Тяжело в учении

– Да ты просто паришься слишком много, вот и всё! – мне в лоб прилетел неожиданный болючий щелбан и заставил даже попятиться на пару шагов назад, прикрывая рукой свою страдальческую мордяху, чтоб ненароком не прилетело и по второму разу. Владыка Тьмы все-таки чертовски плохо умел рассчитывать свои силёнки. Я пришла к нему затем же, зачем в приёмные часы ходят сотни других духов. Пожаловаться на жизнь. – Да как тут не париться, – взмахнула руками. Очень эмоционально. Очень горестно. – Бесконечные зачёты-экзамены-контрольные! Ебучая Академия, кто все это понапридумывал? Изверги сущие! Вопрос был скорее риторический. Ясно, что какое-нибудь министерство какого-нибудь образования, от самого образования как всегда невообразимо далёкое, но свято верующее в правило «больше – лучше». – Сами бы попробовали выучить 152 билета к одному экзамену, скоты, – громкие обвинения скатились в обиженное неразборчивое ворчание, тонущее в звенящем осеннем воздухе. Я бы подобрала словечко покрепче, я с удовольствием, но Ирия выглядел таким невинным, что в его присутствии просто не поворачивался язык. Кастильоне накрывала осень, багряная, пламенная почти, ветреная и до ужаса дождливая. Начало учебного года выдалось тоже прямо пламенным, с первых шагов в мир Академического образования ю стало ясно, что низший офицерский состав берут в плотный оборот, и так часто бегать в Совет, как раньше, я уже не смогу. Да что там, загруз по всем фронтам выходил такой, что даже не продохнуть, не то что там куда-то сбегать. – Я не сомневаюсь, что ты справишься. Даже не вздумай тратить своё время на какую-то там хандру. Ну-ка вдох-выдох! Теперь глотни, – командным тоном отчеканил он, а потом протянул мне неожиданный термос, ещё раз доказывая, что полон сюрпризов по самое не хочу. – Это что, мохито? – я недоверчиво потянулась к нему, но пластик на удивление облизал пальцы уютным теплом. – Не, глинтвейн, сам варил, – сообщил Владыка Тьмы, лучась счастливой гордостью. Это... Это поражало. Сложно вообразить себе груз ответственности больший, чем лежит на плечах Воплощения. У него профессия – дёргать за ниточки, держать Вселенную в состоянии покоя. И если он хоть раз ошибётся, потянет вдруг не за ту, все рухнет к чертям. У любого другого позвоночник бы уже давно пополам хрустнул от этой тяжести. А он берёт и как ни в чем не бывало варит этот свой глинтвейн. К слову очень вкусный и с дурящим мысли запахом мёда. Я неосознанно придвинулась поближе к тёплому бочку Владыки Тьмы, и некоторое время мы стояли молча, как старые знакомые, которым, чтобы понять друг друга, совсем не обязательно что-то говорить. Можно было пить самопальную горячую радость из термоса и бесконечно удивляться, как это у Ирии так триумфально выходит в самый подходящий момент делать самые нужные вещи. Взгляд случайно соскользнул на наручные часы, и первой же мысль в голове вспыхнуло, что я, по-правде говоря, уже чертовски опаздываю на занятия. Второй – лучше б я их вообще не надела. – Ладно, я... мне идти надо, – качнулась с пятки на носок, возвращая термос хозяину. Немного неловко. Я говорила это, чувствуя, что чуть ли не слёзы на глаза наворачиваются от..... Впрочем, может, это потому что мы стояли на злющем промозглом холоде. В Академии ещё не успели перейти на утеплённый вариант военной формы. А ветер уже успел сделаться таким колюче-пробирающим до костей, что стучали зубы. И как-то так вышло, что мой учитель-раздолбай это спалил, поэтому в следующий момент на плечи легла та самая куртка с мехом, больше на несколько размеров. – Ты же мёрзнешь! – мгновенно воспротивилась я с очень твёрдым намерением вернуть бесценную вещь её обладателю. Но обладатель в ответ только беспечно отмахнулся. – Сколько раз повторять, не запаривайся! Я уверен, кто-нибудь из генералов согласиться приодеть свою бестолочь. А ты заходи на выходных! Даже если завалят домашкой! – Обязательно! – я уже отошла на приличное расстояние, а потому, чтобы меня услышали, пришлось кричать и махать рукой. В груди было тепло от самопального глинтвейна и легко – просто так. Не «благодаря», а скорее, даже вопреки –погоде, домашке и вообще всей этой промозглой премерзкой осени.