Роман с ключом

      18 сентября 196… года       — Я отвяжу тебя, — Арден повернул запястья Реда, чтобы лучше рассмотреть узлы, — но что будет дальше, зависит только от тебя. У тебя один-единственный шанс сбежать: когда Найджел откроет дверь. Не думай, что его можно застать врасплох. Он будет ждать нападения. От тебя, от меня, от нас обоих…       Арден, нахмурившись, потянул за конец верёвки.       — Это лучше, чем… — Ред приподнял руки, чтобы Ардену было удобнее возиться с узлами. — То есть лучше пусть пристрелит меня, чем… Чем вот это всё… Лучше умереть, чем выносить такое!       Арден усмехнулся:       — Какие громкие слова! Я понимаю, что боль пугает тебя гораздо больше смерти, но… Но поверь, ты настоящей боли ещё не чувствовал.       Он наконец распутал одну из петель, и Ред почувствовал, как натяжение верёвки на левом запястье ослабло.       — Я не знаю, как ты это пережил, — неуверенно произнёс Ред. Неуверенно, потому что не знал, стоит ли про это вообще говорить. — Извини.       — Может, я и не пережил, — Арден ухватился за петлю зубами и начал тянуть. — Чёрт! Крепко затянул… Я хотел содрать всё со стен, но не смог. Не мог смотреть на это. С остальным было легче. Фотографии и негативы были в ящиках и коробках, я просто увёз их в лес и сжёг. Думал поджечь эти, а потом залить водой, но не рискнул. В стенах войлок, если вдруг загорится он, то одному мне пожар не затушить… Так и оставил.       Ред пытался протащить кисть в ослабшую петлю, но для того, чтобы освободиться, не хватало буквально чуть-чуть.       — Не дёргай, ты мне только мешаешь.       Арден больше не смотрел на него и нарочно избегал взглядов. Словно боялся так же, как фотографий. Арден не мог снять их со стен, потому что для этого нужно было бы вглядеться едва ли не в каждую.       — Так что, может, я и не пережил, — повторил Арден и вытянул длинный конец верёвки. — Уже почти готово…       — Ты не пытался… покончить с собой?       Руки Ардена замерли, он тяжело выдохнул.       — Один раз.       Арден снял наконец верёвки с запястий Реда.       — Будет очень больно, но недолго. Минуты две, может.       Арден был прав, ещё как прав. Кровь, хлынувшая в затёкшие руки, вонзалась изнутри сотнями горячих игл, а мышцы и связки ныли от боли.       Руки пока не слушались. Ред хотел положить их иначе, вдоль тела, чтобы дать отдохнуть до того выкрученным плечевым суставам, но в итоге перекладывал их Арден — у него самого не получалось.       Арден начал развязывать веревку на правой ноге.       — Колин не дал мне умереть, — сказал вдруг Арден. — А после этого за мной стали следить, хотя зря… Я бы вряд ли попытался во второй раз. Я сделал это не потому, что хотел умереть, а потому что ненавидел его так сильно, настолько сильно, что… Тебе не понять. Он оставлял меня надолго… — Арден замолчал, а потом пробормотал: — Тебе вряд ли хочется знать.       Ред ответил честно:       — Я не знаю. Иногда мне хочется закрыть глаза, чтобы не видеть ничего тут, а иногда хочется смотреть, потому что оно… господи, оно завораживает. И ещё я хочу понять Колина. Нет, вас обоих…       — Развязал, — произнёс Арден, похлопав Реда по ноге: она у него занемела настолько в том месте, где была верёвка, что он даже не почувствовал, когда ту сняли. — Но это хотя бы честно — признаться, что испытываешь болезненное любопытство.       — Я просто хочу понять. Даже если я и не выберусь отсюда…       — Меня понять легко, — Арден склонился над другой ногой. — Я ненавидел его. Моё самоубийство — хороший пример ненависти. Тут раньше на потолке и стенах были перекладины и скобы, в полу — проушины, как на кораблях. Колин приказал сделать, чтобы было за что крепить верёвки. Иногда он оставлял меня надолго. Меня связывали так, что нужно было постоянно держать всё тело в напряжении. Если я пытался распрямиться или расслабиться, меня начинала душить петля. Были и другие варианты. В тот раз был крюк, — Арден рывком распустил петлю на правой ноге. — Когда я начинал выпрямлять спину или опускать шею, он рвал меня… изнутри. Обычно на конце было скругление, а в тот раз… Я не видел его, но там было что-то достаточно острое, чтобы при рывке пропороть мне внутренности. Я знал, что кровь, скорее всего, не остановить. Сам Колин не сумел бы, одного из его подручных, который раньше работал медбратом, как раз не было в Каверли, да и он бы вряд ли смог что-то сделать. Знаешь, о чём я думал?       Ред ничего не ответил. Он просто боялся пошевелиться. Ноги, которыми он мог двигать свободнее, чем руками, болели не так сильно, и он поймал себя на том, что даже в боли — например той, которую он чувствовал сейчас, — было что-то приятное… и завораживающее, как в рассказе Ардена.       — Не о том, что умру, что весь этот ужас наконец-то закончится, а о том, что будет с Колином. Мою смерть он скрыть не сможет. Вскрытие будет делать не доктор Эшворт, которого он купил с потрохами, а коронер. Что будет, если узнают, от какой раны я умер? Как этот ублюдок будет выкручиваться? У меня было полно синяков на теле, следы от верёвок. Иногда их почти не бывало, или очень лёгкие, но тогда… Полиции было бы интересно узнать, откуда они. И мне за это не будет стыдно… Я никому не мог рассказать, что со мной делал Колин, потому что… потому что не мог. Не мог. И мне не надо будет ничего объяснять, ничего показывать, испытывать стыд, смотреть кому-то в глаза, жить с тем, что кто-то знает про меня такие вещи… — Арден вдохнул, словно хотел рассказывать дальше, но потом совсем другим, обыденно равнодушным тоном спросил: — Ты сможешь встать сам?       Ред для начала попробовал сесть.       — Смогу, — он спустил ноги на пол, и тут же вскочил: задницу жгло как огнём, хотя и не так сильно, как было во время порки. — Проклятье! Как же больно!       — Прости, не могу тебе посочувствовать.       Ред искоса взглянул на него и одёрнул рубашку, почему-то испытав смущение от того, что Арден его разглядывал.       — У тебя кровь сзади. Он тебя изнасиловал?       Ред покраснел: чувство стыда усилилось стократно.       — Ну… На самом деле… это была рукоять хлыста.       Арден чуть приподнял брови — разумеется, его это не удивило.       Оглядевшись, Ред пошёл в угол комнаты, где валялась его одежда. Он долго вертелся, прежде чем сумел ухватить брюки пальцами ног и перехватить рукой: от мысли о том, как натянется на спине кожа, если он наклонится вперёд, ему заранее хотелось взвыть.       Наклоняться всё же пришлось, чтобы просунуть ноги в штанины. Арден, сразу же вернувшийся в первую комнату, помогать ему явно не собирался.       Когда Ред, уже надев брюки, вышел туда, то увидел, что Арден сидит на полу и безучастно смотрит на входную дверь. Тут, при хорошем обзоре и на ярком свету, Ред заметил, что у него правое ухо и шея перемазаны кровью. Возможно, на водолазке тоже были пятна, но на чёрном их не было заметно. Похоже, сэр Найджел оглушил его точно так же — ударом по голове.       — Как ты сумел освободиться? — спросил Ред.       — Он привязал меня за руки к каминной решётке. Прутья круглые, но сверху есть украшения, а у них — острые грани. Сидел и тёр об них верёвку. — Арден посмотрел на Реда. — Мне надо было не нестись сюда, сломя голову, а… Но раз пропал ключ, я решил, что… Даже не знаю. Я просто плохо соображал, побежал сюда. Решил, ему нужны ещё фотографии. Хотя… он ведь не мог знать, что они здесь. Я просто испугался. И я никак не думал, что тут будешь ты.       — Спасибо, — сказал Ред.       Арден покачал головой: он не спасал Реда, он всего лишь давал ему шанс.       — Почему мы должны сидеть и ждать его? — возмутился Ред. — Как-то же отсюда можно выбраться!       Арден усмехнулся:       — Отсюда не выбраться.       Ред подошёл к двери и налёг на неё плечом. Он толкал и пинал её, набрасывался с разбегу, едва не вопя потом от боли, но дверь казалась частью стены, она даже не ходила на петлях, стояла как монолит. Под потолком были устроены вентиляционные щели, но настолько узкие, что в них можно было просунуть разве что ладонь, а вот окна…       Ред бросился к окну: третий этаж был высоковат для прыжка, до земли футов тридцать, не меньше, но, может, там есть карниз или выступ… Раздвинув шторы, Ред отпрянул: окна там не было вовсе. Как и камин, окно было заложено, и от него осталась лишь ниша глубиной дюйма в три-четыре. Ред обернулся на Ардена, который наблюдал за ним с насмешливым любопытством.       — Там были шторы, я специально смотрел из парка! — воскликнул Ред.       — Да, за двумя футами кирпичной кладки. Снаружи оставили раму и повесили шторы, чтобы не портить единообразия.       — Ты как будто радуешься! — не выдержал Ред.       — Если бы отсюда был выход, я бы об этом знал. Лучше береги силы, чем бегать.       Ред взялся за дальнюю комнату, хотя ему, как и Ардену, не хотелось туда заходить: было в ней что-то давящее и жуткое. Он простучал стены и особенно камин и проверил окна, но в итоге ушёл ни с чем, забрав свой пиджак и оставленный сэром Найджелом хлыст. Он вполне мог сойти за оружие.       В первой комнате он приложил ухо к двери.       — Мы услышим его, когда он вставит ключ в замок, — сказал Арден. — Не раньше.       — Это всего несколько секунд.       — Вполне достаточно. — Потом, через паузу, Арден добавил: — Можно выиграть ещё секунд семь. Вот тут, — он поднялся со стула и прошёл в угол, который был ближе всего к двери, — есть доска, вторая от стены. Она немного вибрирует, когда идут по коридору.       Арден опустился на пол и положил руку на доску.       — Я могу остаться тут. Ты, скорее всего, не почувствуешь.       — Останься, — кивнул Ред. У него холодело внутри, когда он думал о том, сколько времени провёл тут взаперти Арден. Часы, может быть, дни… Он изучил здесь каждый угол, каждую доску пола, каждый кусок кладки. Реду мучительно хотелось что-нибудь сказать, как-то выразить своё сочувствие и дать понять, что он вовсе не презирает Ардена за случившееся с ним, но в голову не приходило ничего толкового: когда он примерялся к той или иной фразе, всегда получалось то грубовато, то слишком жалостливо, словно Арден был ребёнком. Хотя в каком-то жутком смысле он им и был, до сих пор привязанный к этому дому и этой комнате, так и не сумевший перерасти то, что сделал с ним Колин Торрингтон. Ещё один мальчик, который никогда не станет взрослым.       Ред сел на пол рядом с Арденом — очень близко, так, как не садятся к тому, на кого работаешь… или работал. Арден не стал отодвигаться.       Больше пяти секунд Ред высидеть не смог: боль, сначала показавшаяся терпимой, нарастала с каждым мгновением, став скоро просто невыносимой. Ред лёг вдоль половицы на живот и прижал к ней ладонь:       — Эта доска?       Арден кивнул.       — Слушай, я…       Ред замолчал, когда Арден повернулся к нему. Придуманные слова, все эти банальные «мне очень жаль», «я и подумать не мог» казались чёрствыми, шаблонными и плоскими и замирали на языке.       — Я хотел спросить, что было потом, — выдавил наконец Ред.       — Потом?       — Ну, когда ты решил убить себя.       Арден сделал странно задумчивое лицо, словно ему для того, чтобы ответить, нужно было отыскать сначала какую-то точку в памяти.       — Ничего. Я сделал первый рывок, но не очень удачно. Слабо. Колин сразу же понял, что я задумал. Он бросился ко мне и перерезал верёвку.       — Он мог ходить?       — Тогда ещё мог. У него случались судороги, были небольшие места, которые потеряли чувствительность, но ходить он мог.       — А потом, когда уже не мог, стало легче? Тебе.       Арден неуверенно наклонил голову, словно опять искал метку в памяти.       — Не сильно. Он же ничего не делал сам, он меня даже не касался. Смотрел, что делают другие. Со зрением у него всё было в порядке, — Арден снова повернулся к Реду. — Ты берёшь у меня интервью?       — Извини, я просто… Не знаю, это всё странно. И Торрингтон мне ещё кое-что рассказал, так что я… Нет, конечно, это с моей стороны было бестактно, и всё такое.       Арден усмехнулся.       — Найджел мало что знает, но наверняка расписал в красках. В самых мрачных и грязных. Колину нравилось унижать меня, и он для этого приглашал в качестве зрителей друзей, самых близких, конечно. А ещё приводили других мужчин… Колин видел, что Найджел хотел бы оказаться на их месте и трахнуть меня, и никогда не предлагал. Разрешал всем, кроме него. Ещё одна жертва Колина… Но пару раз он Найджелу всё же позволил.       — А Колин сам, значит, никогда? — у Реда стояли перед глазами строчки того письма Колина, где он говорил о любви; и он никак не мог понять, насколько безумной и извращённой должна была быть эта страсть, если Колин Ардена даже ни разу не коснулся.       Арден долго думал, прежде чем ответить.       — Уже потом, когда начались настоящие проблемы с ногами, он как будто испугался… Перестал приглашать других, всё делали слуги, а он отдавал приказы и смотрел. Потом, была одна ночь, вернее, утро уже… Меня вымыли, принесли в спальню. Я жил в своей детской, хотя мне по возрасту уже была положена другая комната, но Колин хотел, чтобы я оставался там. Я лежал на кровати и не мог заснуть, а потом пришёл Колин. Он просто лёг на меня сверху… Даже если бы я решил сопротивляться, я бы… я бы ничего не успел. Он кончил секунд через пять, может, меньше. Потом он перевернул меня на спину, ударил по лицу и ушёл. Ни слова не сказал.       — Ты вообще не сопротивлялся? Никогда?       — За сопротивление мне доставалось сильнее обычного, хотя сначала да, я сопротивлялся. Я пробовал сбежать, но меня всегда возвращали… Один раз я сумел добраться до Лондона. К тем, кого я знал, я обратиться не мог, они бы тут же позвонили Колину, никто ведь не знал, а я… я бы скорее дал Колину себя убить, чем рассказал бы кому-то. Я пробовал говорить, что он меня бьёт и держит взаперти, показывал синяки, но все считали, что это нормально — раз уж у меня такой характер и по-другому со мной никак. Считали, что у него есть право. Меня всегда возвращали ему. Он назначал большое вознаграждение за поимку, а меня было легко узнать. Я говорил не так, как рабочие на стройке, или фермеры, или продавцы в магазинах. Стоило мне только раскрыть рот, как меня тут же спрашивали: «Откуда ты? Из какой частной школы сбежал?», даже если я пытался подражать их речи. Жаль, что сейчас не восемнадцатый век, нельзя просто наняться на корабль юнгой и уплыть. Когда меня нашли в тот раз, Колин был в ярости, он устроил такое… А потом, когда я поправился, он с доктором Эшвортом повёз меня на север графства, там была деревушка и рядом психиатрическая лечебница. Они водили меня по ней, и это… Смит, я не знаю, как это описать. Ад на земле. И сами люди, и жуткие условия. Некоторые лежали связанными по несколько дней, в моче, в дерьме, на гниющих матрасах, при мне привезли бездомного в приступе белой горячки… Эшворт сказал, что, если я ещё раз попробую сбежать, он отправит меня туда. Куча прислуги подтвердит, что я неуравновешенный, агрессивный и прочее. Вот и всё. Я больше не пытался убегать. Потом я нашёл одно письмо… Из него было понятно, что лечебница напугала Колина не меньше, чем меня, и он всё равно не решился бы меня туда отправить, хотя этот выблядок Эшворт советовал. Но тогда я этого не знал и боялся, безумно боялся. А может, я просто привык, поэтому и не пытался ничего сделать. Мне не было так тяжело, как в самом начале. Мне было всё равно. А потом у Колина начали отказывать ноги, и он оставил меня для себя одного.       Ред протянул руку и положил её поверх прижатой к полу ладони Ардена. Он опять не знал, что можно сказать.       Где-то сейчас по мокрому лесу шёл сэр Найджел, с каждым шагом всё опаснее приближаясь к Каверли, а он сидел тут и слушал Ардена. В этой комнате его история казалась гораздо более реальной и страшной, чем бредущий под дождём человек. Он думал о ней, о фотографиях на стенах, и каким-то странным чувством — шестым, седьмым? — ощущал их тёмное, больное и прекрасное присутствие рядом.       Арден посмотрел на ладонь, лёгшую поверх его. Ред подумал, что он сейчас вытянет свою руку, и поэтому надавил немного сильнее, предупреждая движение Ардена.       — Ты рассказываешь мне всё это, чтобы я спокойно сидел и не носился кругами по комнате?       Арден улыбнулся.       — Чтобы ты не боялся. Знал, что есть худшее. И обещай мне одну вещь: ты не должен убивать Найджела. Не должен. Можешь что-нибудь ему сломать, можешь оглушить его, но если он упадёт, просто беги… — Арден схватил его за руку и сжал пальцы.       — Я не могу такое обещать! Если от этого будет зависеть моя жизнь…       — В случае его смерти фотографии — вроде тех, что в соседней комнате, — отправятся в газеты. Я не знаю, откуда он их взял. Украл у Колина, наверное. Некоторые на редкость отвратительны.       — Я понимаю это, но ты же знаешь: люди иногда не контролируют себя и, чтобы спасти свою жизнь…       — Если ты его убьёшь, то пожалеешь, что выжил, — процедил Арден, отбрасывая от себя руку Реда.       — Я обещаю тебе, — повторил Ред. — Я знаю про последствия, и мне не всё равно, что с тобой будет. Ты не заслужил такого, — Ред снова поймал руку Ардена.       Арден освободил её и положил на старое место, то, где нужно было ждать вибрацию. Ред пожал плечами:       — Ещё рано. Он не успел бы так быстро вернуться.       — Откуда ты знаешь, что он поехал в Госкинс-Энд, а не выдумал что-то другое?       — Не знаю, — опустил голову Ред. — Как думаешь, у меня есть шанс?       Арден поджал губы и посмотрел куда-то в потолок:       — Ничтожный. Даже вдвоём в замкнутом пространстве мы мало что можем. Вырваться в коридор и бежать, это лучшее, что можно сделать.       — Коридор прямой…       — Зато тёмный.       — Он хорошо стреляет?       — Очень. Но есть надежда, что он не решится выстрелить.       Ред сглотнул.       — Жутко хочется пить.       Арден кивнул, и взгляд у него застыл, словно он опять отыскивал что-то в памяти: дни без еды и воды, жажду и отчаяние…       — Я не знаю, как ты это вынес, — сказал Ред.       — Просто немного сходишь с ума. Вслед за тем, кто делает с тобой это.       — То есть тебе нравилось? — Ред вспомнил, что говорил сэр Найджел: что Арден кончал.       — Нет, я думал о ней. Она сказала мне, что Колину очень тяжело и надо ему сочувствовать. Думал о том, что его болезнь, вечное ожидание паралича и смерти так изменили его. Она просила понять его, и я пытался… Тело Колина не подчинялось ему, и он… Не знаю, угадал ли я, но он вроде как присвоил себе чужое, которое мог контролировать, полностью подвластное. А может, всё проще, и он вымещал на мне свою злобу за то, что был обречён. — Арден затряс головой. — Я никому и никогда не рассказывал. Я всё время пытаюсь оправдаться перед самим собой... А теперь перед тобой.       Лицо его было напряжено, словно он хотел сказать ещё что-то, но сдерживал порыв.       — А мне кажется, что ты рассказываешь именно мне, потому что я унесу тайну с собой в могилу. И скоро.       — Мне нравится, что у тебя осталось чувство юмора, — улыбнулся Арден и другой рукой, не той, что держал прижатой к полу, потянулся к лицу лежавшего рядом Реда, но на полпути он передумал и коснулся его волос, несмело потрепав.       Ред подумал, что они, забившиеся в этот угол, являли собой, должно быть, странное зрелище; и тем более это было странно, если знать, чего они ждали. Реду почему-то не было больше страшно — по крайней мере, не так — то ли от того, что, привязанный к кровати, он уже пережил настоящий ужас, то ли от того, что рядом сейчас был Арден.       Им не оставалось ничего другого, как разговаривать. Ожидание в тишине было гнетущим и изматывающим, словно непосильная работа. Ред немного рассказал о себе, о детстве в грязном лондонском пригороде, о родителях и дяде, которого они регулярно навещали в Кенте, о школе, о курении тайком — до того самого момента, как об этом не узнал отец и не всыпал так, что Реду вплоть до поступления в колледж о папиросах даже и думать не хотелось. Потом он говорил о колледже, о радости от учёбы и угнетённом состоянии от вечного безденежья, о работе в университетском издательстве, о возвращении в Лондон и первых серьёзных статьях — вернее, о статьях, которые тогда казались ему серьёзными, но которые редакторы разворачивали. Он даже чуть было не начал рассказывать о работе в «Сити Ивнинг Пост», но вовремя остановился. Вместо этого он заговорил о детстве, о мрачных, серых и скудных послевоенных годах, и о том, что единственным, что скрашивало их, были книги. Он зачитывался книгами леди де Вер. Она сама казалась ему кем-то вроде феи. Ред никогда не задумывался о том, какой в действительности была её жизнь, и только когда в газетах написали о смерти её мужа, вдруг понял, что у неё должны, наверное, были быть семья и дети. Наверняка её дети были счастливейшими в мире.       Арден улыбнулся, когда услышал про это.       — Наверное, пока она была жива, так оно и было. Я иногда даже думал, что счастья слишком много, что я его не заслужил и когда-нибудь придёт расплата.       Ред невольно подумал о том, что если выберется отсюда и решит всё же написать свой роман, то должен будет сказать об этом: о том, как два мальчика, которые могли бы быть счастливейшими людьми в мире, оказались в созданном одним из них аду.       — Ты расплатился с Торрингтонами сполна, за каждую крошку хлеба, — сказал Ред.       — Сначала это не было так ужасно. Даже когда Колин начал придумывать наказания для меня. В школе тоже часто наказывали, туфлей или тростью. Потом, конечно, стало понятно, что это не как в школе… Самое страшное, что с этим не к кому было пойти. Все считали, что Колин — мой благодетель, а я — неблагодарная тварь, что он делает правильно, что наказывает меня, а потом… потом становилось всё хуже и хуже. Он забрал меня из школы…       — Но потом ведь отпустил в колледж?       — Я тогда уже вёл себя иначе. Покорно. Он думал, что и на расстоянии держит меня на таком же поводке. И я на самом деле… чувствовал этот поводок. Я был оторван от реальности или видел её не такой, какой она на деле была. Я каждый раз возвращался из Оксфорда в Каверли, к нему. Хотя больницы я боялся больше, чем просто разозлить Колина. Пока мне не исполнился двадцать один год, он всё ещё мог распоряжаться мной и решать за меня. Мог отправить в сумасшедший дом тоже. Идиотизм: в восемнадцать ты уже достаточно взрослый, чтобы тебя повесили за убийство, но недостаточно, чтобы получить наследство, чтобы самому решать, как жить дальше, куда ехать…       — Мне всё равно сложно представить, как можно было вернуться сюда, — покачал головой Ред. — Если бы меня выпустили хоть на час, я бы… я бы никогда больше…       — Он тогда уже обращался со мной иначе. По сравнению с тем, что было, это казалось мне нормальным. Колин не приказывал связывать меня или сечь, только в качестве наказания, не для его удовольствия. Он просто держал меня при себе, иногда говорил раздеться…       — А что с ним вдруг случилось?       — Его это больше не возбуждало. Или совсем немного. Он был парализован ниже пояса…       — То есть у него просто всё отнялось? Отнялось, и он от тебя отстал?        — Не сразу. Было несколько жутких месяцев до того. Он уже не мог ходить, не мог даже сидеть без опоры с боков, но эрекция наступала… Я каждый день просыпался с мыслью, что, может быть, сегодня у него там наконец всё откажет. Колин сидел в своём кресле, а я должен был опускаться ему на колени. Иногда он лежал в кровати... Но это всё равно было ненадолго, мы оба знали.       — Он даже потом тебя не отпустил. — Ред задрал голову, чтобы посмотреть Ардену в глаза, и повторил то, что говорил уже: — Он любил тебя.       — Нет. Он меня хотел.       — Но это связано!       — Ты издеваешься?! Я много кого хотел, вернее, не хотел, но во время секса всё равно испытывал удовольствие, но к этим людям — которые заставляли меня его испытывать! — я не чувствовал ничего, кроме ненависти и отвращения. Да, это ненормально, но так бывает. Колин тоже не был нормальным, можешь мне поверить.       — Он оставил тебе всё, что имел. И он разрешил тебе уехать…       — Да, разрешил, но он трясся от страха. В доме был один человек, Герберт Прайс. Не могу сказать, что он мне помогал, но он иногда пытался облегчить ситуацию. Ему иногда удавалось уговорить Колина отпустить меня… Или, когда Колину было плохо видно, он говорил, что я потерял сознание. Далеко Прайс никогда бы не зашёл. Страшнейшее лицемерие. Он мне сочувствовал, говорил, что у него сердце кровью обливается, когда хозяин приказывает привести меня на третий этаж, но сам же и вёл. Я учился на третьем курсе, когда от него пришло письмо. Такое… забавное. Жаль, что я не сохранил его. Здравствуйте, дорогой мистер Филип, надеюсь вы здоровы и всё такое, — у Ардена даже голос поменялся, когда он начал рассказывать дальше, стал немного квакающим и скрипучим: — У нас всё хорошо, только вот сэр Колин уже несколько раз приглашал доктора Эшворта. Он боится, что, когда вам исполнится двадцать один, вы точно больше в Каверли не вернётесь, и хочет, чтобы вас признали душевнобольным. Помните, как он хотел уже раньше. Доктор Эшворт ему объяснял много раз, что ничего не получится, надо было так сделать, когда вам шестнадцать или семнадцать было, и вы были немного не в себе. Сейчас вас сумасшедшим не посчитают. Но сэр Колин упёрся, вы же его знаете, отправил кого-то разузнать, как вы в колледже живёте, какие друзья, и наверняка начнёт искать других врачей. Он собирается вас отправить в лечебницу ненадолго, а потом забрать домой под свою опеку.       — Это ему надо было в лечебницу ехать! — воскликнул разозлённый Ред, который понял теперь смысл того самого письма. — Он просто помешался.       — Он был болен. Я привык… не винить его.       Ред с кряхтеньем поднялся на ноги. Спина и ягодицы ныли, и каждое прикосновение одежды чувствовалось так, словно по коже провели наждаком.       — Я сочувствовал ему раньше… — Ред дошёл до окна, а потом повернул назад, к двери, где на полу по-прежнему сидел Арден. — Он мне казался страдальцем, но теперь мне кажется, что страдал он мало. Надо было, чтобы у него ещё и боли были! Чтобы он орал днём и ночью и корчился.       — Наверное, в конце боли были.       — Ты поэтому бросил колледж? Из-за Колина?       — Да, я боялся, что он что-нибудь придумает и запрёт в психушке. Я, наверное, только на то и надеялся, что мне исполнится двадцать один, и я уже никак не буду от него зависеть. И тут всё меняется… Он собирается поселить меня на третьем этаже. И я даже не знаю, зачем, для чего… Просто чтобы держать рядом, видеть, фотографировать. Я на следующий же день собрал вещи и уехал. У меня были документы, я уже не был подростком, про которого сразу думали, а не сбежал ли он из дома, раз бродит тут один. Потом перебрался на континент. Я жутко боялся Колина. Он мог выследить меня, мог привезти в Каверли и закрыть в подвале или на третьем этаже. Прислуга почти вся знала про нас. Никто бы Колина не выдал. Они все его любили, обожали просто. Я два года боялся вернуться в Англию. Мне постоянно снилось, что я или здесь, привязанный, или в лечебнице. Ту самую, куда водил меня Колин, уже закрыли, но то, что я там видел…       — Я читал, что как раз из-за кошмарных условий её и закрыли, — сказал Ред. — И здание рушилось.       Арден поднялся с пола.       — Откуда ты про неё узнал?       Он спрашивал очень спокойно, но Реда пробрал страх — такой же, какой испытываешь, видя ползущую мимо или греющуюся на солнышке змею: она не бросается, не угрожает, но всё равно страшно.       — Ты знаешь, про какую именно лечебницу я говорил, да? — задал Арден следующий, такой же неторопливый, но на деле словно берущий за горло вопрос.       — Про Шейкерстоун, — Ред не видел смысла отпираться, раз он сам по глупости проговорился.       — Откуда ты это знаешь? Кто тебе рассказал? — Арден, казалось, готов был на него наброситься.       Ред решил не выкручиваться и не врать: ложь ему всегда тяжело давалась, и рассказал, что рылся в старых письмах, хранящихся в комнате Ардена.       — Как ты туда попал?       — У меня был… То есть он есть… В общем, мне сделали ключ.       — Какой ещё ключ? — Арден даже не разозлился, или, по крайней мере, таким не выглядел.       — От всех дверей. Я прочитал, что если собрать несколько обыкновенных ключей, то по ним можно вычислить, каким должен быть мастер-ключ. У меня было четыре ключа, и я с ними…       — Неужели ты такой идиот, что полез в дом, не взяв ключа?! — не дослушал его Арден.       — В каком смысле «полез»?       — В прямом! Ты так доверял Найджелу, что даже не подумал взять на всякий случай ключ?!       — Я его взял.       Арден на секунду закрыл глаза и выставил руки перед собой.       — Подожди. Или я ничего не понимаю, или… Господи! — он сжал виски. — Я правильно понял, что у тебя есть ключ?       — Да, есть, — Ред полез в карман, чтобы показать Ардену.       — Ты… — Арден чуть не задыхался от бешенства. — Ты слабоумный?! Почему мы сидим здесь уже час, если у тебя, чёртова придурка, есть ключ?       Ред вынул из кармана бумажник, а из него ключ.       — К этой двери он не подходит.       Арден выхватил ключ и начал рассматривать.       — С чего ты взял?! Он открыл мою комнату.       — Ну, он, видимо, не совсем такой, как надо. Я уже пытался попасть сюда, но дверь не открылась.       Арден подошёл к двери и наклонился к замочной скважине.       — Даже не буду спрашивать, что ты тут искал. Если тебя не убьёт Торрингтон, тебя убью я! За тупость!       Ключ щёлкнул в замке. Арден не стал его вытаскивать, а вместо этого повернул несколько раз ручку. Раздался тот самый скрежет, который Ред слышал, когда сэр Найджел уходил.       — Тут сделаны дополнительные упоры, в пол и в верхний косяк, чтобы дверь нельзя было выбить.       Арден толкнул дверь. Она не подалась.       — Надо ещё. Наверное. — Он ещё раз крутанул ручку, снова толкнул, но опять безрезультатно. — Чёрт! Срабатывает только в одном положении. Может, так? — он совсем чуть-чуть провернул ручку обратно.       Сквозь скрежет упоров послышался еле заметный щелчок. Арден навалился на дверь, и она открылась.       Арден тут же снова захлопнул её и повернулся к Реду.       Тот стоял остолбеневший. И почему-то не испытывал ни радости, ни облегчения — только злость на себя, что не сказал Ардену про ключ раньше.       — Поверить не могу, что ты… — Арден отвернулся. — К чёрту! Дверь открылась, это главное. Сейчас, — он снова посмотрел на стоявшего перед ним в растерянности Реда, — мы тихо пойдём в мою комнату, я дам тебе денег, сколько найду, и ты уедешь. Ты выйдешь из дома так же, как вошёл, и уедешь. И больше никогда не вернёшься. Найджел будет тебя искать, поверь, так что найди нору поглубже.       — А ты? — спросил Ред, до сих пор не веря, что всё вот так кончилось.       — Что я?       Ред просто смотрел на Ардена во все глаза, он не знал, как сказать ему, как объяснить, что он не может уехать, что он теперь, как Колин, как Арден, как сэр Найджел привязан к этому дому, к населявшим его призракам и к скопившемуся в нём безумию. И к его хозяину.       — Мы, что, больше не встретимся?       Арден всё понял. В его глазах появилось жестокое и насмешливое выражение.       — Конечно, мы больше не встретимся. Ты дурак, если думал иначе! Как тебе вообще могло прийти в голову, что…       — Ты спас меня! — это был почти что единственный козырь на руках у Реда, кроме него был только их с Арденом спонтанный секс.       — Пока нет, и если мы будем болтать дальше, то, может, и не спасу.       Арден повернулся, но Ред схватил его за плечо и крутанул обратно.       — Я люблю тебя.       Арден пару секунд смотрел на него, словно соображая, что это значит, а потом сказал:       — Мне очень жаль.       Ред, как будто надеясь, что Арден ещё передумает, расслышит, поймёт наконец, о чём он, встряхнул его обеими руками — и сам тут же застонал, так хлестнула по спине боль.       — Я люблю тебя! Ты слышишь?       — После всего, что узнал? — Арден смотрел горько и одновременно с вызовом.       — Мне плевать! Мы можем уехать вместе. Только не надо разыгрывать из себя хозяина Каверли! Я знаю, что ты ко мне неравнодушен…       Ред отпустил плечо Ардена и потянулся рукой к его лицу. Арден перехватил руку Реда и заставил отвести в сторону.       — Ты всего лишь веришь в это.       Арден открыл дверь.       — Теперь ни звука!       Они шли на попадавший из смежного коридора тусклый жёлтый свет. Когда Ред тут проходил, он не горел. Сзади была полная темнота: Арден запер дверь в комнаты Изабеллы.       Реду хотелось бежать, но Арден придерживал его и сам ступал совершенно бесшумно. Ред делал, как он.       — Он уже мог вернуться, — еле слышно прошептал Арден.       Они прошли две трети коридора, когда Арден замер, прислушиваясь. Ред сначала не расслышал ничего, а потом всё же уловил звук, напоминавший стук капель, падающих из крана, только более низкий и глухой, зато такой же ритмичный. Потом он понял, что это был звук шагов. Сэр Найджел — пока где-то далеко — ступал по мрамору, и звук отдавался лёгким эхом.       Арден рядом задышал прерывисто и часто.       — Туда! — Ред толкнул его к одной из дверей в комнаты. Она была закрыта не до конца.       Ред протиснулся туда первым, стараясь не задеть створку: она, скорее всего, громко скрипнула бы. Арден пролез вслед за ним. Они оба встали возле двери, вслушиваясь.       Хлыст! Ред только сейчас вспомнил про него. Из-за того, что дверь так легко вдруг открылась, они оба совсем забыли про него… Не очень действенное против ножа и пистолета, но всё же оружие…       В комнате было темно. Свет с улицы не попадал: небо было затянуто тучами, так что там, без луны, была кромешная тьма. Слабенький свет из коридора ложился на усыпанный пылью и кусками штукатурки пол серой полосой.       Ред почти не дышал.       Почему они не заговорили про ключ раньше? Почему? С другой стороны, не заговори они возле двери, выйди раньше, могли бы в это время оказаться на лестнице или в холле второго этажа, где спрятаться было некуда.       Шаги приближались.       Ред решил, что, когда сэр Найджел откроет дверь в комнату, им надо бежать. Сэр Найджел должен будет сделать по первой из комнат как минимум пару шагов, чтобы открыть дверь в дальнюю и понять, что там никого нет. Эти несколько секунд — их единственная фора.       Звук поменялся: сэр Найджел теперь ступал не по мрамору. Доски под его ногами тихо поскрипывали, и каждый шаг был заметно громче предыдущего. Вскоре шаги зазвучали прямо за дверью, и серую полосу на полу на полсекунды закрыла чёрная тень.       Вскоре послышался звук открываемого замка и скрип упоров. Ред стиснул руку Ардена.       — Ты первый, — прошептал Арден.       Ред скользнул в щель и, как только яркий свет из комнаты Изабеллы хлынул в коридор, выскочил наружу. Он старался ступать бесшумно и на секунду обернулся, чтобы посмотреть, вышел ли Арден. Тот пока был возле самой двери.       Из дальней комнаты раздалась брань сэра Найджела и бешеный звук, напоминавший рык.       — Беги! — Арден произнёс это шёпотом, но Реду это показалось криком.       Он побежал — сзади уже грохотали шаги.       — Вниз, вниз! — на этот раз Арден крикнул в полный голос.       — Сукин сын! Долбаная шлюха! Ты у меня получишь! — рык Торрингтона летел по коридору вместе с ним. — И плевать, что…       Ред вынесся на лестничную площадку и, поскользнувшись на мраморе, упал. Он слышал, как позади сшиблись два тела, потом грохот и скрип пола, потом звуки борьбы.       Он вскочил на ноги и бросился вниз к лестнице. На втором этаже свет не горел, и Ред бежал в темноту.       Один раз он чуть не упал снова, но успел схватиться за перила. Когда он поднимался, сверху донёсся крик. Кричал Арден.       «Он ничего ему не сделает. Он не посмеет», — успокаивал себя Ред, бегом спускаясь по ступеням.       В самом низу он обернулся, потому что шум, крики, звуки борьбы были теперь совсем близко.       Верхняя площадка была пуста, когда Ред посмотрел туда, но через мгновение из дверей вырвались вцепившиеся друга в друга Арден и сэр Найджел.       Сэр Найджел сумел уронить Ардена на пол, и несколько секунд Ред ничего не видел: между толстыми столбиками перил было невозможно ничего разглядеть.       Потом Арден поднялся на ноги. Один. И тут же на него сзади напрыгнул сэр Найджел. Он обхватил его за шею и начал душить, одновременно нагибая через перила.       Ред хотел броситься наверх, но остановился на первой же ступеньке. Он оглядывался по сторонам, ища хоть что-то, любую вещь, что сошла бы за оружие… Прутья для ковровой дорожки. Внизу лестницы их была сложена целая куча. Они были тонкими, вряд ли с мизинец, но зато твёрдыми, негнущимися — и весьма тяжёлыми.       Арден сумел всё-таки отшвырнуть Торрингтона от себя. Тот отлетел к стене, но едва Арден выпрямился, кашляя так хрипло и сильно, что, казалось, его сейчас этим кашлем вывернет наизнанку, тут же бросился на Ардена снова, сбив с ног.       Арден то ли потерял сознание, то ли не мог встать… Ред заметил, что там, где они с сэром Найджелом боролись, на перилах остались тёмные пятна.       Надо было бежать… Развернуться и бежать, как сказал Арден. Сейчас, когда между ними был сэр Найджел, он всё равно не мог ничем Ардену помочь.       Ред стоял внизу в темноте, сэр Найджел спускался с освещённой площадки. Для Реда он был громоздким тёмным силуэтом, приближающимся и разрастающимся. В руке у сэра Найджела блестел нож.       Ред развернулся и побежал. Он махом перескочил три ступеньки в самом начале лестницы, снова чуть не свалившись — на этот раз из-за длинного прута, который оттягивал руку и нарушал равновесие. Он, наверное, мог бы бежать быстрее, но боль в спине и ягодицах была адской; Реду казалось, что кожа там лопается от боли и натяжения. Он всё равно бежал — страх был сильнее боли, но движения оставались скованными, неловкими, спина была словно стянута чем-то жёстким и плотным.       Шаги сэра Найджела грохотали уж совсем рядом, на площадке второго этажа.       По звуку Ред понял, что он тоже упал — пол был чертовски скользким, как стекло.       В эту же секунду сверху снова послышался голос Ардена. Он что-то кричал или, скорее, приказывал, но Ред не мог разобрать ни слова, так гулко грохотало эхо в мраморном колодце лестницы.       На самом крутом повороте, где лестница закручивалась почти спирально, Торрингтон его догнал, прыгнув ему под ноги. Они оба покатились вниз, но немного, лишь пару ступеней. Ред хлопнулся на ступеньку спиной, заорав от боли.       Сэр Найджел уже поднимался на ноги: он был на три ступени ниже. Прут, который Ред не удержал, судя по звону слетел к подножью лестницы.       Ред цепляясь руками за мрамор вскарабкался на ступень выше и начал медленно, словно имея дело с разъярённым псом, подниматься на ноги. Он хотел закричать: возможно, кто-нибудь из комнат прислуги услышал бы, но он не мог издать ни звука.       Боль, он понял это наверху, выходит криком; страх — это немота, удушающее беспомощное безмолвие.       Сэр Найджел держал нож занесённым на уровне плеча. Он держал его не так, как парни из уличных банд, драки которых Реду доводилось видеть в детстве, — выставленным вперёд и зажатым примерно так, как палка; сэр Найджел держал его лезвием вниз, так, чтобы колоть сверху.       Ред отступил назад.       Сэр Найджел сделал первый выпад, но Ред успел увернуться. Он резко бросился к перилам, обходя сэра Найджела справа, и, проскользнув вдоль них, сбежал ниже.       Ему только в первый момент показалось, что проскользнул…       Сэр Найджел успел развернуться и, пусть и неглубоко, но ударить его ножом в плечо повыше лопатки.       У Реда всё поплыло перед глазами от дикой боли, и ему показалось, что сейчас он потеряет сознание, но он всё же устоял на ногах и, шатаясь, кинулся вниз.       Под ногой грохотнул прут.       Ред наклонился, схватил его и, почти не глядя, ориентируясь лишь на стук подошв сэра Найджела по ступеням, с разворота ударил.       Прут встретил что-то твёрдое, врезался в него, а потом с хрустом отпружинил.       Ред, оглушённый воем сэра Найджела, только в этот момент поднял глаза и посмотрел: сэр Найджел согнулся на один бок и пытался правой рукой, в которой был зажат нож, ощупать левую, которая висела плетью.       Ред, пусть и вооружённый прутом, всё же отступал.       Он на секунду выпустил сэра Найджела из виду, когда заметил движение в темноте: на лестнице позади сэра Найджела показался Арден. Он пока был ещё далеко и спускался медленно. Когда он вновь посмотрел на Торрингтона, тот уже вытаскивал пистолет из кармана брюк.       — Нет, — Ред качнул зажатым в руках прутом. Левая рука, та самая, в плече над которой была рана, дрожала и слабела.       — Да, — кивнул сэр Найджел. — Выкручусь. Я пристрелю вора, который забрался в дом… — сэр Найджел задохнулся на середине фразы, лицо у него стало синюшно-бледным. — После того, как его выкинули… Арден подтвердит.       Сэр Найджел навёл пистолет.       Для Реда время распалось даже не на секунды, на какие-то мельчайшие кусочки вроде кинокадров. Он видел, как сэр Найджел отводит в сторону большой палец, собираясь отщёлкнуть предохранитель, видел, как палец медленно сгибается, приближаясь к стволу…       Ред ударил. Он не смотрел, куда бьёт, — у него не было времени рассчитать силу удара и направление, он просто махнул прутом, метя в сэра Найджела.       Вырвавшаяся из ствола короткая вспышка пламени была такой яркой, что даже когда она погасла, Ред в темноте не видел ничего, кроме её зеленоватого контура, отпечатавшегося на сетчатке. Он не знал ни где сэр Найджел, ни где Арден, ни где, чёрт побери, он сам. Он ошалел от грохота, от вспышки, резанувшей совсем рядом с его лицом, от боли в спине и плече.       Когда он вновь начал соображать, то увидел, что сэр Найджел катится вниз по ступеням.       Сверху уже бежал Арден.       Ред кинулся вниз — под ногами что-то пару раз хрустнуло. Как будто осколки камня.       — Я, кажется… — крикнул он Ардену. — Я…       — Ты оглушил его. Попал по голове, — ответил Арден.       В темноте Ред видел его плохо, но лицо Ардена казалось мелово-белым.       Они оба добежали до сэра Найджела. Тот лежал перпендикулярно ступеням, точно сверху вниз, как будто его кто-то специально так уложил: голова покоилась на ступени, как на подушке. Тело было расслаблено. Револьвер выпал из разжавшихся пальцев.       — Он дышит, — сказал Арден.       Ред склонился над сэром Найджелом: лоб и щека у того были в крови.       — Ты чуть не убил его, — голос у Ардена дрожал.       Со стороны гостиных уже несся какой-то шум и грохот открываемых дверей. Ред знал, что Бойлу и остальным придётся открыть несколько залов в анфиладе прежде, чем они доберутся сюда. Если они вообще правильно определили, где прозвучал выстрел.       — Что мы скажем? — Ред отбросил прут. — Как мы всё это объясним?       Арден отодвинул ногой пистолет в сторону и присел над сэром Найджелом, приложил руку к его шее, потряс за плечо.       — Мы не обязаны ничего объяснять прислуге, — ответил Арден, но потом добавил: — Скажем, что я рассказал ему про статью, он взбеленился, обманом заманил тебя в дом, пообещав новые подробности… обо мне, а там начал угрожать — в общем, расскажем правду.       — Но когда он очнётся…       — Когда он очнётся, — отрезал Арден, — то скажет то, что я прикажу!       — Он не особо тебя слушается, — возразил Ред.       Арден ничего не ответил, просто смерил Реда холодным, колким, почти ненавидящим взглядом.       Они оба повернулись, когда услышали, как в замке двери поворачивается ключ.       В холл ворвались Бойл, Билли и Моррис. У Бойла в руках было старинное охотничье ружьё.       — Мистер Арден! — воскликнул Бойл. — Вы… У вас всё хорошо? Смит?! Вы что тут делаете?       — А это… — Билли бросился к лестнице. — Это же сэр Найджел! Что с ним?       — Вызовите врача, — произнёс Арден. — И полицию.

***

      Врач приехал первым. В Лоули из полиции был только один констебль, и тот после обеда уехал на велосипеде на какую-то ферму, где украли цыплят, а из-за начавшегося ливня не смог выбраться. Жена предполагала, что сейчас, когда дождь прекратился и по дорогам перестали хлестать потоки воды, он мог уже ехать назад, но ждать так долго не было смысла. Бойл позвонил в участок в Госкинс-Энде, и оттуда уже ехала машина.       После того, как доктор Графтон осмотрел сэра Найджела, которого Бойл и Билли перенесли на диван в одной из гостиных, он поднялся на второй этаж к Ардену.       Следующим на очереди был Ред: он ждал на кухне. Рядом с ним за столом сидел Моррис. Он пробовал задавать вопросы, но Ред молчал: чем меньше он будет рассказывать, тем меньше вероятность, что проболтается и обронит что-то не то.       Пока все в доме ждали доктора, Ред с Арденом успели обговорить, какова будет их версия событий, но очень быстро, второпях.       Арден, едва отдал распоряжения о докторе и полиции, тут же попросил отвести его в спальню.       — У меня кружится голова. И сердцебиение сильное. Не выношу вида крови.       Поверить, что Арден едва не падает в обморок, было легко: он был жутко бледным, а через располосованный рукав водолазки виднелась длинная рана на предплечье.       — Наверное, придётся зашивать, — безразлично сказал он позднее, когда Ред пришёл в его комнату, куда Ардена двадцать минут назад заносили едва ли не на руках.       По правде говоря, даже Ред поверил в представление, хотя и подумал, что это странно: Арден не должен был так расклеиваться от боли в руке — после всего, что делал с ним Колин, да и не было похоже, чтобы вид крови пугал его до того. Тем не менее он поверил, и удивился, когда застал Ардена в спальне вовсе не умирающим, а запихивающим за ряд стоявших в шкафу книг черновики Реда.       — Найджел расшвырял их по всей комнате. Посмотри, вдруг где завалялся листок?       Арден уже не был таким бледным, но синяки под глазами были заметны, лежали ровными лиловыми полукружьями.       — А если полиция попросит показать? Мы же собираемся сказать, что сэр Найджел напал на меня из-за этих бумаг…       — Я скажу, что сразу же их сжёг.       Ред глянул в сторону камина, там действительно лежали остатки каких-то бумаг. На решётке болтались куски толстой белой верёвки.       Они договорились, что будут рассказывать доктору и полиции: почти что правду, за исключением того, что было на третьем этаже: Арден решил перенести действие в спальню Найджела. Комнаты Изабеллы нельзя было никому показывать. Они с Редом раскидали в спальне мебель, измазали кровать кровью из рассечённого плеча Реда так, будто она сочилась из головы, сделали кляп из наволочки, даже перевязали верёвки на каминную решётку. Вряд ли всё это выглядело очень правдоподобно, но Арден был очень невысокого мнения о полицейских из Госкинс-Энда. Тем более, он был уверен, что Торрингтон, когда очнётся, всё подтвердит: у него просто не будет выбора.       — Он не станет подавать на тебя в суд, — сказал Арден. — А ты — на него. Ты просто уедешь из страны, и всё на этом.       — Наверное, я должен сейчас радоваться тому, что остался жив, — осторожно начал Ред, понимая, что Арден всё равно не скажет ему ничего другого, только повторит то, что уже произнёс в комнате Изабеллы, — но я не рад. Я хотел бы другого.       — Я знаю, но ты должен уехать, — спокойно ответил Арден и поглядел на него кристально-чистыми, ясными глазами, такими, какие бывают лишь у детей, без капли искушающей византийской отравы.       Ред вдруг понял, что лишь одно он знает об Ардене наверняка: он не может разгадать его, не может понять, когда тот говорит правду, а когда лжёт, когда смотрит искренне, а когда играет. Арден такими же глазами смотрел когда-то на Колина, откровенными, невинными и чистыми настолько, что Колин поверил, что Арден предан ему, и отпустил от себя. После всего, через что заставил его пройти, поверил и не увидел за этой чистотой ненависти и отвращения. Арден был жестоко изломан; он был беззащитен и боялся всего, что могло представлять хоть какую-то, даже очень маловероятную угрозу, и в то же время опасен. Ред, когда смотрел на него, испытывал одновременно жалость и страх. Арден не смог обыграть Колина в открытую — как позднее не смог бы обыграть и Найджела Торрингтона, и поэтому ему пришлось научиться другому…       Но сегодня, буквально два часа назад, когда они сидели рядом и ждали, Арден казался таким настоящим и правдивым, словно он наконец-то нашёл того, кому можно рассказать и кому можно верить… И Реду больше всего на свете хотелось оказаться тем, кому Арден наконец поверил, но он сильно сомневался, что его желание сбудется. Это было какое-то минутное помрачение, теперь Арден превращался в настоящего себя.       — Вернись вниз, — сказал Арден. — Нам не надо слишком много времени проводить вместе, решат, что мы о чём-то сговариваемся.       Когда доктор Графтон приехал и отправился наверх осматривать «умирающего» Ардена, на кухню вернулись Бойл и Билли, а с ними вместе пришла и миссис Хибберт. Она промыла Реду рану на плече: на это время вопросы прекратились, но потом сразу же посыпались снова. Ред решил прибегнуть к той же уловке, что и Арден, и сказал, что чувствует слабость и ему нужно прилечь.       Вскоре после того, как Графтон обработал рану Реда и наложил повязку, прибыли полицейские. Один из констеблей остался с Редом в кабинете Бойла, который тот милостиво предоставил для бесед со свидетелями, второй вместе с сержантом отправился осматривать место происшествия.       — Это, значит, вы его так, Смит? — поинтересовался сержант, когда вернулся назад.       — Он же в меня стрелял!       — Я знаю, мы нашли пулю в стене.       — Он бы меня убил! Мы стояли совсем близко. Если бы я не ударил его, если бы не столкнул, он бы выстрелил в упор…       — Вы могли ударить его по руке, — заметил сержант.       — Я туда и метил, но… Было темно, я был напуган. Он стрелял в меня… Я спасал свою жизнь, в конце концов!       — Мистер Бойл, когда звонил, сказал, что вас уволили сегодня, — сержант смотрел на Реда сонными туповатыми глазами. — Что вы делали в доме в такой час?       — Мистер Арден уволил меня, когда узнал, что я делаю вроде как записи о нём, как он живёт, какие у него были отношения с леди де Вер. Я собирался уехать, а сэр Найджел сам вдруг предложил мне вернуться в дом. Он якобы мог рассказать ещё кое-что об Ардене…       — Подробнее про эти записи, пожалуйста! С какой целью вы их делали?       Ред принялся рассказывать — так, как они с Арденом задумали. Подправленная версия была довольно близка к тому, что произошло в реальности, однако с необходимыми поправками и умолчаниями: сэр Найджел хотел угрозами и избиениями заставить Реда замолчать, на шум пришёл Арден, которому сэр Найджел тоже начал угрожать расправой, когда понял, что он не хочет становиться соучастником и собирается вызвать полицию. По поводу иссечённой спины Ред сказал, что так сэр Найджел пытался выяснить, не были ли отосланы кому-то копии записей и не проговорился ли Ред коллегам или знакомым о том, что узнал в Каверли. Придумал эти отговорки тоже Арден: Ред поразился тому, насколько быстро и ловко у него это выходило и как хорошо стыковалось с произошедшим в реальности. Возможно, допрашивай Реда опытный детектив из Скотленд-Ярда, он бы задавал совсем другие вопросы и быстро бы нашёл противоречия и обнаружил недоговорённости, но сержант Кросби из Госкинс-Энда задавал вопросы прямолинейные и простые и старательно записывал ответы.       Ред, хотя это и могло бы склонить чашу весов правосудия в нужную сторону, не стал говорить о том, что насилие со стороны Найджела Торрингтона было не только физическим, но и сексуальным. Он смотрел на отёкшие глаза сержанта Кросби, на его сухой рот и бульдожьи брыли и представлял, как болезненно и зло оживится его лицо, если он расскажет, как ещё сэр Найджел использовал хлыст. Как во взгляде, в поджавшемся рте появится презрение. Ред знал, что ничего не расскажет: это было слишком унизительно. Арден, пока они сидели запертыми, говорил о том же: о стыде и о невозможности рассказать. И в его случае всё было даже хуже:       — Колин бы сказал, что это не было принуждением. И все посчитали бы, что прав он, потому что я испытывал удовольствие. Он бы сел в тюрьму, и я, возможно, вместе с ним, со славой ещё худшего извращенца, чем он. Оргазм делает тебя соучастником… Я не думаю, что смог бы хоть одному полицейскому или судье объяснить, что это не то удовольствие, которого ты хочешь, что ты ненавидишь себя за то, что чувствуешь… Что это не твоя вина, и другой человек что-то испортил в тебе и извратил, сделал таким…       Арден был прав.       Ред вспоминал фотографии: на них Арден далеко не всегда был связан, и когда он только их увидел, то первой в голову пришла мысль, что делалось это всё по взаимному согласию, что Ардену нравилось происходящее, что они с Колином хотели именно этого: боли и выстраданного удовольствия. Что ярко-белые капли на животе не появились бы, не впивайся так больно в руки и плечи верёвки, не будь на бёдрах ярких следов от плети. Он увидел Ардена и Колина парой, а никак не мучителем и жертвой. Колин снимал с восхищением и любовью — может быть, именно это затуманивало и смягчало весь ужас тех сцен, хотя и не могло скрыть окончательно.       Под конец допроса Кросби уже орал на Реда, обещая сгноить в тюрьме. Он требовал, чтобы Ред рассказал, что такое важное он узнал про сэра Найджела, и грозил, что, если сэр Найджел очнётся и не подтвердит сказанное Редом, ему добавят срок за ложные показания. Судя по всему, сержант был уверен, что от него что-то скрывают, и больше всего давил как раз на то, что ложь вскроется, стоит сэру Найджелу очнуться.       В итоге сержант сказал, что должен задержать Реда до выяснения всех обстоятельств, а потом, с большой вероятностью, ему будет предъявлено обвинение в нанесении тяжких телесных повреждений.       Один из констеблей надел на Реда наручники и повёл к выходу из кабинета. В коридоре возникла какая-то заминка, и Ред простоял там какое-то время, достаточное для того, чтобы понять, что теперь допрашивать будут прислугу — не Ардена. Доктор Графтон сказал, что тот пережил тяжелейшее нервное потрясение и беседа с полицией сейчас совершенно нежелательна. Про Ардена именно такие слухи и ходили по округе, так что сержант Кросби нисколько этому не удивился: Ардена считали то ли серьёзно больным, то ли страдающим каким-то неведомым нервным расстройством.       После этого Реда отвели на лестницу и в комнату сэра Найджела, а потом в оранжерею и в парк: там он показывал место, где перелез через стену.       Было уже далеко за полночь, когда полиция начала допрашивать и водить на лестницу прислугу. К приехавшим из Госкинс-Энда присоединился констебль из Лоули, и все они жутко торопились закончить дело поскорее: показания свидетелей нужно было собрать по горячим следам, но время было уже позднее, все валились с ног от усталости. Реда, чтобы освободить для допросов наблюдавшего за ним констебля, решили, посоветовавшись предварительно с Бойлом, запереть в бывшей его комнате. Она теперь действительно стала камерой. Для надёжности Реда прицепили наручниками к спинке кровати.       Ред не мог не вспомнить, как к спинке же привязал его Найджел Торрингтон. Его, то ли от промозглой сырости, ползущей сквозь стены, то ли от расшалившихся нервов, затрясло. Он попробовал думать о чём-нибудь другом, но мысли, разумеется, скатились лишь к худшему: к тому, что его могли посадить.       Как он только умудрился впутаться в эту историю?! И ведь по своей собственной вине… Выискался детектив! Решил разоблачить Торрингтона и Ардена. Он их, конечно, разоблачил, но какой ценой? Не будет никакого громкого журналистского расследования, будут суд и тюрьма…       Господи боже! Ред вцепился свободной от наручников рукой себе в волосы. Что он натворил? Как с ним, с таким обычным и заурядным Редом Смитом, сыном обычного бухгалтера на зерновом складе, выпускником обычного колледжа, могло произойти такое?       Как ни странно это было, он начал дремать. День был бесконечно долгим: Реду казалось, что эти десять безумных минут, когда он трахал Ардена вот на этой самой кровати, были вчера или даже позавчера, так далеко они откатились в прошлое. Ред был измотан, просто-напросто измочален, а укол обезболивающего, сделанный доктором Графтоном, погрузил его в какое-то немое блаженство… До чего же это было прекрасно — просто не испытывать боли. Несмотря на всё остальное, на полицию и тюрьму — прекрасно.       Ред уже почти заснул, когда раздался стук в окно.       Вздрогнув, Ред вскочил с кровати. До окна он не дотягивался, как ни пытался, но ему удалось немного протащить кровать по комнате, так что он сумел повернуть задвижку.       В комнату ворвался сырой холодный воздух, но в темноте за решёткой никого не было видно.       — Кто там? — тихо спросил Ред.       — Это я, — прозвучал голос Ардена.       — Откуда… Что ты здесь делаешь?       Ред протащил кровать ещё чуть дальше, чтобы лучше видеть, что происходило за окном. Между прутьев маячило бледное лицо Ардена.       — Бойл приносил мне чай и успокоительное, сказал, что тебя заперли здесь.       — Потом меня запрут в каталажке при участке, — ответил Ред. — А потом и в тюрьму могут перевезти.       — Они будут на тебя давить. Будут говорить, что Торрингтон очнётся и расскажет правду. Могут даже сказать, что он уже очнулся и дал показания. Сказал, что ты забрался в дом, а он тебя застукал. Не верь им, говори всё так, как мы решили. Ты понял? Не верь, — Арден, говоривший до этого тихо, чуть повысил голос. — Доктор Графтон сказал, что… — Арден запнулся. — Сказал, что он вряд ли очнётся. И вообще вряд ли выживет. За ним уже выехала машина из госпиталя.       — Что?! — Ред, ошарашенный, замер у окна. — Я же… Я даже толком не почувствовал удара!       — Твой удар только содрал кожу, повреждения поверхностные. Доктор говорит, что, судя по гематоме, Найджел ударился обо что-то тупое затылком и ещё вот этим местом, — Арден повернулся и коснулся головы сзади чуть выше линии роста волос. — Он думает, что повреждены ещё и позвонки, то есть шея.       — Об ступеньку! — воскликнул Ред. Внутри у него всё похолодело: даже если сэр Найджел и ударился о ступеньку при падении, сбил его с ног он. Если мерзавец — да, редкостный мерзавец! — умрёт, в его смерти виноват будет он, Ред. Он убил его.       — Да, об ступеньку, — подтвердил Арден.       — Я не хотел его убивать! Не хотел! — надрывным шёпотом повторял Ред. — Я виноват, да! Но он наставил на меня пистолет! Что мне было делать? Господи, меня же посадят за убийство!       — Делай всё, как говорю я, и, возможно, ты выкрутишься. К тому же Найджел пока не умер. Главное — не дай им себя сломать. Не поддавайся. И не рассказывай ничего обо мне. О Найджеле тоже.       — Они много раз спрашивали сегодня. Я сказал, что это тайна журналистского расследования.       — Ни слова, ты понял, ни слова. Если ты проговоришься… — Арден чуть сместился в сторону, так что Ред не видел больше его лица, только слышал угрожающий голос: — Если обо мне узнают, ты точно окажешься в тюрьме, я тебе это обещаю.       — Что? — изумлённо переспросил Ред.       — Найджел не очнётся, так что от того, что скажу полиции я, зависит всё. А я могу дать совсем другие показания. Скажу, что ничего не знаю ни о каких статьях, выгнал тебя потому, что ты показался мне нечистым на руку, ты зачем-то вернулся в дом, наверное, хотел что-то своровать… или отомстить мне. Я ещё не решил, что ты пытался сделать: украсть серебро или убить меня. А сэр Найджел, конечно же, пришёл мне на помощь.       Ред не верил своим ушам и, самое страшное, понимал, что Арден на это способен. Он буквально за несколько минут придумал очень даже связную версию для полиции, а за несколько часов своей мнимой болезни мог просчитать и более сложную схему. Он, как леди Виктория в своей предпоследней книге, мог вывернуть историю наизнанку, поменять местами преступника и жертву.       — Ты этого не сделаешь! — воскликнул Ред. — Ты же знаешь, как всё было на самом деле! Я…       — Тише! — шикнул на него Арден. — У меня нет никакого желания этим заниматься, поверь, но предупредить тебя я должен.       — А если Торрингтон умрёт? Тогда всё узнается само собой…       — Лучше этому не происходить, — медленно сказал Арден.       Ред вспомнил, что он обещал тогда: что если сэр Найджел умрёт, Ред об этом пожалеет. Он закрыл глаза. Неужели Арден способен засадить его в тюрьму просто из мести? Способен? Или нет? Бессмысленная месть — это на него не похоже.       — Тебе не нужно мне угрожать. Я не стану ничего о тебе рассказывать, ты же знаешь!       Арден вновь показался за решёткой.       — Вот как раз этого я не знаю. Одно дело благородство, которое ничего тебе не стоит, и совсем другое — когда тебе грозят тюрьмой.       — Я не собираюсь тебя предавать! — не выдержал Ред. — Можешь ты хоть раз в жизни кому-нибудь поверить?!       — Не могу, — ответил Арден. — Никому не могу. Тем более Уильяму Буллеру, который охотится за мной уже два года как. Так что извини.       Ред заморгал. В ушах у него гудело.       — Как ты… Как ты догадался? Когда прочитал черновики? Я так узнаваемо пишу?! Или…       — Нет, пишешь ты не особо узнаваемо, — Арден замолчал, раздумывая, продолжать ли дальше, но потом сквозь зубы процедил: — Я давно это знал. С самого начала.       — С самого начала?       — Разумеется. Неужели ты думаешь, что я лично разговариваю с людьми, которых собираюсь нанять в уборщики? Я хотел посмотреть на тебя, узнать, подойдёшь ли ты.       — То есть ты уже на собеседовании знал?!       — Я знал гораздо раньше. Я не разговариваю с уборщиками лично, но для меня очень важно знать, кто будет жить со мной в одном доме. Мур прислал мне отчёт о кандидатах, и когда я увидел твоё имя… Я слышал только про одного человека с именем Редверс, про генерала Буллера. К сожалению, эта фамилия была мне очень неприятно знакома ещё по одному поводу, так что я навёл справки.       — Ты! — Ред схватился за прутья решётки. — Ты разрушил мою карьеру! Если бы не это, я бы ни за что не стал…       — Конечно, я разрушил! Я должен был вмешаться. Если бы ты копнул под Найджела достаточно глубоко, то узнал бы про его увлечения, собрал бы доказательства и расписал в статье. Догадываешься, что это значило бы для меня? Что фотографии, которые оставил мне Колин, можно было выбросить в мусорное ведро! Что чёртов Найджел, даже если бы и отсидел год в тюрьме, всё равно вышел бы и отсудил всё: акции, Каверли, права на книги… А ещё он бы обнародовал фотографии. Он бы показывал их в суде! Посмотрите, какими методами Арден добивался расположения моего кузена, он потворствовал его самым гнусным прихотям, завоёвывал доверие, наговаривал на меня, самого близкого Колину человека. И даже если бы не суд, он бы всё равно их обнародовал, просто для того, чтобы унизить меня!       Ред стоял как громом поражённый. Пальцы, которыми он держался за прутья, сводило судорогой.       — Но зачем? Если ты знал, что я — Уильям Буллер, зачем ты нанял меня?       Арден усмехнулся:       — Чтобы ты написал наконец свою статью.       — Я не понимаю…       — Тебе и не надо понимать.       — Ты использовал меня! Ты всё это подстроил… И зачем? Зачем, бога ради, тебе это понадобилось? — Ред остановился, вспомнив ещё одну вещь, которую был не в силах примирить со всем остальным: — И секс… Если от меня нужна была только статья, зачем тогда секс? Что это за игра? Что это, чёрт тебя дери, за игра?       Лицо у Ардена было удивительно спокойным, зато в глазах плескался византийский яд:       — Как и с Найджелом… Мне нравится заниматься сексом с теми, кого я предпочёл бы видеть мёртвыми.       — Что же ты за…       У Реда не было слов. Всё, что он узнал сегодня, просто не вмещалось в голове, в мыслях, в воображении. Но он всегда это знал, с самого начала: проклятый Арден сведёт его с ума.       — Запомни, ни слова обо мне, — повторил Арден и исчез.       Ред услышал тихие удаляющиеся шаги. Он как мог далеко вытянулся в окно:       — Арден! Арден, чёртова скотина! Скажи зачем? Тварь! Ублюдок! Вернись!       Он тряс решётку в припадке бешенства и не слышал, как в двери повернулся ключ.       Вбежавшие полицейские принялись оттаскивать его от окна:       — Сбежать хотел! Вот падла! Ну-ка, отцепись!