Кап-кап-кап по стеклу.

Кровь с новой силой полилась из уже исполосанных запястий. Даже не кровь, а все та же сгнившая жидкость. То же отчаяние, безумие и боль. Джинсы уже порвались до последнего, и Юнги надеется, что надел их в последний раз. Что он вообще надел что-либо в самый последний раз. Парень снова и снова проводит лезвием по загрубевшей коже, рисует новые узоры, а глаза застилают слезы. Юнги уже давно не давал слезам волю. Ну хоть в чем-то же он должен вести себя по-мужски. С потолка ещё сильнее сыпется, чем этим летом, плитка ещё сильнее потрескалась. Юнги это только заметил. Человек может привыкнуть к физической боли, но вот моральной — никогда. У Юнги на сердце была трещина вот уже четыре года, и она все сильнее расползалась. Белая футболка сползла с плеча, подставляя тусклому свету ванной идеально ровную ключицу. Теплые пальцы нежно и тонко коснулись обнаженного плеча. Юнги так давно не чувствовал чужих прикосновений… таких тёплых, нежных, любимых… по-матерински. Парень слегка повернул тяжёлую голову. На фоне разбитой, но вопреки всему миру горевшей лампочки он увидел её. Он ждал её. А она все ещё такая красивая. Мудрый взгляд, стройная фигура, гордая осанка. Ровные зубы, идеальная улыбка. Все-таки очень красивая. Помолодела. Видимо, ТАМ время идёт назад. В комнате стало холоднее. Но Юнги было непривычно тепло. Тонкие длинные пальцы скользнули вниз по плечу, по ключице, под футболку. Парень протер глаза от слез, чтобы видеть ее. Он так скучал. — Амалия… — Юнги назвал мать по имени. Впервые в жизни он назвал её по имени. Никогда ещё на губах не было так сладко. Голос грубый, охрипший, будто падает вниз. Он давно не говорил. Он давно не говорил О НЕЙ. Женщина кивает. Медленно, вдумчиво, долго. Не отпуская плеча парня, она садится на колени рядом с ним. Пристально смотрит на него, изучает. -Ты повзрослел. — Слова разбивают ушные перепонки Юнги, врезаются в голову, в тело, в каждую клетку. ЭТОТ ГОЛОС… Женщина ведёт теплой рукой по щеке парня, дотрагивается до его, местами поседевших, но все же розовых волос. — Когда ангелам плохо, они плачут, а ты видишь дождик. Как-кап-кап по стеклу, да, мальчик мой? — Она говорит так медленно, растягивая слова, но по-матерински нежно. Очень нежно. Поджимая ноги под себя, она сидит, касаясь коленкой бедра Юнги. А Юнги ЧУВСТВУЕТ ЕЁ. — И людям иногда нужно плакать. Не держи все в себе, маленький, отпусти это горе. Отдай его земле, воздуху, солнышку и маме. Они помогут его разделить и справиться с ним. Больно. Больно, как тогда, в шестнадцать лет. Хочется плакать. И Юнги плачет. У мамы на коленях. Юнги обнимает мамины колени. Юнги касается их своими холодными, онемевшими пальцами. Юнги трогает их. Мамины колени. Мама гладит его по волосам, тихо напевая колыбельную, парень плачет, тихонько так, чтобы только мама слышала. И засыпает. Весна. Такая интимная, родная и материнская. ***