Мюзик-холл «Крылатое солнце»

      Вечер сгущался, набухая между темных туч синим бархатом. Еще немного и зима окончательно вступит в свои права, уже сглаживая последние следы осени. Снег опускался без ветра, медленно и не спеша, грозя разойтись только к рассвету. Нориаки и Джотаро шли под ним, наслаждаясь мерным хрустом под ногами. Они достигли среднего моста и, по идее, это была точка, после которой каждый должен отправиться своим путем.       − Спасибо тебе за помощь с Роханом, она незаменима и пришлась кстати, − Нориаки благодарно кивнул и выдохнул в прохладный воздух, а Джотаро смотрел на это и понимал, что сейчас он не хотел его отпускать. Хотя сумерки уже наступили, света на улице после захода оставалось предостаточно. Сослаться на темноту не удастся, но Джотаро решил, что стоит проводить его.       − Пустяки. Думаю, Цезарь оценит твою внимательность.       − И нашу командную работу, − Джотаро заметил, как мелькнула радостная улыбка на губах Какеина, красиво натянув розоватые от мороза губы парня.       − Проводить тебя? – Джотаро задал вопрос слишком внезапно, смотря прямо в темно-васильковые глаза Какеина. Такими они казались за счет сумрачного неба. Плечи Какеина двинулись, и он ими пожал. – Это «да?»       − Я обещал помочь родителям со снегом в саду, вдруг ты пересечешься с ними? Думаю, это не очень хорошая идея, − Нориаки качнулся в сторону и нерешительно кивнул. Они вместе начали переходить мост, хотя его согласие Джотаро так и не получил. – У нас работают три женщины: главная по кухне, она уже приличного возраста, но бодрая, и две девушки. Одна из них отвечает за уборку в доме, помощь маме и стол, вторая ходит на рынок и к прачке. Убирать листья и снег пока что некому, поэтому я стараюсь помогать, чтобы участок не превращался в запущенный кусок земли. Еще нужно рубить дрова и там по мелочи…       − Не слишком ли много на тебя одного? И в чем смысл положения и благосостояния, если на тебе еще и дела по дому висят?       − Не все так просто… − Какеин хмыкнул и покачал головой. – Расскажи о себе.       − Я не очень это люблю. Какеин ничего ему не ответил, и Джотаро почувствовал тоскливый укол. Должно быть, он не имел права обрывать его, и теперь Какеин чувствует себя неловко.       Они миновали мюзик-холл, обращая беззвучное внимание на одиноко горящие входные фонари и на отсутствие внутреннего света. Сегодня он откроется поздно и как ресторан, подозревал Джотаро. Так в размышлениях прошла вся оставшаяся дорога.       − Черт.       − Что? – Джотаро тут же повернул на тихое ругательство Какеина голову, но встретился лишь с затылком – он смотрел на проехавшую мимо черную машину. Она блеснула в свете уличного фонаря, как летний жук на солнце. Истинный ценитель дорого транспорта обязательно бы ее оценил, но Джотаро таким не являлся и заразился напряжением от друга. Появление этой машины не предвещало ничего хорошего.       Джотаро впервые стоял практически у дома Нориаки, впервые собирался предложить ему помочь с чем-то за чертою этого кирпичного забора с коваными вставками, и, кажется, эта машина сейчас все испортит. Водитель возник из нее, обогнул автомобиль и открыл дверь заднего сидения перед тучным человеком среднего роста. И «это» было военным, высокопоставленным человеком, в конце концов, отцом Какеина? Они совершенно не были похожи, он был его полной противоположностью, и в нем не было и капли изящества и красоты сына. Джотаро повел носом, но ветер не донес до него ничего кроме мороза и запаха отличного табака. Мистер Какеин не был альфой, вот оно что.       − Не ожидал? – шепнул ему Нориаки, сжав рукав черного пальто Джотаро. Сам же он невольно передернулся, смотря, как человек на головы две ниже него, смахивает с шляпы первые осевшие крупные снежинки. Джотаро ничего не сказал, заменив звуки кратким кивком. Чего в нем можно бояться, кроме звания?       – Отец.       Человек остановился и повернулся к ним. Джотаро тут же рассмотрел лицо, освещенное фонарем – уже не слабо занявшие свое место морщины рассекали его физиономию тут и там, а суровая мимика украшена серыми усами. У него были маленькие бегающие глаза, и Джотаро уже не имел сомнений, что это один из самых мерзких для него людей на свете. По решительно сведенным бровям стало понятно, что добрым знакомство не будет.       − Добрый вечер, − как-то сжато и холодно произнес мистер Какеин и подозрительно бросил взгляд на Джотаро, которому еще больше захотелось уйти к себе домой прямо сейчас вместе с Нориаки.       − Здравствуйте, − ради приличия поприветствовал его Джотаро, и Нориаки повторил следом за ним эту фразу, прижимаясь к его плечу, якобы совсем незаметно.       − Ну и кто это такой и для чего здесь? – не заставил себя ждать отец Какеина.       − Это мой друг из холла, Джотаро Куджо…       − А, очередной твой ухажер. Нориаки, ты меня разочаровываешь все больше. Общаешься с этими сумасбродами, еще и в дом тащишь трубадуров, певичек и плясунов. Люди, которым просто заняться нечем или мозгов не хватает, чтобы найти дело по уму. Впрочем, ты не далеко ушел, − цыкнул мужчина, поправив шляпу. – Вспоминая тот инцидент с твоим образованием и непомерным стыдом, что я испытал, это вполне твоя среда, ха!       − Я все еще здесь. Джотаро твердо это отчеканил, когда увидел растерянность Нориаки, и его стремительное погружение в пучину стыда и обиды. Какеин никак не вступал в спор с отцом, что не пугало, а скорее заражало теми же эмоциями, которые терзали рыжеволосого танцора. Что не так с этим мужланом? Недомерок, озлобленный карлик с огромным домом и красавцем сыном. Что ему нужно для счастья, и как он смеет так говорить про Нориаки, если уж начхать на факт, что он и думать так не имеет права об этом замечательном юноше? Джотаро мог понять отцовское негодование по поводу незавершенного обучение парня, но… Называть Какеина чуть ли не шлюхой? Что за призрачные ухажеры? Какеин, как Джотаро прекрасно знал, никогда не имел никаких отношений, и все эти тупые обвинения пробуждали в нем только злость и желание набить кое-кому морду.       − О-о, поздравляю вас, − он натянул крайне неприятную улыбку, которая так же померкла.       − Джотаро, пожалуйста…       − Какого черта вы открываете рот на своего сына с таким неуважением? Не признаете его выбор? Почему бы вам, как нормальным родителям, не засунуть свое мнение куда подальше? − он свел густые брови к самой переносице и смотрел в глаза мистера Какеина предельно пронзительно. – Нориаки имеет право на личную жизнь, а вот вы права его осуждать – нет.       − Отец, ради Бога… Никто не услышал Нориаки и во второй раз.       − Вы кто такой, чтобы проводить мне поучительные беседы? Это мой сын, и его воспитание полностью на мне, с чем тебе остается только согласиться, бездарный щенок! Я слышал о тебе, Куджо, слышал! Что, такие «талантища» в Берлине не нужны? Ну, действительно, для такого места как это ваше «Солнце» такие, как ты, и сгодятся, а в высший свет дорога вам закрыта. Бездельники, возомнившие себе невесть что. Джотаро был готов его ударить. Все его мышцы и кости созрели для этого, и он опустил голову чуть ниже на напряженной шее. Должного эффекта это не имело – Джотаро куда выше этого человека, но… Этот жест, движение, безусловно делало его похожим на молодого расчетливого волка, мечущего прямо в артерию противника. Пристальный взгляд холодных голубых глаз пилил оппонента по спору насквозь.       − Я не стану так просто терпеть грязь в сторону хороших людей, с которыми я работаю, − Джотаро шагнул навстречу к хозяину дома, напротив которого они уже достаточно повышали голоса. – И особенно в адрес вашего сына.       − О, значит все же ухажер! Лучше бы вы пошли и помогли своему благоверному рубить дрова!       − Хватит! – Нориаки дернул Джотаро за рукав, но он лишь отмахнулся.       − Закройте свой рот, господин кто-то там. Я и собирался это сделать. Громко ударилась об пролет забора калитка. Металл задрожал, перетягивая на себя внимание – Какеин уходил прочь стремительным шагом и это «прочь» было явно в доме.       − Куда ты пошел, пресмыкающееся? – его отец несдержанно поднял голос, а ДжоДжо вместо пустых слов, влетел во двор по каменным ступенькам и схватил Какеина за плечи.       − Давай уйдем, если это…       − Это не из-за отца! – Джотаро не понимал, почему тогда Какеин злится, но спросить не успел. – Ты пришел и сейчас уйдешь, а мне оставаться здесь с ним, и если бы ты во время заткнулся, ДжоДжо, я мог бы избежать конкретных проблем!       Этот день Джо запомнит надолго не только из-за Рохана и его задницы, но и из-за Какеина, который впервые при нем так откровенно повышал голос, а днем даже громко ругался. Какеин сорвался на него и злился.       Джотаро ушел, даже не посмотрев на отца Нориаки.

***

      Джоске прятал руки в карманы своего драпового пальто и выдыхал в холодный вечерний воздух облачка пара. Они с Окуясу, почти ничего не говоря, следовали за Джотаро до самого моста, который располагался по серединке и выделялся тем, что с него плевать вообще не интересно. Окуясу, когда они свернули с улицы, по которой возвращались с рынка, предположил, что этот огромный угрюмый мужчина, в темноте почти неразличимый, очень напоминал ДжоДжо Куджо. Джоске это самую малость озадачило, и он предложил совсем немного пройтись за ним. Нужно заговорить, спросить как и что! Вот только он шел быстро и выглядел невеселым уже со спины. В свете фонарей они убедились в его личности, но когда Джотаро шагнул на мост, они пошли в холл, неожиданно струсив и не желая попадаться на глаза великану. Черный ход, запах отменного табака, смешавшийся с запахом дешевых папирос, невидимые облака духов и относительная тишина работающего ресторана. Без представления народа собралось крайне мало, подумал Джоске, мимолетно заглядывая в зал со вторым мальчиком. Высокие красивые дяди, дамы в деловых костюмах, привезенных из Мюнхена. Джоске тоже хотел красиво одеваться, как в Америке, Франции или Италии.       − Спросим у Доппио, не приносили ли нам почту? – предложил мальчишка, когда отнес с Окуясу покупки на кухню.       − Конечно, Джоске-е-е! Я думаю, сегодня письмо от брата точно пришло! Он у меня военный, служит нашей родине уже несколько лет, и я даже… Как это слово?       − Понимаешь? – Джоске слышал эту историю уже сотню раз, поэтому якобы проницательно мог подсказывать другу, пока они идут сквозь небольшую толкучку возле вешалок для одежды в левом углу от парадного входа.       − Да, точно, понимаю! Понимаю, почему ему пришлось отдать меня, − Окуясу пробрался через шумную компанию девушек и подтянулся локтями, чтобы его голова точно была видна в окошке главного секретаря и заодно кассира Доппио.       − О, Окуясу, привет! Джоске тоже тут? А вот и он, − рыжий парень кивнул второму мальчику, тоже залезающему рядом с Окуясу. Он собирался спросить, что детям нужно, но раздался телефонный звонок. – Минутку! Да, «Крылатое солнце», слушаем вас! Нет, сегодня только наша кухня вашем распоряжении, простите. Спасибо за звонок! Доппио снова повернулся к ним, ставя трубку на золотистые рожки.       − Скажите, писем для нас не приходило? Может от моего папы? Или брата Окуясу? Его зовут Кейчо Ниджимура!       − Простите, малявки, как всегда, ничего, − он грустно вздохнул и протянул им две конфетки и письмо. – Это для Цезаря. И еще! Не переставайте ждать! И они отправились к Цезарю на чердак, чтобы отдать письмо и вернуться в свою комнату. Уже там мальчики умылись и забрались под одно одеяло кровати Джоске. Они старались скрыть, как бывшие сироты боялись спать одни и поэтому делили койку на двоих. Когда внизу звучала музыка, доносящаяся сквозь щели в стенах и полах, они часто не спали, а разговаривали о прошлом, настоящем и будущем.       − Помнишь, как ты впервые сюда попал? – спросил Джоске.       − Конечно! Меня привезла какая-то тетя и передала под ответственность нашего Цезаря. И мне было так страшно, я очень хотел провалиться под землю и мечтал, чтобы меня забрал братик. Но про себя ты не рассказывал…       − Ты просто забыл, − Джоске сел и погладил свое голое плечо, в свете от окна голубоватое, и Окуясу глянув на это, нахмурился. − Я помню, что я был маленьким никому не нужным мальчиком, мне было лет шесть, и меня хотели забрать силой в дом, из которого привезли тебя, но Джозеф их обогнал, отнимая от умирающей мамы… Тогда шел сильный дождь, и Цезарь долго меня отмывал от грязи… Я не многое сумел сохранить в памяти о маме, кроме ее коротких темных волос и добрых веселых глаз. Она долго болела. Я не очень горю желанием покидать этот дом, но я бы хотел встретить отца, вдруг он напишет? А ты? Что ты помнишь о брате?       − Его смешные русые волосы и брошку в форме стрелки на военной форме. Еще у Кейчо строгий взгляд, но он всегда заботился обо мне. Иногда, конечно, злился, но это была чепуха по сравнению с тем, что он делал для меня.       − Хоть что-то ты не забыл!       − Если бы не наш ДжоДжо, я бы грустил очень сильно до сих пор!       − Я бы тоже… И они посмеялись. Дверь со скрипом отварилась.       − Не спите? – Это был Джозеф, и комната наполнилась радостным детским вскриком, потому что оба мальчика были счастливы видеть здорового Джозефа с перемотанной рукой и растрепанными волосами. После короткого визита к мальчишкам, Джозеф вернулся в их с Цезарем комнату и улегся на спину. Оказаться в собственной постели после больницы было настоящим чудом. Цезарь скептично наблюдал за тем, как он берет свой отложенный в сторону комикс и тихо посмеивается. Сам же он сидел с альбомом, от которого пахло типографией и залежавшейся бумагой. Цезарь нечасто его доставал, но использовал для постановки новых номеров, как сейчас, и как Нориаки, когда принес заготовки номера с Джотаро.       Цезарь не претендовал на идеальный уровень рисования, он просто создавал зарисовки костюмов и образов для новой постановки, которую решил воплотить в ближайшее время. Черные линии туши немного растекались, встречаясь с красиво ложащейся на плотный лист акварелью, но все это смотрелось весьма стильно, как казалось Цезарю. Сменив краски на перо, он стал расписывать сами сцены и персонажей, что в них участвуют, реплики и прочее. Под шелест страниц и хихиканье Джозефа дело шло замечательно. Наконец, Цезарь изящно вывел заголовок и посмотрел на соседа по комнате – он перелистывал страницу комикса, выписанного аж из США, при помощи языка. Ну, конечно, одной рукой это было неудобно. Цезарь с теплом понимал, что Джозеф не очень грамотен в немецком, но зато с родным английским у него все чудно.       − Я закончил, − сказал Цезарь, когда перестал пялиться на него минут пять. Такой долгий осмотр парня, безусловно, был вызван его долгим отсутствием, его… Цезарь правда боялся, что Джозеф не вернется. Тогда, в тот вечер. И теперь, видеть его относительно здоровым на его постельке, в домашних брюках и майке, которую он ему лично помог надеть, было настоящим счастьем. Цезарь часто преуменьшал значение Джозефа для себя, грозился его уволить и ничего ему не платил, но вряд ли кто-то знает, что иногда он, действительно, зависает на Джостаре взглядом и понимает, что только рядом с ним ему спокойно. Чувство безопасности и надежности. Джозеф всегда рядом, и отпустить его он вряд ли сумеет. Он может и дурачок на первый взгляд, но Цезарь знает – у Джозефа невероятный ум, а про внешность вообще говорить нечего. Слишком уж Джостар прекрасен. И все же, он не готов ему сказать в ответ на чувства даже «возможно».       − Правда? Покажешь, что придумал? – Джозеф с увлечением отбросил свой комикс и поднял брови, глядя на Цезаря. Цеппели улыбнулся и, взяв свою рукопись, переместился на кровать друга, показывая ему целый сценарий нового, поистине огромного и чудесного номера, который совсем скоро должен был ожить на сцене «Крылатого солнца».       − Ты так красиво нарисовал, вау! – они оба уткнулись в изучение набросков, Цезарь лежал на животе, а Джозеф на здоровом боку и его глаза пламенно бегали по картинкам.       − Спасибо, − Цезарь улыбнулся, не осознавая, что это та спокойная улыбка, которую любит Джозеф больше всего, находя очень милой. – Это будет очень интересная сказка и для взрослых, и для молодых, и для детей. Я взял каноничную историю и слегка переделал, добавив больше не линейных отношений.       − Вот как тут? – Джозеф показал кивком на изображение человечка в розово-зеленой пачке в объятиях другого человечка, облаченного в темную мантию.       − Да, это Мышиный Король и Клара. Он будет держать ее в плену.       − А это? Цезарь посмотрел на изящную фигуру человека в бело-зеленом с голубыми оторочками рядом с красивым принцем.       − Это Принцесса Драже.       − Так, значит это…       − Да, мы будем ставить на Рождество «Щелкунчик».

***

      Наступил новый день, и Нориаки пришел на работу, пусть и без всякого намека на хорошее настроение. Стрелка часов бежала к отметке, означая скорое начало репетиции, и, когда парадная дверь с тяжестью хлопнула об проем, Какеин робко посмотрел на зашедшего в холл Джотаро. Как он снял свое заснеженное пальто, он уже не видел, и просто ткнулся в поднятый лацкан своего, в котором Нориаки сидел в помещении, никак не в состоянии согреться. Куджо подошел к нему и отодвинул стул стола, за которым он сидел, чтобы быть ближе.       − Здравствуй, Какеин. Ты в порядке?       − Да-да, здравствуй, − Нориаки, скорее всего, излучал ауру нежелания разговаривать и вообще его видеть, глядя на остывший чай. – Как можешь догадаться, не совсем. У меня весь вечер и утро состояли из выговоров о том, какой я никчемный человек, и компания у меня никчемная, что я докатился до того, что сплю со всеми подряд… Что… − Какеин вздохнул и продолжил после длинной паузы, растерянно отводя взгляд:       − Все, что я делаю, не соответствует. Какеин вздохнул еще раз, когда ладонь Джотаро опустилась на его плечо и мягко сжала.       − В чем не соответствует? Статусу? Или идиотским принципам? – он нахмурился. – Какеин, ты взрослый человек и не обязан все это выслушивать. Почему ты каждый раз возвращаешься к ним, если их отношение к тебе такое отвратительное? Зачем ты все это терпишь? Эти унижения – последнее, что ты должен получать, когда у тебя есть люди, которым ты важен. Которые готовы о тебе позаботиться, которые ценят твой труд.       − Мне всего восемнадцать! Моих денег далеко не достаточно, чтобы жить одному. Ты думаешь Цезарь полностью покрывает расходы на наши костюмы? Как бы ни так, там есть процент наших вкладов, что и является зачастую половиной заработка. Джотаро…! Если бы ты вчера не высказал это все ему, не вступил бы в спор, то тогда бы все обошлось. Они начали привыкать к тому, что моя жизнь теперь такая. Но ты… Ох… Зря, Джотаро, зря, ты раздраконил его.       − Он сам раздраконился, я лишь хотел тебя проводить и уйти, ну, может, помочь в саду, но это не моя вина, − он хмыкнул, и Какеин ответил на это тсыканьем. – Твоего заработка может и не хватит на все, но этого хватит, чтобы жить отдельно и нормально. Без излишек, конечно, но хотя бы без постоянной нервотрепки.       − Джотаро, как ты не поймешь, что вчера ты оказался виноват? Ты начал свою пустую защиту, хотя я не просил тебя что-то ему отвечать. Мог бы хотя бы подумать, что твои слова мне в дальнейшем навредят. Лучше бы ты помог с теми несчастными поленьями, − Какеин почувствовал, как его кожа теплеет, и кровь разгоняется в жилах от такого разговора. Он снял пальто, не вставая, и снова уперся локтями в столешницу, как сидел до этого. Джотаро хмуро смотрел на него, а Какеин на него. Пауза затянулась, но ДжоДжо ее прервал:       − Прости. Он меня сильно разозлил, − Джотаро вернул откинутую руку на плечо, но теперь как-то более обеспокоенно смотря на обнаженную кожу Нориаки.       – Что это? Какеин взглянул на розовый отпечаток пальцев, украшавший мышцу между локтем и плечом.       − А это… Еще один плод вашего спора, не думай об этом, − Нориаки смахнул руку своего друга и вздохнул. – И про ухажеров. Если ты думаешь, что я меняю мужчин, как перчатки, то это не так. У меня никого нет и не было. Мой отец просто пару раз видел, как меня провожают Джозеф, Цезарь, Дио, или я сижу с ними в городе, или хожу куда-то типа ярмарки. Просто они, скажем, тоже мои друзья в какой-то мере и до твоего прихода меня куда-то звали. Отцу этого хватило, чтобы он считал меня шлюхой, − Какеин выпил свой гадкий холодный чай и вздохнул.       − Потому что так и есть. Неожиданный голос разбил атмосферу уединенного душевного разговора между Джотаро и Нориаки в пух и прах. Это колючий до безумия голос идиота-Леона, проходящего мимо. Нориаки на это высказывание только грустно опустил голову в сгиб локтя.       − Лучше, когда у тебя есть ухажеры или хотя бы тот один человек, которому ты нравишься, чем когда ты настоящая и официальная шлюха, давно озлобленная и никому не нужная, − решительно произнес Куджо куда-то в сторону Леона, но и Нориаки, одновременно, звуча угрожающим голосом над его ухом. И снова он его защищает! Это удивительно, подумал Нориаки, что обрел такого большого, сильного и свирепого охранника, который обычно скрывает свои эмоции за непроницаемой маской своего лица и мерцающих лазурных глаз. Какеин поднял голову, вновь вздохнув и посмотрев на него, игнорируя крик Леона «Я все слышу, салага!» из кулис.       − Спасибо. Может я смогу еще как-то тебя отблагодарить? − Какеин улыбнулся. – И кому это я нравлюсь?       − Не за что. Еще твой урод-отец должен ответить за побои. Э-э, но ты не подумай, я ничего не буду с ним делать. Обещаю, − он кивнул, а потом замешкался, явно думая о вопросе Нориаки. Ответ, конечно, малость танцора застал врасплох. – Ну я… Думаю, что ты симпатичен Дио. Нориаки посмотрел на него, изогнув одну бровь, и потом рассмеялся, понимая, что Джотаро пытается отвертеться.       − Понятно, романтик. Честность у тебя, конечно, на высшем уровне, − Какеин встал с места и пошел к сцене, как ему, Джотаро, должно быть, показалось. Но. У Нориаки все внутри заискрилось, когда он коснулся нежно и осторожно взлохмаченных черных прядей пианиста. Джотаро тут же поднял голову, и в его глазах Нори увидел не только удивление, но и малую долю волнительной радости.       − Что… Что это ты имеешь ввиду? – спросил он, но Нори ничего не ответил на его вопрос, уходя и что-то себе тихо напевая под нос.       В душе парня теплилось приятное ожидание совместного выступления, перенесенного на полторы недели, и это скрасило всю ситуацию с отцом. После вечернего шоу Какеин зашел домой и завернул на кухню. Это была небольшая комнатка с голубой плиткой в стиле голландской росписи. Окно было закрыто от света при помощи тяжелых деревянных ставен снаружи, которые открывали только летом. В легком полумраке кухня находилась даже днем, как и все в этом доме. Сейчас же ночь, и слуги уже давно отпущены по домам. Нориаки не хотел включать свет, чтобы вдруг не привлечь внимание отца, читающего в гостиной, поэтому просто стоял у черного пятна. На самом деле оно являлось тарелкой с остывшим вишневым пирогом. Внезапно, свет загорелся, и Нориаки застыл с кусочком во рту, тут же стараясь его откусить и отложить.       − Ты на часы смотрел?       − Да, отец. Я пытался быть тихим… − Нориаки поежился, не желая, чтобы он видел синяки, от его захватов и шлепков со вчерашнего вечера, особенно с учетом, что он их скрыл пудрой. – Простите.       − Да ладно, коль пришел, мог бы, как человек, чай поставить и свет включить. Не изверги же мы с матерью. «Не изверги с матерью? Ты прав, вы не изверги, изверг только ты», − подумал Нориаки в ответ, дожидаясь еще одной подозрительной фразы от родителя, и откусил еще один кусок пирога.       − Извини за сцену у дома, я терпеть не могу самовлюбленных щенков, типа этого … Как его там? Джотаро Куджо, − он спустился по маленькой лесенке (кухня была чуть-чуть ниже основного яруса дома, так как изначально вообще была пристройкой) и прошел мимо стола для готовки. В этой комнате семья, естественно, не питалась, для этого была столовая. Нориаки в этот момент хотел заявить, что Джотаро не самовлюбленный, в отличии от некоторых, но отец явно сейчас собирался выродить из себя что-то положительное, и он сдержался.       − Ничего, он просто защищал меня.       − Ты любишь его? Нориаки немедля покрылся слоем пунцовой краски, растекшейся по щекам.       − С чего такие вопросы? Он мне просто друг. Я вообще не понимаю, как вы можете делать такие выводы, когда просто видите меня в компании другого мужчины. Мы не целуемся, не обнимаемся, а просто идем вместе, но вы же… Почему-то … Пф. Словно я чего-то о себе не знаю, а вы, отец, да…       − Может так и есть? – Какеин посмотрел на него и увидел, как под его серыми усами горит усмешка. – Не спеши меня в чем-то обвинять, сын. Когда-нибудь. Когда-нибудь ты мне скажешь спасибо, − он взял стакан и налил из графина воды, протягивая ему. – Кушать в сухомятку тесто очень вредно, особенно для твоего спортивного сложения.       − Это вы так просите прощения? – Нориаки вскинул бровь и взял граненый стакан, выпивая воду наполовину и с сожалением оставляя легкий след едва оставшейся на губах помады.       − Именно так. Мне жаль, что я был так груб и сорвался на моем сыне. Мне следует быть осторожным. Иногда я просто забываю, что ты нежнее обычных мальчишек, моих младших братьев. Кхм. Я готов выполнить любую просьбу, Нориаки. Нориаки уже стоял к нему в полборота, лицом к пирогу и размышлял, оградившись от отца своей челкой. Это все было явно неспроста, и фраза «мне следует быть осторожным» на многое давала ответы. Разумеется, его отец просто не хотел делать из собственного ребенка врага, который будет вставлять палки в колеса своими протестами, например, в браке, подобранном самим папочкой. Нориаки вздохнул снова, понимая всю безысходность своего положения, но сейчас у него была великолепная возможность сделать кое-что важное. Он назвал имя. Имя, которое ему любезно раскрыл Рохан.