— Ты чего приуныл? — Это такой вид спорта. Фигурная апатия вольным стилем
. Личный дневник Юлиана Альфреда Панкраца де Леттинхофа, виконта. «…Слухи о смерти ставшей уже знаменитой асгардской девушки разлетелись быстро. Впрочем, почему девушки? Аника, такая неземная, такая воздушная, навсегда осталась в нашем сердце, как девочка. Маленькая, юркая, добрая малышка, волею судеб призванная быть чужой в любом из миров. Признаться, поначалу я не поверил в её кончину. Мне казалось нелепым даже простое упоминание старухи с косою рядом с именем Аники Эмергейс — слишком уж часто я слышал и нелепые слухи о разнообразных вариациях кончины этого милейшего создания; и несуразные рассказы Геральта о том, как смерть проходила рядом с ними обоими буквально в паре дюймов. Но встрече этих двух импозантных мадмуазелей, казалось бы, не суждено было случиться. Как же горько я ошибался. Как, впрочем, и все. Ведьмак принес её в лагерь на руках. Появившись с нею в огненном круге портала, с лицом, полным оторопелой сумятицы, он просто не мог выдавить из себя ни слова. Кровь Аники, размазанная по одежде Белого Волка, алая и, как будто бы, еще теплая (но, как оказалось, промёрзшая насквозь) стоит перед моими глазами и сейчас, спустя два бесконечных дня скорби. Её лицо, впервые на моей памяти, действительно спокойное и безмятежное, будет сниться мне до конца дней. Не поняв ничего, я подумал, что милая инопланетянка просто уснула, но… Больше она просто не сможет проснуться. Наконец-то звездная странница отправилась туда, где нет больше опасностей, где нет боли и тех, кто смог бы причинить её. На руках своего близкого товарища Аника постигла свой последний, полный триумфа и отчаянья, путь до скромной обители — потрепанной осенними ветрами палатки. Все, и Старшие Расы, и кметы, и воины, и короли, собрались посмотреть на финал долгих странствий этой прекрасной девушки. Понуро стояли они и смотрели на ведьмака, несущего горькую, драгоценную ношу, безмолвные, как истуканы… Но мысли каждого были написаны на лице: „Если воины Aen Elle в состоянии победить даже асгардскую деву, то чего ожидать простым смертным от грядущих боев?“. Не было голоса, звонкого и открытого, заявить им, что еще не все потеряно. Не было того, кто осмелился бы возразить любому, пусть и заикаясь от ужаса. Не было больше Аники Эмергейс. Мы уложили тело на кровать, где Ани провела последние свои дни. Кот с рваным ухом оказался первым, кто нашел в себе силы дотронуться до своей дорогой хозяйки — растянувшись рядом, сэр Ланселап, как истинный рыцарь, принялся охранять покой своей дамы и отогревать промороженный магией холода стан своим худеньким, шерстяным тельцем, полным любви и тепла к ней и её памяти. Ведьмак сидел на полу, рядом, боясь взять холодную руку своей подопечной, касаясь лишь кончиками шероховатых, потрескавшихся перстов до её плеча. Постаревший в одночасье больше, чем за последнюю сотню лет, Белый Волк совершенно обернулся в седого старца, разбитого болью утраты, желанием наверстать все минуты разлуки и готовый отдать всего себя за секунду, способную возвратить жизнь. Трисс Меригольд рыдала. В звуках душераздирающего воя была боль столь пронзительная, что поражала в самое сердце даже просто любопытных зевак, толпящихся у палатки в асгардском лагере. Волосы, непослушные, потеряли былой лоск и цвет осеннего каштана, обращаясь всего лишь в растрепанные крылья матери-птицы, потерявшей свое дитя в схватке с коварным змеем. Старая подруга сердца, знаменитая Йеннифэр из Венгерберга, утешала её, тщилась погасить отчаяние коллеги словами и заклинаниями. Вскоре, когда Четырнадцатая с Холма, наконец, была выжата, истомлена и начала примиряться с утратой, именно Йеннифэр увела её и уложила в постель перевести дух. Регис и Люсинда, не в силах выносить дух царившей округ неутешной скорби, занялись подготовкой к погребению. Церемониал решено провести после предстоящей брани, чтобы Аника тоже смогла увидеть, хоть символически, что труды её не пропали зря, и дело, начавшееся с пламенного стремления спасти тех, кто был дорог, продолжило жить, не смотря ни на что. Мною неописанным остался лишь Йорвет, ибо только его состояние я не смогу выказать пером. Эльф, противоречивый по своей природе, импульсивный, властный, спесивый… Растерял все свои достоинства в миг, когда клинок неприятеля пронзил юное девичье тело. Говорят, командира Аэдирна едва смогли удержать четверо эльфов, насильно истаскивая в портал, ибо жажда мести воину-магу из мира Ольх была сильнее разума. В секунду, когда чистая душа Аники покинула плоть, умерло сразу двое. Теперь одному из них остается только лишь доживать свой длинный век, а другому — ждать любимого в царстве покойных. Ибо, а я, несомненно, уверен в этом, первой, кого увидит Йорвет, войдя в ворота царства Хелы, будет его Аника. Она всегда его ждет. Неделю, мгновение, вечность. Всю свою жизнь. Даже Геральт смирился и уступил, оставив дозор у постели бесценной приемной дочери. Безгласно, без просьб, без приказов, лишь взглядом единственного глаза Йорвет отвоевал себе место подле Эмергейс, и за два дня, прошедших с момента гибели, эльф почти не покидал её. Замороженная магическим клинком, сохранившая необычную притягательность и прелесть, Аника, только лишь мертвой, смогла получить его целиком, без остатка. Раствориться в своем возлюбленном, осыпаться пеплом на дно его черной, ожесточенной на всех и каждого, кроме нее, души. Они были вместе. Он держался за её за замершую руку с кровью, ставшей льдиной и застывшей в жилах в самом подлинном смысле этого слова. Гладил кожу, пронзительно холодную, от чего сам почти покрывался инеем, но сил отпустить ее бывший скоя’таэль не мог найти. Как и не мог уйти от неё, ни сейчас, ни все эти годы. Я никогда в жизни не встречал пару, сродную этим двоим, но только теперь осознал: все их ссоры, ругань и бесконечные столкновения были проявлением своеобразной гармонии. Хрупкого равновесия, живущего в их взглядах, которое они безалаберно преступали и сами же залечивали раны, нанесенные друг другу. Потому что оба, на деле, безрассудно похожи и ужасно различны, и только потому представляли единое целое. Но когда умирает одна часть, смерть второй всегда остается вопросом времени…»***
*** — Лазутчики донесли: армия твоих собратьев пересекла границу миров, — Тор хмуро почесал бороду, с металлическим скрежетом, неприятно бьющим по ушам. — Я знаю, — ответил Авалак’х, нехотя отрываясь от медитации и распахивая свои аквамариновые глаза. — Я почувствовал это меньше часа назад. Мне доступны спектры ауры всех бывших соратников. И похвальная мощь Эредина, и пыл молодого Карантира, и даже глупость… — Мог бы сообщить, — возмущенно процедил сквозь зубы сын Одина. — Слишком быстро! Я рассчитывал, что в запасе будет еще хотя бы пара дней. — Смерть Анны окончательно раскрыла портал, замкнула складку бытия и высвободила необходимую энергию для перехода. Иными словами, создала все необходимые условия для упрощенного перехода из Тир на Лиа в Веленские болота. Стабилизировала вход. — А где вход, там и выход, — вздохнул Тор. — Упрощенный и… как ты там сказал?.. Устойчивый. Главное, чтобы план сработал и обошелся той самой малой кровью, о которой там много говорят мудрецы вроде тебя. — Осталось разрушить артефакт-проводник, на котором завязали точку магического контакта чародеи Aen Elle. И тогда жителям этого мира будет гораздо проще защитить себя. Отвечая на твой немой вопрос: нет. Я не ведаю точно, у кого этот артефакт, могу только предполагать. Они научились работать аккуратно и чисто. Я даже чувствую немного гордости за своих учеников. — Мне нет дела до твоих трогательных наставничьих чувств, — отрезал царевич. — У меня за спиной целая планета, которая должна отбиться самостоятельно от целой армии хорошо подготовленных магов, воинов и монстров, которые с ними пришли. И таким образом, чтобы не нарушить ни один из властвующих политических законов между Асгардом, Ванами, йотунами, двергами и прочими теми, с кем действительно стоит считаться. — Сложно быть предводителем, не правда ли? Поэтому я и отказался от этих почестей, когда была такая возможность. Слишком много пустой ответственности и полное отсутствие отдачи. — Отдача есть всегда. Я надеюсь спасти местных жителей, насколько это возможно. Погубить как можно меньше людей… — пустился в полемику Тор, не замечая, что становится похож на маленького школьника, пытавшегося всеми силами оправдаться за двойку по рисованию. — Как можно меньше.? — хмыкнул чародей. — И поэтому первым делом согласился убить ненаглядную своего любимого брата? Пожертвовать девочкой, которая уже отыграла свою роль в судьбе опального принца? И пустить сюда целую армию ценой жизни невинного создания. Хорошее начало. Мне нравится. Одобряю. — Это было необходимо, — попытался закончить неприятный разговор Тор, пытаясь прикрыть досадное волнение злостью. — Судьба Анны была предрешена давным-давно. Ей следовало тихо исчезнуть в этом мире. Забыть о Локи. И тогда, заметь, ничего бы не приключилось. Не было бы ни армии, ни войны. — А ты не думал, что твой брат все равно бы нашел её и вернул себе? — Может быть. История, как говорит мой отец, не знает сослагательного наклонения. — А вот Локи знает, — ехидно улыбнулся Креван. — Впрочем, мне интересно. Вы же вполне мило общались. Совершенно не ест совесть от того, что ты приложил все усилия к ее смерти? — Как ты сказал — она отыграла свою роль. Анна была необходима брату, как механизм, сдерживающий внутреннего монстра. И совершенно не оправдала свое существование в этом плане, высвободив злобу обиженного ребенка и заставив Локи снова замкнуться в себе. Заставила вспомнить о том, что он, по своим представлениям крайне одинок и несчастен, выгнала помышлять о мести где-то там, неизвестно где. Если уж он оставил её без тени сожаления, бросив на произвол судьбы вместе с целой планетой, зная о том, что и ты, и я, хотим заставить ее отдать свою жизнь ради спасения миллионов других жизней…. То почему я должен скорбеть о простой мидгардской девке, тем более, что это не Джейн Фостер? — А быть монстром, как я погляжу, у вас семейное… От Одина, наверное, досталось, да?***
*** Его императорское величество был настроен критически. Эмгыр вар Эмрейс тяжело вздыхал, давил взглядом на окружающих, многозначительно хмыкал, но армия народа Ольх почему-то упорно не собиралась скрываться с линии горизонта. Напротив, она приближалась, абсолютно наплевав на желания императора Нильфгаарда, и подозрительно быстро увеличивалась в размерах. — Ваше Величество, — Акковран подал императору подзорную трубу. Эмгыр вытянул железные конусы, устанавливая верный фокус и жадно припал к окуляру, разглядывая будущего противника во всех подробностях. — До атаки есть еще около часа. Его Высочество, цесаревич Тор собирает всех. — Раз уж вызывает цесаревич… — хмыкнул в полголоса Эмгыр совсем не по-королевски. — Пойдем. Послушаем напутственную речь, в которой будущий царь Асгарда, не желающий уменьшения своих территорий, даже на маленькую, забытую богом и им самим, провинцию, будет вдохновлять нас проливать свою кровь за его амбиции. — Так уж и амбиции? — ляпнул блондин, но тут же сладкое выражение сахарного лица уступило место кратковременной панике. Шутка ли, брататься с самим Императором?! — Амбиции, друг мой, амбиции. И не более. Не важно — чьи именно. Маленькой мертвой девочки, — министр по работе с другими мирами тут же соорудил выражение лица профессиональной плакальщицы и даже всхлипнул, — царевича или его отца. Мага, предавшего родной мир ради смутных высших идеалов, убийцы собственного короля, захватившего власть, но совершенно ею не интересующегося, — Эмгыр замолчал, с увлечением и крайней педантичностью засовывая подзорную трубу в чехол. — Война, друг мой, это не столкновение чьих-либо идеалов, что бы там не писали в умных книгах. Это столкновение амбиций тех, кто, скорее всего, пойдет воевать последним, если точно знает, что может случайно получить отпор. — И мы добровольно ввязываемся в это… противостояние, — вздохнул мармеладный мужчинка, приобретая не дюжую смелость буквально на императорских очах. — Мы с тобой, как, впрочем, и вся империя Нильфгаард, считали себя главной жабой в этом болоте, — Пламя-пляшущее-на-курганах-своих-врагов-но-только-образно круто развернулся на каблуках и принялся спускаться по лестнице смотровой вышки, морально собираясь с силами предстать перед, так сказать, коллегами по управленческому цеху, со всей своей южной суровостью жуткого диктатора, устроившего маленький тоталитарный режим на одной, локально взятой местности. — Мы думали, что наши амбиции — самые сильные и реализуемые. Мы всё положили на алтарь величия нашей империи. Но забыли, что всегда есть тот, кто выше нас. И что всё, что мы делаем, настолько хрупко, что ожившие детские байки, вдруг решившие обрести плоть и оружие, могут нас смести. Акковран не ответил. Его Величество впал в раздумья и философию, понять которую он, всего лишь маленький камушек в фундаменте Империи, и, по совместительству, грозный министр Нильфгаарда, был не в силах. Он видел себя небольшим, скромно шаркающим ножкой, добряком, который всего лишь служит верой и правдой своему начальнику. Какой бы именно правдой и верой это не казалось со стороны. — Как там девчонка? — нарушил паузу Эмгыр. — Лежит. Не дышит. Всё ещё не оттаяла, — четко и по делу доложил блондин. — А эльф? — Все время рядом, но мой информатор докладывает, что в битве Йорвет аэп Сидриэль собирается принять своё непосредственное участие, — отчитался министр. — Как, впрочем, и ведьмак, и чародейка Трисс Меригольд. Даже поэт, как его… Лютик? Намеревается, так сказать, собирать информацию для своей очередной поэмы. — Тогда не смей упустить момент, — строго, проговаривая каждое слово, потребовал Император. — Отвечаешь за это собственной головой. Любая, даже мельчайшая ошибка и мне придется искать нового министра по Анике Эмергейс. Я доступно объясняю? Акковарн, побледнев, кивнул.***
***Знаю: непременно Выберут меня Птицы, мать их, счастья Завтрашнего дня.
Как-то товарищ Сталин, не помню, в какой ситуации, сказал: «Нет человека — нет проблемы». Наверное, он имел в виду меня, заранее предчувствуя, что где-то на территории бывшей страны советов родится такой пиздец, как Анна Тараканчикова. Я — свой личный сорт геморроя. Как, впрочем, и ещё целой кучи страшненьких гуманоидов самого смешанного видового разнообразия. Впрочем, чего это я… Ах да. Я же вздумала, наконец-таки, посетить Валгаллу, пообщаться, так сказать, с пращурами и прочими мертвыми ребятами. Авось, поймаю Тургенева и заставлю пояснить, что же означали его гребаные сиреневые занавески в том знаменитом произведении. Может, он вообще ничего не имел в виду. Это всё учителя литературы напридумывали, а он просто этот цвет любил, вот и вписал. Я вообще давно склоняюсь к мысли, что поиски глубинного смысла — штука бесполезная. Возвращаясь к разного рода цитатам, следует вспомнить Лютика с его «заглядывание в бездну считаю идиотизмом, потому что всегда есть куча вещей, которые разглядывать куда более полезно». Кстати. Чтобы заглядывать, нужно хотя бы смотреть. Интересно, мертвецы могут открывать глаза? Так, стоп. Если я рефлексирую свое существование, осознаю саму себя как единицу жизни, значит, мне есть чем думать. Ну, или хотя бы имитировать процесс размышления. Мозг есть, пусть и гипотетический. Надо открыть глаза и отобразить окружающую действительность. Так, попробуем… Опа! Получилось! Впрочем, не факт, что это — реальность.