***
— Проснитесь… просните-есь! Мистер Малфой! С добрым утром! Голос эльфа-домовика колющей болью отдавался в каждой клетке головного мозга. Рот иссушал горячий песок пустыни. Веки не разлипались, как сильно я ни старался. — Я принесла вам коктейль, откройте глаза. Мистер Малфой, вы опоздаете на работу. Обещанная выпивка придала мне сил. Рывком придав телу вертикальное положение, я разодрал глаза. В пыльной пляске, поднятой мной с пола, я увидел сгорбленную фигурку домового эльфа, протягивающего мне бокал с «Кровавой Мэри». Вцепившись в стакан, я в несколько жадных глотков осушил его, предварительно выкинув соломинку: — Водки совсем мало, Виво. — Извините, сэр, Виво виновата, — хитро прищурился эльф, — Виво не хотела обидеть хозяина. — Исчезни, — прохрипел я, голова звенела, как гималайская чаша. Виво предпочла скрыться, тихо бормоча себе под нос. Кажется, я слышал слово «алкоголик», впрочем, не все ли равно, я давно уже перестал различать речь, лившуюся извне, с диалогами внутренних драконов. Отерев рукавом мятой рубашки рот, я с трудом поднялся на ноги и поплелся к себе в комнату — перед службой необходимо принять душ. По дороге здороваюсь со Скорпиусом, завтракающим в гостиной. Меня раздражают привычки мальчишки, но высказываться вслух — лень. Этим занималась Астория. Здесь всем занималась младшая миссис Малфой, с того самого первого дня, как переступила порог этого дома. Ее высокий, резкий голос, плохо сочетавшийся с образом хрупкой нимфы, держал в напряжении всех обитателей поместья. Даже отец, строгий и авторитарный, предпочитал не испытывать на себе крутой нрав моей женушки. Но все это оставалось за резными дубовыми дверями Малфой-Мэнора. На светских раутах Астория представляла собой квинтэссенцию женственности, пятый элемент, леди-алхимию. В остальное время женушка все делала быстро. На ходу она спорила с моими родителями, рожала, занималась воспитанием сына, домовых эльфов, какой-то сраной благотворительностью. На ходу она и умерла, от неизвестной болезни, выжегшей ее красоту, энергию, звонкость в считанные недели. И ни один колдомедик, ни один маггловский врач, к которым мы тоже обращались в отчаянии, не смог хотя бы соврать убедительно. Вот и сейчас я помню ее за десять дней до смерти: молодую, смеющуюся. Танцующий белый подол хлопкового платья, собирающий пыльцу с василькового поля. Любил ли я Асторию? Наверное, да. Тем местом в сердце, свободным ото льда разочарования, я принадлежал моей зимней нимфе. Наши чувства — треск декабрьских морозов. Под прохладными струями и с помощью антипохмельного зелья сознание быстрее возвращалось ко мне. Вместе с ним подкатывала к горлу и тошнота от окружающего мира. Закончив утренний туалет, я провел по запотевшей поверхности зеркала ладонью и уставился на свое отражение. С холодной поверхности на меня смотрел малознакомый мужчина, честно выглядевший на свои сорок с небольшим лет. Мелкие морщины сбегались к тусклым, раздраженным попойками и бессонницей глазам и темным кругам под ними. Серая седина на висках и затылке хранит след руки дорогого парикмахера. Я чуть сильнее надушил воротник рубашки, прежде чем выйти на улицу. Понимаю, что скоро станет заметно — я пью. Я пью, но не алкоголик, это по-честному. Я пью, потому что не могу вынести некоторых вещей: вы, например, когда-нибудь слышали вой ветра в водосточных трубах, вы внимали плачу осиротевшего ребенка? Оно — одно! Я не различаю их на слух. Поэтому мои встречи со Скорпиусом вот уже пять лет, с тех пор, как умерла Астория, практически сведены на нет. Мы не завтракаем за одним столом, и этот предмет интерьера вообще убран за ненадобностью. Столовая Малфой-Мэнора представляет собой большой зал, в котором проходит большинство вечеринок, после которых я редкий раз способен добраться до спальни… Пора. Пора в дождь, на работу. Конечно, я бы мог оставить свой пост насовсем, но… тогда единственным спутником по жизни будет бутылка огневиски. А мы и так лучшие друзья. Идем рука об руку.***
— Привет, зачем звала? — отодвигаю стул и присаживаюсь за край стола так, чтобы оставить путь к отступлению. Никогда не угадаешь, зачем тебя приглашает эта женщина. Встречи с ней таят в себе опасность ее личных мотивов, идти против которых мне всегда не хватало смелости. Она не отвечает, взгляд направлен куда-то за окно, сквозь нити дождя, ткущих обычное полотно грязных луж на улице. Лицо непроницаемо и глаза, как всегда, не выражают ничего. Понимая, что вряд ли добьюсь хотя бы слова, пока она все там внутри не переосмыслит, раскрываю меню и погружаюсь в чтение. Жуткое место, еда ужасная, неяркий свет, полутона — все, чтобы вернуть то, что давно утрачено и забыто с особым прилежанием. — Я думаю, что пришла пора поговорить открыто. — Хмм, нам некуда торопиться, — возражаю я, — мы молчали много лет, и теперь можно подождать немного и хотя бы заказать себе кофе. — Эспрессо, — выкрикивает она, проходившей мимо рыжеволосой официантке, — двойной… два двойных эспрессо. И тосты с маслом, чтобы оно немного подтаяло… тоже на двоих. И это нечестно, ведь ничего не изменилось. Мы любим одно и то же, как раньше. И если тогда, много зим назад, это вызывало удивление и желание исследовать, то теперь новая волна раздражения поднялась во мне. Пока мы ждем заказ, я замечаю — она начинает нервничать. Скользит между пальцев белая салфетка, руки мелко дрожат. — Да что с тобой такое творится? — Да пошел ты в задницу, сволочь!!!***
Утро понедельника на службе, как всегда, начинается с оперативного собрания. Присутствует весь отдел, за исключением, разве что, вечно больной Маргретт Блум. Ее кресло, стоящее рядом с моим, пустует, и я с удовольствием стягиваю тесные туфли и широко раскидываю ноги под столом. Докладывает Гарри Поттер. Его сильно расплывшаяся на пирогах жены фигура, возвышается над столом. Он что-то долго и уныло рассказывает о вспышке странной активности кентавров на Западном побережье, и о планах создать наблюдательную группу. Вдруг вверх взлетает рука Гермионы Грейнджер, в замужестве Уизли. Я хрюкаю в чашку с кофе: ничего не изменилось. Снова, как будто в Хогвартсе на уроке. Вот сейчас Грейнджер внесет блистательное предложение и Главный Аврор, поднявшись, похлопает ей со словами: «Отлично, как всегда, отлично! Десять очков Гриффиндору». А потом отминусует пятьдесят со Слизерина за то, что в моей чашке коньяка больше, чем кофе. Моя милая секретарша Таис знает, как порадовать начальника с утра. Я даже не слушаю, о чем говорит Гермиона. Ее пухлый рот ходит ходуном, прожевывая слова, она ожесточенно жестикулирует и в этот момент, во вздымающейся мантии, похожа на нетопыря в полете. Рядом с ней, в тени замечательной жены, за складками ее мантии, клюет носом Рональд Уизли. Вот уж кто удачно устроился в жизни. Энергии его женушки хватит на мини-электростанцию. Она решает проблемы с домом, детьми, счетами, помогает своему муженьку на службе. Рон логично отупевая и заплывая салом, подремывает себе в кресле. Я передергиваюсь. Неужели на их фоне я так же стар и жалок? Неужели больше нет статного, элегантного Драко Малфоя? Я нетерпеливо высиживаю остаток собрания, а потом бегу в кабинет только для того, чтобы вновь увидеть свое отражение. Тот же Малфой, что и утром. Сорок с небольшим. В кабинет впархивает Таис и, ловко скинув на стол поднос с чистыми чашками, сама одним бедром присаживается на край. Бархатная кожа крепких бедер мулатки по умолчанию притягивает взгляд. Она ловит мой на дистанции глубокого выреза и, посмеиваясь, протягивает папку. Я же быстрее и успеваю положить на ее попку ладонь. Смеется. Всегда смеется, как дешевая шлюха, но она молодец, молчит всегда, когда надо. Думаю, успею ли засадить мадемуазель, но настроение пропадает. В открытой папке я вижу документ с печатью Хогвартса. Убираю руку и сажусь за стол, резко скрипнув пододвинутым стулом. Этот жест говорит о том, что начинается рабочий день и Таис следует уйти из кабинета. Соблазнительно крутит задом, пока поправляет юбку и молча уходит. Я погружаюсь в чтение и через минуту с облегчением понимаю, что это не вызов к директору из-за очередной проделки Скорпиуса, а всего лишь ежемесячное приглашение на заседание попечительского совета, главой которого я являюсь, но постоянно забываю об этом досадном обстоятельстве. Участвовать в жизни школы меня вынуждает поведение любимого сынули. Ну, а теперь, когда приближалась пора экзаменов, членов Совета почти наверняка собирают по этому поводу. Я посмотрел на время проведения прежде, чем отложить документ. Два часа после полудня. Что ж, останусь без обеда, но это все же лучше, чем тратить на дурацкое мероприятие весь вечер.