Молитва

      Перед ним был длинный зал с большим количеством деревянных резных скамеек; пол был выложен черной глянцевой плиткой, сделанной, судя по всему, из обсидиана; проходы между боковыми арками были занавешаны красным бархатом. Напротив входа стояли четыре женских статуи; Саруман готов был дать палец на отруб, что это были Анастасия, Йоршка, Элизабет и почему-то Галадриель. Омрачало вид лишь то, что напротив него стоял человек такого же роста, как и Орнштейн. С его плеч свисала поношенного вида мантия, доставшая до ног; на ногах были потрепанные кожаные сапоги с оковкой, которые, однако, успели растрепаться; на груди лежало массивное золотое ожерелье, а лицо закрывала высокая сетчатая маска, напоминавшая корону. В руках, на которых были браслеты, враг держал по мечу: в правой руке у него был окутанный темным пламенем полуторник с широким лезвием, а в левой - удобный одноручник, вокруг которого вилась тьма.       - К нам гости... - прошипел вор. - Пришел помолиться или снять грехи? Ах да, боюсь, мы не представлены. Я - понтифик Саливан, - извательский поклон, - а ты, наверно, тот самый Саруман, о котором постояно талдычила та дурочка Анастасия... И ты собираешься бороться против меня - величайшего колдуна Лордрана и Лотрика - с помощью одного лишь посоха? Глупец!       - О нет, Саливан, это ты глупец! - крикнул Саруман, поворачивая шар в посохе. - Ты не учел одного. У меня есть оружие, которое тебе и не снилось.       *** *** ***       Когда пепел развеялся, на полу остались лежать два предмета: душа Драконоборца и его копье. С душой к Саруману пришло не только знание о приемах, проводимых Орнштейном, и врагах, но и представление о том, как совместить посох Мага и копье Воина. Спустя долгое время процесс был завершен: теперь копье при удобной возможности могло становиться посохом и обратно; при этом возможность колдовать сохранялась.       *** *** ***       Шар исчез, как будто его и не было; шпили попарно сомнулись и немного расширились; из центра посоха проявилось древко и само острие копья Великого Орнштейна. Встав в боевую позу, Саруман кивнул.       - Твой ход, понтифик.       Не предпринимая каких-либо действий, враг просто отошел, открывая вид на арку, стоящую между статуями. В проеме этой арки висел тяжелый крест, на котором была распята Анастасия. Она была мертва; кровь успела свернуться и теперь уже не текла. Крепкие гвозди были забиты в дерево сквозь ее тонкие запястья и голени; голова была свернута на бок, а волосы были грязны и спутанны.       - Ты... Что ты наделал... Я тебя ненавижу! - зашелся в крике Саруман; от этих криков у него начало болеть горло. - Я тебя уничтожу, даю слово, слово Истари! - с этими словами он перекинул копье в правую руку и резко напрыгнул на понтифика. Одышки мага как не бывало - сказывались тренировки, тем более что одышка была лишь прикрытием.       Копье проскользило по левой руке Саливана, оставляя красную царапину. В ответ на эту атаку он поднял горящий меч над собой и со всего размаху, развернувшись вокруг оси, вбил острие в плитку; полетели осколки обсидина, оплавленные пламенем. Несколько из них попали на мантию колдуна; сбив пламя, он развернулся к сопернику. Откувыркнувшись от него, маг пустил в понтифика молнию, способную на месте поджарить кабана, но она не сильно помогла - он просто увернулся от заряда, попутно сокращая расстояние и занося для удара левый меч. Удар был настолько быстрым, что клинок, впившийся в землю на тридцать сантиметров, успел задел мантию колдуна; теперь Саруман щеголял отодранным левым боком. Ухватив левой рукой выступ, колдун понесся на церковника.       Эта атака увенчалась каким-никаким, но успехом - копье насквозь проткнуло руку Саливана. Раскрутив копье вокруг себя и оттолкнув нанизанного на вертел понтифика, маг огляделся и перевел дыхание. Это оказалось лишним: несмотря на дыру в руке, Саливан продолжил сражаться так же, как и до этого. На колдуна обрушился град ударов, от которых невозможно было уклониться, только уходить перекатами. Оба меча оставляли после себя красивейшие шлейфы огня и темной магии, поэтому для наблюдателя этот бой был чем-то невообразимым.       Вдруг Понтифик поднял темный меч пепед собой и начал творить какое-то заклинание. Колдун же, пользуясь возможностью перевести дух, быстро накладывал на себя защиту от огня, ибо она могла сильно помочь. К сожалению, эффект от заклинания Саливана был совсем другой... Его тень вдруг поднялась и обрела физическую форму. Начинался Ад.       Тень начала атаку первой; следом за ней полетел и Саливан. То, что тень показывала движения своего владельца спустя секунду было, конечно, плюсом, но этом плюс нивелировался мощью и скоростью ударов. Времени хватало только на отскоки и увороты. Сначала огненным шлейфом задело левую ногу и прыгать стало невозможно. На удар копьем по горизонтали, оставивший после себя след из молний, Саливан ответил вновь атакой сверху, на этот раз пригвоздившей к земле руку мага. Копье выпало из его руки; тень втянулась обратно в пол.       - Как жаль, что здесь нет Олдри... - мечтательно пробормотал Саливан. - Ну ничего, я тоже не лыком шит. Что желаешь сказать на прощание, Саруман Радужный?       - Катись в пекло, - выплюнул Саруман, морщась от боли. - Я найду тебя даже в посмертии. Я отомщу за смерть Элизабет, Анастасии и Йоршки; я отомщу за смерть Гвиндо...       Предсмертная речь мага оборвалась вместе с ударом меча, отсекшим голову Главе Совета. Эта самая голова с гулким зввком упала на плиты пола и откатилось в сторону; тело рухнуло на пол, дважды сломавшись. Теперь в соборе лежал простой кусок мяса.       Через час из этого собора как ни в чем ни бывало вышел Саруман, придирчиво оглядел себя, зло ухмыльнулся и покинул Зиргхоф и сам Минас-Тирит, предварительно сняв с него иллюзию одичалости.