Кукловод

И нищий мастер, ютясь в каморке, Свои мечты обращает в прах. И всё богатство его, бесспорно — В рубине мамы да редких снах.

Дождь. Дождь целый день стучал по деревянной дырявой крыше, просачивался внутрь и капал на матрас. С самого утра, едва Мастер проснулся, начала накрапывать мелкая морось, капля за каплей изматывая его душу. Водосборы и городская канализация уже не справлялись с нагрузкой. Улицу заливала вода, такая же грязная, как все вокруг. Такая же, как жизнь мастера — серая, бездонная и однообразная. Он просто плыл по течению. Не боролся с потоком. Крайне сложно выплыть, когда тебя постоянно топят. Печка. Огонек в печке едва тлел на отсыревших из-за дождя щепках. Мастер все время скармливал ненасытному пламени свои старые и неудачные эскизы, но тепла все равно не хватало. Оно уходило через многочисленные щели, рассеивалось через дырявую крышу. Бумага тоже заканчивалась. Чертовы поборы и налоги — денег попросту не оставалось. Работы у него почти не было — никто не покупал его фарфоровых кукол. Всех волновали новенькие машины и механизмы, выпускаемые военной промышленностью, серебристые, яркие, идеально чистые. На материалы для работы денег не оставалось — они стали слишком дорогими. Наглые поставщики, хорошо знавшие его отца и гордившиеся сотрудничеством с ним, сейчас заламывали такие цены, которые не потянули бы даже самые успешные кукольные мастера. Даже на ремонт крыши не хватало, не говоря о полноценном питании. Краюшка хлеба была для него манной небесной. Отец. Воспоминания об умершем отце приносили боль, хотя казалось, что прошла сотня лет с его смерти. Его хоронили в такой же сырой день, как сегодня. Вокруг гроба собрались бывшие коллеги отца. Все они умели создавать чудных фарфоровых девушек и юношей. Именно этим хотел заниматься сам Мастер, но он еще не представлял, с чем ему придется столкнуться. Земля была тяжелой и влажной, и Бернду казалось, что он кидает на гроб отца кирпичи. Глиняные пласты, разделившие его жизнь на «до» и «после». Спустя полгода он держал в руках документы, в которых стояла баснословная сумма наследства, оставленного ему одному. Но то было только на бумаге. После смерти отца стало понятно, в каких долгах жила семья. Наследство ушло на их покрытие, и за пару лет от него не осталось и следа. Проданный дом рядом с лавкой, маленький сад, сейчас заросший и опустевший, материнские драгоценности, ушедшие с молотка, лучшая коллекция фарфоровых кукол и хрустальной посуды, картины известных мастеров — все это превратилось в воспоминания. Бернд стал нищим. Мать, умершая от чумы, когда он был ребенком, оставила ему резную шкатулку с рубином внутри. Простая безделушка, но он не смог продать ее, не смог расстаться с единственным напоминанием о темных локонах его матери, ее тепле и заботе. Рубин. Рубин так и лежал на одной из полок, заваленный стеками и карандашами. Резная шкатулка скрывала в своих недрах тонкой работы камень в форме сердца, искусно оплетенный проводками и украшенный шестеренками. Горечь наполняла сердце, когда Бернд доставал его. В особо мерзлые и стылые вечера шкатулку хотелось сжечь и получить от нее хоть немного тепла. Но руки каждый раз дрожали, едва он протягивал ящичек к огню. «Нет, не сейчас, еще немного подождать и тогда все получится», — и он снова убирал ее, заваливал хламом, чтоб только не видеть, не вспоминать, не думать. Не плакать в свалявшуюся подушку, укрываясь отвратительно пахнущим пледом и пытаясь удержать накопленные крохи тепла. Он плохо спал холодными ночами. Сны. Они приходили редко, ближе к утру, когда Мастер забывался тревожной полудремой. Тошнотворные сны, выпивающие его израненную душу до дна. Тяжелые, гипнотизирующие. Сырой запах мышей, впитавшийся в плед, только усугублял их. Мастер давился своими кошмарами. Он долго метался по кровати прежде, чем открыть глаза — и увидеть еще один безрадостный день. И снова прожить его впустую, не придумав и не создав ничего нового. На столе, сплошь заваленном бумагами, лежали его карандаши, наброски будущих кукол, и недошитые наряды. Под глазами давно залегли фиолетовые тени, сам он был похож на призрака. Худой и бледный, жалкое подобие человека. Иногда во снах появлялись куклы. Но и в них всегда сидела серость, словно они были продолжением его дневных потуг. Увы, их не хотелось создать, вдохнув в хрупкие тела жизнь, увидеть, как глаза приобретают цвет и шелковые локоны будущей прически струятся меж пальцев, а тонкое кружево платья ложится на тоненькую ручку, скрывая изящным краем ее прозрачность и белизну. Он понимал, что больше не верит в себя.