Любить нельзя расстаться

После нескольких длинных гудков, мне показалось, что по ту сторону связи мне ответили, но тут же короткий щелчок сменился механическим женским голосом: «Абонент не отвечает или временно…». Сколько бы я ни перезванивал, результат был одним и тем же. Девушка не меняющимся голосом сообщала мне на двух языках, что абонент вне зоны доступа. Отключил телефон? Значит, это все? Конец?.. Да и пошел он!.. Я замахнулся, чтобы со злости расколоть смартфон об пол, но он внезапно зазвонил в моей руке. Подняв глаза кверху, я увидел улыбающееся блондинистое личико. Мишка? Опустив руку, я отвел взгляд в сторону. Не хочу с ним разговаривать. Наверняка ищет меня, потому что я не пришел на первую пару. Опять будет нагло врать мне в лицо. Звонок оборвался, а я так и не ответил. Через несколько секунд телефон зазвонил снова. Сузив глаза, я задумался, сколько еще раз он намерен так делать. Но в этот раз телефон замолчал быстрее. Чтобы потом сообщить о входящей смс. Со вздохом сунув телефон в карман, я все-таки решил идти на лекции. Знаю, как бы ни хотелось его больше не видеть, но пересекаться нам все равно придется. Просто не буду с ним разговаривать. Выйдя из аудитории, я обнаружил, что панк держал меня на первом этаже нашего универа, в самом забытом крыле. Откуда только ключи взял? Хотя, может, просто повезло. Я тоскливо взглянул на лестницу, тянущуюся на второй, а потом и на третий этаж. Переставлять по ней ноги нет никакого желания, как и идти в таком виде на лекции. Хочется только Ада увидеть. Может, я погорячился и у него просто села батарейка? Бывает же. Тогда он сейчас сидит на лекциях и, может, нервничает? Такой вариант вдохновил меня больше и заставил преодолеть лестницу, даже не заметив ее расстояния и высоты. В расписании я быстро нашел номер аудитории и скоро распахнул нужную мне дверь в правом крыле. Историк, зачитывающий что-то о реформах Петра I, и все присутствующие обернулись на меня с вытянутыми лицами. Среди брюнетистого населения группы я не обнаружил ту макушку, которая была мне дороже всех на свете. - А… Оболенский… - ладно хоть, хватило ума спросить, а не просто захлопнуть дверь. Историк растерянно взглянул на группу. Ну да, как всегда, загружен только более выдающимися личностями. Такие невзрачные люди, как простые студенты – не в его компетенции. - А… он сегодня вообще не появлялся, - ответила мне какая-то перекрашенная девица из самого центра. - Я его видел перед лекциями на улице, - возразил ей парень, в котором я признал одного из многочисленных друзей Ада. – Он курил, я даже поздоровался с ним. И все. Не дошел, видать… Я и сам видел Ада утром. Последний раз прежде, чем погнался за зеленоволосым панком. Что произошло за это время? Меня охватило тревожное чувство, а мой телефон разорвался предупреждением об еще одном сообщении. Закрыв дверь аудитории, я все-таки достал телефон и взглянул на экран. Даже не сомневался, что это Мишка. С отстраненным выражением лица открыл почту. И оторопел, изнутри меня махом взял ледяной озноб. «Тиш, ответь! Я Аду голову разбил! Скорую уже вызвал». «Тиш, твою мать, не молчи! Мы едем в 3-ю». Дрожащими руками, не чувствуя ни рук, ни ног, ни окружающего меня мира, я надавил на вызов и с трудом поднес телефон к уху. - Ми… Ми-иш… - голосом я тоже больше не владел. До больницы я добрался так быстро, как только мог, кусая ногти и в панике, что удар мог оказаться слишком серьезным. Всю дорогу меня колотило, не отпускало и, когда я оказался в больнице. Лишь бы с ним все было в порядке. Если что-то случится, я точно себе вены вскрою. И убью Мишку. Сначала убью Мишку, а потом себе вены вскрою! Подойдя к регистратуре на полном автопилоте и напугав девушку своим видом так, что она, не задумываясь, выдала мне нужный номер палаты на мой прямой вопрос, я, так же шатаясь и паникуя, отправился прямиком туда. Мишку увидел около нее, и, даже не взглянув на него, прошел мимо, столкнув с дороги возмутившегося врача. Кажется, и он, и Мишка мне что-то крикнули. Ада я нашел лежащим на койке, обессилено плюхнулся на еще теплый стул рядом. Наверное, только что здесь врач сидел. Адонис обернулся ко мне и посмотрел в лицо. Живой. Если не обращать внимания на многочисленные синяки и свежие рубцы, почти целый. На брови свеженаложенный бинт. Значит, сюда ударил? - Извините, но я попрошу вас… - заикнулся за спиной врач, но Мишка остановил его, жестом попросив замолчать. В палате вновь повисла тишина. Только врач раздраженно вздохнул, махнул рукой и оставил нас одних. Мы с Адом разглядывали друг друга с минуту, пока он не заговорил первым: - Глаза красные… - Дурак, я так за тебя испугался… - За меня? Серьезно? – ехидства у Адониса ничуть не убавилось. - Я все знаю! – тут же напал на него я. – Твой друг все рассказал. Почему сразу не сказал?.. То есть… Я так виноват перед тобой. Если бы я не струсил и сам прочитал… Но было так страшно… Я же столько времени был уверен, что ты… я столько глупостей наделал. Я такой идиот. Прости. Прости, - я сжал его ладонь в своих руках трясущимися пальцами. Я хотел его чувствовать, знать, что он не придуманная мной иллюзия, что настоящий, на самом деле живой. Он не отталкивал. Наконец-то мы могли поговорить спокойно, даже не смотря на то, что в неподходящей для этого обстановке и что мне немного хотелось ему врезать за то, что полез в драку. – Если такое возможно… если твои чувства ко мне еще не изменились… если ты можешь простить меня… я хочу начать все сначала. Я хочу с тобой встречаться. На самом деле хочу. Ад долго смотрел на меня, выжидающе, испытывая мои расшатанные нервы на прочность. На лице не было ни тени иронии и присущего ему ехидства. Он был серьезен, как никогда. Как тогда, когда я ему впервые признался. Если он хочет меня поцеловать, я готов. Я очень хочу его поцеловать и буду осторожен и внимателен к его ранкам. Я даже чуть прикрыл глаза, подаваясь навстречу к нему. - Ни за что! – внезапно услышал я его твердый голос и распахнул глаза настолько, насколько это было возможно. В голове сразу прояснилось, и озноб меня отпустил. - Что? – ошарашенно переспросил я. - Нет! – так же твердо повторил Адонис и отвернулся, устремив решительный взгляд перед собой. Но руки все-таки не отнял. Я чуть не умер, пока раскусил эту поганую сволочь! - Ад! – возмущенно вскочил я. - Никогда в жизни! – с тем же упрямством заявил мне Оболенский. Ублюдок! В сжавшихся кулаках захрустели костяшки. - Ты должен!!! – заорал я. - Нет уж! - Встречайся со мной! - Ни за что на свете! - Адонис!!! Раскричались мы надолго и на половину больницы, забыв о наблюдавшем за нами прислонившемся к дверному косяку плечом Мишке. Потом говорили, что особо суеверные бабушки из соседних палат не раз перекрестились и затребовали иконы и свечи, чтобы вознести обережную.