Жар белого вереска

«Все ложь, одна любовь указ беспрекословный, И в мире все игра, что вне игры любовной». Низами

Выпал первый снег. Свинцовое и беспроглядное небо давно скрыло опаленный янтарный диск солнца, и белоснежные дворцы окаймило темнотой. Несколько месяцев шли дожди, сокрытые седой пеленой тумана, и теперь земля под ногами покрылась сверкающими осколками льда, затвердела. Сады постепенно превратятся в стеклянные аллеи, и на узких тропах, она будет оставлять следы на снегу, прогуливаясь днем по пустынным владениям. И так же незаметно, следы, оставленные высокими платформами ее темных туфель, занесут снега, скрывая за белесым покровом и шелковую накидку с золотыми драконами, и молочную кожу, и алые губы, и длинные черные волосы, словно перья ворона. Шум нефритовых и золотых заколок, вплетенных в темные пряди, растворится в звуке завывания жгучего ветра; аромат лаванды и розового масла, которым она каждую ночь омывала свое тело, исчезнет в морозной свежести. Платиновые персты с сапфировыми камнями, упадут с ее рук, и затеряются в холодной глубине. И снег будет целовать ее горячие от слез щеки, ласкать кровавые раны на руках, обнимая раскаленным морозом. Карин осторожно присела на корточки, подбирая под себя темные юбки, расшитые золотыми нарциссами – герб дома ее мужа. И протянула руку к пламенеющему пурпуру невысокого стелющегося кустарника вереска. Великолепный окрас листьев свернутых в трубочку, что так напоминали бубенцы, цветки этого растения будут цвести и зимой, высвобождая алеющие и лиловые тона из-под белоснежных снегов. Наконец-то выпал снег, и она вспоминала день своей свадьбы, что стал счастливейшим в ее жизни. Она упивалась этим счастьем, не показывая его окружающим, но легкий румянец щек не мог сойти с кожи, даже когда прислужницы белили ее лицо и очерчивали черной, как ночь, тушью глаза; когда капли жасминовых духов скатывались с белой и тонкой лебединой шеи. Но она получила больше горько-сладкой боли и пытки от союза с мужчиной, которого полюбила с первого взгляда, нежели пламенного чувства, от которого сгорала изнутри. Ни одной женщине она бы не пожелала такой участи. Легче ринуться со скалы и позволить черным и борющимся о камни волнам поглотить тело, или выбросить обливающееся кровью сердце в дикое белое пламя. Семейство Сиба было одним из четырех благородных домов Сейритея, и она была единственной выжившей незамужней наследницей, которая могла бы продолжить род, и наградить белоснежный двор величайшими воинами, что как и ее предки служили во благо всего Сообщества Душ, поддерживая и укрепляя целостность устоев и неукоснительных законов. В одночасье она лишилась старшего брата, который вместе с любимой супругой ждали своего первенца. Карин всегда представляла, что ее брак должен быть таким же безоблачным и счастливым. Она никогда прежде не видела людей, что были поглощены любовью друг другу, отдавая ее без остатка своей второй половине. И выражения их сияющих от счастья лиц стерлись из ее памяти, когда старший брат с неимоверной нежностью в глазах, обнимал свою супругу, и его ладонь лежала на ее животе. Ребенок должен был появиться через несколько недель, и мужчина не мог дождаться мгновения, когда сможет прикоснуться к своему дитя. Но пламя войны унесло их жизни, как и жизни ее горячо любимых родителей, когда в главном поместье начался страшный пожар, что не могли потушить десятки тысяч прислужников и воинов, незамедлительно прибывших из столицы. Лишь только когда особняк четы Сиба полностью обратился в пепел, горячие угли начинали меркнуть в темноте. Но даже по прошествии долгих десяти лет, земля оставалась черной и горячей, усыпанной глубоким пеплом, и безжизненные туманы, что укрывали высокие темные горы, окутывали руины белых поместий. Каменные осколки беломраморных дворцов обожгло сажей и золой, и густые тернии карминовой розы покрывали разрушенные часовни с пурпурными черепичными крышами, где оставляли некогда подношения небесам. Ее сестра-близнец скончалась у нее на руках, нет, на ее глазах. На руках было обугленное тело, и в обожженном лице она не находила схожести с красотой своей сестры. Юзу выводила прислугу из горящих деревянных построек, и когда вывели последнего ребенка, тяжелые деревянные балки рухнули на нее, закрывая ее изумленное лицо, которое она обернула навстречу своей сестре, бегущей со всех ног. Но Карин охватил жаркий вихрь огня и пламенеющих искр, и девушка повалилась на скользящую под пальцами кашицу снега, на котором смешивалась кровь и слезы, и долгими бесконечными ночами ее тошнило от ужасов, что она узрела падшей ночью. Она увидела Хитсугаю Тоусиро, когда ей едва исполнилось тринадцать лет. Замужество казалось чем-то далеким и недостижимым, нереальным, больше похожим на эфемерный сон. Она не могла представить себе совместной жизни с мужчиной, за исключением отца и старшего брата, но муж и ее будущий господин, это уже совсем другое. От тихих перешептываний служанок, она едва могла представить, как проходит первая брачная ночь супругов, и почему столько волнения от одного этого сочетания слов. От одной мысли, что ей придется делить постель с незнакомым мужчиной, ее пробирала дикая дрожь. Как вообще можно спать с другим человеком, как перевернуться во сне или встать посредине ночи, или же ей и вовсе придется ложиться к определенному времени, по указанию супруга; что же делать, если ее скует бессонница или болезненный кашель, а тело настигнет страшная лихорадка? Унижения перед чужим человеком она не допустит, лучше сжечь руки в масле. Она морщилась, и лицо ее недовольно искажалось при мыслях о супружестве, отчего отец только громко хохотал, уверяя, что она сама будет желать разделить постель с мужчиной, когда достигнет должного возраста. Мать же всегда твердила, что будущего супруга нужно чтить и уважать, следовать его наставлениям, ибо он станет ее хозяином после того, как отец благословит их союз. И потому Карин твердо намеревалась не признавать ничтожной затеи родителей, и молила верховных властителей, что оберегают жизни в мире духов, чтобы она никогда не повзрослела и оставалась ребенком. Она ходила в храм каждый день, молясь об одном исполнении заветного желания, но время неминуемо настигало ее, и даже многочасовые молитвы и подношения не помогали ей. - Старший брат, а какой это человек, за которого меня хочет выдать отец? – как-то раз поинтересовалась Карин, опуская кончики пальцев ног на холодную водную гладь, пока руки брата, перепачканные маслом, растирали тонкой тканью лезвие черного клинка. - Какой? – переспросил Ичиго, явно удивленной ее заинтересованностью, и надолго задумался. И когда уже ей показалось, что он не ответит на ее вопрос, он осторожно произнес с легкой улыбкой: - Думаю, что он чрезвычайно похож на тебя, Карин. Девочка несколько раз моргнула, хлопая длинными угольными ресницами и обращая на мужчину любопытный взгляд темно-серых глаз, и надломленным голосом вопросила: - Похож? Он похож на меня внешне? - Нет-нет, - с легким смешком произнес брат, чуть не подавившись, и ловко закрывая золотую крышку с небесным драконом, и крупными рубиновыми камнями боярышника на сверкающей чешуе, где хранилось редкое и самое дорогое масло для стали, глубоко вдохнул в себя утренний воздух. Брат вставал рано утром для тяжелых тренировок, когда еще только начинало рассветать, и его младшая сестра не могла отказать себе в удовольствие понаблюдать за отточенными движениями меча, что было продолжением его сильной руки, за резкими и быстрыми выпадами. Карин запрещалось учиться искусству владения клинка, хотя она готова была продать за это умение саму свою душу, свой статус, настолько ее увлекало военное дело и стратегия, к которой с такой безответственностью подходили мальчики ее возраста, которых отцы приучали любви к учебе. Она вставала еще затемно пробираясь босиком по дальним коридорам, когда предрассветные туманы окаймляли высокие башни, и еще не догорели красные огни в факелах на постах караульных, стоящих у высоких деревянных ворот из массивной черной древесины. И с замиранием сердце, она смотрела, как черный клинок брата выскальзывает из ножен, разрубая воздух и камень. И кто бы ни твердил, никто не смог бы убедить ее в том, что ее старшему брату найдется противник, который смог бы его одолеть. Когда ее маленькая тайна раскрылась, они условились держать любознательность Карин в секрете, и порой девочка находила мягкий пуфик на деревянном настиле возле тренировочного поля, теплый плед и чашу горячего зеленого чая с песочным печеньем. Брату не нравилось, что она утром уходила, не завтракая, и не предупреждая прислугу, и никогда не потакал ее увлеченности, хотя мог понять, видя ее сияющий взор полный восхищения. Возможно, ее любовь и целеустремленность к мужскому искусству завладела и им, поэтому он не слишком долго противился ее утренним вылазкам, взяв с нее слово, что она всегда будет успевать вернуться в постель до прибытия прислужниц. – Он очень напоминает тебя характером, - тихо сказал человек, тепло и нежно улыбаясь девочке, с задором следя, как ее маленькие пальчики завязывают искусный узел из шелковых серебряных нитей на белой ночной рубахе, и как выбившиеся из тугой косы пряди черных волос развивает холодный ветер. - Он серьезный и очень ответственный, невероятно сообразительный для своих лет, - добавил он, возвращая клинок в ножны, и завязывая рукоять алой тесьмой. Кончики девичьих губ слегка приподнялись, ей нравился тяжелый запах масла, которым брат смазывал острие, и металла, она наслаждалась звуком вхождения клинка в выемку ножен. - Он первый за всю историю Академии ученик, что завершил ее за срок чуть больше года. Только представь себе, то, на что у других уходят годы, у него отняло чуть больше года. И он завершил свое обучение с самыми высокими результатами на всем потоке старшего поколения. Карин нахмурилась, смотря на свое бледное отражение в воде: - Он ведь старше меня, правильно? - Внешне ничем не отличается от тебя, но, может, выглядит старше на два или три года, тебе следует уточнить у отца. Почему ты спрашиваешь? - Он же еще совсем ребенок, - раздраженно заключила Карин, отчего ее старший брат весело рассмеялся. - Ты тоже еще совсем ребенок Карин, - броско ответил с улыбкой на губах Ичиго. - Но он великолепная партия для тебя. Отец говорит, что хочет передать ему в будущем свой пост Капитана. На это заявление девочка только пуще надула губы и подозрительно сузила глаза. Отец настолько был покорен каким-то мальчишкой, что готов был отдать ему свое место Капитана. За какие заслуги простолюдин в одночасье решил занять столь важный пост? И если об этом говорит старший брат, то о его назначении явно могли пойти слухи по всему двору чистых душ, и явно достигли и самого юного дарования. Если бы он был из достойного и воспитанного семейства, этот человек отказался бы от такой привилегии немедля. - Но он не дворянин, - с неизменной холодностью произнесла девочка. И в этот момент Ичиго повернулся к младшей сестре, взирающей на чистую озерную гладь с гордо поднятым подбородком и великолепной прямой осанкой, губы ее были плотно сжаты в тонкую линию, но искрящийся блеск в глазах, всколыхал в темных глубинах неистовое полымя. Он мог только дивиться, в какую женщину она превратится со временем, и скольких мужчин поставит перед собой на колени, но их будет множество, в этом он не сомневался. - Ты же его еще не видела, почему такие предубеждения насчет прекрасного и успешного юноши? Он должен обязательно понравится тебе, и хотя он немного замкнутый, и такой же задумчивый, как ты, я думаю, что повстречавшись с тобой, он мгновенно изменится. Рядом с тобой сложно не улыбнуться или не воспарять духом. И он достаточно симпатичный. Карин тяжело вздохнула, опуская голову на колени, и обнимая их руками: - А что мужчины вроде тебя разбираются в мужской красоте? - У него белоснежные волосы, Карин, точно первый выпавший снег, или свежие расстеленные перины. - Что? – провозгласила девочка, резко вскакивая со своего места, яростно взирая на брата с высоты своего небольшого роста. – Так он что еще и седой! Какой позор! Мужчина с таким оттенком волос станет моим будущим мужем, да мое имя и род засмеют. Но Ичиго только смеялся, громко и заливисто, наблюдая за тем, как бледные щеки и кончики ушей девочки покрывает пунцовый румянец, а на глазах выступали хрустальные капли слез. - Успокойся, малышка, - утихомирил ее брат, мягко потрепав по голове, отчего ее плечи невольно опустились, и она шмыгнула носом. – Если бы он был плохим человек, отец ни за что бы не позволил ему даже увидеть тебя, или хотя бы заговорить. И помни о том, что это всегда будет твоим выбором. Ты всегда должна самостоятельно избирать свой путь, вне зависимости от налагаемых обязательств и обстоятельств, только так ты сможешь вершить свою судьбу. - Пока я понимаю, что меня хотят выдать за сумасшедшего, что все время корпит над учебниками, неразговорчивого и слишком ответственного седого мальчишку. Он хотя бы знает о моем существовании? – спросила Карин, устало растягиваясь на деревянных половицах и глядя через потолок из хризолита на светлеющее небо. - Скоро все узнаешь сама и решишь. Ты наследница великого дома. Это твой долг, - он помедлил, прикладывая руку к ее груди, в месте, где ровно билось сердце, и девочка настороженно посмотрела на старшего брата. – Но я хочу, чтобы ты слушалась именно своего сердца, и если оно велит тебе отринуть этого человека, то поступай именно так, иди против всех запретов и правил. И как бы тяжко ни было, стремись достичь любимого человека, как бы далеко он ни был. Они недолго помолчали, когда Ичиго растирал между ладонями маленькие ручки младшей сестры, обдавая замершие пальцы, горячим дыханием, чтобы лучше согреть, и осторожно добавил, чтобы немного приободрить девочку: - Посуди сама, быть может, он позволит тебе обучаться искусству меча, и у тебя появится свой дзанпакто, и сам же будет тренировать тебя, посвящая во все моральные премудрости. Его уже сейчас сравнивают с Лейтенантом, хотя он только старший офицер, но видела бы ты его в бою. - Мне кажется, что ты о нем высокого мнения, - нерешительно произнесла Карин, следя за выражением лица мужчины из-под полуоткрытых глаз. - Я восхищаюсь им, - честно признался он, - и мне бы хотелось брать с него пример, отчасти походить в хоть чем-нибудь. Он особенно прилежен и аккуратен со всем, за что берется. И тебе бы не мешало приобрести хотя бы чуточку такой прыти, и постараться стать такой же женственной, как твоя мать и сестра. Но Карин, если бы ты видела, как он владеет мечом, он словно живое создание в его руках. Думаю, что тогда твое нежелание встретиться с таким мастером явно поубавилось бы. - Ты говорил, что отец хочет отдать ему пост Капитана в скором времени. Ты не испытываешь зависти? – поинтересовалась девочка, смотря проницательным взглядом в его золотисто-карие глаза. Он усмехнулся: - Для меня более важно оберегать свой дом, и защищать Сообщество Душ. Пост тот же титул, он не имеет под собой особой ценности или признания, если тебя не поддерживают другие люди. Тоусиро ведь выходец из очень бедной семьи. Он даже не знал своих родителей, хотя родился в первом районе Руконгая, но в детстве сверстники его не особо жаловали. Некоторые говорят, что у него весьма холодная натура, но я чувствую с ним какую-то странную связь, словно он мне духовный брат. Так произошло в самый первый день, когда я повстречался с ним, поэтому постарайся не судить о человеке хорошенько его не узнав, и не будь предвзятой о том, кого никогда не видела. Позже можешь пожалеть. - Хорошо, - Карин подарила ему свою улыбку, поднимаясь с колен и направляясь в свои опочивальни, даже не подозревая, что совсем скоро встретится с мальчиком, что с самого первого дня своего появления в священной обители, уже вошел в историю, как самый юный мастер клинка. Лишь с годами она привыкла носить неудобные кимоно и юката, стягивающие живот и грудь, тяжелые пояса оби, от которых кружилась голова. Будь на то ее воля, то разбила бы все пудреницы и чаши с множеством оттенков помад и белого крема, душистого масла, что рядами выстраивались в ванных комнатах и бассейнах. Ей не нравилось быть оборванкой, но ей особенно сложно было свыкнуться со сложностями своего туалета – ткани, украшения, духи, туфли на тяжелой платформе, в которых ее заставляли проходить целые километры, чтобы она свыклась с неудобными стяжками между пальцев, и научилась ходить той же бесшумной поступью, как это делают воины в плетеных сандалиях. Все должно было передавать ее грациозность и мягкость походки, но это было так непередаваемо трудно. Она ненавидела примерки, на что уходили целые дни, выбор фасона, расцветки и тона. Каждый узор знаменовал собою слово – водные потоки на голубой шелковистой материи говорили о непостоянстве, о безвозвратно утерянном времени, если поток волн был изображен ровным и спокойным, то орнамент означал спокойно протекающую жизнь, а если пенистая вода была бурлящей и неистовой со вздымающимися на поверхность моря темно-кобальтовыми валами, то это ассоциировалось с бедствием и погибелью. Истинная женщина должна выражать свои чувства неявно, неоткрыто, так всегда ей твердили, когда перед ней раскрывали на широких столах ковры тканей, пока мать и сестра стояли и наблюдали со стороны за ее выбором, и это тоже было нелегкой частью обучения в становлении будущей представительницы дворянского семейства. Порой она видела, как тяжело вздыхает мать и напрягаются мышцы лица сестры, когда она указывала на тот или иной оттенок. Ей было совершенно все равно, какой избирать рисунок на дорогом одеянии, потому что он был ей по нраву, но ее выбор чаще разочаровал старших. И в итоге, ей приходилось грустным взглядом провожать свою мать, что покидала мастерские, явно недовольная тяжелым обучением дочери. Еще хуже дела обстояли в медицине. Тома громоздились в библиотеке до самых потолков, и, глядя на тяжелые кожаные рукописи и манускрипты, она с трудом могла подавить в себе страх, осознавая, что все эти знания со временем должны оказаться в ее голове. Бесчисленные снадобья, болеутоляющие и отвары чая, которые могли бы пригодиться, когда она станет полноправной госпожой дома своего будущего супруга. Порой ей казалось, что все упирается в один незамысловатый замысел – она жила, чтобы стать благочестивой супругой, слугой своего мужа. И пока ей приходилось вчитываться в скучнейшие термины, мужчина мог обучаться ремеслу стратега и оратора, и читать о подвигах великих воинах, что своей доблесть и храбростью добивались победы и пламенного восхваления. - Любое обучение никогда не проходит понапрасну. Со временем, Вы поймете и осознаете это, и будете благодарить родителей за ту заботу, что они оказали Вам. Все это однажды непременно пригодится в жизни, - заверяла ее наставница, разливая золотистый жасминовый чай по бирюзовым пиалам, пока Карин с неимоверной скукой разглядывала страницы медицинского пособия. Каждая страница содержала в себе десятки терминов, примечаний, смыслов, и каждый новый день привносил больше знаний, что должны были храниться в разуме, как в сундуке, что нельзя открыть. - А это вереск, - произнесла с затаенным восхищением старшая женщина, проводя пальцами по цветному рисунку на желтеющей странице, и девочка смотрела, как старческая рука, покрытая пигментными пятнами темной бронзы и морщинами, дрожит; как стекленеют и слезятся глаза. – Цветок, что означает пламенную любовь, непреодолимую ни одной силой. Ни время, ни власть, не смогут достичь и тронуть узы, что связывают два сердца между возлюбленными. Его цветки, словно живые, даже в самую лютую зиму, и жестокость осенних ливней, а летом бутоны на тонких ветвях пестрят буйными красками всех оттенков. Карин положила подбородок на сложенные ладони, без особого интереса разглядывая кустарник с аметистовыми и малиновыми бутонами. Есть цветы куда более прекрасные и душистые, нежели кустарник. Хризантемы, что украшают свадебные алтари; лозы красной розы, что цветут у горных рек, анемоны, чьи белоснежные и алые лепестки увивают мраморные плиты дорог, ведущих к павильонам, и троп в садах. - К чему мне эти знания? – спокойно спросила она, догадываясь, что ответом станет обыденная фраза о необходимости всего и вся в жизни. Но женщина улыбнулась странной улыбкой, которую Карин до поры не могла понять, и только со временем приняла иронию своей судьбы. - Порой очень страшно признаться в своих чувствах мужчине, которого любишь, но если положить в ворот его одеяния сухую ветвь, он будет думать о сладком аромате, о женщине, что подарила ему цветок. В стезях войны, или когда тебя ожидает мгновение смерти, один яркий оттенок и сладость аромата могут иметь больше значимости, чем вся прожитая жизнь. Карин закатила глаза, тяжело вздыхая, и с едким раздражением ответила: - Мужчинам не интересно знать о сушеных цветках. Вы думаете, что если я подарю этот цветок мужчине, то он будет знать о моих чувствах? Смешно! – и с этими словами захлопнула книгу, отчего пиала с чаем, стоявшая на краю стола опрокинулась и разбилась на мелкие осколки, и Карин невольно вздрогнула при звуке удара, разнесшегося по учебного классу эхом. Казалось, что звук впитался в каждую страницу и корешок книг, расположенных на самых высоких и дальних полках. Девочка стыдливо опустила свой взор, но так и не решилась произнести слова прощения. - Это верно, - спокойным и ровным голосом сказала женщина, наклоняясь перед ней и собирая в ладони осколки, отчего на пальцах появились тонкие порезы. И Карин смотрела с застывшим сердцем, как кровь старшей женщины смешивается с горячим чаем. – Но Вы будете мучиться от этих чувств настолько сильно, что малейшая возможность признания и открытия даст возможность сделать вздох. Вам будет трудно дышать каждый день, Вам будет казаться, что Вы ступаете по стеклу, которое будет впиваться в стопы и плавиться железом в плоти, и по крови будет течь страшный яд, и ни одно противоядие не спасет от этих душевных мук, а еда потеряет свой вкус. Время будет течь так долго, что день обратится пыткой. Но Вы будете жаждать сказать о своих чувствах, и какая разница, какой способ выражения избрать, говоря о том, что лежит на сердце? - Я просто никогда не полюблю, - яростным шепотом проговорила она, глядя с болью и сожалением на женщину, что относилась к ней с такой добротой, но предложить свою помощь и извиниться, у нее просто не хватало сил. – Любовь слабит сердца, делает нас подвластными чувствам, именно чувства рушат фундамент великой обители богов смерти. И если мы не научимся укрощать их, то станем червями. Женщина печально улыбнулась: - Но разве не чувства делают нас сильнее? Разве не любовь придает сил, когда последняя капля надежды покинула тело? И не ради ли этих чувств мы построили Сообщество Душ? Ни за чувства ли сражаемся на протяжении бесконечно долгих тысячелетий? Карин ничего не ответила, и с хладнокровием в сердце, покинула учебный класс, проходя мимо шкафов с множеством отделений с золотыми и алмазными ручками, где хранились сушеные травы, и особенно отдавало ароматом полыни. В дни дождей, этот травянистый запах преследовал ее, и с годами она корила себя за то, что не опустилась на колени в тот день и не обняла целительницу со слезами, умоляя ее о прощении, благодаря за выказанное терпение ее своевольному нраву, неблагодарному тону. Сожаления настигают нас поздно, а гордыня не позволяет пойти на желанный душе шаг. Традиции были во всем. В сортах чая, в движениях кисти рук, а ношение веера было целой летописью. Полностью раскрывать веер считалось непозволительным в одних местах, при встрече с высокими особами запрещалось опускать сложенные веера, роспись обладала противоположным значениям узорам одеяния – ее повсюду преследовали правила, тогда как она стремилась к иному, и с завистью смотрела на отца и брата, которые могли носить подпоясанные клинки. День ее падения был холодным и пасмурным. Тогда в поместье Сиба собралось бесчисленное количество высокопоставленных лиц, и служанки готовили ее с раннего утра, расчесывая гребнями ее темные волосы и усердствуя над одеждой. К полудню у нее ломило спину от поклонов, мышцы лица стянуло от извечной улыбки на лице, а ноги болели настолько, что пальцы стали кровоточить, и на белой ткани носков выступили рдяные и темно-багровые пятна. Она ушла в дальние павильоны, где часто оставалась в одиночестве, наслаждаясь украденными часами покоя, здесь никто не мог отыскать ее, даже злые духи. Здесь она оставалась, скрываясь от прислуги и нудных педагогов, и здесь же с упоением зачитывалась затертыми от чтения старыми книгами о военном искусстве и наставлениях ученых мужей. Брат подарил ей однажды огромный ларец, и каждый том был старательно спрятан за бархатом и шелком, льном и батистом, за тяжелыми изумрудными поясами и широкими браслетами. И она хранили книги здесь в дальней части западного сада под деревянными дощечками в черных сундуках с гравировкой золотых драконов. Чтение успокаивало ее, и своим стремлением к знаниям, она могла бы с легкостью соперничать с взрослыми юношами. Порой даже старший брат не скрывал своего изумления, когда она цитировала военные трактаты, разъясняя положения строя войск и роты, говорила о значимости развития наступательных действий и обороны только по наброскам и чертежам, что отдавали Ичиго его учителя. И она хранила выкраденные листы из его тетрадей, выполняя задания по тактической перегруппировке войск при различном состоянии вооружения и количестве раненых. Карин осторожно сняла носки, растирая скованные от боли мышцы, и поморщилась, когда опустила стертые в кровь пальцы ног в водную гладь пруда, и, прислонившись к деревянной балке, по которой спускались виноградные лозы, тяжело вздохнула, кривя лицом, когда раны защипало. Но холод прозрачных вод успокаивал, снимая боль, распространяющуюся по ноющим мышцам, и девочка раскрыла перед собой одно из учений, рассказывающее о войне на истощении противника. Одна из многих военных тактик, состоящая в ослаблении противника путем постоянной атаки и угрозы, когда при многочисленных человеческих потерях, противник претерпевает полный коллапс. Карин ощутила присутствие человека до того, как он ступил в деревянные коридоры павильонов, выстроенных на воде, но слишком поздно для того, чтобы успеть сбежать, или спрятать раскрытую книгу на своих коленях, а потому она повернула свое лицо навстречу мужчине, спускающемуся по узкой лестнице. Она испытывала гнев, жалость и раскаяние за то, что не смогла уберечь то, что так любила. Его одежда была, как покров ночи, такую боевую униформу носили все воины белоснежного города – широкие шелковые хакама, на которые опускались тени и сумрачные туманы, косодэ, и с пояса свисал золотой амулет небесного дракона, удерживающего в широких когтистых лапах сферу мира. Символ того, что сегодня этот человек войдет в новое звание, и какого бы ранга ни был этот человек, сила его духовной силы была огромна. Такое всевластие, от которого трещал воздух, и кричали сизо-лазурные ветры, она могла чувствовать лишь в присутствии отца или старшего брата. И даже ее пробила легкая дрожь, когда она втянула в себя морозный воздух, казалось, что мир окутывает ледяная пелена, и широкие листы винограда, и крупные алые ягоды покрылись инеем, ветви застыли в стеклянных переливающихся гранях. И когда выдохнула, облака дымчатого пара поднимались в вышину, она заметно дрожала, но все равно без тени сомнения или страха подняла свое лицо, чтобы увидеть человека, посмевшего нарушить ее уединение и покой. Но она должна была сбежать, она должна была подняться в тот же миг, когда почувствовала его приближение, но это только бы отсрочило неизбежное. Его поступь была тихой, как ветер в облачных высях; как падение лепестков бутонов гортензии. Его лицо же было подобно лику идола. Светлая и безупречная кожа без малейшего изъяна, будто лунный адамантовый свет оттеняла чернильная мантия его одежды. Высокие очерченные скулы, прямой нос и полные губы, а его короткие волосы были белее снегов и меха северного барса, жемчужные нити тончайших серебряных лент. Она никогда бы не могла подумать, что мужчины могут быть настолько красивы. И на краткое мгновение ее сердце остановилось, когда он поднял свой удивленный взор на дитя, сидящее в нескольких шагах от него. Ей подумалось, что человек был так же потрясен, как и сама девочка, застав кого-то в самой отдаленной части дворцов вдали от пиршества и музыки, от ласковых звуков эрху и сямисэна. Но как прекрасны были эти глаза, словно оттенок морской волны, бушующей гряды, опускающейся на суда во время дикого и безжалостного шторма; великолепный сапфир голубого неба, но его глаза были прекраснее драгоценных камней; изумительнее темно-синего шелка. И она могла бы смотреть в глубину светлого турмалина на протяжении всей своей бессмертной жизни, и книга невольно выпала из ее рук, звучно упав в воду, отчего по гладкой поверхности прошлась рябь. Он неспешно переводил взор с детского лица до опущенных в воду ног, и, заметив багровые пятна крови на женских туфлях, кончики его губ слегка приподнялись. Человек приложил правую руку к сердцу, глубоко поклонившись перед ней, на что Карин коротко кивнула, не понимая, отчего ее тело сковало невидимыми железными прутьями, отчего так тяжело дышать, в груди стало невыносимо тесно. - Не думал, что смогу застать кого-то в западной части дворца, как и не думал, что смогу встретиться с человеком, который сможет почувствовать мое присутствие так скоро, - мужчина улыбнулся, с теплотой и искренним удивлением смотря на девочку. - Я искренне прошу прощения за то, что потревожил Вас. Вы должно быть одна из дочерей великих послов, на Вашем одеянии золотая вышивка феникса. Что Вы делаете так далеко от дворцовых залов? Если Вы заблудились, я с радостью отведу Вас обратно к родителям, если Вы назовете мне имя своего родового дома. Его голос был как текучая река, как игра флейты, как песнь зимы, и каждое его слово отдавалось в ее сознание. В грудной клетке что-то бушевало, словно разгоралось безликое черное пламя. Карин чудилось, что его слова походили на снег, опускающийся на горящие щеки, и талая вода нежным потоком стекает по губам и подбородку на ладони. - Не стоит, - осторожно произнесла она, неспешно поднимаясь на ноги, держась дрожащими не то от холода, не то от удивления пальцами за широкий деревянный столб. Больше всего ей хотелось исчезнуть, благородные не должны позволять себя увидеть в такой манере, это говорило о дерзости воспитания, небрежности по отношению к традициям, и смущение накрыло ее с головой, на щеках и скулах наверняка выступили нежно-розоватые узоры краски ее позора. Но если человек и заметил это, то виду не показал, он безмолвно наблюдал, как она поднимает свои тяжелые туфли и отряхивает широкие парчовые юбки. Шелк неприятно холодил, приставая к мокрой коже, а косточки пальцев до того заледенели, что она могла их чувствовать. Карин уже намеревалась уйти, как человек позади нее, мягко сказал: - Ваши ноги в кровавых подтеках. Вам не следует ходить босой сейчас, раны могут загноиться. Позвольте мне помочь Вам? Карин несмело повернулась в его сторону, обратив внимание, что он был выше ее на добрых полтора или два фута, и ей приходилось поднимать голову, чтобы встретиться с его светло-голубыми глазами, которых она боялась больше чем пламени. Когда подносишь руку к огню, то можно ощутить колкий жар, от которого кожа начинает медленно покрываться волдырями, прожигая до самых костей. Такое же чувство она испытывала всматриваясь в лазурно-небесные глаза стоявшего перед ней человека. - Мне не нужна помощь, - тихо ответила она, приподнимая широкие юбки, чтобы можно было идти, не страшась споткнуться с первого шага. Карин хотела бы вложить в свой голос привычную дерзость или нотку храбрости, но ее тонкий и хриплый голос больше напоминал писк полевой мыши, рыщущей под высокими колосьями золотой пшеницы в поисках зерна. Человек обратил свой взор на кровавые разводы, оставленные на темной древесине, а затем перевел настороженный взгляд на девочку, изо всех сил старающуюся держать спину прямо при ходьбе. - Вы сильно натерли ноги, я могу залечить подтеки. Это займет совсем немного времени, упрямится ни к чему. Боль исчезнет, а я обещаюсь никому говорить ни о нашей встрече, и не подам виду, что узнал Вас, если мне еще выпадет радость увидеть Вас вновь, - с легкой улыбкой сказал мужчина, и в голосе его слышалась искренняя забота. Внутри что-то встрепенулось, и Карин растеряно и безвольно обернулась к человеку, остановившемуся от нее на расстоянии нескольких шагов. - Честно никому не расскажите? – нерешительно произнесла она, опуская глаза от его выразительного голубого взгляда. - Даю слово офицера войска двора чистых душ, - он протянул ей руку, ненарочито предлагая взять его за широкую ладонь. У него были нежные и теплые руки, как лепестки фиалки, и Карин на краткую долю секунды усомнилась, что он мог быть настоящим солдатом армии бессмертных богов. Ведь как можно удерживать рукоять меча в руках, кожа сразу начинает грубеть, порой кровоточить. У старшего брата руки были покрыты шрамами и мозолями, костяшки и фаланги всегда были разбиты или перевязаны наскоро бинтами, а у этого человека ладони мягкие, с ухоженными пальцами и ногтями. Он усадил ее на небольшую скамью, над которой нависали лозы дикой розы, и запах мокрой земли, камня и душистый аромат цветов ударил в нос. Человек осторожно присел на корточки, кладя на свои колени ее израненные стопы, и наклонившись, нежно подул своим дыханием, и кожу обдало горячим воздухом, и царапины на глазах стали затягиваться, обращаясь в тонкие рубцы, а затем плотные корки и вовсе исчезли, осыпаясь между кончиками пальцев. Карин изумленно смотрела на чистую кожу без малейшей царапины, и на выдохе с трудом проговорила: - Не может такого быть… Человек тихо рассмеялся, растирая ладонями голени, и слабая дрожь от этих прикосновений, распространилась по всему телу, и она с непередаваемым усилием могла удержать внутри себя удовлетворенный стон от растекающегося тепла. - Я же говорил, - сказал мужчина, опуская ее стопы, чтобы девочка смогла вдоволь насмотреться на представшее чудо. - И зачем я вообще изучаю медицину, если можно с помощью магии с легкостью все излечить? – вопросила она с придыханием, не способная прийти в себя от увиденного, и кровь в легком возбуждении бурлила по венам, словно излечив ее, мужчина передал часть своих сил и ей. Она мгновенно согрелась, будто нечто укрыло ее теплым одеялом, и даже одежда полностью высохла. - На основе медицинских знаний только и можно применять эти простейшие заклинания. К тому же, это были просто неприятные царапины, настоящие ранения гораздо тяжелее излечить, и потребуется куда больше духовных сил. И в трудные периоды, когда собственные силы полностью иссякают, а боевой товарищ нуждается в твоей помощи, именно лекарственные снадобья необходимы как никогда. Нужно знать, как циркулирует кровь, частицы, из которых состоит кожный покров, чтобы правильно соединить ткани. Если просто применять духовную силу, то можно больше навредить, нежели помочь. - Вы должно быть хороший медик, - сказала с сияющей улыбкой девочка, обращая к человеку свое счастливое лицо, когда мужчина с благодушием и странной улыбкой разглядывал ее темные, как туманы, окаймляющие берега рек на закате, глаза. - Я плохо еще разбираюсь в травах и с большим трудом составляю лекарственные снадобья, - призналась Карин, разочарованно вздыхая и надевая туфли на черной платформе. - Уверен, что у молодой госпожи все обязательно получится, - прикрывая с улыбкой глаза, сказал человек, нагибаясь и подставляя свою спину, чтобы она смогла усесться, удерживаясь руками за его плечи. И Карин несколько раз моргнула, не понимая, что происходит. – Вам пока лучше не ходить в такой тяжелой для ношения обуви, я отнесу Вас к западному крылу. Обещаю, что никто Вас не увидит. Вы можете довериться мне, я умею хранить чужие секреты. К тому же, мне неловко, что из-за меня Вы потеряли свою книгу. Ходить пока все равно будет больно, даже если следов царапин больше нет. - Правда можно? – тихо и неуверенно спросил она, не узнавая в звучании свой голос – застенчивый, с легкой хрипотцой, словно принадлежащий другому человеку. Но мужчина только улыбнулся, помогая ей взобраться, и Карин густо покраснела, практически спадая к нему на спину, и золотые украшения в ее волосах звонко столкнулись с опаловыми и нефритовыми палочками, удерживающие густые черные косы. Он ступал осторожно, словно каждым своим шагом мог потревожить ее, а она с замиранием думала о том, что ее сердце стучало так громко, что звук мог распространиться громогласной трелью по пустой округе. Но ей думалось, что ветер и серое небо, и даже цветники в садах запечатлели то, как ее нес на себе совершенно незнакомый человек. И она просила упрямо бившееся в его спину сердце, замереть хотя бы на миг. Но проходили минуты, и напряжение спадало, сменяясь странным ощущением раскованности во всем теле, и Карин невольно прислонилась щекой к его воротнику, глубоко вдыхая в себя аромат мяты и дикой брусники, а еще от него пахло дождем и туманами, полноводной рекой. Ее маленькие пальчики вцепились в шелковистую ткань его шихакушо, и она подумала, какой небольшой была в сравнении с ним. Ни он, ни она не пытались завести неловкий разговор, поэтому продолжали свой путь в полном и глубоком молчании, но отчего-то у Карин было такое ощущение, что она все это время спала. Проходили долгие и бесчисленные дни, мгновения, и только сейчас она по-настоящему могла дышать, ощущать аромат белоснежной фиалки и темно-лиловой лаванды, только теперь познала красоту пения зимородка, усевшегося на тонких ветвях вишни, звон одиноких капель дождя, скатывающихся с коньков крыши. Она привыкла к его запаху, уютно устроившись в ареоле его силы и тепла тела, а потому, когда он медленно опустил ее на землю, она почувствовала толику сожаления и горести. - Вот и все, - обернувшись к ней, сказал человек. – Лучше переодеть эти туфли, они не особенно удобные. - Отец говорит, что я должна привыкнуть к ним, высокие господа должны чтить и уважать традиции, и когда я войду в дом своего будущего мужа, то должна соблюдать строгие правила, предписанные моим титулом. Белесые ресницы чуть дрогнули, а в темно-изумрудных глазах промелькнула тень замешательства, призрак сомнения, но через мгновение, он снова улыбнулся, сцепляя свои сильные руки за спиной. - Почему Вы считаете, что супруг не позволит Вам носить то, что захотите только Вы? Это же Ваша собственная жизнь, поступайте с ней, как полагаете правильным и верным, как и в выборе своего мужчины. - У меня есть обязательства перед своей семьей, и мой муж станет моим господином. У меня нет права выбирать человека, с которым я сочтусь узами брака, его изберет для меня отец, но мне бы очень хотелось, чтобы он был мне хотя бы не противен. Мужчина печально улыбнулся: - Я уверен, что у Вас будет прекрасный мужчина, и в будущем Вы станете его сокровищем, которое он будет оберегать всеми силами. Ему наверняка будет нелегко, особенно когда Вы со временем превратитесь в настоящую красавицу. Тяжело быть с женщиной, которая привлекает взоры множества мужчин, внутри будешь ощущать вечный страх, что она покинет тебя. Карин подарила ему добрую улыбку в ответ, и когда они оба заслышали подступающие шаги людей в отдалении, девочка в последний раз бросила взгляд на синигами, наблюдавший за ней своими иссиня-лазоревыми очами со странной улыбкой на губах, и, подобрав под себя юбки, с гордостью произнесла: - Я обязательно буду наблюдать за Вашим вступлением в новый ранг, надеюсь, что Вы с должным почтением послужите своему будущему Капитану и Отряду. Поднялся сильный ветер, и винно-красные лепестки дерева королевского делоникса покрыли собой пространство, затмевая за рубиновым отливом белоснежные высокие стены дворцов, высокую кровлю с крутыми скатами, резные орнаменты на парапетах и малахитовые статуи драконов и журавлей. Она с трудом могла различить его черное одеяние за вихрем алых лепестков, но Карин видела, как изогнулись его губы, словно он знал что-то, неведомое для нее. Девочка спешно поклонилась, взбегая по каменным высоким ступеням, скрываясь за тяжелыми мраморными вратами, но даже когда она поднялась по ступеням на верхние этажи главного поместья и скрылась за чередой пролетов, прошла через многочисленные коридоры, чувство, что за ней следят эти чарующие голубые глаза, не исчезало, и преследовало до самого пути в просторные покои и спальни. Резко задвинув двери, Карин прислонилась спиной к деревянному косяку, и тяжело дыша, смотрела в потолок, на слабеющих ногах опускаясь на холодные половицы. Ее охватил безмерный поток головокружительного восторга, от внутреннего возбуждения кипела кровь, и в ушах больно стучало, и сердце не могло восстановить свой равномерный ритм. Свет становился ярче, каждый звук приобретал значимость, и кисти рук слегка подрагивали, словно ее била болезненная лихорадка. Позже в ее комнаты ворвались прислужницы в светлых, как кипень, мантиях, и красные, рубиновые пояса из парчи на их тонких талиях, были гуще и пурпурнее крови, ягод поздней рябины. Девочка не сразу заметила, как расставляют по столам косметику и кипяченую горячую воду в хрустальных вазах, которой смачивали драгоценные гребни. Молодые женщины зажигали высокие свечи, и комнаты наполнял аромат душистого жасмина и цитрусов. В высоких зеркалах она смотрела на свое отражение, подмечая недостатки своей внешности – заметные круги под глазами, которые пытались скрыть белилами и румянами; немного вздернутый подбородок, и темные глаза, сливающиеся с черным тоном ее тонких волос. Карин отчетливо помнила, как позвякивали фарфоровые крышки, в которых хранились жидкие помады из древесного воска, масла, семян камелий и мускуса; как поднимается пар из купален, душистая и необычайно горячая вода, в которой до белизны натирали кожу жесткими щетками, а затем натирали мазями. В отдаленных комнатах были развешаны шелковые ткани, разноцветные вышитые, набивные, батик с рисунком крупных цветов, венков, и причудливые кружевные розетки с сюжетными мотивами, но сегодня она изберет темную шелковую материю с изображением фамильного герба, вышитую золотыми нитями, как восходящее янтарное солнце на краю востока. Когда ей затягивали за поясницей тяжелый и широкий золоченый пояс с алмазными вкраплениями, в комнату запыхавшись от длительного бега, вбежала младшая сестра, упрямо держась рукой за грудь, старательно пытаясь восстановить шаткое дыхание. Ее пшенично-охристые волосы выбились из строгой прически, украшенной живыми хризантемами, и на лбу виднелись проступившие пятна пота, когда она вышла ближе к раскрытым окнам, откуда проистекал нежный и горячий поток солнечного света. - Я его видела, - с зарумянившимися щеками выпалила она, подбегая к Карин, которая смерила сестру неодобрительным взглядом, смотря на сбившуюся в складки одежду. - Кого ты видела? – с тяжелым вздохом спросила она, оглядывая себя в зеркале. - Как кого?! – надув губы выпалила в возмущении сестра, хватаясь за ее ладони и стискивая пальцы в своих горячих руках. – Карин, я только что видела человека, за которого отец так хочет выдать тебя замуж! Боже мой, Карин! Если бы ты только его видела, мужчины не могут такими красивыми, я до сих пор пылаю от одного брошенного его взора в мою сторону! Ну, ты и счастливица! Я даже себе и представить себе не могла, что он окажется таким замечательным мужчиной или юношей, выглядит совсем взрослым! Я видела его на заседании прибывших членов совета, и стояла с матерью на балконе. Если бы ты только слышала, как он говорит, как держится при резких вопросах, какой у него невероятно прекрасный голос! Я так тебе завидую! - Только не это, - в измождении произнесла Карин, осознавая, что хуже дня просто быть не может, замечая лукавый блеск в глазах сестры. – Ты хочешь сказать, что это безобразное седое чудовище приехало в поместье к нам с визитом! - Что ты такое говоришь? – яростно оперевшись руками в бока произнесла Юзу, и глаза ее гневно сверкнули, на что темноволосая девочка с отвращением поморщилась. – Я своими глазами видела у него золотой амулет небесного дракона, свисающий с пояса, похоже, что он сегодня вступает в один из высших рангов в своем Отряде. - Удачно для него, - равнодушно пробормотала Карин, делая вид, что рассматривает вышитые на широких черных рукавах хризантемы. - Почему ты с таким нежеланием относишься к этому человеку, словно у тебя с самого начала против него целый ряд бессмысленных предубеждений? – через некоторое время спросила сестра, когда они в сопровождении двух десятков женщин проходили по открытому балкону, и от холодного ветра, опускающегося со светло-кремовых облаков, озарены палящим диском солнца, ее плечи подрагивали. В это время года начинали цвести аметистовые розы, и мраморные полы укрывало множество красных лепестков, лозы алеющего цветка вонзались шипами в белоснежные потолки и золотые балюстрады, огромные колонны, поддерживающие многоярусные пагоды, покрытые перламутром. - Потому что всю свою сознательную жизнь меня готовят к тому, чтобы стать ему достойной женой – я изучаю историю, этикет, медицину, управленческое дело, музыку, танцы, и все лишь для того, чтобы служить ему в угоду. Меня хотят отдать человеку, которого я даже не знаю и которого никогда в жизни не видела. Ни я выбирала его, а мой отец. Меня раздражает тот факт, что я не могу избирать свой путь самостоятельно, - выдавила из себя девочка, и в глазах ее поселилась ненависть, которую она столь долго прятала в себе, что терзала долгими ночами, когда она вчитывалась в классические стихи и песнопения, заучивая их как благостную молитву. Она столь часто морозила свои пальцы во льду, чтобы струны сансина с длинным грифом и корпусом, не отдавали болью в коже, хотя после многочасовых занятий, на кончиках указательных пальцев оставались порезы. И если бы у нее была возможность, то, кого бы она выбрала? Отчего-то перед глазами возник образ человека с той теплой улыбкой, которую он подарил, предлагая свою помощь. Слабый запах его тела все еще витал в воздухе, и она не могла отделаться от чувства, что сладостный аромат шествовал за ней попятам. - Карин, - неодобрительно воскликнула Юзу, и она не верящим взором посмотрела на сестру, отдергивая ее за рукав, будто порицания за откровенные слова. – Великие блюстители, благо, что матушка не слышала тебя! Судорога в коленях до сих пор чувствовалась, и каждый шаг отдавалась колкой болью в стопах, будто она вставала на опаленные иглы, потому что глаза искали его статную фигуру среди собравшихся гостей, среди стоящих поодаль воинов, среди множества солдат, выстроившихся на огромной белой площади для вступления в новое звание. Торжественные церемонии посвящения проходили раз в десятилетие, и ее фамильный дом впервые за продолжительный период времени принимал такое важное событие в своих дворцах. Но что может сравниться по красоте с великолепной площадью, выполненной из роскошного белого мрамора, что на закате дня отсвечивал нежно-розоватым отливом – только белые башни с бриллиантовыми шпилями великого двора. По всему периметру глубоко в камнях было вырезано изображение дракона, и истинное великолепие монумента на плитах можно было наблюдать именно с высоты, и драгоценные сапфировые когти переливались на яркости солнечных лучей, и обращались в светло-серебристый оттенок. Карин первой поднялась по высоким ступеням на балкон к родителям, и при виде ее, отец улыбнулся, подзывая к себе ближе, чтобы она заняла место подле него. Она учтиво кланялась высокородным гостям, окруживших со всех сторон благородную чету, отвечая любезностью и фальшивой улыбкой, от которой каменело лицо, но ее глаза всегда возвращались к раскинутой внизу площади, неотрывно наблюдая за все подступающими офицерами. Она хотела увидеть этого мужчину, но его бы появление, ни за что не смогла пропустить. Карин знала, что почувствует его присутствие, ведь остатки его огромной духовной силы до сих пор кружили ей голову. Но когда вперед выступили три человека на получение звания лейтенанта, она подумала, что безвозвратно упустила момент его торжества. Она хотела увидеть его легкий и ровный шаг, сильный и уверенный взгляд. Карин могла даже представить себе, как он кланяется перед великим советом, и как на его чело стекает священное масло, и человек принимает на себя обеты верно служить великому сообществу во благо и процветание чистой земли. Церемония длилась на протяжении нескольких утомительных и долгих часов, почти до позднего вечера, когда сумерки уже пали на землю, и чешуя каменного небесного дракона обрела темно-лазурный тон в нависающей темноте. Бесчисленные ряды солдат, которые уже праздновали свое повышение в банкетных залах, отпивая из резных серебряных бокалов холодное вино из рябины и меда, пробовали жареную птицу, добротно политую карамелью и пряностями, были свободны. И Карин испытывала жгучую зависть к тем людям, которые могли свободно гулять по владениям семейства Сиба, наслаждаясь тихим вечером. И она бы многое отдала за то, чтобы насладиться в уединении чашей чая под сенью сирени, слушая плавную музыку, доносившуюся из восточного крыла главного поместья. Оставался всего один человек, который должен был стать новым Капитаном, и хотя было непозволительно и неучтиво покидать балкон с ложем родителей в этот момент, она отчаянно боролась с собой, чтобы не подняться и уйти в свою опочивальню. Это был слишком долгий день, и толика горечи перекатывалась на языке, ведь она так и не смогла увидеть того человека с глазами цвета северного моря небес на восходе дня. - Карин…, - тихо звала ее Юзу, с недюжей силой дергая за подол юбки, и девочка лениво опустила взгляд на сестру, сидящую на нижнем кресле у самого мраморного парапета. Она что-то шептала, прислонившись щекой к камню, задорно улыбаясь и подавая различные знаки, смысла которых, Карин никак не могла уловить. Так продолжалось до тех пор, пока мать не воззрилась на нее со всей строгостью, и Юзу виновато опустила голову, покорно сложив руки на коленях, но сияющая радость в глубине карамельно-смольных глаз не увяла, а разгорелось с большей силой, когда в вышине раздалась барабанная дробь, и с высоких балконов мужчины скатывали громадные алые полотна из бархата с вышитыми золотыми нарциссами. Карин задохнулась при следующем вдохе, с затаенным недоверием и обидой повернувшись к отцу. Не старший брат становился новым Капитаном Десятого Отряда, а кто-то другой, Ичиго же, сидящий по левую руку от матери с неподдельной радостью наблюдал за тем, как прислужницы достают из длинного золоченого ларца белоснежное хаори, полы которого развивались на ветру. Она даже не догадывалась о том, что отец сложил свои полномочия в пользу другого человека. Растерянность овладела ей настолько, что она приподнялась при стихающих ударах барабанов, стискивая кулаки, отчего ногти, больно впивались в кожу. Площадь затопила сила, от которой с большим трудом можно было устоять на ногах, но, ни один мускул на лице Карин не дрогнул, когда она втянула в себя воздух, следя за арочными вратами из лунного камня, из которых выходил преемник ее отца. И при виде человека, поднимающегося по широким ступеням, она безмолвно застыла, дыхание участилось. Она знала, что мать обратила на нее загадочный взор своих светлых глаз, а отец гордо улыбается, складывая руки на своей широкой груди. Ее глаза затуманились, руки невольно прикоснулись к груди, где в стенаниях билось сердце, и удары отдавались в кончики пальцев, но никто не просил ее опуститься на свое место. Едва ли кто-то заметил, как наследница благородного дома поднялась со своей скамьи, не в силах скрывать своего восторженного выражения. Взгляды каждого были устремлены к юноше, ступающему по изображению хищного зверя, самого могущественного существа, что управлял стихиями и жизнью в небесах, и черные, как богатый темный агат полы его одеяния, скользили по белому мрамору, что впитывал его всевластный поток духовной силы. Холод опустился на высокие дворцовые стены, и сияющая снежная пыль снисходила с чернеющего небосвода. Сходил с высот первый снег, и стоящий мороз жалил лицо и горло, когда Карин вдыхала в себя свежий аромат вступившей в свои законные владения зимы. Уголки ее губ приподнялись в легкой улыбке, когда человек склонился перед жрецами в кроваво-красных одеждах, что набрасывали ему на плечи белоснежное хаори, и с молчаливой благодарностью мужчина принимал свой клинок из рук служителя храма. Его меч был искусством, серебряная рукоять с раскрытой пастью ощетинившегося в кольях дракона, и сапфировые голубые зарницы полыхали холодным огнем, когда руки владельца клинка подняли черные ножны. Прекрасно очерченный профиль его лица выражал сдержанность и спокойствие, в его изысканных чертах не отражалось даже мимолетного признака на торжественность, а его сила витала, проникая в дыхание каждого находящегося на многоэтажных балконах. Наблюдая за торжественными подношениями и дождем из лепестков нарцисса, опускающегося вместе с первым снегом, Карин думала о том, что ее старший брат ошибался тысячу раз, описывая облик человека, которым дорожил, как родным по крови братом и верным союзником, на которого не боялся понадеяться в темный час бедствия. Его волосы были не просто белыми, тонкие пряди тронули мягкие волны сизых туманов над скалистыми вершинами и отражение чистейшей полной луны на гладкой поверхности озера, а его глаза были лазоревыми ветрами, что кружились высоко в облаках. Девочка подняла глаза на своего отца, заметив, как пылает его темный взгляд гордостью, и услышала, как он дрожащим шепотом произнес: - Вот он, мой мальчик… Позднее, когда знатные гости стали расходиться, некоторые отбывать вместе с челядью и слугами в паланкинах обратно в белый город, Карин смотрела на поднимающийся огонь свеч в канделябрах сидя в небольшой комнате, куда приглашали только доверенных лиц и близких друзей всего семейства Сиба. Былая усталость снизошла, словно тающая дымка от затухающего огня, и девочка заворожено смотрела на высокую ленту пламени. Медленно, слишком медленно она осознавала происходящее, и этого все тело бил странный и незнакомый озноб. И даже прибытие клана Кучики, расположившегося за устеленными яствами столами на противоположной стороне, не вызвали в ней прежнего счастливого возбуждения и прилива всепоглощающей радости. Она видела, как платиновые звенья в темных прядях волос главы благородного дома переливаются в свете пламени, и как звенят рубиновые бокалы и раздаются голоса. Юзу больно ударила ее локтем по руке, привлекая внимание сестры, и тогда Карин подняла свой взор на вошедшую чету семейства Сиба. Старший брат с довольной и удовлетворенный улыбкой проходя через комнату, занял место подле нее, и мягко похлопывая девочку по плечу, кивком головы указал на отца, который внимательно наблюдал за своей средней дочерью. - Иди, - тихо сказал он ей, и даже спустя много лет, она помнила прикосновение его горячего дыхания к заплетенным волосам. Она неспешно поднялась, чувствуя, как холодеют руки, и ускоряется сердечный ритм, и в это мгновение заметила подступившую фигуру, вставшую за широкой спиной главы древнего клана. Карин вышла на темную террасу, где ожидали ее родители, и, встав рядом с отцом, она осмелилась посмотреть в глаза человека, что теперь стал новым лидером одного из сильнейших Отрядов Готэя. - Давно мечтал познакомить вас двоих, - обратился к Карин отец, кладя широкую ладонь на плечо юноши, тогда как она с трудом могла пошевелить губами. - Карин, - мягко сказал отец, оглядывая свою дочь с ног до головы, - это мой преемник, Хитсугая Тоусиро. От автора: я знаю, что меня можно посчитать сумасшедшей, раз я решила начать совершенно новую работу по тому же пейрингу, и с той же замечательной мангой, но эта история овладевала мной на протяжении нескольких дней, и я сдалась. Я не могла противиться своему желанию начать писать новую работу, меня охватило что-то жгучее, и я хожу со страшными кругами под глазами, потому что меня было сложно оторвать от этой истории. Это совершенно не значит, что я решила забросить "Пурпурную обитель в сфере чистой пустоты", новая глава в процессе написания, просто я не могла противиться соблазну. Однако, я полностью забросила свою оригинальную работу ради написания первой главы "Жара белого вереска", а это об очень многом говорит. История и характеры героев во многом могут не совпадать с традиционным представлением и оригинальным сюжетом. Мне просто захотелось представить себе развитие отношений Карин и Тоусиро в династическом браке по договоренности родителей, поэтому я очень надеюсь, что вам понравится.