En Orifanna evall a straede.

К концу недели Пламя, Пляшущее На Курганах Врагов и Прочее Скопление Всяческих Достоинств, таки соблаговолило посветить друзьям и собрать всех своих готов, готесс, готёлок и херок, простите, монохромное дворянство и свиту, дабы отправиться на переговоры к другим королям Севера. И притвориться Империей вполне дружественной, независимой и абсолютно не давящей на всех остальных, безусловно. Всем подданным Императорского Дома были даны четкие, недвусмысленные инструкции, которыми со мной, естественно, никто делиться не собирался. Конечно, оставлять захваченные территории без присмотра и на произвол судьбы никто и не думал. А потому, до отъезда высокого начальства, в Вызиме был назначен наместник Его Темнейшества в Темерии, повешен на главной площади лидер партизан по имени Талер, которого я знала еще когда он был главой разведки короля Фольтеста, а жена Императора, несчастное, зашуганное и забитое всеми создание, была выпровожена в столицу Нильфгаарда, подальше от глаз и интриг провинции. Эмгыр разумно предположил, что невыразительный вид нареченной может отсвечивать Великое Солнце своей повышенной бледностью и вызывать подозрение в правдивости слухов о не очень-то счастливой семейной жизни. Фаворитка Императора, красивая, эффектная женщина чисто нильфгаардской внешности, бесспорно, никак не мешала этим слухам, даже когда заглядывала к Императору после всеобщего отбоя в спальню. Рано утром всех, кто собирался совершить путешествие и пообщаться с соседями на просторной переговорной площадке Веленских болот, построили на площади перед дворцом, повели на расстрел распихали по каретам, и, благословившись богами (своим Великим Солнцем и другими, завоеванными вместе с территориями), отправили в путь-дорогу покорять грязевые автобаны и средневековый серпантин. Громадный кортеж дворянского и чиновничьего сословий, куча телег со жратвой и припасами, да плюсом частичка армии, тащившаяся дружным маршем, в ногу, следом за процессией, вместе создавали непередаваемое зрелище живого средневекового поезда, неуклонно следующего по маршруту «Вызима-Веллен», и только «Маруся от счастья слезы льет» не распевающего. Конечно, элиту пешком отправлять не стали, и даже мне выделили вполне комфортабельную карету первого класса, которая в строе занимала почетное двадцать пятое место за императорской. Геральт, поначалу чистосердечно собирался путешествовать со своей магичкой, громкоголосо разглагольствуя около получаса, что, дескать, наконец-то я выросла, возмужала и вообще стала почти самостоятельной волчицей, а потому могу находиться без его опеки хотя бы десять часов в сутки. Но, выслушав короткую исповедь Акковрана (который почему-то постоянно ненавязчиво появлялся на горизонте и радостно улыбался, когда я его замечала) в переводе Гоблина, то бишь моими словами, как-то резко передумал и завалил своим барахлом половину моей кареты. При этом ведьмак авторитетно заявил, что чего-то подобного ожидал ещё с момента, когда Цинтия в мастерской аэп Дархенны, распиналась в рассказах о нашем с ведьмаком прошлом, потому его не удивляет факт наличия специалиста в Нильфгаарде по профилю «Аника Эмергейс». Вспомнив старые привычки телохранителя, Белый Волк ходил со мной везде. Тот факт, что его подопечного — короля Фольтеста — на секундочку, вообще-то, грохнули прямо на глазах ведьмака, не смущал Геральта практически никоим образом, даже наоборот, придавал больше энтузиазма. Друга не волновало, что отойти в кусты мне нужно в строгом уединении, потому что рассуждать о тщетности БЫТЬ осликом ИА вдвоём сложно, и он всегда стоял где-то недалеко, зорко оглядывая округу, и только табличку не держал с надписью: «Куст занят!». Успокоился Белый Волк только после грандиозного скандала, в сути которого прозвучала вынашиваемая с самого отъезда идея, что сам ведьмак от Акковрана теперь не очень-то отличается, и мне как-то неуютно осознавать, что Геральт своими мутированными ушами и обостренными способностями убийцы-профессионала может слышать слишком много личной информации. Тогда друг заявил, что как-то отмывал больную Трисс, у которой подозревали дизентерию, и вообще, чего он там не слышал такого и не видел?! Старый, больной человек, переживающий за любимую питомицу, к своим годам всяких баб повидал, и у всех, пардон, половые органы вдоль, а не поперек, так что нечего строить интригу. Слава богу, вмешалась Йеннифер, неожиданно вставшая на мою сторону и заявившая, что у девочек должны быть свои маленькие тайны, и личная гигиена тут не причём. Нильфгаардский поезд двигался медленно, особенно если учитывать, что армия шла пешком, а лошади были набиты провизией под самую завязку, едва ли не погибая под тяжестью вьюков. Расстояние, которое мы с Геральтом запросто могли бы преодолеть в течение трех-пяти дней, толпа проходила за неделю, неспешно и вдумчиво, не смея нарушать строй. Йеннифер, поняв, что ведьмак мной действительно дорожит, почти смирилась с моим существованием. То, что Белый Волк постоянно ошивается рядом с вашей покорной слугой, дало в черноволосую голову пищу для размышлений. Возможность выдрессировать вашу покорную слугу и взрастить в ней преданность чародейке, как у Цириллы, казалась Йеннифер очень необходимой и правильной, особенно если учитывать, что у меня в друзьях бродят Асгардские принцы. Случился промах, просто потому что я уже была приручена Трисс, и не желала искать себе новой магической покровительницы. И теперь магичке не оставалось ничего, кроме как изредка бросать в мою сторону проклятия и колкие комментарии. Я не менее резво отвечала, не парясь, что конфликт может перерасти в чародейское членовредительство — хотела бы я посмотреть, кто будет соскребать магичку от стенки после магической атаки Локи, если она хотя бы попытается кинуть в меня серьезным заклинанием. В результате, коротая вечера вместе, объединённые Геральтом, мы с Йеннифер даже прониклись некоторой обоюдосторонней симпатией, мило болтая в те редкие минуты, когда не ненавидели друг друга. Йорвет звонил раз в три дня, строго по расписанию, с восьми до восьми пятнадцати, и рассказывал, как продвигаются дела у Аэдирна, иногда позволяя мне поболтать на отвлеченные темы, угукая в трубку. Или вставляя что-нибудь едкое, ироничное, но не слишком злобное, дабы я не расслаблялась и не подумала, что возвысилась в его влюбленном (почти) глазу. Тему биографии бывшего скоя’таэля мы больше не поднимали, старательно обходя стороной любое упоминание о том разговоре на балконе. Я действительно боялась нарушить хрупкое, нестабильное равновесие, удерживающее наши неспокойные отношения на плаву и не дающее развалиться раньше времени. Зато Локи звонил каждый день, пусть даже на минуту, но исправно справлялся о моем здравии, делах и мироощущении. Акковран трикстеру тоже не понравился, ни как личность, ни как подданный Империи. Но, Локи заявил: «сама виновата, незачем было выставлять себя напоказ, как в зоопарке» и потребовал поклясться здоровьем бабушки, которую, я кстати, недолюбливала, что я не подойду к этому типу и буду держаться Геральта в любой ситуации. Впрочем, при встрече бог Обмана обещал немного помочь и наладить магическую защиту, просто на всякий случай. От трикстера же я узнала, что Редания и Каэдвен уже умудрились подписать пакт о ненападении и притащить с собой на переговоры королеву Мэву, которая, по старой — доброй традиции, сохранившейся еще с первой северной войны, партизанила в лесах Ривии. Традиция развивалась из-за того, что всегда, нападая на Север, Нильфгаард со стабильной регулярностью захватывал названую родину Геральта, а потом отдавал обратно Мэве. Тор, Локи, Три воина, леди Сиф и еще триста служилых личной армии наследного принца Асгарда, развернули масштабный лагерь недалеко от места Сопряжения Сфер, устроив нейтральную территорию там, где они разбили свои личные палатки и большой переговорный пункт. Там же принцы организовали что-то вроде переговорной площадки, да небольшой лаборатории для Локи и парочки его асгардских помощников, которые постоянно бдели за пространством, форсируя каждое его изменение и отслеживая любое возмущение, пытаясь предсказать, когда появится армия Aen Elle и откуда они берут энергию. Вокруг же асгардского стана, подобно солнечным лучам, планировалось поместить лагеря стран Севера, вместо границы расставив бдительные магические барьеры. Теперь, если где-то среди приехавших королевств засекалась драка, пусть даже пьяная и между своими же гражданами, магия давала такой смачный предупредительный пинок по телу дебоширов, что сторонам конфликта не оставалось ничего другого, кроме как помириться на койках нейтрального лазарета и расписывать гипс, покрывающий тело, извинениями. В прочем, если драться начали бы одновременно все армии, то и такая магия никого бы спасти не сумела, но, конечно, никто никому ничего говорить не стал, потому что иначе побоища между постоянно воюющими северянами было бы не избежать. Первыми на место сходки пришли именно Ривийские партизаны, захватив до кучи собратьев, партизанов Темерских, во главе с одним знакомым типчиком в шапероне, перед которым мне до сих пор стыдно за то, что мы с ведьмаком когда-то его прокинули, бросив на произвол судьбы во Флотзаме. Партизан, кстати, чуть позже и без участия асгардцев, строго-настрого предупредили и Радовид, и Хенсельт, и представители Лиги, что если будет хоть одна попытка диверсии в сторону нильфгаардцев, то все остальные короли лично прибьют каждого третьего, а шаперон Роше пустят на праздничные портянки Черного Властелина. Партизанам, приехавшим воротить все на свои места, не оставалось ничего другого, кроме как злобно скрипеть зубами и ждать приезда Императора, чтобы попытаться разрешить дело словами и вытребовать себе обратно Жемчужину Севера. Следом прибыл Хенсельт, и в первый же день умудрился поцапаться с Локи, заявив, что ему, видите ли, жарко на той местности, где Асгардцы предложили разместиться Каэдвену. В ответ на несостоятельные обвинения и гнутые пальцы Единорога, разозленный полу-йотун призвал мощный ураган, который разнес палатку короля на носовые платочки и предложил оставить так для лучшей вентиляции. Больше Хенсельт с рациональными идеями для повышения комфорта не выступал, стараясь обходиться аскетизмом и необходимым для каждого нормального человека минимумом, на всякий случай даже урезав количество блудниц, прихваченных с собой по дороге из Ард Крайга. Потом пришли реданцы и Аэдирн, разместившись в противоположных концах импровизированного палаточного города. Эти два народа демонстративно не замечали друг друга целыми толпами, и, мне кажется, даже дышать отказывались, если ветер шел со стороны враждебной нации. Причина была проста, и вместе с тем изящна и убедительна для обеих сторон: вместе с Саскией пришла целая куча чародеек и дубов-колдунов, ищущих спасение от Радовида в Свободном Государстве. Этим Аэдирн довел руки короля Редании до приступов чесотки, а его самого заставил лысеть еще стремительнее, вынуждая бедовую голову забыть о густой шевелюре навсегда. Впрочем, магики тоже жаждали мести, и спасала Радовида только так же «проклятая магия» Асгардцев, благодаря которой вместо заклинаний чародеи могли метать в сторону Редании лишь уничижительные взгляды и грозить кулаками в сторону любимых Радовидом: «Охотников на ведьм». Ковир, Повис и прочая Лига, традиционно, приезжать не стала, потому что это не царственно — гонять в такие дали, когда у нас тут уже есть изматывающая работа — над златом чахнуть. Точнее, над золотыми шахтами. Зато вместо себя они послали целую армию наемников, хрен пойми откуда взявшихся на этой части планеты в таком количестве, вооружив их отличными мечами и дав крепкие, добротные доспехи. Во главе наёмничьей армии были, конечно, ИХ генералы, ИХ полководцы и Их командиры, но ни одного, даже самого захудалого, королька от Лиги не прибыло. Каждая из стран ожидала приезда Нильфгаарда, что автоматом означало начало переговоров по поводу разбушевавшейся войны. Император же, назло злопыхателям, и проявив не дюжую любовь к троллингу коллег, продолжал ехать медленно, едва-едва шевелясь, чуть ли не останавливаясь понюхать каждый цветочек на полянке. Чем ближе мы оказывались к месту встречи, тем более черепашьим становился шаг черного бронепоезда, словно Эмгыр ненавязчиво намекал остальным управленцам, кто тут — истинный царь, а кто — редиска и фраер беспонтовый. Две недели похожих, до тошноты, дней, переходящих в вечера, ночи и одинаковое утро, проходили медленно, со скоростью этой проклятой нильфгаардской живой колонны. Иногда мне казалось, что я родилась, следуя в Велен, выросла, следуя в Велен, возмужала, следуя в Велен, и умру, следуя в Велен, а вся моя загробная жизнь окажется дорогой в Велен. И когда, выглядывая из окна, на фоне болотного пейзажа появились Сиф и Вольштагг, с почётным асгардским караулом, собранным из личных солдат Тора, счастью моему не было предела, производной и даже элементарных функций. Помахав знакомым рукой, я чуть не выпала от счастья из кареты, но Геральт вовремя ухватил меня за локоть и спас от позорной, со всех сторон, смерти в грязи. Друзья сына Одина, пыжась от возложенной гордости и, одновременного, превосходства перед аборигенами, отвели пафосную черную процессию на положенное место для лагеря, деловито переговариваясь с Императорской каретой. Эмгыр, пытаясь устанавливать правила, не счел возможным вылезти под лучи своего религиозного лидера, и Сиф, обладающая более гибким и проницательным умом, чем остальные товарищи Тора, это поняла, но спорить с Его Высочеством не стала. Оглянувшись на меня, женщина-воин хитро подмигнула, и, в момент, когда нужно было парковаться и раскладывать вещи, что-то скомандовала золотым воинам из своего сопровождения, дабы те сопроводили Императора, вместе с его транспортом, и меня заодно, к Асгардскому Лагерю. Я мельком отметила, что впритык к лагерю нильфов уже примкнуло несколько лагерей поменьше, но разбираться, кто именно из политической карты заарканил такое важное местечко, в шаговой доступности от Империи, не хотела. Мало ли у Императора провинций, которые независимы только на бумаге? Плюс, есть те, кто согласен заключить союз, а точнее, подставить себя под протекторат, дабы избежать кровопролития и истребления и без того малочисленного населения. Например, мелкие княжества, вроде Элландера, которые потеряли вассала Фольтеста, но до сих пор имели неопределённый статус, после воцарения Империи на троне Жемчужины Севера, и не знали, куда податься от такой жизни и к кому примкнуть. Когда я, наконец, вылезла из окаянной коробочки, которую трясло на каждой колдобине и подбрасывало на любой, даже самой мелкой, яме, то с трудом нашарила землю, и удивилась тому факту, что она, оказывается, иногда не шатается. Кое-как переставляя ноги, я попыталась пройти следом за Императором вглубь Асгардского лагеря, но с трудом могла понять, за что гравитация так меня ненавидит. Мир крутился и шатался в разные стороны, а прямая линия просто отказывалась быть таковой, и меня заносило в разные стороны, трясло и подбрасывало на ровной поверхности. Ощущения, мягко скажем, не приятные, как после путешествия туда-сюда-обратно в поезде Москва-Владивосток, который останавливался на всех полустанках, какие существовали на карте России. Сдавшись, я подцепила Йеннифер под локоток, бесцеремонно сваливая свой вес на худой стан чародейки, и, с трудом дыша, позволила тащить себя, параллельно призывая вестибулярный аппарат прийти к равновесию. Вокруг собиралась толпа, так или иначе оглядывая всех, кто затесался в Императорскую Свиту. Поприветствовать Эмгыра собралось, казалось, всё дворянство Севера: мелкопоместное и малозначимое собиралось в отдалении, уступая главенство доступа к эмгырскому телу более высоким слоям социальной лестницы. Такой пиетет и почет нифльаагрдскому монарху удивлял не на шутку. На дворе, как вы помните, еще месяц назад шла война, которую южане развязали, стараясь урвать себе как можно больше территорий северных соседей. Но нордлингам, как будто, всё нипочём и авторитет Империи, от которого они так старательно отбиваются больше года, сейчас оказался вознесенным до уровня стратосферы. Не понимаю я этих людей, короче. Наконец, мы замерли и Йеннифер, нервно дернув плечом, тонко намекнула, что мне пора бы отцепиться от неё и обрести самостоятельность. Тор и Локи, вышедшие вперед, сдержано кивнули. Эмгыр, не многословно, но все же поприветствовал асгардских принцев, поклонившись, а его окружение, подхватив заряд своего начальника, мгновенно начала рассыпаться в приветствиях и самых покорных реверансах. Тор, улыбнувшись, указал рукой на большую палатку, видимо, для личных приемов гостей, и, предложив продолжить путь, выдвинулся на переговоры, чувствуя торжественную часть приветствия исполненной. Оба властителя — нынешний и будущий — что-то негромко обсуждая, скрылись за брезентовым пологом. Локи, забив на всех вокруг, без лишней вежливости отодвинул Йеннифер, и ободряюще похлопал меня по плечу, полушепотом сообщая:  — Тебя ждут личные покои, если это можно так назвать. Сиф тебе покажет. Отдыхай, — Локи склонился совсем к уху и тихо добавил: — Когда закончим с Императором, я к тебе зайду, — я заторможено кивнула. Трикстер поднял голову, и, глядя сквозь чародейку, строго возвестил: — Ведьмак, твои услуги больше не нужны. Геральт рассеяно кивнул, видимо, не ожидая такой сильной разницы между обращением ко мне и бесцеремонностью к остальным. Смотря в зеленую спину, ныряющую в палатку следом за Императором и сыном Одина, ведьмак перевел удивленно-рассеянный взгляд на меня. Пробурчав другу: «Ну, вот такой он! Ну, что я поделаю?!», я первой вышла из дружного строя императорского сопровождения, утягивая за собой за руку Белого Волка. Объяснять Геральту, что Локи просто скотина по своей натуре, мне не хотелось совершенно. Нет, естественно, трикстер заплатит ведьмаку за проделанную работу, но не факт, что с этого момента вообще будет его замечать. Недалеко обнаружился Золтан, что-то живо обсуждающий с Трисс и Лютиком. Именно к ним мы и направились, мрачно помалкивая и всем своим видом запрещая Йеннифер следовать за нами. Чародейка, заметив свою рыжую конкурентку за сердце ведьмака и бывшую подругу, быстрым шагом отправилась обратно в сторону лагеря чёрных, изо всех сил делая вид, что знать не знает мадам Меригольд и никогда не связывалась с такими известными балагурами, как поэт Лютик и краснолюд Золтан Хивай. Впрочем, все трое близких друзей ведьмака, тоже не собирались бросаться ей в ноги и кричать, как счастливы лицезреть новую советницу Эмгыра в добром здравии. Оказавшись рядом с друзьями, я принялась оглядываться, с трудом различая лица и узнавая товарищей исключительно по голосу, щурясь, бросая презрительные, едва скользящие взгляды. Дело в том, что надеясь поразить Йорвета своей неземной, во всех смыслах, красотой, я попросила Йеннифер немного усовершенствовать мой облик с помощью магии. Чародейка неохотно, но всё же поделилась каким-то кремом, придающим лицу привлекательность и сияние, а также позволила использовать парфюм с мягкими и незаметными афродизиаками в нотках сандала. И даже помогла накраситься косметикой, увеличивающей с помощью чародейских ингредиентов скилл красоты на пару пунктов. Магичка, разумеется, могла сделать из меня красавицу лучше, потому что я — девушка творческая, и изобразить что-то на бумаге мне легче, чем на своем, побитом жизнью, лице. Как ни странно, любовь Геральта справилась на все сто процентов, потому что опыт у нее в деле магияжа как раз был выше моего где-то, минимум, на столетие. Я же, как подобает истиной даме и человеку, которому не хотелось, чтобы все эти приготовления прошли впустую, сняла очки, позволяя лучше разглядеть метаморфозы, произошедшие со мной, даже совсем слепому. Естественно, одноглазый эльф, ради которого и затевался этот косметический ремонт лица, должен был увидеть эти изящества и поразиться до глубины души. Но его не было рядом, и комплименты я принимала ото всех, кроме своего возлюбленного. Впрочем, Йорвет быстро нашелся. Очень даже нашелся. В такой компании, в которой лучше бы не находился никогда. Эльф, стоявший поодаль большей части толпы, что-то горячо обсуждал со светловолосой эльфийской женщиной, действительно неземной красоты, и поразительно бьющего по сердцу, обаяния, на фоне которой размалеванная я просто блекла и терялась, сливаясь с ландшафтом. Платье незнакомки, черное, кружевное, по моде Нильфгаарда, украшал целый ворох разных драгоценностей, выглядящих не аляповато, а наоборот, умудрявшихся теряться на фоне ее чарующих черт лица (представьте насколько она красива, если я это все разглядела без очков!). Золотистые волосы, густые и безумно длинные, были аккуратно распущены и медом стекали по плечам и спине. Огромные ланьи глаза смотрели на Йорвета с горестью, тоской и даже какой-то грустью, будто бы полностью принимая вину, которой пытался придавить её эльф, на себя одну. Улыбка, печальная, практически не казалась заметной, а алые, пухлые губы с чуть вздернутыми уголками, немного приоткрылись, показывая кончики белоснежных, ровных зубов. Она слушала, согласно кивая и повинно склоняя голову, но спорить и вступать в полемику с Йорветом даже не пыталась, от чего эльф только больше бесился и поднимал тон на порядок выше с каждой следующей фразой. Я скромно подошла сбоку, и кашлянула, пытаясь привлечь внимание возлюбленного и перевести боевую агрессию скоя’таэля на себя, но Йорвет, занятый ссорой, даже не обратил на меня внимания, без интереса скользнув взглядом по моему лицу. Я как бы и не спорю, что в сравнении с этой эльфийской красавицей, я выгляжу как цветок картошки рядом с голландскими розами, но зачем это прям так-то демонстрировать? Я попыталась недовольно фыркнуть, но и этот выпад остался незамеченным. Эльф настойчиво собачился, сузив единственный глаз до состояния щелочки и мучительно вытягивая слова: — И после этого ты, Энид, именно ты, говоришь мне, что я должен отсылать бегущих от войны эльфов в Дол Блатана?! — Йорвета прямо-таки потрясывало от бешенства. — После того, как ты предала наш народ? Когда вместо свободы подарила лишь иллюзию, наполнив Долину стариками, не способными размножаться? — Они беженцы, а не скоя’таэли, — возразила женщина спокойно. — И ты знаешь, что у меня не было выбора. — О да! Приказать казнить десятки крепких бойцов, чтобы спасти убогую сотню? — не унимался Старый Лис, не смотря на мои попытки чуть ли не танцевать перед его носом. Ах да, он же за свой вид ратует, тут не до жалкой человеческой меня! Тьфу, блин, стараешься для этих мужиков, стараешься… — Пожалуйста, давай обсудим это позже, — взмолилась женщина. — Сейчас не время и не место. — Пытаешься сбежать? — почти выплюнул гордый скоя’таэль, обдав женщину волной презрения и злобы. –Тут ждут разговора другие лица, — женщина изящно указала на меня рукой. — Раз Аэдирн и Дол Блатанна — соседи, нам все равно придется не раз обсудить некоторые детали. Так что еще успеется… — Йорвет невидящим взглядом скользнул по вашей покорной слуге и отправился прочь. Офигев от такой наглости, я застыла и растеряно посмотрела на женщину, разводя руками в удивлении и мысленно уже строя диалог по выносу мозга Йорвету за то, что банально не поздоровался. Энид печально улыбнулась, и, кивнув в сторону спорщика, проговорила: — Он меня ненавидит. И правильно делает. Я это понимаю. Прости, что тебе пришлось стать свидетелем этой сцены, милая госпожа. У тебя ко мне дело? — Да я, в общем-то, к нему, — я рассеяно указала пальцем на Йорвета, который, от злости ничего не замечая, почти уткнулся в ведьмака носом и, подняв голову, застыл на месте. Женщина мило хихикнула, видимо, понимая, что к чему и мгновенно узнавая вашу покорную слугу. Я, побыв пару недель с нифльфгаардцами, точно знала, что слава о моей любви к отдельным представителям остроухих, шла впереди меня семимильными шагами. Йорвет, удивлено спросил что-то у Геральта, получил лаконичный, неопределенный ответ с размахиванием рук во все сторону, и принялся кружиться, оглядывая стороны света, с подозрительностью. Видимо, вспомнив, что где-то рядом, буквально, пару секунду назад где-то мелькало что-то смутно знакомое, наконец, обернулся на нас с Энид и вытаращился, на секунду растерявшись. — Вот так всегда. Ходишь чувырлой, а потом как расстараешься, накрасишься, платье натянешь, от которого практически тошнит и на тебе! Все зря! — Aen Seidhe, — Энид изящно развела руками, улыбаясь. — Не все эльфы так озлоблены, как он. И конечно, есть более внимательные к своим дамам кавалеры. Но у вас, госпожа Эмергейс, похоже, отличный нюх на худших представителей нашего народа. Думаю, вам стоит подойти к нему и ещё раз попытать счастья… — Ну, уж нет. Вы его раздраконили, а я разгребай, да? — фыркнула я и тихо добавила: — Да и вообще, я сама тот еще пунктир. Сплошные минусы. — Аника, — подошел Йорвет, стараясь говорить почти спокойно, но его глаз злобно сверкнул в сторону эльфийки, — где очки? Сломала? — я отрицательно покачала головой и приподняла бархатную сумочку, в которую они были спрятаны. Эльф прошипел: — Тогда надень их, пока не шлепнулась в грязь, запнувшись о платье! — Йорвет, девушка так старалась для тебя, — сиятельно улыбаясь, проговорила женщина. — Лучше сделай комплемент. — Твоего совета я не спрашивал, ведьма, — скоя’таэль схватил меня за запястье и сильно дернул. — Идем, — я рассеяно оглянулась и помахала женщине на прощание. Та лишь хихикнула и помахала в ответ. Йорвет поволок меня на приличное расстояние и от своей словесной противницы, и от моих друзей, бурча себе под нос по дороге всякие гадости про дурных девушек, у которых дурь и побрякушки стоят на первом месте, тогда как у нормального скоя’таэля во главе стола воцарился комфорт и удобство. Я хотела было сообщить, что я, как бы, между прочим, не похожа на пушистого хвостатого зверька, да и уши у меня вполне себе округлые, а сама я по расе — человек. Но, хвала небесам, я просто вовремя вспомнила, что все это эльф знает, учитывает и вполне рационально подходит к делу, мать его, а на деле он просто взбешен из-за спора с Энид. Оттащив подальше от бурлящей толпы, но держа её в зоне видимости, Йорвет последний раз сверкнул глазом, и отпустил мою руку, устало потирая переносицу. Я молча смотрела на снова четкого, а от того восхитительно прекрасного, с одной стороны лица, разумеется, любимого, нацепив злополучные очки на нос, и тихо ждала, когда Йорвет подберет цензурные слова для высказываний о происходящей вокруг движухе. Придя в нормальное состояние среднего бешенства, командир Саскии поднял на меня глаз: — К тебе эта ссора не имеет отношения, — видимо, на всякий случай, сообщил он, предупреждая мои претензии, которые я готова была выдать в кратком перечне. — У меня с этой женщиной свои, слишком давние, счеты, — он кивнул в сторону красавицы. И, наконец, вздохнув с какой-то внутренней обреченностью, спокойно сообщил: — Я рад тебя видеть, — Йорвет, пока я соображала, что делать, резко притянул меня к себе, обнимая на глазах у всех, кто находился вокруг. В сердце от радости случился торжественный салют, сопровождающий победоносный марш тараканов по черепной коробке, и я даже решила не обращать внимания, что меня зацепило перекрёстным огнем его настроения. В конце концов, он просто быстро взрывается и очень долго остывает. Если я не буду принимать его недостатки, то он не будет принимать мои, разве нет? — Когда вы приехали? — Минут десять-пятнадцать назад, — бывший скоя’таэль выпустил меня из объятий и взял за руки, сцепляя их со своими и держа на весу, — с Императором и прочей почтенной свитой, — я оглянулась в поисках подруги Тора. — Локи сказал, что необходимо найти леди Сиф, потому что она должна показать мне мои покои. Точнее, мой временный шалаш. — Ты уже успела повидать его? — хмуро удивился эльф. Я даже не стала спрашивать, имеет ли Йорвет в виду шалаш, потому что ответ был очевиден. — Он вышел на встречу к Императору вместе с Тором, сыном Одина, — пояснила я терпеливо. — Ну, и вообще, я ж, типа, барышня с другой планеты, тому же на особом положении парламентера. Мне по определению положены свои собственные хоромы. Кто мне их организует-то еще? — Хорошо, — эльф кивнул, отпуская одну мою руку и поворачиваясь в поисках искомой леди-воина. — Идем искать эту… Сиф? — я глазами показала на ту самую красивую женщину, задавая немой вопрос. Энид прошла мимо нас, направляясь в переговорную палатку, где только недавно исчезли Эмгыр и сыны Одина. Йорвет протяжно вздохнул: — Не спрашивай. Просто не спрашивай.

***

В мире бытовало мнение, будто бы основным моим достижением в жизни была не повышенная выживаемость в диких условиях Средневековья или взращенная кровью и потом смекалка напополам с упрямством, а исключительно заведенная дружба с приемным сыном Одина. Соответственно, палатку мне, фаворитке трикстера, выдали такую, что обычная сталинка или хрущевка нервно куковали в сторонке, завистливо поглядывая на мою обитель. Удобств было столько, что я всерьез размышляла, как сильно нужна мне ипотека, и не проще ли умыкнуть сей шатер и разместить где-то в спальном районе родного города. Например, в «покоях» было центральное отопление, правда, печное и на дровах, но тот факт, что оно параллельно с комнатой нагревала самовосполняющийся бойлер, компенсировал всё с лихвой. Причем, кран, идущий прямо из резервуара, был расположен очень логично, аккурат между умывальником и бадьей-ванной, у которой было сливное отверстие, утаскивающее воду в пространственную бесконечность и далее, но, слава богу, не в комнату на пол. В общем, и канализация, и водопровод, и за услуги ЖКХ платить не нужно. Красота ж! Из мебели мне выделили казенный стол из резного дерева, с ножками, похожими на огромные деревья, кронами подпирающие столешницу. Сие великолепие, подчеркивающее мой статус пришелицы, специально выдали для того, чтоб я, якобы, на нем работала, занималась политикой, раздумывала над интригами, но я, естественно, в такие дела влезать не собиралась и решила использовать его в качестве обеденной территории. В комплекте с этим восхитительным апогеем плотничьей мысли шел не менее статусный стул, обитый зеленым бархатом, и покрытый узором листьев, в которых, если приглядеться, была видна каждая прожилка и зазубрина. К сожалению, мастер, изготавливающий этот комплект мебели, меньше всего подозревал, что спинка стула превратиться в банальную вешалку, потому что обладательница окажется слишком ленивой, чтобы распихивать вещи по своим местам. Впрочем, на этом лоск Асгарда заканчивался, и начиналась проза жизни — шкаф, который смог бы поместить моё шмотье, явно бы не поместился в столь ограниченную, брезентовыми стенами, территорию, поэтому его функции исполняла настоящая итальянская спортивная сумка с залихватской надписью: «Abiboss» и маленькой припиской «Made in China». Ее я запихала ногой под железную кровать, дыры в железной решетке которой прикрывали горы пуховых одеял и перин. На кровати, собственно, и рассиживал Локи, поглаживая за ухом Ланселапа, уютно развалившегося на коленях трикстера. Благородного сэра Йорвет привез из Вергена, возвращать, так сказать, владелице и официально передав опеку над котом законному представителю. — И они постоянно командируют друг к другу парламентеров! Неизменно! — ехидничал Локи, жестоко издеваясь над манерой местных королей проводить политические манёвры на свой лад. — А уж если и послы не имеют возможности сговориться, то вальяжно и чинно наведываются в лагерь соседа! И берутся вести ПЕРЕГОВОРЫ, — на этом моменте трикстер демонически расхохотался, едва ли не вытирая мнимую слезу умиления с зеленых глаз. — Как малые дети, — поддакнула я. — Им только электронной почты не хватает для полного счастья. Как наши северные корейцы с южными братьями. Слышал, что Ким Чен Ын послал объявление войны в Сеул по факсу? — Они и есть дети, — ухмыльнулся друг. — Страна — это всегда обиженный, жестокий, отдельный от остальных, ребенок. — И только нильфы — прыщавые подростки, да? — хмыкнула я с сомнением. — Нет. Нильфгаард, Анна, это агрессивный ребенок с интеллектом выше среднего и внутренней строгостью к самому себе, который любит играть в войну, но с переменным успехом для остальной ясельной группы, — пояснил Локи. — Не фыркай. Мидгард не особенно разнится с прочими мирами. Только размах ваших игрушек стал больше, а следствия — гибельнее. Именно игрушек, методы ведения войны и мира те же, что и во всех других мирах. — Потасовки, шпионаж, вымогательство? — понимающе протянула я. Трикстер нетерпеливо кивнул, почесывая кота по шее. — Кстати, о шпионах… — Видел я Акковрана, — кивнул Локи, улавливая мысль еще до того, как она была озвучена. — Производит впечатление. — Это чем же? — С виду — простоватый пижон. Знаешь, такой блондин-херувим, Аполлон в земном теле, сахарный угодник в самом расцвете сил, — трикстер очень метко охарактеризовал этого типа. — На деле все гораздо сквернее. Акковран прозорлив и рассудителен. Явно не глуп. И безупречно беспринципен. Позволяет лицезреть себя ровно настолько, как сам того пожелает. Для тебя он крайне опасен… — Я заметила, спасибо. –…Потому что если ты станешь для него препоной, то бить Император, с подачи Акковрана, будет по самому болезненному. И не промахнется, в этом можешь не сомневаться. — Когда он задавал вопросы о Йорвете, прямо вытянулся, впитывая информацию, — я хрюкнула. — Не очень-то он скрывается. — Вероятно, Акковран к этому стремился. Он намеревался вывести тебя из равновесия, прижать к стенке. Если этот человек знает тебя так же хорошо, как и я, то, непременно, приметил твое оторопелое лицо. А это, поверь, то еще зрелище, — я снова фыркнула, уязвлено отвернувшись. Трикстер сменил тон, отпуская что-то более-менее дружеское: — Кстати, сегодня ты выглядишь действительно пригожей. Наряд и прическа тебе очень к лицу, — я стиснуто поблагодарила друга, отметив про себя в список будущих предъяв, который есть у каждой уважающей себя дамы, что Йорвет так и не удосужился выдавить хоть один комплимент моему внешнему виду. А ведь я, между прочим, старалась удивить и поразить стрелой Амура именно его зачерствелое скоя’таэльское сердце! Эльф, вообще, увидев хоромы, в которых расположили вашу покорную слугу, удовлетворенно огляделся, довольно хмыкнул кровати и ушел, ссылаясь на неотложные дела. Позже зашел Геральт, посетовал на судьбу-судьбинушку, передал сэра Ланселапа и тоже сгинул, не обращая внимания на мою подавленность, в большом, злом мире, который нас окружал. — Опять смолкла, — протянул Локи, почесывая кота. — Тебя снова что-то тревожит. И уже давно. — С чего ты взял? — кривляясь, удивилась я. Принц похлопал рядом с собой по кровати, призывая посидеть рядом. — Ты, Анна, бойкая, яркая девушка. И очень словоохотливая. Иногда, излишне. А сейчас у тебя появилось слишком много интервалов в репликах. Это настораживает, особенно учитывая, что ты склонна гиперболизировать свои проблемы и мастерить из них целые драмы, — ответил трикстер, сощурив глаза и подозрительно приглядываясь к моему лицу. — Давайте делать паузы в словах. Это еще Сплин советовал, вообще-то. — Это из-за эльфа? — окончательно перешел в наступательный допрос Локи. Я отрицательно покачала головой, протягивая руку к коту. — От чего же, в таком случае? Я вздохнула, размышляя, как правильно скомпоновать рой размышлений в голове и заставить их выходить дружным маршем из ротовой полости. Конечно, можно выдавать приходящие в голову мысли по мере их поступления и превращать рассказ в сумбур, но Локи этого не любит и может начать подтрунивать, и даже откровенно издеваться. А мне, после его ухода, точно не захочется собирать свою уязвленную гордость по осколкам: — Из-за Мары. Когда я высвобождала её дух их дерева, то увидела кое-что очень… странное. Необычное. Но такое знакомое. Будто воспоминания, но изрезанные, как если бы кинопленку испортили и потом, склеив чьими-то корявыми руками, транслировали прямо в мозг. И я просто не знаю, что мне делать с этим, — выдала я на одном дыхании. Ну, не привыкла я скрывать от Локи свои проблемы и переживания, запросто превращая сына Лафея в эмоциональный унитаз и сливая туда нечистоты собственной души. Слова как-то сами собой потекли дальше, вырывались, поведывая трикстеру о детях, которых нет, и не было никогда, о жизни, которой не случилось со мной в этом измерении. Локи слушал, внимательно, но совершенно не выказывал эмоций. Поток слов лился водопадом, размывая камни уверенности, и рассыпая гальку подозрений в собственной глупости. Сейчас, спустя некоторое время, мне начало казаться, что картина жизни четверых полу-эльфят, их непутевой мамаши и сурового отца, была тонкой и искусной иллюзией, которую Хель соорудила на глаз. Беда состояла в том, что теперь эти дети стали часто наведываться по ночам, на короткие мгновения, перед пробуждением, вплетаясь в ситуации, которых не могло быть и в помине. Звали, обнимали, разбивали колени и звали меня на своё утешение, ища в «маме» опору и поддержку. Когда я закончила свой рассказ, Локи угрюмо встал, скидывая кота на пол, и прошелся по комнате, держа себя пальцами за гладковыбритый подбородок. Весь его вид говорил: «Чапай думает! Не мешай, Анка!». Я и не осмеливалась прерывать его глубокомысленные размышления, заставлявшие бурлить чертог разума, поскольку точно знала, что трикстер в магии разбирается больше многих прочих знакомых, и, возможно, знает что-то о сдвигах во времени. Или о глюках, которые порождают чары Властительницы Царства Мертвых. Светлая мысль дошла в голову друга не скоро, но по его просветлевшим глазам, лучащимся зеленым, я поняла, что к какому-то выводу Локи таки пришел. Друг резко подошел ко мне и опустился на одно колено, — Анна, я понимаю, что это пробудило в тебе ураган эмоций, — трикстер поймал мои руки, и сжал в своих ладонях, оберегая. — Но, поверь мне, если бы кто-то действительно сместил время, то Асгард давно бы это подметил и казнил преступника, — я скептически хмыкнула. — Есть масса способов заприметить отголоски такого злодеяния. Время — очень тонкая материя. Любой, даже мизерный разрыв в её ткани, производит ошибку в расчетах траекторий световых волн, провоцирует Черные Дыры, или же генерирует нестыковки в чьих-то судьбах. Всё это невозможно сокрыть от вездесущего Асгарда, — я поёжилась. Мне было неуютно от того, что Локи сжимал свои холодные, как лед, ладони сильнее с каждым словом, и буквально отмораживал руки. — К тому же, представь, какой великой силой и невероятными знаниями необходимо обладать, чтобы провернуть такой фокус. — А ты бы смог? — предположила я чисто на автомате. У меня всякая магия измеряется по способностям трикстера. Локи — мой Абсолют чародейства, нулевая точка отсчета. — Пока это сумела сделать только Ангербода, пытаясь укрыть Фенрира от Всеотца, — ответил Локи, отрицательно качая головой. — Один послал целую армию, чтобы уничтожить её вместе с лабораторией, где она вырастила и прятала этого «сына». Понимаешь? — То есть, все-таки, мне приснилось? — почти облегченно спросила я, надеясь окончательно уверовать в том, что мои переживания не стоили такой повальной смерти нервных клеток от переживаний. — Не исключаю. Марана, Моргана или Персефона… Эта женщина известна в Асгарде, как Хель, — Локи, наконец, выпустил мои окоченевшие руки. — Как ни странно, она — дочь Ангербоды и какого-то колдуна. Учти, я не якшался с Ангербодой никогда в жизни, чтобы не болтали эти олухи, друзья Тора, — резко добавил он, заметив намечающуюся улыбку на моем лице. — Я видел эту старуху один раз, будучи отроком, во время её казни. И ни за какие блага мира не позарился бы на беззубое чудовище, — трикстер аж вздрогнул. — А вот с Хель я, действительно, давно знаком. Точнее… Это я заточил её здесь. — Зачем? — кажется, у меня челюсть об пол звякнула — Таково было повеление Одина. К нему обратились три дочери Хель, не очень сильные, но не плохие колдуньи. Они сообщили, что Хель посылает болезни и скорби простым смертным. Ищет союзников среди Ванов, йотунов, двергов и других противников Одина. Мол, Хель намеревается рассчитаться за смерть матери и пойти войной на Асгард. Тогда я даже не мыслил ослушаться Всеотца, и лишь начал подозревать о его коварстве, — Локи презрительно глянул на свою руку, на которой проступала йотунская кожа. Она расползалась от кончиков пальцев, вверх по кисти, разделяясь, как пятна краски, а нормальный, человеческий цвет тела, будто бы растворялся в синем, и уходил под рукава одеяния друга. Я удивленно наблюдала за этим чарующим зрелищем, и, перебив друга, спросила: — Локи, у тебя всё хорошо? — Вполне. Забудь об этом, — трикстер спрятал руки за спину. — Один сказал мне, что это задание будет проверкой моих способностей. Я исполнил всё идеально, до мелочей. Поставил печать на корневище первого же дерева и покинул этот мир, искренне забыв про всё, что произошло, к ведьмаковой бабушке, — это он от меня эпитетов нахватался. Развращаю принца, походу. — Я и не полагал, что встречу когда-нибудь тебя. Не догадывался, что тебя вышлют именно в этот мир. И не ведал, что отдам тебе часть своей жизни. И совсем не подозревал, что вы столкнётесь на этой большой планете. — Проклятые случайности, — ругнулась я. — Значит, она пойдет войной на Асгард? — Я так не думаю. Уверен, что она и не намеревалась предпринять что-либо подобное. После того, как я заточил её, выяснилось, что дочери просто вожделели получить власть над территориями Хельхейма, по праву наследования захватив Костяной Престол. Один проклял их, обратив в редкостных чудищ и привязав к месту заточения матери. Только одну ночь в году дочери, три твои знакомые болотные ведьмы, могли принять свой истинный облик. Естественно, признавать свои ошибки и освобождать конкурентку, пусть даже мнимую, Один не стал, — трикстер скривил рот. — Почему — не имею представления. — Значит, я ее спасла? — обрадовалась я, чувствуя себя супергероем. — Кто знает? — Локи хмыкнул. — Не делай из нее невинную жертву. Не забывай, чтобы выкачать мою магию, Хель принудила твою психику стать нестабильной, и приневолила разом испытать большое эмоциональное потрясение. Так она и выкачала из тебя энергию. Это факт. И нарисовала трагичную картинку, чтобы ты не сразу заподозрила её в обмане. Ха! Смещение времени! Видимо, это было первое, что пришло в усталую голову! Я уже слушала Локи в пол-уха, догнав, наконец, ход его мыслей-скакунов. Я, значит, тут долго пыталась сообразить, как мне относиться к существованию детей, которых нет, изводила себя, размышляла, пыталась переварить всё это дело… А тут, надо же, всё это зря. Интересно, радоваться мне, что незапланированных детей у меня пока нет, или плакать от того, что их, и правда, нет, и не предвидятся даже в виде проекта? Быть бабой, доложу я вам, друзья, немножко странненько.