какую умищу надо иметь! Я в своем даже скамейку не могу правдоподобно соорудить! Продумывать все эти города и страны, горы, реки, тракты… Тракты. Тракты, Карл! — Ты говорил, что там был старый тракт, да? — я обратилась к энергично шагающей эльфийской спине. — А он существовал во времена Лары? — Ну, он достаточно древний, а что? — Йорвет повернулся в пол оборота. И остановился. С минуту он думал, в целом глазу читалась загрузка страницы. Потом до него дошло. — Разворачиваемся. Я знаю, где это. Его товарищи обреченно вздохнули и с безапелляционно-спокойным варажением лиц пошли обратно. Или эта парочка всё поняла раньше и молчала, как пленные партизаны, или им пофиг, куда идти, лишь бы за командиром. Йорвет почти бегом обогнал их, таща меня за рукав на буксире,причитая, матом, и, иногда, словами: — Почему я раньше об этом не подумал? Это всё ты и твоя дурная энергетика. Мешает ясности мысли! — Может, лучше пусть это будет моя несравненная красота? — рискнула предположить я. Чтобы не отставать и не рухнуть, пришлось перейти на бег трусцой. — Нет, — отрезал эльф. — Ну, пожалуйста… Срезая дорогу, прыгая по скалам не хуже горных козлов, ругаясь и переругиваясь, до места, где еще два дня назад случилась битва с гарпиями, дошли часа за полтора, но и они пролетели незаметно. Солнце было почти в зените, а значит, проверить нашу догадку не составляло труда, вопрос был в том, что с ласточками в середине горного тракта была напряженка, разве что они до гарпий мутировали, но и тех мы переубивали. В ущелье уже начало тянуть сладковатым запахом гнили, разносившимся ветром по округе. На солнце мертвые залетные птички начали неплохо разлагаться, в одной уже появилась новая жизнь - опарыши, довольно копошащиеся в мертвой плоти. Отодвинув ту, что напала на меня, в сторону от спиленного столба, Йорвет расчистил торчащий обрубок и тыкая в него пальцем, глубокомысленно заключил: — Столбы ставят либо на границе государств, либо на развилках. — Поворотов тут точно нет, — добавил мудрое наблюдение один из его спутников. — А границ никогда не проходило, — закончил Йорвет. — Зачем здесь столб? — На гарпий указывать? Типа, знак "берегись"? — предположила я, и поняла, что, как всегда, ляпнула глупость. Во всяком случае, все трое посмотрели на меня, как на самого тупого человека в палате для умалишённых. — Будем ждать, до полудня осталось минут десять-пятнадцать, — бросил командир. — Куда указатель держал направление — неизвестно, но проверить можно опытным путем. Ищите изображение ласточки! Мы принялись обшаривать стены. Лично мне попадались самые наркоманские узоры в камнях, от картинки с кучей аскарид до отпечатка древнего папоротника, но ничего, кроме гниющих гарпий, что могло бы быть похоже на птицу, не было. Солнце, казалось, вечность будет тянуться к зениту, настолько лениво оно поднималось на самую высокую точку горизонта, будто бы издеваясь над нами. Молодые эльфы, пытались щупать камни, обниматься с ними и тихо угрожать, но тоже безуспешно тратили силы. Кажется, опять оплошали. — Сюда! — крикнул Йорвет. Он стоял метрах в ста от меня, тоже с умным видом рассматривая природные стены. — Смотри! На сером участке сплошного камня медленно проступала тень от соседней вершины. Сейчас, именно под этим углом падающих лучей света, на его поверхности красовалась крайне отчетливая, но как будто избитая жизнью, птица. Наверное, это птица счастья моего завтрашнего дня, настолько жалко она выглядит. — Если это дверь, то как ее открыть? — я первой нарушила повисшее молчание. — Подсказок нет? — удивился Йорвет. Я отрицательно помотала головой. — Тогда по старинке, — эльф вынул из-за пазухи несколько бомб, отобрал еще пару у своих младших бойцов, повертел эту кучу в руках, раздумывая. — Идите за тот валун. Я быстро. Мы побежали в укрытие. Не знаю, на что эльф надеется, но чтоб взорвать камень, надо взрывчатку килограммов на шесть, не меньше. Но, впрочем, Йорвет же у нас самый умный, это я тут дурочка. Зачем спорить с великим и ужасным командиром скояʼтаэльского движения? Я выглянула из-за валуна. Йорвет аккуратно сложил бомбы горкой, некоторые из них распотрошил, а порох высыпал в трещины скалы, соединяя какой-то веревкой. Закончив приготовления, командир поджог самую большую часть пороха, и в три прыжка оказался рядом с нами. — О, да ты пиротехник! — воскликнула я с иронией. — Уверена, что дверь так и отва… Порох начал разрываться, оглушая округу. Инстинктивно припоминая, что зараза заразу не убивает, я прижалась к Йорвету, спрятав голову где-то у него на груди. Рвануло снова, и я прекрасно слышала, как осколки горной массы ударили по валуну. Йорвет положил руку мне на голову, прикрывая от осколков камня, сильнее вжимая в себя. От эльфа пахло потом, костром и лесом. Вместе эти запахи пробуждали странное чувство внутри, от которого закружилась голова, низ живота стало тянуть. а коленки сами собой подкосило. Бабахнуло в третий раз, и я от неожиданности ойкнула, вжимаясь в мужчину совсем. Интересно, что думает Йорвет обо всем этом? Что мидгардским женщинам надо уступать, а то они неуклюжие и без него, остроухого, убьются? — Прекрати давить мне на грудь, женщина, — а вот и ответ на мой вопрос. — Мне нужно изредка дышать. — Прости. Откуда там столько взрывчатки? — я вынырнула из его недообъятий, отряхивая волосы. — Ты с собой сколько тротила приволок, террорюга? — Я предполагал, что нам придется взрывать вход в могилу, поэтому одолжил взрывчатку, которую краснолюды используют в карьерах, — пояснил Йорвет, вставая. — Быстро и эффективно. На месте недавней скалы стояла непроглядная стена пыли, которая постепенно опускаясь, открывала зияющую дыру, ведущую в неизвестном направлении. Получив разрешение выйти из укрытия, я приложила край рубашки к носу, и кинулась пробираться сквозь мелкие частицы горной породы, еще не осевшие на землю. Пещера, в которой нашла последнее пристанище пророчица Итлина, была так близко и так нелепо спрятана, что поверить в ее существование именно в этой точке пространства оказалось очень тяжело для восприятия. Йорвет зажег факелы, заботливо оставленный предками у одной из стен, и раздал нуждающимися. Из глубины пещеры тянуло спертым воздухом, холодом и призраками. Стараясь не отходить от командира дальше положенного, я огляделась. Да, умели ж помирать эти эльфы! Говорят, Итлина умерла в нищете и изгнании, но кучи украшений, золота, серебра, посуды и прочих атрибутов роскоши было хоть отбавляй. Можно посадить консьержку на входе, выдавать тапочки и организовывать музей эльфийского искусства. Повсюду стояли столы, тумбочки, стеллажи и все это было набито разнокалиберными крутыми штуками. По центру комнаты расположился большой саркофаг, украшенный разными надписями, а во главе поставили статую, изображающую красивую эльфийку с фолиантом в руках. Были и книги бумажные, к которым я сразу же подбежала, уже на ходу осознавая, что волочить придется их все. Записи, скорее всего, на Старшей речи, а я английский-то с трудом выучила. Молодые бойцы принялись набивать карманы золотыми монетами и украшениями, без разбора гребя все, до чего смогли бы дотянуться. Йорвет оказался более придирчив — часть украшений и атрибутики отбрасывал, часть забирал себе, часть — в мешок. Короче, сразу видно, кто тут грабитель и вор, а кто — научный работник. — Разве Итлина — не ваша святыня, нет? — спросила я, листая книги и оценивая их на ветхость. — Грабите родную цивилизацию. — Итлина, как и Лара, была обычной предательницей, — заметил Йорвет. — Она предала свой народ, отказалась от своего долга ради людей и свободы. Итого: не святыня, а просто дура, откинувшая гордость Aen Seidhe ради сношания человека и другой предательницы. — Ах, вот значит как, — я надулась. Йорвет подошел, забирая одну из книг: — Что ты надеешься найти? — Записи о магии, — ответила я. — Перемещение между мирами, смещение времени, всё такое. — Тогда прекрати листать книгу рецептов, — он ухмыльнулся. — Не делай такое лицо, я говорю правду. Книга про еду и только. А тут, — он поднял другую книгу, — сказ о Ларе и ее ёбыре, версия для эльфов. Вот, — эльф потряс еще одну древнюю бумажную ценность, — байка для людей. Они различаются, если ты не знаешь. А эта, — Йорвет ткнул пальцем в те, что остались на столе, — о бытовой магии, о рождении детей и биография древнего философа. Похоже, больше ничего нет. — Мы еще не все осмотрели, — я уперлась руками в бока, не собираясь сдаваться на финише. — Больше я тут книг не наблюдаю. — Может, в саркофаге? — я покосилась на надгробие. — Давай попробуем сдвинуть плиту. — А ты говорила, что это я невыносим, — пожал плечами Йорвет. Он скомандовал бойцам на Старшей речи и те, побросав свои дела, бросились к гробу. Навалившись втроем, мужчины с трудом отодвинули тяжелую крышку на две трети. — Дак вот ты такая, Итлина, — я заглянула в могилу. Там, внутри, лежал скелет, в истлевшем, но еще сохранившем остатки материи, голубом платье. Пустые глазницы смотрели своими провалами вверх, а треснувшие и начавшие разрушаться кости рассыпались от одного прикосновения. Руки эльфийской пророчицы когда-то нежно прижимали небольшую книгу в кожаном переплете, которая со временем провалилась на дно, проломив остатки ребер. На фолианте еле видно светилась руна, которая, едва Йорвет коснулся её своими пальцами, погасла. Эльф раскрыл книгу, перелистывая страницы: — Вот. Похоже это записи о магии тонких материй. Поздравляю. Ты победила.