Под килем полмили до дна

Обычно тела погибших в бою отправляли к их семьям. Если не было семьи - то к друзьям, а если не находилось даже их - на домовую планету, чтобы похоронили достойно от лица местных властей. У Трауна не было даже домовой планеты. Пеллеон предложил экипажу возможность покинуть борт и отправиться куда угодно, чтобы только не терять свои жизни в проигранной войне. Но остались все, даже самые молодые, и Пеллеон, глядя на них, думает о том, что проведенный с Трауном год оставил на каждом свой отпечаток. Как признать перед самим собой, что действительно потерял его, он не знает. Произошедшее кажется кошмарным сном, и Пеллеон то и дело давит в себе желание спуститься на второй мостик, чтобы проверить, не ждет ли его Траун. То и дело он уверен, что Траун действительно там, и это всё - очередная часть гениального плана, и никто не умирал у него на глазах, пока он беспомощно пытался подняться на ноги. Вот только похороны сегодня в шесть. Для этого Химера забирается куда дальше через линию разграничения пространств Империи и Республики - к самой границе Неизведанных регионов. Пеллеон специально лично находит в архивах координаты этого места. Места, где шаттл гранд-адмирала Трауна впервые вышел из гиперпространства навстречу отчаявшейся Химере, и где сам Траун впервые ступил на её борт. Они выходят из гипера, зависают в бесконечном пространстве одной крохотной, никому не нужной точкой. Пеллеон стоит на мостике, сложив руки за спиной, и смотрит на очень близкую к ним звезду. Она слишком знакомо пылает ярко-алым цветом. Наверное, лучшего места действительно не найти. Никакого зала, никакого траура, никаких посторонних лиц, никаких прощальных речей, вообще никаких слов. Один-единственный залп из бластерных винтовок на низком заряде от тех, кто сопровождает закрытый гроб: Трауну бы понравилось, Траун никогда не любил пустую напыщенность, думает Пеллеон, смотря на карбостальную пластину крышки. Он сам отдал приказ о том, чтобы её опустили - выставлять мертвого Трауна всем напоказ казалось кощунственным и жестоким. Гроб помещают в один из торпедных отсеков, отсек закрывается, и через пару секунд капсула выстреливает в сторону светящейся алой звезды, чтобы попасть в её гравитационное поле и вскоре пропасть там навсегда. Гилад провожает её взглядом до тех пор, пока от света не начинают течь слёзы из глаз. - Обратный курс, - тихо приказывает он. Рядом стоит лейтенант Ардифф, и лейтенант, Пеллеон знает, справится с маршрутом и векторами без него. Он уходит, оставляя младших офицеров на полпути на мостик, и возвращается к себе в каюту. Многие прятали от него глаза, многие даже не скрывали своей обреченности. Если бы Пеллеон только мог их ободрить. Если бы мог сказать, что они выберутся, что еще не всё потеряно, что есть шанс победить... Вот только всё потеряно, и шанса нет, и они все это знают. Пеллеон блокирует дверь в каюте и, не зажигая света, садится за стол. Перед компьютерным терминалом плавает маленький рыже-розовый огонек, плавно покачиваясь над столом и медленно перекатывая по себе оттенки красок и света. В углу каюты стоит никогда там раньше не находившаяся скульптура, до сих пор кажущаяся Пеллеону безобразной. В ящике стола заперт длинный тонкий нож с черненым лезвием, как вечное напоминание о том, что Гилад мог бы сделать, но не сумел. Это - всё, что у него осталось от прошедшего года. Всё, что осталось от Трауна, и что он сумел забрать без разрешения моффов. Пеллеон касается пальцами огонька и опускает голову. Он больше не может, ничего не может, боль то приходит, то уходит, то выламывает сердце из груди, то просто валит с ног, а он сам то хочет рыдать, то ничего не чувствует, то желает просто выйти за борт в космос. Надо всем довлеет рациональная мысль о том, что он хочет умереть. Траун погиб и не забрал его с собой, сукин сын, - вернее, Рух убил Трауна и не счел нужным отправить его старшего помощника следом. Помощника. Пеллеон криво усмехается и вновь касается пальцами огонька, заставляя живую скульптуру задрожать и выстрелить в сторону крохотным снопом искор. Если бы только он Трауну хоть в чем-то хоть раз помог... но он только и сделал, что дал ему умереть. "Зато как артистично". Гилад не уверен, что Траун имел ввиду, но одно он знает точно: он не видел в его глазах обвинения, а видел лишь отстраненную задумчивость и, кажется, ироничную тихую печаль. Пеллеон эгоистично хочет, чтобы Траун хотя бы обвинил его в своей гибели, но Траун - слишком хорошо картина въелась в память - просто не обратил на него внимания. И от этого, к сожалению, не становится проще понимать, что он его подвел. Упустил пару секунд, не справился со своим телом. Не догадался раньше, что с ногри и впрямь что-то не так. Боль вгрызается в сердце с новой силой, и Гиладу кажется, что оно просто само не выдержит и избавит его от мучений. Он сгибается вперед, утыкается лбом в стол и задушенно хрипит сквозь стиснутые зубы, пытаясь переждать приступ. Ладонь сжимает огонек, и тот издает жалобный хруст, выдавая, что состоит отнюдь не из огня. Пеллеон моментально разжимает руку и выпрямляется, чтобы бережно осмотреть маленькую скульптуру. С ней всё порядке, она продолжает мерцать, но Гилад успевает мысленно сравнить её с её предыдущим обладателем. Загадочная и непонятная снаружи, но внутри - такая же, как и остальные предметы. Хрупкая, ломкая. Смертная. Оказавшаяся столь же непонятой им, как и Траун. Гилад отгоняется от себя мысли о том, что больше никогда ничего не узнает о Трауне. Не услышит его спокойный, вселяющий стальную уверенность голос, не выдержит в очередной раз взгляд светящихся алых глаз, не увидит знакомый и ставший почти родным изгиб брови. Гилад переставляет огонек подальше от себя: не хватает только испортить один из двух настоящих предметов в коллекции Трауна. Он переводит взгляд на иллюминатор, лишь когда звезды за ним вытягиваются в полосы, и алый свет перестает просачиваться внутрь. Тогда Пеллеон поднимается и надевает упавшее с головы кепи. Его еще ждет его последний бой, за которым, он надеется, больше ничего не будет. Прощайте, гранд-адмирал.