Кукловод

Вычурность дома и злые усмешки, Вновь темнота окружила всего. Граф, безнадёжно застрявший в ловушке, Ждёт, что отец вдруг отыщет его.

Коробка. Генрих вытряхнул украденную куклу на стол, в подготовленную коробку. Он долго искал вместилище, чтобы была побольше, застелил её тряпками, чтоб мальчишке было помягче. Граф ещё спал, надышавшись эфира. Генрих поднял его на руки, осмотрел. Расстегнул камзол, стащил его с плечика куклы. Он тяжелой бархатной волной скользнул на стол. Замысловатая шнуровка корсета поддалась не сразу, но и она скоро пала в неравной борьбе со злыми, цепкими руками Генриха. Он стянул мягкую кожу корсета и кинул её в коробку. Сапожки тоже оказались отброшены в сторону, и Генрих с трепетом повертел в руках изящную ступню. «Какой он… миниатюрный! Настоящее произведение искусства!» Тонкий атлас брюк обнажил ножку куклы. А затем сползла вниз и резная кружевная рубашка с пышным жабо. В груди куклы ярко пульсировал рубин, от него, словно настоящие сосуды, отходили многочисленные проводки, искусно вплетаясь в механическую руку. Тонкие металлические пальчики безжизненно висели в воздухе, пока Генрих внимательно рассматривал куклу. И едва его пальцы коснулись рубина в фарфоровой груди, Граф тихонько застонал, просыпаясь. Он не сразу сообразил, что не дома. И когда Генрих поставил его на стол, несколько минут мерно покачивался, отходя от снотворного. Потом потёр разноцветные глаза и только тогда осознанно осмотрелся. Комната. Она была совсем чужой — пышно и вычурно обставленной. И абсолютно незнакомой. Граф внимательно осмотрел диван и столик с вазой, в которой засохшие, некогда прекрасные цветы всё ещё стояли не выкинутыми. Осмотрел шкаф, где пугающими призраками разместились чужие и некрасивые куклы. Они все казались ему невообразимыми чудовищами, готовыми в любой момент кинуться на него. Граф вздрогнул. Взгляд переместился на голубой ковер, где спал совсем противный толстый рыжий кот. Кукла зябко передёрнула плечами, глядя на это ещё одно чудовище, развалившееся на ковре. На окнах висели бледные шторы, в некоторых местах прожжённые чем-то. Они были украшены гигантскими кистями и отделаны бусинами столь огромными, что Граф удивился, как ткань ещё не рухнула под такой тяжестью. Многочисленная мишура, украшавшая всё вокруг, говорила о том, что хозяин комнаты любит покрасоваться. Графа чуть шатнуло, он судорожно вцепился в край коробки, удерживая себя вертикально. Когда голова перестала кружиться, он продолжил разглядывать тяжёлую медную кассу, полную торчащих в беспорядке бумажных денег. Рядом с ней примостилась горстка тёмных монет. У отца тоже теперь были такие. — Где я? Я хочу домой. — Граф в растерянности посмотрел на своего похитителя. Генрих не ответил, отвернувшись и гадая, куда бы посадить куклу. Граф ответа дожидаться не стал и, наплевав на то, что он обнажённый, бросился прочь по столу. Столешница внезапно кончилась, и он рухнул вниз, едва не разбив своё тело вдребезги. Всё же фарфор при падении с такой высоты запросто мог оказаться слишком хрупким. Хорошо, что Генрих в этот момент схватил куклу за ногу и поднял в воздух. Потряс. — Ах ты, шельма, соображаешь! Ещё сделаешь так — привяжу к разделочной доске. — Он перехватил Графа за пояс, но тот тут же укусил своего похитителя. Генрих разжал пальцы и уронил куклу на стол. Затряс рукой в попытке унять весьма болезненные ощущения. Однако он вовсе не собирался ждать, пока Граф убежит второй раз, и потому здоровой рукой схватил его, отчаянно сопротивляющегося, и пихнул в коробку. Поскорее закрыл её крышкой и сверху поставил шкатулку с монетами. — Теперь точно не выберешься, — злорадно сказал он. — Пустите меня! Я скажу отцу, чтобы он наказал вас! — Граф в коробке отчаянно скрёбся в темноте, пытаясь сдвинуть крышку и выбраться. Однако та была придавлена тяжёлой шкатулкой. Темнота. Её оказалось слишком много. Граф стучал по стенке коробки и надеялся, что его выпустят. Но этого не происходило, и он совсем потерял счёт времени. В коробке противно пахло какими-то лекарствами, и сама она была весьма тесной, хотя внешне казалась большой. Пол укрывали тряпки, все пропитанные какой-то липкой дрянью. Граф стряхнул с руки прилипшую шелуху и глубоко вздохнул. Кажется, он не скоро сможет выбраться. «Дай бог, чтоб отец хватился меня и догадался, где меня искать…» — с грустью подумал Граф и потянулся за брошенной в угол одеждой.