«Она»

      Провожу руками по животу, легко царапая кожу. Смотрю на себя в зеркало. Не понимаю.       Тянусь подушечками пальцев к соскам, сжимаю, вздыхаю. Не понимаю.       Провожу руками по шее, обводя свежие следы внимательным взглядом. А с зеркала на меня смотрит она.       Ухмылялась. Но глаза были моими. Такие же сосредоточенные.       Смотрю на неё, провожу пальцами по животу, наблюдая за тем, как она в методичности повторяет мои движения.       Не понимаю.       Целую фаланги пальцев прикрыв глаза. Зажмурилась и ощутила как дрожь пробирается под кожей рук.       Холодные.       Мои губы были на удивление холодны, и я не понимаю, почему. Тело будто пробирает кипяток, а губы лёд и ветер. Сухие, потрескавшиеся и недавно принявшие синий оттенок.       Я не сидела в холодной воде, не пила её, не стояла под порывами ветра. Но ощущение, будто бы это делала она.       Изящные, тонкие контуры тела, худые светлые руки, но округлые бёдра. Я никогда не жаловалась на малость веса её тела, или же его превышения. Нет, но сейчас ужасалась. Ужасалась синей коже, ужасалась тонкими, посиневшими губами.       Я боялась её.       Боялась, что после всех тех дней, что я видела её во снах, в зеркале, в воспоминаниях — потеряю. Потеряю ту, с которой проводила вот так вот всё это время.       И я забывалась.       Проводила пальцами по лобку, оглаживала и совсем немного накручивала тонкие волоски на длинный ноготь.       А ведь у неё тоже были длинные ногти, но вот слишком худые и истощённые пальцы. Хоть изящные, манившие меня.       Надавливала указательным пальцем на клитор, медленными движениями массировала его, всё также не отрываясь от зеркала.       Я любила сидеть на белой стиральной машине, я любила смотреть в зеркало расставив ноги в стороны и положив пальцы на лобок. Я любила это.       Но она повторяла всё, все мои движения пальцами, все мои вздохи и телодвижения, но лишь одно оставалось в ней неизменным: её ухмылка.       А ведь в этот момент я не знала, ухмыляюсь ли себе, смотрю ли именно на себя в зеркало. Хотя истинно верить хотелось, что это не я.       А ведь почему?       Боялась, что потеряю ту единственную, что у меня осталась в этом мире?       Боюсь, что потеряю ту, благодаря которой всё ещё не сошла с ума?       Да, боюсь этого.       А ведь мне страшно, страшно во время того, как меня накрывает волна удовольствия, когда я чувствуя у себя на пальцах вязкую, белую жидкость. Страшно, когда, выгибаясь, смотрю на неё в зеркало и вижу, как безумно расширенны глаза. А я ведь даже не чувствую себя. Не чувствую рук, тела, пальцев и ног. Лишь всё ещё накрывающее меня с крышей наслаждение и её взгляд, который пробирает в душу.       А она ведь также выгибается, также инстинктивно прижимает пальцы к клитору, даже не чувствуя их. А ухмылка остаётся на лице.       И я не понимала. Не понимала ничего, лишь откидывалась назад, закрывая глаза, но всё также чувствуя взгляд, что пристально меня разглядывал.       А ведь да, я забыла, что она — это чёртова я, что уже как пятый год находиться в психушке.       Паршиво. А ведь я хочу верить в то, что всё ещё нормальна.       А она — моя единственная надежда.       И пусть так, но как же дурно осознавать это после каждой нашей встречи, Кику.