En Orifanna evall a straede.

Стрелка часов навязчиво указывала, что мне пора спать, ибо ночь ушла уже далеко за полуночное время. Я не могла ответить ей ничего вразумительного, поскольку мне было очень сложно общаться с неодушевленными предметами и не чувствовать себя при этом в край свихнувшейся. Да и к тому же, я точно знала, что «стрелка» — слово женского рода, а значит понять меня, как бы из дамской солидарности, чисто конкретно, просто обязана по понятиям. Я лежала в темноте своей палатки, слушая, как потрескивали прогорающие в печи поленья, укутанная мягким, теплым одеялом, пахнущим покоями трикстера, и иногда гладила сэра Ланселапа, уютно транслирующего мне сны чуть слышным мурчанием. Но сон все равно не шел, ни мирный, ни беспокойный, а я не могла заставить себя отрубиться, изредка разбавляя тишину собственными всхлипами, ворочалась с боку на бок, вздыхая, и пыталась найти, за что зацепиться и переключить стрелку в своем сознании. Мысли, как троллейбус, катились по двум станциям, названным по цитатам эльфийской хамки. Начальник первой, имеющей восхитительное название: «Ты позоришь Йорвета», радостно посылала вагоны по пути следования ко второй, именуемой: «Редкостная порода шлюшки», передавая с проводником-тараканом, сообщения, вроде: «А не сам ли скоя’таэль распускает эти слухи?» и быстро получали обратный ответ: «А Аника, типа, лучше себя ведет, играя в полоумную Татьяну Ларину, достающую Онегина своими признаниями?». Отделаться от нагнетающего ощущения, что я застряла в круговороте беспросветного анализа, который, априори, не приводит ни к одному положительному выводу, не получалось. Оттого я продолжала лежать, с закрытыми глазами вызывая образы прошедшего дня, тщетно пытаясь отпустить нынешнюю обиду и не париться, но практика показывала, что как-то это не мое — прощать и забывать на следующий день. Вот поорать, отомстить, еще поорать и только потом успокоиться — это всегда положительно сказывалось на психике. Кто-то почти неслышно приоткрыл полог, пропуская свежий ночной сквозняк внутрь, и проскользнул в палатку, мелькнув тенью в игре темных силуэтов. Я, резво забывая про всё на свете, инстинктивно замерла, боясь пошевелиться и выдать тот факт, что сразу заметила ночного гостя. В душе мгновенно всплыла молитва всем богам, с просьбой сделать все возможное, даже поразить молнией непрошеного ходока, но не допустить моего смертоубийства в самом расцвете сил. Мне почему-то сразу показалось, что это ни кто иной, как Акковран, который пришел подглядывать и подслушивать вашу покорную слугу, и по тональности, с которой я рыдаю на этот раз, предположить, как можно довести меня до инфаркта. Хотя, не исключено, что это эльфы просто пришли меня убивать, заклеймив предварительно позором, чтобы теперь-то я точно не позорила их сурового командира. Незнакомец, стараясь не разбудить меня, осторожно ступал по полу, практически бесшумно, и даже спотыкаясь о предметы, подозрительно не материлась, но его едва различимая тень, неумолимо приближалась к кровати. Внутренне сжавшись и приготовившись орать, что есть дури, я ждала развития событий, кусая зубами одеяло и до боли сжимая кулаки. Надеюсь, заклинание барьера сработает, как положено, пойдет на опережение, и пизданет моего обидчика раньше, чем он сможет до меня дотянуться. В конце концов, я еще не разобралась с Йорветом, и не помогла отбиться этому миру от необоснованных претензий Народа Ольх. Я же после этого в Раю не смогу находиться спокойно, и буду доставать всех поступающих знакомых, а большая их часть гарантированно уползет в Ад, дабы мне рассказали, чем же закончилась эта история. Чьи-то прохладные руки ужом скользнули под одеяло, требовательно, но нежно разворачивая тело вашей покорной слуги, а теплое дыхание аккуратно прошлось по щеке и замерло где-то около волос. Знакомый, до тряски, запах, заставил резко раскрыть глаза и удивленно смотреть снизу вверх, как Йорвет коротко целует меня в лоб, и тихо зовет по имени. — Что ты тут делаешь? — сразу переходя в нападение, грозно спросила я, отталкивая холодного после улицы скоя’таэля и садясь на кровати. С трудом нашарив на прикроватном столике старую свечу и зажигалку, я, наконец, смогла разглядеть знакомую красную бадану с растрепанными, черными волосами, торчащими из-под ткани во все стороны. Зеленый глаз, испытующее рассматривал мое лицо, пытаясь, видимо, считывать поступающую информацию и предугадать дальнейшие действия вашей покорной слуги, но я состроила такое непроницаемое выражение физиономии, что «Покер-фейс» сразу стал образцом экспрессивности. Такой прием эльфу не понравился, и он абсолютно тем же тоном, что и я, прошипел: — Я пришел навестить тебя, раз уж ты говорила, что тебе это необходимо. Но, видимо, ты ждала кого-то другого, — бывший разбойник демонстративно сложил руки на груди. — Что опять случилось? Учти, что у меня нет времени выяснять, какая муха тебя сегодня укусила. — Ага! Вот значит как! — ликующе, потому что нашла подтверждение своим мыслям, и, одновременно, обидчиво, потому что… нашла подтверждение своим мыслям, выдала я громко. — А к чему такая спешка? Опаздываешь? Нет времени на романтику? Так, быстренько потрахаемся и разойдемся по делам, да? — злобно выдавала я каждое предложение. Йорвет шумно выдохнул и закатил единственный глаз, терпеливо выдохнул и, пытаясь почти не беситься, сказал: — Я был занят. Ты должна понимать — подготовка идет полным ходом, — эльф сел рядом и, как обиженный ребенок, отвернулся, изо всех сил смотря в другую сторону: — Не такого приема я жду от своей женщины, наведываясь к ней ночью. — Знаю я, чего ты там ждешь, — парировала я, но вылезать из-под тепленького одеялка, чтобы нависнуть над скоя’таэлем с грозным видом, не хотела. — Мы с тобой разные биологические виды, любые наши отношения приводят к катастрофе! К этому… Как его? Позору! Ты, извращенец, разве этого не знал?! Мы с тобой разные биологические виды! — Прекрати нести чушь, — фыркнул эльф и неожиданно резко дернулся в мою сторону, нападая сверху и наваливаясь всем телом, за запястья прижимая к подушке. Он был очень уставшим, судя по мешку под глазом, но сил удержать рвущуюся на свободу меня ему доставало. Йорвет прошипел: — Быстро выкладывай, что у тебя в голове опять поселилось? — Аркадий Петрович, — хмыкнула я. — Что? — командир сощурил глаз. — Аркадий Петрович у меня в голове живет. Бегает по пустой черепной коробке и орет: «Есть кто?», слышит эхо, пугается, снова бегает и орет. Замкнутый круг, дурная бесконечность, — пояснила я, прекратив вырываться. Эльф нагнулся к лицу и вместо выяснения, почему генерального таракана прозвали именно «Аркадий Петрович», прижался поцелуем, сразу же прикусывая мою губу, чтоб знала, кто тут главный. Сопротивление оказалось совсем бесполезным, да и не хотелось больше даже пытаться давать отпор, и я сдалась, отвечая на поцелуй и внутренне вывешивая белый флаг. Эльф отпустил запястья, нежно провел рукой по ключице и шее, и прежде, чем прекратить сплетение губ, неожиданно несильно зажал шею, не давая отвернуть головы. — Теперь еще раз. Что случилось? — спокойно спросил эльф. — Что она сказала тебе в эльфинаже? Лучше, если ты повторишь её слова дословно. Значит, Йорвет еще не в курсе, во всяком случае, не в полном, скандала с той эльфийской барышней? А мне-то казалось, что эльфы — те еще сплетники, и к моменту, когда я возвращалась из лагеря Аэдирнцев, об инциденте знала каждая собака и могла пересказать разыгравшуюся сцену в лицах. Неужели эльф действительно НАСТОЛЬКО занят? Я с сомнением скривила губу, но Йорвет и не думал меня отпускать, продолжая плотно держать рукой основание шеи, и терпеливо ждал, что же я скажу. Видимо, прессовать молчанием он научился, очевидно, за всю свою длинную жизнь, во время которой он умудрился стать командиром скоя’таэлей, и, скорее всего, точно умудрился завести мозговыносящие отношения не только со мной. — Мне сказали больше к тебе не подходить. И знать свое место. И не позорить своим существованием. Как-то так, — я попыталась пожать плечами. — Дура, — разозлился Йорвет и отпустил меня, резко вставая с постели. — Хотя порой забываешься, это правда, — эльф начал расстегивать куртку и скидывать рядом со стулом свой боевой арсенал, который умудрялся звякать и пугать сэра Ланселапа, который уже с появления эльфа, забился под кровать. — И где мое место? — злобно спросила я. Командир, не проявляя никаких эмоций, сел и принялся стаскивать сапоги. — В коридоре на полу, тихо кашляя в углу? Или у ног божественного тебя? — оставшись в каких-то рейтузах, любимый бесцеремонно подвинул вашу покорную слугу залез под одеяло. — Твое место рядом со мной, — меня нагло сгребли в охапку. — Пока ты сама этого желаешь. А ты утверждаешь, что хочешь и вовсе остаться со мной навсегда, — я тихо слушала, начиная остывать. — Впрочем, в слухах есть толика правды. Если бы ты не выделялась среди других людей, то этого бы разговора просто не было, — ага, значит про «уникальный сорт» моих половых органов и низкую зону социальной ответственности, которую приписывают его «женщине», он слышал, ушастый лицемер? — Понятно всё с тобой, — фыркнула я. — Не бывали еще приступов задранного носа по поводу… кхм… Девушки редкой породы, которую ты с чувством превосходства ломаешь под свои вкусы? — Проклятье, — сквозь зубы процедил эльф. — Я не это имел в виду! Я говорил про твоё поведение! Мировосприятие! Жизненную философию, если хочешь! — Да уж, ты много знаешь о том, как работает мой мозг! — скептично буркнула я. — И тебе просто очень нравится со мной разговаривать, вести глубокомысленные беседы, а трахаемся мы, чтоб как-то сменить сферу деятельности и отойти от возвышенных разговоров. Не говори такого бреда, а то я решу, что ты идиот, — произнеся это, я испуганно выкатила глаза и зажала рот рукой, чувствуя, что вплотную подступила к Рубикону, после переходя которого у кого-то из нас сорвет башню. Поэтому я поспешила добавить: — А я знаю, что это не так, да. — Аника, ты должна была понимать, что о нас будут судачить всякую дурь, — терпеливо пробормотал Йорвет, привставая на локтях, нависая надо мной снова. — И ты знаешь, что все слухи — ложь. Я понимаю, что женщине просто физически необходимо устраивать спектакль, бить посуду и бросаться громкими обвинениями. Но я, правда, устал сегодня, — я тут же заныла, стараясь перевести тему и заставить эльфа забыть, что только что назвала его «идиотом»: — Прости… Если бы мы виделись чаще, то я бы не успела себя накрутить, — попыталась я отъехать от темы. — Поэтому нет смысла сердиться на грустную, жаждущую внимания глупую дуру… — Я придумаю что-нибудь в ближайшее время, — заверил скояʼтаэль серьезно, глядя прямо на меня, в миллиметре от лица, словно рассматривая с неподдельным интересом своим единственным глазом и без того вечно искалеченную душу. Зажигая своим поцелуем, словно пытаясь изрезать языком мой, скояʼтаэль только углублялся, задевая и нёбо, и дёсны, вдавливая в подушку, перекрывая доступ к воздуху. Запах его, безумно знакомый, горячий и будоражащий, цеплял больше всего. Я прижималась к нему, чувствуя внутри знакомый жар и почти что голод, который утолить мог один только Йорвет. Грудь моя упиралась ему в грудную клетку, и я прям чувствовала, сгорая внутренне от стыда, как сосочки проступают сквозь тонкую ткань ночнушки. Отрываясь и с шумом выдыхая, эльф наклонился, проводя носом от ключицы до моего уха, пальцами за подбородок заставляя наклонить голову в противоположную сторону от очередных нахлынувших ощущений. Командир едва задел зубами тонкую кожу ушка, страстно выдыхая, щекоча, провел языком по его округлому контуру, а я лишь выгнулась сразу, не в силах сопротивляться и тихо застонала. Мои руки блуждали по шершавой поверхности спины, и я чувствовала, казалось, каждый шрам, каждую царапину, которые столетиями оставляли другие. У меня всегда душа искалечена, разломана и растерзана, а у него — все тело, которое, к тому же, не хотеть совсем невозможно. Цапать его — верх кощунства и без меня доставалось, но как же хочется, боже. Йорвет спустился ниже, обжигая кожу шеи, чередуя укусы с поцелуями. Казалось, что губы его были везде, не давали отвернуться ни на секунду, находили ту точку, что пламенем практически горела от прикосновений. Рука его спустилась к бедру, проводя по внешней стороне, шершавой, мозолистой кожей ладони цепляясь и сжимая упругую мышцу. Все выше и выше, задирая сорочку, змеей проскальзывая под тонкую ткань, к груди, вжимая меня всей своей тяжестью в постель. Сопротивляться бессмысленно, да и не хочется вовсе. Задыхаюсь Йорветом, захлебываюсь, как в омут с головой ныряю. Бедрами обхватила его почти полностью, шаркаясь о рейтузы, как девочка маленькая, похотливая школьница. Рваные стоны сами собой срываются с губ, когда он сосок сжимает чуть больно, но больше остро, как будто бы ток заставляет пройти по клеткам. И не выгнуться не могу, подаюсь навстречу, а мысленно уже ненавижу командира, за то, что так долго тянет. От злости, вдруг резко, сама не ожидая такого, тяну его рукой за бандану вверх. От неожиданности скояʼтаэль закидывает голову, а я, с перебитым дыханием, прижимаюсь к его губам, почти плача, с шумом и полу-стонами целуя размашисто, словно кляксу оставляя. Йорвет все понял. Прижав меня одной рукой к себе и не давая отстраниться, эльф потянулся к трусикам и пальцем, с нажимом, грубо провел по чувственному месту, обжигая даже сквозь плотную ткань. Я застонала в зубы, и подалась бедрами вперед, а эльф, отодвинув ненужную ширму, уже оглаживал складки, размазывая влагу, грубо задевая клитор и резко вошел в лоно двумя пальцами. Я зарычала, когда тесные стенки сжались вокруг, когда он быстро задвигал ими внутри, расширяя при выходе, сгибая и нажимая точку отключения разума. Скояʼтаэль целовал грубо, жадно, слишком дико и хоть губы у него и казались сухими, царапали мои осколками трещин. А я от нахлынувших ощущений, забыла обо всём вокруг, полностью отдаваясь, цепляясь, кусаясь. Пусть я не знаю, что ждет нас дальше, действительно, скучала по нему и хотела всегда только его одного, и прикосновения, чёрт возьми, не позволяли мне теперь задуматься о том, что в мире вообще есть кто-то еще, третий, пятый, пятый, десятый, эльфы, люди, нильфгаардцы… Его язык вытворял сумасшедшие вещи, пальцы двигались то слишком резко, то слишком медленно, словно мучая меня, а я только могла стонать и рычать, в урывках между короткими паузами, когда обоим вот совсем уже воздуха не хватало. Первое проникновение стало вспышкой: яркой, поглощающей. Казалось, что я давно уже ничего не чувствовала такого — заполненности, жара, движения, как будто последний раз был десятилетия назад, а может и вовсе никогда не было. Я все еще лежала, обхватив ногами его бедра, а он двигался, стремительно, жестко, насаживая меня, вертел мной, заставляя тело по своему желанию отзываться, подаваться вперед сильнее. Йорвет оторвался от моих губ, прерывисто дыша, задыхаясь не меньше моего. Прижавшись своим лбом к моему, глядя мне прямо в глаза, эльф пыхтел и стонал, словно тоже терял связь с реальностью. Толчки были все еще резкими, острыми, как уколы, разрывая и грубо затрагивая самое сокровенное. Его плечи были такими же крепкими, как я и помнила, я отчаянно за них хваталась, старалась двигаться в такт, пытаясь насадиться на член как можно больше, ощущая нарастающую горечь внутри. Йорвет лишь двигался быстрее, превращая стоны в нескончаемый крик. Я чувствовала, что таю, как мороженка. Глухая волна, разрядка. Окончательно теряя рассудок, ощущая только небывалый прилив наслаждения, захлебнулась, действительно им захлебнулась и вместо стона, из груди вырвался всхлип, а сознание словно ножиком срезали. Член Йорвета со всей силы врезался в шейку матки, на сбитых простынях таская меня по всей постели, А от сокращения стенок, непроизвольных, которые тянуло от наслаждения, эльф больше стонал и сам выгибался, ухватываясь за меня, прижимая к себе и продолжая на совсем уж космических скоростях двигаться. Он кончил после меня, глухо рыча, укусив меня за плечо, совершив ещё несколько глубоких толчков, а я сжала его ногами ещё сильнее. Рухнув на меня, совсем обессиленный Йорвет уткнулся мне в шею, кончиком носа проводя по коже, и шепча непонятное на своей Старшей Речи, тихо, едва-едва слышно.

***

Наглая стрелка часов уже бодро показывала, что из состояния «ночь» планета уже почти докрутилась до «утреннего рассвета», а я всё ещё не заснула, хотя, вроде бы, сердце, бушующее и требующее уравновесить разум, в который раз успокоилось и победило. Я рассматривала спящее лицо любимого эльфа, с неожиданной ясностью понимая, что никогда не видела второго глаза Йорвета. В смысле — не видела его отсутствия. А если еще точнее — не видела пустой глазницы. И вообще, без банданы я видела скоя’таэля лишь пару раз, и то — мельком, когда он очень мастерски набрасывал свои волосы на искалеченную часть лица. Интересно, это связано с какими-то внутренними комплексами? Или эльф отлично помнил, что девушка по имени Мира, устроившая ему такую необычную, я бы даже сказала, авангардную, модернизацию лица, оказалась моим прошлым воплощением? Но я сама-то с трудом вспоминаю этот эпизод, и то — отрывками, благодаря тому, что трикстер, который и решил меня об этом проинформировать с помощью визуализации, делал акцент лишь на том, что считал важным. Я немного склонила голову. Эльф уже давно уснул, скрючившись на своей стороне узкой кровати, по-хозяйски забросив на меня ногу, и тихо дышал в лицо, прижавшись искалеченной щекой к подушке. Красивая сторона лица даже во сне выглядела напряженной, словно Йорвет, как советский пионер, был всегда готов к чему-нибудь эдакому. Единственная доступная обзору бровь оказалась нахмурена, веки сузились, и тому, на кого он так свирепо смотрел во сне, я бы не позавидовала. Надеюсь, что вопреки расхожему мнению, ему снится не его любимая женщина, потому что я ещё больше надеюсь, что Йорвет считает ею меня. Вообще, поражает, как при такой способности постоянно злиться, и всем своим видом демонстрировать целый диапазон эмоций, способных уверить оппонента в его ничтожности, скоя’таэль еще не обзавёлся внушительной сетью мимических морщин по всему лицу. Ибо, если разобраться, Йорвет был старым еще даже до того, когда мать моего папы узнала, что у нее будет сын, просто тело сохранилось молодым и привлекательным. Интересно, моя тяга к эльфу это, всё же, зоофилия (раз он другого биологического вида) или геронтофилия (ибо, лет ему эдак двести с хвостиком)? Вот вам, друзья, задачка за пятый класс школы. Йорвет, в течение своей долгой жизни, был счастлив всего несколько мгновений. А именно: девять раз эльф радовался в детстве, четыре в юношестве и два — во взрослом возрасте. Сколько хороших моментов можно насчитать в безотрадной, но очень длинной жизни командира Саскии? Тонкие губы любимого медленно зашевелились, и он, почти шепотом, что-то брякнул на своей родной Старшей Речи, интонацией выдавая крайнюю степень отвращения, чем несказанно обрадовал вашу покорную слугу. Хоть во сне Йорвет точно злится не на меня. Эльф задергался, махнул в воздух рукой, что-то прошипел, и попытался поглубже зарыться лицом в подушку. Я прижалась к нему, гладя рукой по голой спине, изо всех сил пытаясь успокоить, но Йорвет дернул лопаткой, скидывая чужую ладонь, будто я муха, которая без разрешения присела передохнуть на шрамированной коже. Так спит он там, блин, или не спит? Стул, многострадально увешанный одеждой, и думающий, что он все-таки вешалка, прекратил спорить с судьбой и рухнул под тяжестью бренности бытия и огромного скопления моих вещей. Йорвет, до этого почти мирно дрыхнущий, мгновенно вскочил на постели, и даже еще не проснувшись, нервно дернулся к ножу, который заботливо положил у изголовья кровати. Я хотела было покрутить пальцем у виска и обвинить возлюбленного в страшной паранойе, но два огромных желтых глаза, вспыхнувших в темноте, меня переубедили и указали на глупость моих комментариев. Эльф напряженно замер, прикидываясь щитом и прикрывая свою даму не только своим крепким телом, но и рукой, выставив её передо мной и не позволяя вашей покорной слуге даже привстать. Нож опасно сверкнул, когда эльф принял угрожающую, но выжидательную позу, как будто, если глаза шевельнутся, Йорвет мгновенно бросится и атакует неизвестного, подобно тигру, но пока для битвы не случился необходимый резон. Я не нашла ничего умнее, чем спросить:  — Дратути? Там есть кто? — Я по доброте душевной пришел предупредить, а вы.! — обиженно сообщил шепелявый голос. — Вот и верь после этого в альтруизм и благодарность человечества! Готовы убить меня ни за что! Меня! Реликтовое, между прочим, существо! Которое, кстати, и без того, охраняет новиградский фонд сохранения редких животных! — Ишь распоясался, — фыркнула я дружелюбно, проскальзывая под рукой любимого и довольно выглядывая из-за живого остроухого щита. — Привет, Ивасик! — Кто это? — глухо спросил Йорвет почти спокойно, но ножа убирать даже не подумал. — Я — прибожек! — гордо сообщил эльфу Ивасик. — Я есть везде и нигде! — Ага, Ивасик Шредингера, — я положила свою ладонь эльфу на руку, держащую колюще-режущее оружие, которая, видимо, должна была стать последним фортом обороны в случае непредсказуемого «чего-то». Эльф покосился на меня с раздражением, кинул нож обратно на тумбочку и рухнул затылком на подушку, потирая переносицу. Волосы, зараза, все равно разметались так, чтобы скрыть порезанный мною глаз. — Ива-а-асик, кинь в меня какой-нибудь одеждой, я нынче, малость, неглиже. В меня кинули Йорветовой хлопковой рубашкой, грязной и разительно, до острой боли в глазах, пахнущей потом. Впрочем, слезы могли нахлынуть и от животрепещущего ужаса, когда я осознала, что эту вонючую гадость носит мужчина всей моей жизни, и не особенно парится за наличие запаха и разводов. Не исключено, что атомы этой адовой штуки запросто могли попасть мне в рот, где уже начали свою зловредную атаку на желудочный сок и скоро меня подкосит колония неизвестных науке бактерий, развившихся подмышками скоя’таэля. Я, подавляя отвращение, с величайшим трудом натянула сей указанный предмет гардероба, затаив дыхание и переползла по любимому к краю кровати. Эльф хмуро подвинулся к тканевой стене и закрыл глаза. Чиркнув колесико зажигалки, я включила свет в экологически чистой свечке из чьего-то жира, и, наконец, увидела сине-серого ребенка, больше напоминавшего карлика-алкоголика в запое. Ивасик рассиживал на полу, скрестив ноги по-турецки, и сложив маленькие, тонкие ручки в крепкий замочек. Рядом, совершенно меланхолично вылизываясь и не обращая внимания на реликтовое существо, сидел Сэр Ланселап. Свесив ноги с кровати на холодный пол, я вполне резонно спросила, хмуро разглядывая циферблат настенных часов: — У вас, милсдарь Ивасик, ко мне-таки наличествует дело? Имеете ли вы немножечко что-то сказать в оправдание моего раннего подъема? Срочные дела заставили вас потревожить мою скромную обитель? — Да у меня целый ворох дел к тебе!!! — радостно сообщил мальчик. — Во-первых, мне нужно новое зеркало, потому что старое я случайно разбил, — не церемонясь, начал загибать свои пальчики прибожек. — Во-вторых, я хочу вилку, потому что я — существо культурное, и хочу культурно кушать, а в-третьих… — Нет, ну, здорово, конечно, иметь при себе необходимый wish-list, но я, вроде, не супермаркет и не благотворительная организация, — я покосилась на слишком спокойного кота. — Ах да, я и забыл! — мальчик хлопнул себя по лбу. — Мне тут одна сорока на хвосте принесла, что вы ищете ведуна Ольховского, которого заколдовали! — картинно всплеснул руками Ивасик, выражая крайнюю степень осведомленности в моих делах. — Так видел я его недавно, да! А в третьих, хочу я эклеров, потому что дети с приюта говорили, что они вкусные. А в четвертых… — Где? — тут же спросила я, подаваясь вперед, и почти вплотную нагибаясь к Ивасику. Зайчик мой, да я тебя расцелую и сама эти эклеры испеку! Только скажи где этот странный мужик, который помог Цири столько времени улепетывать от Дикой Охоты, как будто бы безвозмездно. То есть, даром. И даже нож к вилке подарю, с вензелями! И стекло для зеркала сама выдую и серебром покрою! — Хитрая какая! — ухмыльнулся Ивасик деловито. — Я тебе — всё расскажи, а ты мне что? Шишь с маслом? Сразу, небось, побежишь за своим эльфом. — Я всю жизнь за эльфами бегаю, — вздохнула я, вздрагивая от короткого смешка Йорвета. — Судьба у меня такая, понимаешь? — Так не пойдет, мальчонка, —протянул Йорвет своим коронным тягучим голосом, резко и бесцеремонно вступая в диалог. — Если ты врешь, то сразу сбежишь вместе с полученным скарбом. — Вот-вот, а то еще и отдуешься чем-то вроде: «ищите на старой опушке, около кривой сосны, там, где седьмая вода на киселе», — согласилась я. — В таких вещах, Ивасик, конкретика нужна. Йорвет привстал на локте и устало посмотрел на прибожека одним глазом, потому что на второй все еще были накинуты волосы. Как назло, просто, из принципа гадливости. Ивасик ответил ему взглядом проникновенным, почти залезающим к эльфу под испещрённую полосами шрамов кожу. От резвого, веселого мальчонки, хоть и не первой свежести, такого никак не ожидаешь. Его желтые глаза не мигали, не смущаясь разглядывали эльфа, будто до самых костей и глубже, заглядывая в душу, от которой у эльфа и без того, кажется, осталось одно воспоминание. На секунду мне показалось, что Ивасик гораздо старше и Йорвета, и, даже быть может, Локи и Одина. Морщины? Старое, с отпечатком прожитых лет, лицо? Ха! Такого океана мудрости и древности я не видела еще ни в одних глазах. Йорвет не отступал. Он, конечно, моргал, но не подвинулся ни на миллиметр, не поежился, не пытался отвернуть лица, умудряясь даже при полной нечеловеческой природе прибожека смотреть сверху вниз. У скоя’таэльского командира это получалось как-то совершенно без забавной нелепости, которая проскальзывает у тех, кто только пытается доминировать и от того весь их образ в какой-то момент становится до безумного ляписным и комичным. Он был серьезен. Он явно признавал авторитет маленького, но ставшего в секунду, опасным, существа, но сдаваться и пытаться пресмыкаться перед кем-то просто Йорвет отказывался, и продолжал давить взглядом на реликта. — Хорошо! Я покажу! — радостно сообщил Ивасик, в одно мгновение вновь становясь просто мертвым мальчиком, который пока еще ходит по грешной земле. — Так вот! Аника, будь внимательна! Почему ты не записываешь?! В четвертых…