Поцелуй в затылок

Артем заглушил мотор. Руки на руле дрожали от напряжения, лоб и верхняя губа чесались от выступивших капель пота. Он вытер испарину рукавом пальто. — Неплохо. — Обратно поведешь ты. — Спускаться легче, чем подниматься. Он вылез, закрыл за собой дверь, обогнул машину и присел на капот, оглядывая знакомое и старательно забытое место. Разреженный воздух был по-осеннему свеж, слабо пах горелыми кизяками и почему-то озоном. Тронутая желтизной листва подрагивала от ветра. В тени с травы еще не сошел белесый налет инея, и даже на солнце было зябко. Артем поежился и низко натянул капюшон. Небо наполовину закрывали уходящие вверх пегие склоны, а еще выше, незаметные сейчас глазу, кутались в облака вершины с белыми ледниками. Узкая улочка, как река в ущелье, убегала вперед и скрывалась за поворотом между возведенными по обеим сторонам заборами из разнокалиберных камней. На другом конце села слабо теплилась чья-то жизнь: что-то отдаленно стукнуло, залаяли и смолкли собаки, тонкой струйкой искоса поднимался дым из чужой трубы. Но здесь, где они остановились, все казалось глухим и мертвым. Съезд с дороги в оплетенный лозой гараж окончательно зарос, жухлая трава тянулась вверх и встречалась со свисающими плетьми винограда. Заслоненная кронами деревьев двускатная крыша была почти незаметна, на миг Артем даже испугался, что в саду, за кованой калиткой, обмотанной цепью, в конце дорожки с синюшными пятнами тутовника дома сказочным образом не окажется — что он перестал существовать еще тогда, одновременно со своим владельцем. Но потом порыв ветра шевельнул ветви и обнажил неровную черепицу. Сзади хлопнула дверь, пискнула ненужная тут сигнализация. Шагов десять до крыльца, мысленно прошел путь Артем, несколько ступеней к несимметрично расположенной двери ярко-голубого цвета, низкие окна. — Дед Аво говорил Хорену, что новый владелец так ни разу сюда и не приехал. Артем вздохнул и оторвался от капота. Эхо лязгающей цепи, казалось, прокатилось по всему ущелью, заржавевшая калитка отворилась с плачущим стоном. Артем шагнул за черту, отделяющую пыльную сельскую улицу от внутреннего двора. Серега остался за ней. — Не думаю, что кому-то будет дело, если мы вломимся без разрешения, но я все же не хочу рисковать. Артем порылся в кармане, вытащил и демонстративно прокрутил на пальце ключ. — Вопрос только в законности? Если так, то я нам разрешаю. — Ух ты, — справившись с удивлением, усмехнулся Серега. — Значит, он оставил дом тебе... — Понятия не имею, что творилось в его голове, когда он писал завещание. Но владелец действительно я. Войдешь туда со мной вместе? Он обернулся. Серега мимо него смотрел на некогда ослепительно белый фасад с небесными ставнями и наличниками, а нынче серую в потеках стену с заколоченными крест-накрест потухшими окнами. Он не стал дожидаться ответа и пошел ко входу. Доски давно прогнили, и, чтоб отодрать их от двери и окон, не потребовалось особых усилий. Ключ вошел в скважину и повернулся туго, со скрипом, но открыл замок с первого раза, Артем толкнул дверь, и в нос ударил запах плесени и запустения. Он почти ослеп внутри после яркого света, поэтому буквально на ощупь — а еще больше по памяти — прошел через небольшую прихожую в центральную комнату — что-то вроде гостиной — и, когда глаза привыкли к темноте, огляделся. По углам и с потолка неопрятными хлопьями свисала паутина, обои выцвели и отклеились по краям, ярко-красный когда-то абажур покрылся толстым слоем пыли. Половицы под ногами скрипели. Артем невольно нагнулся у низкой притолоки кабинета — десять лет назад ему так делать не приходилось. Ящики рабочего стола были выдвинуты — видимо, теми, кто забирал документы — какие-то пожелтевшие листки валялись на полу. Компьютера не было. Пластиковый корпус выдернутого из розетки сетевого фильтра треснул под чьей-то ногой. Лампа с согнутым коленчатым держателем лежала, брошенная поперек столешницы. Артем прошел в маленькую спальню. Седая от паутины и пыли узкая "гостевая" кровать осталась идеально заправленной. Сквозь перекошенные ставни на стены странной геометрией ложились солнечные пятна. На мгновение ему показалось, что он чувствует прежний запах этого дома, и от роя бессвязных воспоминаний-образов передернуло. Он развернулся на пороге и отступил обратно. Массивные темные шторы в гостиной, как и тогда, были плотно задернуты, Артем двинулся к окну, чтобы впустить сюда свет, когда услышал за спиной шаги и оглянулся. Серега остановился в дверном проеме. — Ты спрашивал, любил ли я его, — он поморгал, привыкая к темноте. — Я бы ответил: да, если бы временами до спазмов его не ненавидел. Я мечтал о том, чтобы он исчез из моей жизни навсегда, и сам же пугался, что когда-нибудь так и случится, потому что не знал, как без него жить. Мне казалось, что я перестану существовать вместе с ним, что меня без него быть не может. А потом так и случилось. Я мечтал — и он умер. Иногда мне нравится думать, что я действительно как-то причастен к его смерти, от этого делается легче. И страшнее. Он ушел, а я почему-то остался — это самое странное, что со мной произошло, потому что в глубине души я не могу найти этому объяснения. Серега словно изучал заново все в гостиной, лицо его дернулось и закаменело, когда он наткнулся глазами на большой раскладной диван в центре комнаты. — Он ни разу не причинил мне боли, был ласковым и очень осторожным — так трепетно, как он, со мной никто больше в жизни не обращался. Я сам его хотел, я ни разу не был против — но вряд ли когда-нибудь забуду, как он смотрел на меня, пока проделывал со мной все, чего ему хотелось. Он смотрел бессмысленно и сквозь, в пустоту, как будто меня перед ним не было. Изредка я просыпаюсь, чувствуя его взгляд на себе, и мне нечем дышать, как будто на груди лежит камень. Но чаще бывает другое: мне снится, как я сам смотрю мертвыми глазами сквозь чье-то голое тело без лица. От этого тошно до ледяного ужаса — и одновременно очень сладко. Я знаю, что твой Серый мечтал оказаться на моем месте, — он кивнул в сторону дивана, — но ему повезло никогда там не очутиться. — Ты скучаешь по Герману? — спросил Артем. Серега стиснул губы и медленно покачал головой, но на середине оборвал движение и скривился. — До сих пор, — сказал он глухо. Артем кивнул. — Ты решил меня уничтожить, да? — без перехода, с той же интонацией продолжил Серега и наклонил голову. — Не вопрос. Попробуй. Не буду играть с тобой в поддавки, я не он, не рассчитывай на легкую победу. Но если у тебя все же получится, — пожалуй что, так будет даже к лучшему. Никаких обид. Артем улыбнулся и протянул ему руку. — Иди сюда, — позвал он. — Покажу тебе кое-что. Серега стоял на пороге, не делая ни одного движения. — Когда-нибудь замечал, какой с этой стороны дома открывается вид? — Нет. Герман никогда не раздвигал здесь штор. Артем вскинул руку, крепко ухватился за край полотнища и рванул вниз со всей силой. Ткань с треском отделилась от железных креплений и тяжелыми складками сложилась на полу. Артем закашлялся от полетевшей в ноздри, глаза и рот пыли, заткнул нос рукавом как респиратором и сразу же рванул вторую занавеску. Через секунду та тоже оказалась под ногами. За распахнутыми ставнями в прогалине между двумя рогами хребта открывалось на просвет чистое, голубое небо. — Иди ко мне, — повторил просьбу Артем. Неуверенно, нетвердым шагом Серега подошел к оконному проему. Артем встал за его спиной. — Ты живой, ты есть и никуда не исчезнешь, — сказал он. — Ты не умер вместе с Германом и не превратишься в него. Он больше не имеет над тобой власти. — Давай, скажи, что никогда не причинишь мне вреда и сделаешь меня... — он замолчал, не решаясь выбрал верное слово. — Тебе не нужна феечка, чтобы стать настоящим мальчиком, — негромко продолжил за него Артем. — Не надо бояться. Настоящие мальчики чуть-чуть сложнее героев Тарантино. Серега повернул и дернул вниз шпингалет, закрывающий раму: сначала сверху, потом снизу, — впустив в дом небо, облака, горы и осень. Артем обнял его за пояс и коснулся губами волос.