Поцелуй в затылок

Серый, матюгнувшись, шибанул дверью о косяк. Тонкую стену тряхнуло, что-то стеклянно звякнуло на полках. Сцинк дернулся всем телом — вода волной выплеснулась на пол — и открыл глаза: зрачки во всю радужку, расфокусированный взгляд. Серый еле удержался, чтоб с размаху не съездить по его обдолбанной харе. Он успел подумать худшее. Ладони стали влажными, Серый вытер их об штаны. — Какого хуя ты все еще здесь? Тебя что, не забрали? Ванна была набрана до краев, Сцинк лежал в ней голый, раскинувшись и опираясь локтями на борта, голова свесилась набок, из угла рта тянулась нитка слюны, волосы мокрыми колечками облепили лоб и виски. То, что он не захлебнулся в отключке, само по себе было подарком, но Серого охватил острый приступ бешенства. Он оглядел Сцинка с ног до головы и чуть не блеванул. Слишком длинный, мосластый и синюшно-бледный, в воде он был похож на заспиртованную крипотную дрянь: распяленную лягушку, жабу или тритона. На ящерицу же — вот, на что. Дебильная кличка неожиданно обрела смысл. Сцинк с трудом сконцентрировал взгляд и медленно расплылся в улыбке. — Серенький пришел... — произнес он сипло — с интонацией, от которой все мгновенно стало еще гаже. — Вылезай и уматывай отсюда живее. Тебя здесь не должно было быть. Он вызвал три такси и распихал ничейных шлюх по машинам, он выпер тех, кто был в состоянии ехать сам, и заказал водителей на развозку убитым. Он обошел все закутки, углы и норы, все проверил, слил воду в заблеванном бассейне. Он вызвонил уборку — с переплатой за срочность. Они должны были приехать через два часа. А через пять здесь уже будут отец с Яной, черт их дернул вернуться раньше срока. — С кем ты сюда приехал? Он попытался вспомнить, кто приволок это животное с собой, но не смог. Кроме липкого рукопожатия и сального взгляда при входе в памяти не осталось ничего. Ни Викуля, ни Кристя с подругами взять его с собой не могли. Вряд ли они его даже из пространства отличали. Не Макс точно, он бы с этим чмошником срать на одном поле не сел. Гарик с его вечной свитой из любителей халявного бухла? Раиса? О, она-то легко — что угодно, лишь бы подгадить ему любым способом. Какое это теперь имело значение, Серый сам не знал, ковыряться не было смысла. Кому слать проклятия, он мог выяснить и позже. Теперь перед ним стояла другая задача. — Эй! Ты меня вообще слышишь? Сцинк заторможенно кивнул, поерзал тощей жопой по дну ванны, словно примериваясь, и попытался сделать рывок. Руки его соскользнули с бортиков, и он шлепнулся обратно, вода опять перехлестнула через край Серому под ноги. Изнутри поднималась волна желчи. Серый стиснул зубы и шагнул к ванне. Отросшие лохмы на макушке хорошо захватывались в кулак, стоило бы приложить эту тварь затылком о борт, но Серый лишь оттянул его голову назад, и заглянул в лицо. Сцинк не сопротивлялся, только зажмурился и скривил рот от боли. Это еще больше злило. Серый прикинул, реально ли выволочь его таким макаром — не только из ванны, но и из дома: стянуть с лестницы голым задом по ступеням, протащить по присыпанной гравием дорожке, вытолкать за ворота, швырнуть где-нибудь на дороге, вот так: без одежды и денег — пусть бы кто-нибудь подбирал, если надо. Расплатится, найдет способ, злорадно подумал он и сам же скривился: мысль была мерзкой и подлой. Но такой отравляюще яркой. Серый не сдержался: макнул Сцинка так, чтоб он ушел под воду целиком, с головой, на несколько секунд, — а потом выдернул обратно. Остывшая, грязная вода потекла по лбу, щекам и рыжим ресницам Сцинка, закапала с подбородка и носа. Он был упорот настолько, что даже рефлекторно не схватился за запястье Серого — держал руки поднятыми, как пленный, и втягивал воздух со всхлипами. Впалый живот его был поджат, грудь ходила ходуном. Раздвинутые ноги открывали член в короткой поросли рыжеватых, но темных волос. Выворачивающее любопытство не давало Серому отвести взгляд. Триммером, отметил он. Вспыхнула непрошенная картинка, как Сцинк стрижет себя там, — Серого передернуло. Ствол был крупный, на полувзводе — или наоборот, на спаде после разрядки. — Что ты делал в ванне, придурок? Он брезгливо отряхнул руку, выкрутил кран над раковиной и сполоснул кисть под горячей струей с мылом. — Думал о тебе. — Что? Серый решил, что ему послышалось, и обернулся. — Не сердись, котик, — фыркнул Сцинк. — Все будет хорошо. Он бессмысленно улыбался сиреневыми от холода губами. Его песчаные глаза смотрели с искрой издевки и одновременно как-то отстраненно. На мгновение Серому почудилось, что зрачок у Сцинка и правда сжимается вертикально, по-змеиному. Стало не по себе. Непреодолимо захотелось размазать чертову тварь по стенке. — Помоги мне, — попросил Сцинк. — Мне к тебе притрагиваться мерзко. Улыбка Сцинка стала еще шире, превратившись в судорожную ухмылку. Губы его дрожали, зубы отстукивали морзянку. Он вцепился в борта побелевшими пальцами и изготовился к подъему, но Серый видел, что эти маневры опять ничего не дадут. Скрипнув зубами, он стиснул жилистое плечо Сцинка пальцами и, дождавшись слабого рывка, дернул к себе. Перевалившись через борт, как мешок с дерьмом, Сцинк грохнулся на кафель с отвратительным костяным звуком. С него потекло. Серый поискал глазами полотенце или что-то, что можно было бы кинуть на пол, но кроме затертого вафельного огрызка, не увидел ничего и вспомнил, что нормальные полотенца и постельное белье отовсюду предусмотрительно убрал. Лихорадочно перестирывать потом все в режиме кипячения к приезду отца в его планы не входило. Сцинк обмяк в позе эмбриона у него в ногах. — Где твоя одежда? — несильно пнул его Серый носком кроссовка. — Поднимайся, ну! Сцинк привстал на локте, нескладно пошевелился и, не удержав равновесие, схватился за его штанину — сначала одной рукой, потом второй. Обхватил его ногу, как обезьяна дерево, прижался животом, стиснул бедро. Джинсы Серого моментально пропитались влагой с его кожи. Вот и вытерся, скотина. — Какого?.. — задохнулся гадливостью Серый и рванул Сцинка за волосы, оттаскивая от себя, — больше скользкое, мокрое тело хватать было не за что. Ощущение капкана, ловушки перетекало в приступ паники. Горло перехватило, сердце бухнуло и заскакало в ребрах. — Отвали, — прошипел он и вкатил Сцинку оплеуху: с оттягом, звонко, так что ладонь обожгло болью. Сцинк сдавленно вскрикнул и по-бабьи зажал щеку. В считанные мгновения на бледной коже расцвело багровое пятно, похожее на кленовый лист с канадского флага. Но змеиные желтые глаза, казалось, смеялись. — Шизанутая больная тварь, — сказал Серый. Сквозь полуприкрытые ресницы Сцинк смотрел на Серого в упор. — Ебать, — протянул он и наконец-таки отцепился от его ноги. — У меня на тебя стоит. Он откинулся назад, упираясь ладонями в пол за своей спиной и широко развел колени, иллюстрируя заявление. Зрелище вызвало у Серого тошноту — до головокружения. Или головокружение до тошноты. Он ухватил Сцинка за подмышки и вздернул на ноги — он оказался неожиданно тяжелым — и, распахнув дверь, пинком вышвырнул наружу. За порогом Сцинк споткнулся и упал, но потом все же поднялся на четвереньки. Смотреть на его возню было мерзко, и Серый отвернулся. — Ищи свои вещи, — бросил он. — Через пять минут я вызываю такси, не найдешь — поедешь так. У меня для тебя ничего нет. Он вернулся к ванне и брезгливо дернул за цепочку с заглушкой, стараясь даже случайно не зачерпнуть воду, в которой лежала эта мразь. Мокрые джинсы и забрызганную футболку стоило сорвать с себя сейчас же, но раздеваться при нем в доме совершенно не хотелось. От чавкающего звука сливаемой воды к кадыку подступали рвотные позывы. Серый еще раз вымыл руки, ногой откинул крышку унитаза, нагнулся, надавил пальцами у корня языка и блеванул. Потом еще раз. И еще. И снова, пока не пошла одна желчь. Стало только хуже, он ослабел, живот свело от спазмов, колени стали ватными, горло саднило, а ресницы слиплись от слез. Серый выдавил пасту прямо в рот и прополоскал горло, как лекарством, вывинтил синий кран до упора и сунул голову под струю. — Сука. Зашкаливающая злость пополам с отчаянием распирала черепную коробку. Ему было плохо. Разбухший от крови член больно упирался в джинсовый шов. Он нашел эту дрянь лежащей на ковре в гостиной, у дивана. При появлении Серого в дверях Сцинк разлепил веки и повернул набок голову, чтобы лучше его видеть. Никаких шмоток он, конечно, не искал. — Давай, а? — он расставил ноги шире и подтянул колени к груди, открывая дырку. — Никто не узнает, Серенький... Даже я. Никогда ничего не помню. С колотящимся от ярости сердцем Серый медленно пошел к нему. — Ты это специально, да? Он встал между его бедрами, почти вплотную к телу, едва справляясь с искушением наступить на побритые триммером яйца, так чтоб Сцинк взвыл и свел наконец вместе свои длинные ноги. — Специально что? — Болтаешься постоянно около меня, лезешь мне на глаза, шьешься в тех же местах, где и я. Что тебе от меня надо? — он осекся, осознав глупость вопроса. — Кто тебя сюда позвал вообще? Затуманенный взгляд Сцинка исказило подобие удивления. — Кто меня позвал? — тупо повторил он. Серому вдруг нестерпимо захотелось заткнуть ему рот — сейчас же и не важно чем. — Как "кто позвал"? Ты. — Врешь, — уверенно сказал Серый. — Меня никто никуда не зовет, кроме тебя, — Сцинк опять расплылся пошлой, грязной улыбкой. — Я никому из твоих друзей больше не нравлюсь. — Мне ты тоже не нравишься. Сцинк поднял ногу и ступней медленно проехался по его бедру до ширинки, мягко ткнулся пальцами в пах. Ебаная Лолита. От смешанного с отвращением возбуждения стояк закаменел и затребовал внимания безотлагательно. Серый ударил по щиколотке, отталкивая ногу Сцинка, прицельно и смачно плюнул, надеясь попасть ему в лицо, но промазал и только заляпал ковер у его щеки. — Упс, — без тени обиды рассмеялся Сцинк. Он скосил глаза и провел скулой по полу, стирая с ворса плевок. — Так лучше? Или попробуешь еще? — Я тебя ненавижу, — сдаваясь, выдохнул Серый. Пока он расстегивал ремень, Сцинк поднялся, сел на колени и по-собачьи ждал, когда Серый пляшущими пальцами выковыряет из петель болты. — Мой котик, — протяжно сказал он, неясно кому: Серому или вытащенному из трусов члену — и полуоткрытым ртом влажно поцеловал головку. Серый поспешно пережал пальцами у основания, чтобы не кончить постыдным скорострелом, и заправил Сцинку по гланды и глубже, не позволив ему помогать себе руками. Сцинк шумно сопел заложенным носом и время от времени давился, с трудом справляясь с рвотным рефлексом. Серый нарушал свое же правило — ни с кем не трахаться в этом месте. Впрочем, раньше ему тут и не хотелось — сложно настроиться в доме, каждый угол которого дышит ненавистным духом. Фирменный отцовский холод, его надменно сжатые губы, скорбная брезгливость в чертах и невысказанное son I'm disappointed во взгляде виделись Серому везде: от кухни до дальних углов сада. Детский страх быть застуканным за чем-то кошмарно постыдным обычно морозил любое желание на взлете. А с такой тварью, как Сцинк, он даже и не вспомнил об этом — ну надо же. Серый, не сдержавшись, фыркнул. Вот бы отец его теперь видел! Сложно было бы представить картину похабней: стоя посреди гостиной со спущенными штанами, он ебал в рот голого парня, судорожно вцепившись ему в волосы на затылке. И был бы еще парень. Там, где дражайший фатер пялил свою охуенную, журнально-модельную Яну — интересно, она ему отсасывала на ковре? — его сын натягивал на всю длину убитое в хлам мясо, дрожа при этом, как блядь, и подвывая на пике. Хорош! Серый подумал, что многое дал бы, чтоб посмотреть, как сползет — пусть даже на долю секунды — с лица отца его хваленая бесстрастность. Он вытащил член в последний момент — тело полыхнуло электрической дугой, и Сцинку на ресницы брызнули белесые капли. У Серого никогда не стреляло с бабами — так, стекало толчками, а тут поди ж ты. Сгустки спермы на лице у Сцинка мешались со слезами, соплями и слюнями — и почему отвратные биологические жидкости начинаются с одной и той же буквы? Сцинк откашлялся и утерся тыльной стороной ладони, больше размазав все дерьмо по морде, чем очистившись от него. А потом улыбнулся, моргнув желтыми глазами. Серый поймал себя на том, что все еще держит дрожащей рукой плечо Сцинка и машинально гладит подушечкой большого пальца его шею. Он отнял руку, и Сцинк потянулся следом, толкнулся кошачьим движением под ладонь. Серый на автомате потрепал его, как животное, за ухом. Где-то в ванной были влажные салфетки, он помнил, но ему было в лом идти искать. Хотелось лечь и сдохнуть. Хотелось еще — и больше. Глухое разочарование, что все так скоро закончилось, осадком взбаламутило душу. Он уступил сам себе в надежде утолить этот скотский голод, но лишь раздраконил его сильнее. Скрестив ноги по-турецки, Сцинк неспешно гладил себя, пялясь на него в открытую. Член у него был больше — Серый не мог решить, унижало его это или льстило ему. — Так и не разденешься? — Ебать, ты отвратный. Ноги подкашивались, Серый обессиленно опустился на пол, не подтянув нормально джинсы, и в жопу ему впился колючий шерстяной ворс. — Еще, котик? — Не зови меня так. — Как скажешь. Еще, милый? Серый съездил ему по щеке — и не как в прошлый раз, легче, Сцинк даже не потер ушибленное место. — Да понял я, понял, — усмехнулся он и приглашающе развел руками. — У меня кое-что есть для тебя. — Что? — Ну... всё. А чего, например, ты хочешь? У Сцинка не было прыщей на теле — отсутствовали как класс, было даже завидно: у Серого то и дело появлялись. Зато были крупные соски — как у девки, торчащие вперед, розовые в небольшом круге. — Британские ученые доказали, что, если по соску щелкнуть, он затвердеет за семь секунд. Посчитаем? Серый протянул руку, покатал один из двух в пальцах и резко, с силой выкрутил, Сцинк дернулся и ойкнул в голос. — Восемь, — потрогал для проверки Серый. — Девять, — всерьез поправил Сцинк хрипло. В сравнении со вторым, нетронутым, сосок казался теперь воспаленно-бордовым. — Надо было взять секундомер. Для чистоты эксперимента. Его мелко трясло. — Я хочу, чтобы ты кричал, — нагнувшись вперед, сказал ему на ухо Серый. Он уткнул Сцинка мордой в пол и был бы очень не против, если б ковровые ожоги у него остались не только на коленках и локтях, но и на скулах. Слюны их обоих хватило, чтоб Серый нормально вошел, но дальше пошло туговато, так что стоны и взвизги Сцинка сквозь кляп из снятой Серым футболки звучали вполне правдоподобно. Во второй раз Серый не мог кончить долго — мешали нервы, или остаточный хмель, или переизбыток злости. Он то бешено взвинчивал темп, выдыхаясь, — Сцинка под ним колотило, как загнанную гонкой клячу, он даже бросил попытки подмахивать, получая по заднице за каждый неверный рывок, — то тормозил, почти останавливался, и тот изнывал в ожидании. Весь в испарине, Сцинк был скользкий, как уж, и верткий, как ящерица, но на ощупь оставался холодным, тогда как от взмыленного Серого спокойно можно было прикуривать. Холоднокровные, вспомнил Серый уроки биологии, всегда нагреваются от внешнего источника тепла. Спустив, он упал сверху изможденно, ощущая себя выпотрошенным, вывернутым наизнанку. Влажная холка Сцинка со слипшимися колечками волос пахла чем-то кисловато-молочным, но не блевотно. Серому, по странности, не был противен его запах. Раиса, допустим, воняла отдушками всей хуйни, которую на себя брызгала, намыливала или мазала, и Серого едва не рвало. — Если я тебя поцелую, ты превратишься в тыкву... — сказал он Сцинку в затылок недоутвердительно. — Ты успел? Сцинк улыбнулся куда-то в ковер, Серый его улыбку услышал. — Не к каждой Золушке в конце концов приезжают принцы, — он закинул руку назад и вслепую погладил Серого по плечу. — Живешь тут на чердаке или в подвале и спишь в золе у камина? — Я здесь не живу, — не стал отшучиваться Серый. — Тыква, кстати, вещь. Просто надо уметь ее готовить. И это лучше, чем крыса. — Ты кончил? — повторил он. — Конечно. — Тогда выматывайся. Уборка, — напомнил Серый. У него не было сил даже перекатиться и выпустить Сцинка из-под себя, но тот и не пошевелился. — Я делаю это только с тобой, ни с кем больше, — неожиданно сообщил он, повернув голову. — Это чтоб ты не думал, что я шлюха или что-нибудь в этом роде. — Ты издеваешься? Отличная шутка. Сцинк ничего не сказал, только вяло дернул плечом, что расценивать можно было как угодно. — Я мог бы тебя убить, — сказал ему Серый и вдруг с холодной ясностью понял, что точно убил бы — если б увидел с кем-нибудь еще. — Я бы хотел, чтоб тебя не существовало. Чтобы ты оказался глюком, например. — Что если так и есть? — хмыкнул Сцинк. — Спроси своих друзей, заметил ли меня хоть кто-нибудь из них. Серый отвалился на спину, закинул руки за голову. Напряг память. — Кто из нас кого зацепил: ты меня или я тебя — и где это могло случиться? А главное: зачем? — спросил он. Сцинк развернулся к нему, навис сверху, опираясь на локоть. В трещине в углу широкого рта круглой бусиной засохла капля крови. — В "Копакабане", — сказал он. — Я там работал два через четыре. Была пятница. Ты приехал со своим зверинцем, заказал клубничную "маргариту" и латтэ, замутил сальсу с какой-то шкурой на танцполе — под Леди Гагу, потискался у стойки, а потом свистнул мне. Я был очень даже не против. Подменился на полчаса и вышел. Мы ебались в подсобке со швабрами, потому что в сортире тебе воняло. Он замолк, словно что-то взвешивая про себя, а потом все же продолжил: — Ты был очень нежен, обращался со мной трепетно, называл кисой и заечкой. Я растаял. У меня даже был твой засос, вот здесь, — Сцинк ткнул пальцем в основание шеи. — Если б знал, что понадобится пруф, сфоткал бы, пока не сошел. — Врешь, — бесцветно отозвался Серый. В голове обрывками зароились картинки. Мигающая вывеска "Копакабаны", аншлаг на парковке, была это пятница или нет? "Маргариту" любит Раиса. Сальса? Кто-то из Кристиных подружек — красная юбка, чулки, бежевые туфли на платформе... — Конечно, вру, — ухмыльнулся Сцинк. — Какая в "Копакабане" Леди Гага? Я же говорил, что нихуя не помню, если накидаюсь. Может, нам везде чекиниться и делать селфи? — Одевайся и мотай отсюда. Вызовешь такси сам. Деньги дам. Это было хорошее предложение — просто акция месяца. Сцинку стоило им воспользоваться, пока у Серого после марафона на действенную, всесожигающую ненависть не хватало сил, в крови пульсировала только глухая, черная тоска. Всякая тварь после соития печальна. Сомнительная мысль для пресмыкающихся гадов. Сцинк сел на ковре, потер покрасневшие колени. Растерянно оглядел гостиную. — Ты что, перся в ванную через весь дом голым на виду у всех? — Возможно, я материализовался прямо там? Я же твой глюк, котик. Меня никто, кроме тебя, не видит. — Ладно. Возьмешь мою одежду. Строго говоря, его одежды в доме не было. В этом доме по факту не было ничего, принадлежащего Серому. Но кому до таких мелочей было дело? — Блядь, Сцинк! — Что? Жеваная, в не высохших до конца слюнях футболка болталась на нем, как половая тряпка. Он натянул на себя все, включая снятые Серым трусы. — Я имел в виду чистую. — Какая разница, ты же все равно это выкинешь, — Сцинк достал из кармана джинсов его телефон, несколько купюр и еще одну резинку, гондон и деньги пихнул обратно, а трубку протянул ему. — Набери. Где-то в доме должен валяться мой. Так-то и плевать бы, но если твой отец пороется в содержимом, выйдет неловко. — У меня есть твой номер? — Ты его забивал. Тогда же. В "Копакабане". — Ты же сказал, что про "Копакабану" неправда. Серый точно знал, что Сцинку никогда не звонил. — И ты поверил? Он прокрутил список контактов на "С", но нужного не обнаружил. — Поищи по имени, — посоветовал Сцинк. — Тот неловкий момент... — Серый окинул его взглядом. — Было бы забавно узнать, что ты вдруг какой-нибудь Аркадий. — Или Арсланбек, вот тоже был бы сюрприз, — хмыкнув, согласился Сцинк и прищурился. — А что, если там как-нибудь ласково? — Просто продиктуй номер. На дисплее высветилось: "солнышко". Серый нехорошо усмехнулся. — Это не твой. — Набери. Где-то отдаленно запиликал рингтон. Сцинк дернулся встать, и Серый остановил его жестом. — Сиди, я сам открою. Телефон с паутиной трещин на стекле нашелся за бассейном в кустах, шмотки валялись тут же. Подобрав все, Серый вернулся обратно не сразу: поднялся с заднего хода в экс-детскую — натянуть на себя хоть что-нибудь. В гостиной он швырнул тряпье комом Сцинку под ноги, сунул ему в руки полиэтиленовый пакет, а в карман — телефон. — Оставь, — сказал он, когда Сцинк потянул его футболку через голову. — Я все равно выкину. Сцинк поддернул сползающие с тощих бедер джинсы Серого и запихнул свою одежду в мешок. — Ладно, я соврал, — сказал он, — это я тебя тогда склеил. Я отсасывал тебе в кабинке, мы были прям как нормальные, тебе не воняло, и все было зашибись. А потом тебя вынесло в аут, я не видел, как это случилось, но ты вырубился у сраной кладовки, видимо, в поисках выхода или чего-то покрепче. — С клубничной "маргариты" вынесло? — уточнил Серый. — Не знаю, не исключу, что с латтэ. Тебя нашел парень из охраны, и у нас случился маленький симпозиум, потому что в "Копакабане" не очень любят вызовы скорой. Я сказал, что хорошо тебя знаю, что у тебя не все в порядке с головой, но это мелочи, не смертельно. Моя смена подходила к концу, меня отпустили раньше, и я отвез тебя к себе на такси. — На глазах у моих друзей? — А никого из них на тот момент уже не было. Они уехали. Свинтили куда-то в другое место. Без тебя. — Свинтили без меня? Мы гуляли в "Копакабане" на мои. — Наверно, они тебя искали — и не нашли. Может быть, спрашивали у кого-то, но не у меня. Решили, что ты их сам кинул, свалив. Серый смотрел на него в упор испытующе. Красное платье, бежевые туфли, чулки, бретелька, выпавшая на плечо в пройму... Теннисные мячики груди — небольшие, ровно в ладонь, но тугие. Подружка Кристи — Милана? Милена? Тошнотворно пряные духи и все сухое между ног. Перекошенное Раисино лицо. — Я не знаю, когда тебе верить, — сказал Серый. — И стоит ли верить рыжим вообще? — Хорошо, срываем покровы, — засмеялся Сцинк. — Вот как было дело. Ты понравился мне сразу, как вошел. Люблю тех, кто платит: их видно сразу. А тут наконец нашелся тот, у кого с головой еще больший пиздец, чем у меня, — блядь, ты пил ебаную клубничную "маргариту" и танцевал сальсу! — как я мог упустить свой шанс? Я хотел тебя на ночь — для начала — поэтому подсыпал клофелина в кофе. И когда ты отрубился в сортире, осторожно оттащил в кладовку, где тебя еще хуй бы через сколько нашли. А твоим забегавшим в поисках личного банкира друзьям сказал, что ты их кинул, вызвал такси и свалил с той озверевшей стервой в "Шато". Видел бы ты их кислые морды, с которыми они доставали кошельки! Я сэкономил для тебя приличную сумму, мог бы просто сказать мне спасибо. — Спасибо. Сцинк посерьезнел, ерническая улыбка исчезла с его лица. — Не верь мне никогда, — пожал он плечами. — Или верь всегда. Делай что-нибудь одно: по крайней мере, это будет последовательно. Худшая стратегия — полагаться на интуицию. Особенно... Он затих, и Серый выжидающе наклонил голову. — Особенно с диагнозом "диссоциативное расстройство идентичности", — закончил Сцинк. Серый сделал долгий глубокий вдох. Сцинк замер, словно догоняя с опозданием, что и с какой целью сказал. Серый тоже не очень понимал, зачем ему было открывать карты. — У всех рыжих, что я видел, были веснушки, — сказал он, — а у тебя их нет. В этом есть какой-то двойной подвох. — Никто не узнает, Серенький, — покладисто пообещал Сцинк. — Даже я. Я же никогда ничего не помню. — Я серьезно сомневаюсь в том, можно ли доверять рыжим в принципе, но в том, что рыжим без веснушек доверять нельзя, я не сомневался никогда. Можешь считать меня предвзятым. Что-то в его ухмылке заставило Сцинка неуверенно отступить. Очень зря, потому что Серому вдруг смертельно захотелось его потрогать, каким угодно образом, в любом месте: потрепать по щеке, заправить за ухо выпавшую у виска прядь волос, погладить от локтя до запястья и обратно, провести по шее пальцами, почувствовать под ладонью кадык. Посторгазменная приторная слабость наконец оставила его, прежняя холодная ярость, возвращаясь в тело, покалывала подушечки пальцев. Серый снова понемногу начинал чувствовать себя собой, а не растекшейся бесформенной лужей. — Я тебя ненавижу, а себя — за тебя — еще больше. У тебя от меня стресс, синяки, разрывы, ковровые ожоги, пиздец в голове и нихуя денег. Разве не так? — Есть нюанс, — вставил Сцинк, сделав еще один шаг назад. Серый, пожалуй, даже восхищался бы его изворотливостью, если бы так до дрожи ее не презирал. — А он нежен, и ласков, и заносит тебя в список контактов солнышком. А еще щедр: я ведь знаю все его счета и траты. Под его взглядом у Сцинка белеют подрагивающие губы, зато вспыхивает бордовым горячечный румянец на щеках. Если не заткнуть ему рот кляпом, он будет говорить в постели о любви, и это выстегивает Серого больше всего. — Так кого из нас ты любишь, стратег? — Тебя, — не раздумывая ни секунды, произносит Сцинк. — Только. — Неужели? И кто тебя пригласил в этот дом, не напомнишь? Ты же нас даже не различаешь. — Ты. Ты меня сюда приглашал, я уверен, — упрямо тряхнул головой Сцинк. — Я тебя с ним никогда не перепутаю. Котик?.. Серый медленно двигался вперед, пока не остановился на расстоянии вытянутой руки. Теперь до Сцинка можно было дотронуться. — Он зовет тебя кисой и заинькой, а как его называешь ты? — Но касаться его было еще рано, и Серый унял дрожь в руках. — Не помню, я когда-нибудь говорил, что убью тебя, если увижу с кем-нибудь другим? — Говорил, — шепотом ответил Сцинк, трещина в углу его рта лопнула, запекшуюся бусинку крови смыла свеженабухшая алая капля. Он вдруг прыснул, упершись спиной в стену, нервно рассмеялся и, не в силах остановиться, выдавил: — Но ты же никогда не увидишь. Это и правда было по-настоящему смешно. Серый отозвался на его веселье искренней улыбкой. Ни малейшего шанса застать их вдвоем в постели, все истории про вернувшегося из командировки мужа никогда не окажутся про него — какая радость. — Действительно. Никогда. Как удобно. Я просто не смогу увидеть, — он продолжал улыбаться, наблюдая, как хохот Сцинка стихает волнами, пока наконец не обрывается последним полувсхлипом. — Ну разве что, если ты снимешь видос. Он заметил, как метнулась рука Сцинка к карману, в желтых глазах отразился тот момент, когда пальцы нащупали гладкий, без трещин экран. — Никогда не понимал, как людям это не мешает, — Серый вытащил вторую трубку и потыкал пальцем в разбитый дисплей. — Ты что, не можешь поменять стекло? Я давал тебе столько денег, что ты давно мог купить себе новый. Хотя стоп... или это был не я? Сцинк не сводил с него остановившегося взгляда. — Уборка, — тихо напомнил он Серому. — Только через полчаса, — успокоил его Серый, проверив время на растрескавшемся экране. — Мне вполне хватит.