King rider

      Рассвет - самое великолепное зрелище, которое можно было наблюдать за весь день. Он был прекрасен всегда: зимой, на фоне серого неба, весной, освящая цветущие поля, летом, на фоне светлого горизонта и осенью, сливаясь с золотистым окружением.       Солнце вставало рано - обычно около пяти часов утра. Вместе с ним вставал и Скуало.       Он не был чистокровным «жаворонком» - скорее переученной «совой» - однако привык вставать в самую рань. Раньше встал - больше сделал, как говориться. Трудоголиком Суперби, правда, тоже не был. Просто привык, что Занзас всегда сваливал на него множество дел в конеферме, которые нельзя было доверить кому-то другому - приходилось заниматься.       В это утро Скуало как обычно встал задолго до звонка будильника, заведённого на 6:00. За окном было ещё совсем темно, а через открытую форточку веяло прохладным весенним воздухом. На самом деле из-за этой форточки в комнате сейчас был настоящий дубак - хороший стимул к тому, что бы побыстрее одеться и убраться отсюда в более тёплое помещение.       Мужчина выбирается из под одеяла лишь наполовину, натягивает висевшие на стуле у кровати рабочие конные бриджи, которые не смотря на недавнюю стирку, уже успели насквозь пропахнуть запахом лошадиного пота, застёгивает высокие отполированные воском сапоги и только после этого окончательно встаёт. Во время уборки кровати он дважды спотыкается о катающуюся по полу полупустую бутылку из под пива - при том, что сам оба раза поднимает её и оставляет подальше от своих ног - затем подходит к зеркалу, бережно расплетая волосы, которые для удобства убираются на ночь в толстую косу.       Уж о чём, а о волосах Скуало всегда заботился тщательно. Они были не только, в некотором роде, иконой стиля мужчины, но и памятью о давних обещаниях, клятвах, которые до сих пор не были исполнены. Возможно когда-нибудь?       Суперби практически бесшумно проходит мимо кровати соседа, бросает взгляд на его полураздетую спящую тушку и, закатив глаза, в очередной раз натягивает на него одеяло повыше. Сквозняк в комнате всегда создавал именно Бельфегор-любитель-погоды-похолоднее, однако сам же каждый раз лежал с температурой после любой холодной ночи. Не иронично ли? Но Скуало, в свою очередь, был мерзляком, но никогда не простужался от открытой форточки или холодной погоды.       Столовая в это время пустовала, но Скуало всегда знал где взять припрятанный для него сэндвич с тунцом, а кофе себе заварить пока был в состоянии и без помощи работницы столовой.       На улице штиль и мелкий моросящий дождь. Полное весенние умиротворение. То, что нужно для начала хорошего утра.       Скуало натягивает капюшон и широким шагом добирается до конюшни. Под ногами грязь - та ещё дрянь, свойственная для середины марта каждого года и превращающая в непроходимое вязкое болото даже еврогрунт на рабочем плацу. Эти недели оттепели было необходимо переждать, но каждый раз проваливаясь в грязь, которая местами доставала аж выше щиколотки, начинало всё больше и больше казаться, что хорошей погоды невидать ещё до лета.       В конюшне, непривычно для этого времени суток, горит свет. Можно было подумать что это Леви-А-Тан решил встать пораньше, что бы доделать какие-то дела, но Скуало прекрасно знал, что этого человека легче убедить в неправильности какого-то решения их босса - что, кстати, было сродни к мистическому - чем заставить подняться отбивать денники в пять утра. Леви хоть и был человеком работящим, но предпочитал выполнить больше работы в вечернее время, а не в утреннее.       Ещё больше вопросов создавал стоящий в проходе Сиело, который был плотно привязан развязками с обоих сторон.       Этого молодого жеребца андалузской породы Занзасу подарил его отец пару лет назад, и все в «Vongola» приняли это за знак, надеясь, что их босс воспользуется таким случаем для возвращения в спорт. Но общие надежды так и не оправдались - конь так и остался простаиваться в деннике целыми днями, работая лишь три раза в неделю по часу-полтора, и то чаще всего на корде.       Пожалуй именно возвращение Занзаса в спорт и было самой большой мечтой Скуало за долгое время.       Суперби помнил те бесследно ушедшие года так, словно пережил их вчера.       — Врой, Занзас! Неужели этот забег тебя так утомил? Я всегда говорил, что тебе не хватает выносливости, поэтому ты и выбрал этот скучный спорт!       Два всадника двигались параллельно друг другу, протаптывая по бесконечно-длинному полю узкую тропинку. Стоявшие в опасной близости друг к другу кони зажимали уши, то и дело норовясь устроить перепалку, а сами всадники то и дело сталкивались стременами, создавая характерный звон.       — Придержал бы ты язык, отброс. Хочешь сказать, что выносливости тебе придаёт умение прыгать через цветастые палочки?       — Верно! И я всё ещё считаю, что ты мог продержаться без этой своей отдышки больше, пока занимался конкуром. - Скуало поправляет съехавший на глаза козырёк шлема и даёт своей лошади шенкелей. Эти прокатские школьные кобылы плелись для него слишком медленно. То ли дело спортивные красавцы! Однако их для прогулок вне школы брать было запрещено.       — Это вечное безумие не для меня. - Буркнул про себя Занзас и так же подогнал свою лошадь, не желая оказываться позади.       — А выписывание пируэтов, значит, «для тебя»?       Ответом послужило долгое молчание.       На самом деле Скуало прекрасно знал, что посвятить себя выездке Занзаса заставил отец - владелец крупнейшей конефермы в Италии! - из-за банального беспокойства о его здоровье. Тимотео Лионетти, пусть и казался человеком вечно занятым и обращающим внимание лишь на свой большой конный бизнес, на самом деле давно заприметил большие проблемы с дыхательной системой у сына, и поспешно сделал всё возможное, что бы не допустить развития небольших недугов в самую настоящую астму.       Занзас, к слову, не был особо против смены специализации. Он по своей натуре был достаточно ленив и относился к бешеным скачкам по боевому полю - как называли конкурные поля - совершенно равнодушно. Но из-за своего, при том, вспыльчивого характера, он и в выездке никогда задерживаться не планировал.       Скуало же, в свою очередь, как и все юноши шестнадцати лет, был человеком фанатичным. Он стремился получить всё и сразу, грезил Олимпийскими играми и не разделял мнения о «тише едешь - дальше будешь» со своим товарищем, который придерживался этого правила с первых дней их знакомства в конной школе. Именно флегматичность, по первому впечатлению, оттолкнула юного Суперби от «самого влиятельного ученика школы». Но скрывающаяся за ней необыкновенная целеустремлённость и яростное желание подогнуть под себя всё окружение из богатых ребятишек, невесть что о себе возомнивших, позже заставила увидеть в наследнике Лионетти нечто большее.       Впрочем его ненависть ко всему окружающему не была понятна Скуало. Ведь Занзас сам был «богатеньким ребёнком», получившим место в лучшем итальянском ДЮСШОР за родительскую пачку денег, когда сам Суперби из кожи вон лез, что бы пробиться сюда. И только годы спустя, ситуацию прояснила трагичная история о нелёгком нищем детстве, неожиданном подъёме «из грязи в князи» и свалившихся при этом заоблачных ожиданиях.       — Впрочем, - Скуало прикрыл глаза и легко улыбнулся сам себе - я уверен, что и в выездке ты добьёшься своего. Станешь великим спортсменом и займёшь место своего отца в качестве нового босса «Vongola». Ты же к этому и стремишься, верно?       — Я не сомневаюсь в том, что так и будет. - Занзас сощурился, серьёзно посмотрев на собеседника. — А тебе какая от этого будет выгода?       — Как это какая? Ты возьмёшь меня к себе на работу, и я помогу тебе сделать из конефермы нечто более великое, чем она есть сейчас!       — Хочешь сказать, что пойдёшь за мной, какие бы планы на «Vongola» я не имел? Какая преданность.       — Врой! Ты не веришь мне? - кобыла под Скуало, испугавшись такого напора эмоций от своего всадника, тут же отвлеклась от своей соседки и пошла ещё быстрее, широко вышагивая сквозь высокую траву.       — Ты же почти не общаешься с тем мальчишкой, как его, Каваллоне, после его отъезда домой? Вот то же будет и с нами, когда кто-нибудь из нас вылетит с курса первый.       Скуало сглотнул, почувствовал неприятную тяжесть в животе, от столь ядовитого тона.       — Вообще-то нет. Нашёл с кем сравнивать себя! Каваллоне не выдержал напора школы - это ему не в деревне задницу на кляче катать - а ты точно выдержишь! А я тем более! Так что мои условия: мы с тобой оба выпускаемся из чёртовой школы и отправляемся покорять большой мир конно-спортивного бизнеса! Как тебе, а?       — Допустим. И что я получу от тебя взамен?       — Да что угодно! Хочешь, я готов никогда больше не стричь волосы, до тех пор, пока ты не встанешь на пьедестал конного мира?!       Занзас рассмеялся. Суперби по началу подумал, что тот принял его слова за шутку и нахохлился, готовясь уже выплеснуть на товарища все свои накопившиеся за эти тридцать секунд эмоции, когда неожиданно столкнулся с полным играющих огоньков взглядом обычно серьёзных алых глаз.       — Договорились. В свою очередь - я обещаю, что никогда не сдамся и сделаю всех. И начну с тебя.       Скуало не успел даже подобрать повод, когда его лошадь стартанула следом за уносящейся - из-за внезапного сильного посыла хлыстом - вдаль лошадью брюнета.       Скуало проводит рукой по широкой конской морде и вздрагивает, когда его плеча касается чья-то рука, буквально выдёргивая из нахлынувших мыслей.       — Вр..       — Не ори, отброс, или хочешь всех разбудить?       — Занзас?       Брюнет хмыкнул, обходя Суперби стороной, и пролез под развязками, оказываясь возле вороного красавца. С немалым удивлением мужчина отметил, что тот так же был одет в конные бриджи, которые, в отличие от его, были выстираны идеально и даже пахли каким-то сладковатым стиральным порошком.       — Необычное место, где тебя можно встретить. А ты что здесь забыл в такую рань?       — Решил, что давно не ездил по лесу. Не хочешь составить мне компанию?       Скуало показалось, что это предложение прозвучало больше как приказ. Впрочем, всё из уст Занзаса звучало именно так.       — Почему бы и нет. - После минуты раздумий, всё же заключил пепельный блондин и направился дальше по проходу, где стоял недавно привезённый на конеферму светло-серый араб. Конь был привезён для одного из учеников, Гокудеры Хаято, но тот пока мало ездил на новом коне, а работать животное было нужно. Так почему бы и не показать коню окружающий мир?       Уже через пятнадцать минут с территории «Vongola», шагая бок о бок, выдвигались два всадника. Почти белоснежный Ураган в нетерпении подпрыгивал всеми четырьмя ногами, заставляя Суперби применять усилия, что бы удерживать жеребца на месте. Сиело же шагал рядом совершенно спокойно, с толикой гордости и аристократизма. Его голова, благодаря шпрунту - второму поводу, позволяющему лучше сгибать голову лошади - была идеально собрана, как и подобало выездковой лошади гран-при класса.       Некоторое время они ехали молча.       — И всё же, что это за желание проехаться по лесу? Неужели соскучился по нашим скачкам, чёртов босс? - хищно усмехнулся Скуало.       — Мусор, если бы я «соскучился» по скачкам, я бы взял вместо тебя Бельфегора - он со своей кобылой всяко покажет мне, что такое скорость и получше тебя.       — Врой! даже не сравнивай меня с этим мальчишкой! Мне кажется, он занимается с ней какой-то дурью, а не тренирует для скачек! Не представляю, как через пол года она будет покорять трек, демонстрируя свои способности.       Они двинулись рысью, а спустя какое-то время поднялись в галоп. Не смотря на то, что конь под Суперби стремился нестись, тот вкладывал в его остановку как можно больше сил, что бы не опережать Занзаса. Честно признаться, Скуало уже и не помнил когда в последний раз видел своего босса в седле.       — Может прибавим? - рискнул предположить конкурист, и, получив одобрение в виде молчаливого кивка, смело отпустил Урагана вперёд. Кони понеслись. Не слишком быстро, но этого хватило, что бы ещё больше раззадорить Скуало. В конце концов любые поездки в лес ВСЕГДА заканчиваются скачками.       Однако раздавшийся за спиной глухой кашель заставил остановиться, при этом достаточно грубо дёрнув коня. Боевой настрой быстро улетучился.       — Вот чёрт. Ты в порядке, босс? - с нескрываемым беспокойством обратился мужчина, разворачивая арабского скакуна.       — Отвали. - Занзас чужого волнения, как и можно было догадаться, не оценил.       — Понял, в обратную мы шагаем. - Вздыхает Скуало, поровнявшись с чужой лошадью. «Было глупо полагать, что болезнь не даст о себе знать.», мелькает в голове обречённая мысль. Теперь прогулка уже не казалась такой хорошей затеей.       Лес вновь окутала тишина.       — В обратную сторону пройдём по пастбищу. - Неожиданно заявил Занзас, когда приступ отступил.       — Чего?! Ну уж нет!       — Боишься, мусор?       — Конечно, это же не я тут минуту назад задыхался, глотнув совсем немного холодного воздуха! Возвращаемся той же дорогой! Она короче.       Но Занзас в ответ фыркает и поворачивает коня на другую тропинку.       — Эй! Врой! Ты вообще меня слушаешь?! - Однако не остаётся ничего делать, кроме как последовать за боссом.       — Я думаю, что ближе к осени поищу нам нового работника.       — Что это за неожиданные планы?       — В следующем году Кубок конеферм. И нам нужна команда для участия. Старик ещё не обдумывал этого, но, пожалуй, я даже возьму всё в свои руки в этот раз.       — Какой настрой! И что же, у нас не будет достаточно людей в команду?       Занзас качает головой, вновь сворачивая на какую-то, давно залитую грязью, тропинку:       — Нам нужны как минимум шесть человек, по двое на каждую дисциплину. Я уверен, что ты возглавишь конкурную группу, с тобой можно отправить Леви-А-Тана - не всегда же ему сидеть на заднице по отношению к спорту. К тому же прыгать он умеет. Нерешённым остаётся вопрос с троеборцами.       — Подожди. А в выездку ты кого поставишь? Мукуро? Или Каваллоне - он же налажает!       — Я поеду сам.       Скуало натягивает повод, еле успевая встать рядом с остановившимся брюнетом, и ему кажется, что его глаза вот-вот вывалятся из орбит.       Занзас? Участвовать в Кубке?       — Ты это сейчас серьёзно? А ничего, что ты уже больше года практически в седло не садишься? Это очень...       — Ты в меня не веришь?       Алые глаза прожигают насквозь. Суровый взгляд врезается прямо в душу, и из ступора Скуало выводит то, что его волосы аккуратно собирают в кулак.       — Ты не хочешь наконец-то постричься? Раздражает твой бабский стиль.       — Вообще-то я..!       Слова застывают в горле, когда Занзас за всё те же волосы притягивает мужчину к себе, оказываясь в сантиметре от его лица. Горячее дыхание опаляет губы, и желание возмущаться, почему-то, уже совсем отпадает.       — Так это «да» или «нет»?       — Я всегда верил в тебя, босс, и продолжу верить, что бы ты там не задумал.       Скуало тянется вперёд, позабыв о том, что может вот-вот свалиться с лошади, находясь в совершенно нелепом положении. И он получает свой поцелуй, в награду за бесконечную преданность, прошедшую сквозь столько лет.       Занзас отстраняется и отпускает Суперби так же неожиданно, как и вообще предлагает всю эту затею с прогулкой.       — Смотри-ка, мусор, солнце встаёт. Не хочешь подобраться к нему поближе?       — Только если ты обещает не помереть до того, как мы доберёмся до конюшни!       Рассвет освящает разложившееся впереди поле, на котором сквозь уже застывающую грязь пробиваются чуть заметные ростки цветов. Через месяц-полтора всё здесь будет окутано вереском.       Занзас высылает коня, уносясь вдаль, а за ним, злобно цокнув, стартует Скуало. Многочисленные проигрыши Белу - одно, но проиграть «не выносливому» Занзасу! Пусть тот и его босс, - не за что на свете.       Однако, как на зло, андалузский жеребец оказывается куда быстрее араба.