Мюзик-холл «Крылатое солнце»

      Неделя пролетела так, точно её и не было. Нориаки находился в приподнятом настроении и задумчиво порхал от дома до работы. Домой шел нехотя, как и всегда, но мысль, что он поспит и снова отправится в мюзик-холл, радовала и мотивировала. Несмотря на то, что обычно шоу приходились на выходные дни, субботу в этот раз назначили свободной. Точнее, отведенной на приготовления к Рождеству. Джозеф, ворча и сдувая пыль с ящиков, спустился по главной лестнице над баром (она вела только на галерею Цезаря и магическим образом не пользовалась популярностью).       − Коробки не на чердаке, а в чулане, но таскать все равно муторно!       − Давай-давай, − одернул ДжоДжо Цеппели, вытащивший стул на галерею и усевшийся, чтобы лучше наблюдать за всем процессом. Нориаки внимательно за всем следил. Вряд ли по невозмутимому виду можно было заметить его увлеченность, но он с придыханием представлял то, что вот-вот начнется в огромном зале «Крылатого солнца». Рохан стоял рядом и значительно отличался от того танцора, к которому привык Нориаки. На нем была черная рубашка и позолоченная цепочка. Нет, она не из настоящего благородного металла, но Рохан носил ее так, что подмену определил бы только опытный ювелир! Нориаки удивляла и поражала эта особенность Рохана выглядеть дороже, чем он, сын высокопоставленного человека и бывшей знаменитой на весь Париж балерины из «МуленРуж». Кишибе смотрел на все через призму опыта и уже отработанной схемы, но для Нори это все впервые.       − Итак, дамы, − Джозеф шутливо усмехнулся. – Сейчас я открою эти коробы, и мы начнем украшать зал! И еще, я разделю вас на группы! Он кивнул на парней, стоявших у вешалки, и Нориаки осмотрел остальных собравшихся – Микитака, их гимнаст и акробат, Юйя без обычного сопровождения в виде саксофона, Джоске и Окуясу, Жан-Пьер с мужем Абдулом и двое их детей, которых старшая официантка Юкако увела поиграть в комнату мальчишек. Также пришел Роберт, помогающий открывать Джозефу коробки, Ванилла Айс стоял в сторонке. Дио и Джотаро Цезарь освободил, чтобы они лучше учили свои роли и партии для выступления. С этим им пришлось особо тяжко, потому что Нориаки только танцует, а парням придется играть и петь. Цезарь на неделе посетил Мюнхен и раздобыл какие-то ноты с похожей музыкой на балет «Щелкунчик». У Нориаки также имелась миссия – он ходил в свою академию и с большим трудом вытянул из преподавателей пару папок с нотами. Поклялся их вернуть после переписи. Учителя по большей части хорошо относились к всегда прилежному и старательному Нориаки, поэтому не устояли перед ним. Приглашение на премьеру они тоже оценили и выражали искреннее счастье от порядочности бывшего студента, когда Какеин вернул записи. Джотаро не спал всю ночь, чтобы не подвести его.       Игрушки разложили на двух столах в уголке. Разнообразный серпантин для украшения, мишура, стеклянные снежинки и шарики, бумажные и самодельные, карточки и даже огромная по длине гирлянда! Нориаки никогда не видел такую длинную! Дома она намного короче и практически не используется – ее купила мать много лет назад, но отец запретил. Он адский консерватор и считал, что, как в доме истинного немца, украшение елки должно проводиться исключительно натуральными предметами, как и два века назад! А то и больше! Сейчас же Какеин понимал, что эта ленточка с лампами покроет весь периметр зала. Джозеф разделил толпу на группы. Кто-то должен был заняться столами, которые предстояло расставить по-новой и больше уже не переставлять. На них нужно было поставить декорированную корзинку с ветками чего-то там и фигурками кого-то там. В общем-то, в рождественском духе. Отлично. Другие ребята должны были украшать зал в районе бара и сцены, а другие развесить украшения возле двери и лестницы. Во время разделения явились братья Д`арби, и им поручили украсить их собственный участок для азартных игр. Какеин и Рохан попали с Джозефом в команду «у двери и лестницы». Джозеф не скрыл, что после этого задания они приступят еще и к гирлянде и помогать будут только эти двое. Справедливо, ничего не скажешь. Спидвагон сразу отчалил к своему любимому бару с кучей мишуры и «дождика».       − Так у вас теперь все серьезно? – спросил Рохан через полчаса работы.       − Ты про… − Нориаки убедился, что Джозеф отошел к другой команде и продолжил, все же тихо. – Джотаро?       − Естественно. Неделя прошла, а вы затихли. Я думал после того поцелуя у вас все наладилось. Нет?       − Нет, это просто элемент выступления, − отмахнулся Какеин и продолжил прикреплять к деревянной панели шарики при помощи стальных кнопок. – Или ты видел и то, что было в кулисах?       − О-о, а что там было? Нориаки усмехнулся.       − Не скажу. И Рохан на какое-то время затих, считая что его жутко обманули.       − Вообще не понимаю какого черта мы все это делаем, пришлось вставать раньше, почему мы? − утруждено выдохнул он, занимаясь своей снежинкой.       − Нас позвали, как тут отказать? Вот равняйся на Джозефа. Его никто не звал, даже Цезарь, сам примчался ни свет ни заря украшать холл. К тому же, Цезарь считает, что мы хорошо рисуем, вот и…       − А с чего Цезарь решил, что мы хорошо рисуем? Я это никому не говорил в течение времени, что работаю тут! И от тебя ничего такого не слыхал. Как это вообще должно повлиять на наше участие в украшении зала? − Рохан усмехнулся с долей возмущения, и они сместились ближе к лестнице.       − Ну, раз хорошо рисуем, значит творческие люди… Боже, да не знаю я!… А тебе точно уже не нравится меня унижать? – Какеин подошел к коробкам за новыми игрушками. Рохан следом.       − Тупые вопросы, идиот криволапый, − они на пару секунд замерли, глядя друг другу в глаза и скромно посмеялись. – Я думал, мы друзья, почему спрашиваешь? У меня сейчас нет настроения вспоминать о всем том говне и… Я рад, что Леона сейчас тут нет, и я могу общаться с тобой так же, как у себя дома. Фу, ну и мерзость, − с этими словами Рохан извлек еще одну порцию разноцветной мишуры.       − Ты такой милый, Рохан, − Нориаки фыркнул и посмотрел на шедевр из яркой фольги и краски. – Почему «фу?» Мне нравится, у нас дома никогда такого не было, только шары, яблоки и свечи.       − Ха, в вашем-то доме? Странно это слышать от мальчика, живущего во дворце! – Рохан прихватил и хрустальные висюльки, которые приметил Нориаки. Слова сказаны явно не во зло, но что-то задели в его душе. Нориаки всегда стоял выше, но в чем-то отставал от других! Это когда ты бежишь впереди других спортсменов, но упускаешь из виду черту финиша и лавры, продолжая нестись в неизвестность.       − О, в этом и есть вся прелесть проживания там. Двадцать комнат (на самом деле восемь, не считая гостиной, кухни, столовой и зала), в которые никогда никто даже не ходит. Все мрачно роскошное. Для маленького мальчика это настоящая темница, − Нориаки принялся развешивать маленькие веночки.       − Я бы все равно не отказался жить в такой темнице. Живешь, занимаешься своими делами, и можно всегда найти свободный угол, если надоест старый. Может ты все же пока не ценишь своего счастья? Папочка твой не вечный, еще успеешь насладиться моментом. Хотя, я с ним как-нибудь бы справился.       − Ну и живи тогда с ним сам! – вспылил Нориаки, кидая лишний венок на ближайший стол. – Думаю, он будет рад променять идиота, не ценящего свое счастье, но слегка эгоистичного парня, пытающегося достигнуть славы в виде мужика на каблуках с букетом случайных связей! Поверь, тебя он будет называть шлюхой каждый раз при встрече так же, как и меня. Рохан замолчал и одернуто посмотрел на него. Его губа вздрогнула, и он ее прикусил в неком обидчивом жесте. Нориаки понял, что сказал много лишнего, не свойственного ему и громко-заявляющего. Он не имел права, Рохан ведь его друг.       − Прости… − Нориаки растеряно коснулся ладонями пылающих щек.       − Да брось, ты прав. Но мне уже все равно до всех этих прозвищ и обзывательств. Я ношу корсет и каблуки, как какая-то уличная девка, но это лишь малая часть, что я уже слышал в свой адрес. Привыкание давно наступило. Нет, правда, без шуток, я бы с радостью поменялся с тобой жизнью. Лишь бы не оставаться в своей богом забытой лачужке на том берегу.       − Мне кажется, здесь у многих что-то в жизни пошло не так. Вряд ли кто-то из труппы ценит то, что имеет по-настоящему. Цезарь, Дио… Даже Джозеф. Он словно не видит то, что происходит вокруг, и никогда не будет счастлив, пока не добьется … Ты понимаешь. Я не буду счастлив, пока не смогу выходить из дома без скандалов, пока не получу возможность принимать ванну и есть без упреков. Я хочу своей личной жизни, общения в кругу, который выберу сам. И я его уже выбрал, но отец… Я хочу найти альфу, который бы меня оберегал и любил, а не того, за которого меня отдаст отец, выбрав его по собственным критериям. Выдаст меня, как скотину на рынке. А у тебя… Рохан… Есть свобода!       − Свобода? – Рохан горько усмехнулся и подошел вплотную, тыкая пальцем в грудь Нориаки, прямо в перламутровую пуговицу белой рубашки. – Да на черта мне твоя свобода, когда у меня нет нормального жилья, работы, о которой я только и могу что мечтать? Живу в засранном таунхаусе на той стороне реки и ничего, кроме этих метров! Нориаки, у меня нет образования и не будет, нет ни единого шанса, что я выберусь из этого места, как бы хотел! Дурацкие туфли, лачуга и место в подтанцовке – вот и все, что я имею. Проще бы было наглотаться снотворного или вздернуться, но я еще надеюсь на что-то. Наивный.       − Рохан…       − У тебя хотя бы есть шанс все исправить не в мечтах, а наяву, рыжая ты башка.       − Ты же знаешь, что у меня тоже ничего по сути нет? Только комната на втором этаже этого чертового дома, пуанты и туфли. Практически то же самое, что и у тебя. Меня так это душит! И шанс ушел. Если бы не те экзамены, я бы, может, и пробился, − Нориаки вздохнул и присел на стул, оказавшийся поблизости.       − Да хватит ныть, Нориаки, ты же сильнее. Пока ты в холле, с тобой ничего не случится, − в какой-то момент Рохан усмехнулся и подошел ближе.       − Ты прав. Здесь мне спокойно… И разговор себя исчерпал. Два слегка напрягшихся юноши остыли и расслабились, перебираясь в итоге к Джозефу. Заслуженный перерыв решил первым объявить Нориаки. Правда, негласно и никому воли не сообщая. Он просто забрался на стол и махнул ДжоДжо:       − Ну, Джозеф, иди сюда.       − А? – он обернулся к ним и подошел ближе.       − Джозеф, ты блестишь, ха-ха! Давай сыграем? – Какеин скользнул взглядом по Джозефу – невероятно высокий и сильный молодой мужчина с растрепанными волосами, усеянными блестками и обрывками мишуры. Затем его ладони вскинулись и подставились в раскрытом виде.       − Сыгра-а-аем, − протянул на распев ДжоДжо и встал возле Нориаки, который только сидя на столе мог с ним поровняться в высоте. Их ладони шлепнулись друг об друга и они весело рассмеялись, как дети, увлеченно погружаясь в «ладушки».       − Тебе так идет, − между делом заявил Нори и звонко хлопнул левой рукой в правую Джозефа – ритм их игры начал неумолимо набирать обороты, поспевать становилось все сложнее и, признаться честно, Какеин не играл в эту забаву уже лет десять. Он вернулся в то время, когда они только переехали в этот городишко, отец подолгу находился в Берлине и Мюнхене, а мама еще в здравии. Она ранним утром готовила сытные ягодные пироги, и их запах заполнял пугающий Нориаки дом, радуя ребенка этим светлым ароматом и вкусом. Летом после завтрака ему никуда не нужно было идти, тренировки забывались в их смехе, когда миссис Какеин и ее маленький сын бегали по заднему двору и резко падали на траву под плодоносной вишней, начиная играть в эту примитивную игру. На самом деле, такие светлые моменты можно пересчитать по пальцам, но Нориаки с трепетом хранил их, как и любовь к маме. Он благодарен ей за пироги, каток в зимние каникулы, редкие проводы до академии, чтение книг вместе и ее мягкость. Многое из этого уже не вернуть. Не только потому, что Инесс отдалена от реальной жизни и ее полного осознания, но и потому, что возраст Нориаки уже призывает его стать серьезней. Но… Пожалуй, сегодня вечером он вернется домой и предложит ей сыграть, как и Джозефу. Он, кстати, смущенно издавал смешные звуки, зажимая в себе поток смеха и ора.       − А, о чем ты? – чуть ли не со слезами на глазах Джозеф играл под мерные хлопки и задавался вопросом.       − Говорю же, ты блестишь, − Нориаки улыбнулся ему самой своей чистой и искренней улыбкой, как бы стараясь поддержать Джозефа, которому, должно быть, не хватает такого тепла. Он тоже разулыбался от уха до уха, и это было очень мило.       После игры они занялись уборкой – подмели полы и вымыли их. Редко такие вещи ложатся на плечи труппы, но что поделать? Нориаки в основном занимался сбором лишних и сломанных украшений и материалов от них, поэтому жаловаться было не на что. Цезарь куда-то ушел, и у них появилась возможность поговорить, не попав под раздачу. Нориаки просто хотел обсудить вопрос с Джозефом и подошел к нему. Танцор стоял и смотрел на чуть съехавшую гирлянду, закрепленную на основании парапета – границы второго этажа-галереи и зала.       − Иди-ка сюда, − сказал Джозеф, не дав Нориаки договорить фразу, которая тут же вылетела из его рыжей головы. ДжоДжо схватил его и закинул на свои плечи, как тряпичную куклу. А теперь представьте человека с ростом почти сто восемьдесят сантиметров на человеке ростом почти в два метра! На этом Джозеф не остановился: он шагнул на переносную деревянную ступеньку в еще метр, и только так руки Какеина смогли достать до гирлянды. Правда, он не сразу это понял, вцепившись в волосы Джозефа и зажмурившись. Почти все уже разошлись, время близилось к четырем от полудня (удивительно, как быстро пронесся день), но те, кто остались, с ужасом и замиранием сердца наблюдали за этим.       − О боже. Только это и вырвалось из Нориаки.       − Давай, помогай старине Джозефу! – он хихикнул и Какеин мысленно помолился. Из-под ног Джозефа доносилось подозрительное скрипение дерева. Постепенно Нориаки удалось успокоиться. Он вздохнул, взял себя в руки и начал заниматься поправкой ленты с огоньками.       − Джозеф, что ты подаришь Цезарю? – Нориаки перебирал пальцами лампочки и провода, а ДжоДжо под ним едва ощутимо покачивался. – И почему ты бегаешь за ним столь долго, если ему не нравишься…?       − Я хочу подарить ему что-то особенное и волшебное. Чтобы он точно обрадовался! – Нориаки посмотрел вниз и увидел эту мечтательную и сияющую мордашку Джозефа с загадочным блеском в глазах. Он просто чудо, не иначе. Жаль, что второй вопрос Нориаки заставил его задуматься. – Нравлюсь, не нравлюсь − я знаю, что ему нужен, и он меня ценит, хоть и бывает груб. Я тоже бываю. Цезарь временами несправедлив, и складывается ощущение, что он просто заигрался в игру, финал которой он сам еще не придумал. Но… Так или иначе, он меня любит. Да, не так, как бы я хотел, но у него доброе сердце, и его люблю я. Джозеф вздохнул. Какеин тоже.       − Но ты тратишь свое время. Зачем тебе это, если ты можешь найти милого мальчика, который отдаст все за твою любовь, нежность и ласку? – Нориаки оглянулся, нежно гладя волосы Джозефа, которые уже успел заметно потрепать. Рохан тоже ушел. – Рохан, например. Он так одинок.       − Мне не нужен милый мальчик. Мне нужен Цезарь, − твердо сказал Джозеф и посмотрел на него снизу вверх. – Рохан мне не нравится. Признаюсь честно, у нас давно-давно что-то намечалось, но он… Да, красивое лицо, но сам он временами такой злючий и вечно чем-то недоволен. Умерил бы свой пыл, глядишь, не был бы одинок.       − Принимаю. А Дио?       − Дио? Эта бестолковая гамма? – Джозеф опять задумался. – В общем-то, тоже самое. Внешность есть, а характер скверный. Иногда мне кажется, что ему вообще никто не нужен, ходит сам по себе, и все мысли у него в себя. Делится обрывочно он только с Цезарем и даже смел в нашей юности иметь на него взгляды! Дио это такой, знаешь, король империи самого себя, − Джозеф покрутил у виска.       − Дио… Иногда он правда ведет себя несколько неправильно, но может он такой самодостаточный, потому что это вам он не нужен? Я так понимаю, вы с детства жили вместе и хорошо друг друга понимаете как людей… Но…Рядом с Дио никого нет. Ему не с кем делиться, его некому обнять. Ни семьи, ни друзей. Мне жаль его, несмотря на… Ну… Неважно.       − Неправда. Он всегда таким был. Как это не нужен нам? Я и Цезарь всегда пытались составить ему компанию, мы жили, как настоящая семья. Цезарь на какое-то время уезжал, но я и Дио все равно остались тут, но на него это вообще никак не повлияло. Он… Как только получил наследство, не раздумывая, купил себе дом и слинял жить отдельно, даже ничего не сказав. Точно и не было за плечами всех этих лет. Он тоже одинок и тоже виноват сам.       − Знаешь, никто бы не хотел жить на чердаке холла в двадцать пять, или сколько ему там. Особенно с учетом, что два взрослых мужика постоянно бросают друг на друга голодные взгляды, а за стенкой орут дети-подростки. Джозеф все это время держал колени Нориаки, чтобы он не упал, но сейчас отпустил и пожал плечами. Какеин неуверенно покачнулся и снова стиснул непослушную челку ДжоДжо…       − Прости! – он снова крепко схватил его ноги. – До него никто не жаловался. Ладно, я просто хочу, чтобы он встретил своего человека, который сделает его счастливым. Я лично ему в этом ничем помочь не могу. Возникла пауза, и Нориаки, спустя минуту работы над гирляндой, вздохнул.       − Ты такой романтичный однолюб, Джозеф.       − Я верю, что когда-нибудь он увидит во мне не только полезного работника-танцора и друга детства. Еще ни разу мое желание на Рождество не сбылось...       − А вдруг это никогда не случится? Джозеф заметно поник и приопустил голову.       − Не хочу думать об этом, я не знаю.       − Ты такой хороший, − Нориаки заимел намерением поддержать парня и наклонился до предела, благо, растяжка помогает, приподнял ладонями его лицо и дружественно небрежно поцеловал в губы. Легонько, паря и не прижимаясь вплотную. Чисто по дружбе. Джозеф удивленно распахнул глаза и в ответ очень громко и заливисто рассмеялся. Цель достигнута!       − Ты тоже замечательный! И прекрасно танцуешь. И целуешься, на первый взгляд, тоже прекрасно. Джотаро очень повезло.       − Да… Чего? ДжоДжо! Мы просто друзья! – Нориаки принялся легонько шлепать щеки мужчины.       − Ай-ай! Хорошо-хорошо-хорошо! Я понял! – Джозеф поморщился и сквозь смех выдал:       − Но вы хорошо смотритесь вместе, ты знаешь?       − Нет, не знаю!       − Хе-хе-хе, − Джозеф придержал Нориаки за пояс, слезая с деревянной штуки. – Ну что, снимать или еще покатать?       − Покатать до нового магазинчика с орешками! Они оба рассмеялись и Джозеф уже понес его, готовый на все, как вдруг с лестницы раздался привычный каждому в меру строгий и властный голос:       − Так. Что за подготовительная группа в первый класс? – Цезарь мягко переступал со ступеньки на ступеньку. – Нориаки, хотя бы ты меня не позорь. ДжоДжо, снимай его, и пусть идет репетировать свои танцы к представлению. Ты же берешь ведро и идешь мыть второй раз второй этаж, там клочок у моего кабинета уже люто грязный! Про туалеты, кстати, никто не вспомнил.       − Ну Цезарь! Репетиции никуда не денутся, мы просто хотели…       − Джозеф, у Нориаки дела. Джозеф вскинул голову и прищурился.       − Нориаки, какие у тебя дела? – вредным голосом спросил он, и Нориаки грустно ему усмехнулся, погладив по голове:       − Репетиция…       − Ну… Ну Цезарь!       − Хорошо, я передумал. Я и ты идем за деревом, Нориаки делает, что хочет, а я куплю тебе все, что пожелаешь. На такое предложение Цеппели Джозефу пришлось бы отреагировать очень сложно, если бы не его заманчивость и откровенная однодневная лень. Украшение зала для Джозефа, наверняка, что-то важное, он выкладывается в этом на полную и сейчас заметно выдохся. Нориаки чувствовал это в его теле. Выносливый ДжоДжо начал слегка сдавать, но так же грациозно присел и опустил Нориаки, как и закинул на свои плечи.       − Идет, на сегодня я тебя отпускаю, Нори, но помни, ты должен мне орешки! – Джозеф вновь посмеялся, и они пошли с Цезарем за одеждой.       − Спасибо, не забуду! – с мягкой улыбкой сказал Какеин им вслед.

***

      Снова пошел снег. День сам по себе выдался серым и безвкусным. Цезарь любил и пасмурную погоду, близкую к нарастающему шторму, или тот настрой в предвкушении грозы, но такое блеклое и тягучее состояние вечернего неба наталкивало только на мысли о сне. Очень жаль. Компания для похода за рождественской елью никогда не менялась. Цезарь не мог отнести ее к плохим или хорошим. Это просто обычная традиционная компания. Джозеф всегда ходил с ним, как перебрался в холл от стареющей бабушки Эрины. Надо же, как давно это произошло. Даже причудливо. Сначала шестилетние мальчишки, или чуть постарше, Цезарь уже начал это подзабывать, ходили на базар одни за маленькой елью. Цезарь очень гордился собой, когда дедушка доверял ему этот выбор и деньги на покупку. Он бежал впереди Джозефа, он выбирал с тщательностью дикого зверя, который боится отравиться ягодой. Эта ель – интимная, сугубо личная и уютная, крошечная, но самая ценная. Да, она едва ли превышала рост двоих мальчишек, но они радостно несли ее домой, где ставили только в их комнате.       В семье появился Дио. Джозефу и Цезарю было по одиннадцать-тринадцать, но они уже достаточно окреплепли, чтобы покупать среднюю или большую ель для самого холла. Дио к этому процессу не подпускали. Так-то, он и сам не изъявлял желания помочь или присоединится, так что стал ходить с Уильямом А. Цеппели за другой елью, для их комнаты. Этот факт также грел душу Цезаря, и он с еще большим рвением выбирал пушистую баварскую красавицу для их славного мюзик-холла. Время не стоит на месте, многое меняется. Бывали всякие моменты, особенно когда Цезарь лишился деда и вернулся на родину – тогда Джозефу приходилось покупать ель самому. Он никогда об этом не рассказывал. Холл закрыт, в нем холодно и промозгло, деревянные доски сжимают окна в тиски. Это напоминало людям о том, что здание мертво, как и его хозяин. Цезарь узнал от Дио, что Джозеф не изменял себе и ему – ходил на базар в гордом одиночестве, словно представляя рядом своего светловолосого друга. Это растрогает любого, не правда ли? С тех пор как итальянец вернулся, каждое Рождество для Джозефа вновь залилось красками и расцвело.       − А я ведь многое слышал, − неожиданно сказал Цезарь сквозь пустоту звенящего от монотонности воздуха. Его пальцы мягко сжимали черный бушлат Джозефа, а он сам с подозрением наклонил голову.       − А-а? О чем ты? – похоже, ДжоДжо изумился. – Ты нас подслушивал?       − Можно и так сказать. Я задержался, увидев, как Какеин поправляет гирлянду, и притаился. В общем, не суть. Я хотел сказать, что… Что… Что мне приятно, что ты хранишь эти чувства так долго, почти ни разу не давал повода в них сомневаться и открыто можешь заявлять о них каждому. Ты очень убедителен и всегда знаешь, о чем говоришь, значит, твои чувства верны. Я… Но я… Знай, что я благодарен за эту искренность. Может быть, в конце нас ждет хороший финал, − пальцы Цезаря осторожно соскользнули по ткани его одежды и сжали теплую ладонь ДжоДжо. У Цеппели всегда прохладные руки, поэтому молодой мужчина возле него прищурился на один глаз, но на его лице заиграла приятная счастливая улыбка.       − Из нашего с Нориаки разговора ты все равно не мог узнать что-то новое. И что значит «хороший финал», малыш Цезарь?       − Я имею ввиду, что когда я говорю, что вероятность нулевая, и мы никогда не будем вместе, это не значит, что мы чужие друг другу, и все совсем безнадежно, как бы я ни старался это доказать.       − Конечно, мы никогда не будем чужими людьми! – Джозеф усмехнулся. – Но есть хоть малый шанс, что ты меня полюбишь?       − Нет и шанса, что ты узнаешь об этом, даже если я полюблю, − жгуче рассмеялся Цезарь, но вскоре затих и погладил большим пальцем костяшки Джозефа. – Давай не загадывать, мало ли… Пока мой ответ нет и нет, прости.       − Ладно! Я понял! – Джозеф тоже расхохотался, чувствуя душевный подъем и радость от того, что впервые, ни с того ни с сего, Цезарь дал столько надежды на завтрашний, полный солнечного света и любви, день.       Вскоре они дошли до базара. Улочки их города из серых превратились в сине-фиолетовые, но темнота сменилась золотистыми вспышками фонарей, загоревшихся один за другим, так же, как вывески магазинчиков и забегаловок. Город готовился к предстоящему празднику, и вокруг в центре собралось не мало народу. Каждый из этих людей, преисполненный духом Рождества, стремился выбрать самые лучшие подарки для близких и самую лучшую ель для украшения дома. Городок очень маленький, но в нем всегда в канун Нового года царила искренняя атмосфера, а улицы наполнялись жителями от мала до велика. Один из отцов Цезаря, светловолосая омега родом из относительно недалекой России, перебрался из Санкт-Петербурга в Италию в неспокойные годы начала этого века, когда дворянские семьи подвергались раскулачиванию. Насколько Цезарь знал, их еще не сильно трогали, но его второй дед по папе-омеге предчувствовал, что кипения в России ничем хорошим для их богатой кошельком и историей семьи не кончатся. Со времени переезда отца в Европу, рождения Цезаря и его взросления, славный город успел поменять два названия, побывав Петроградом и Ленинградом, коим сейчас являлся. Цезарь не отмахивался от прошлого своей семьи и считал долгом интерес к биографии. Он в меру интересовался не только своими итальянскими корнями, но и русскими, способный легко парировать в разговоре о покинутой отцом стране. Нельзя отрицать его благодарность папе – наверное, странно ссылать это только на родословную и особенности исключительно русских людей, но Цезарь очень признателен ему за свои светлые волосы. Среди горячих и пылких итальянцев с темными кудрями он, несомненно, выделялся.       Такое долгое лирическое отступление не только связано с воспоминаниями Цезаря, но и тем, что оно объясняет его уважение не только к Рождеству. Точнее, он наделяет Новый год намного большим смыслом, проводя параллели с отцом и своей русской частью семьи. Часто католики и простые люди, живущие в этом городке, да и, должно быть, везде в Германии, не придают Новому году такое значение, как в России. Здесь принято справлять его в шумной компании, но Цезарь оба праздника предпочитает отмечать дома. Так как пару лет он и Джозеф заняты двадцать пятого декабря представлениями в мюзик-холле, Новый год – отличная возможность провести время вместе. Цезарь любил тихие ужины на их чердаке с милыми подарками. Сильвестр¹ он так же планировал провести с ним вместе. Идя сейчас по улице с ним под руку, Цезарь вспоминал, как сидел с папой у камина в совсем раннем, но сознательном детстве. Они читали друг другу сказки и рассказывали небылицы. Папа тогда еще недостаточно хорошо знал итальянский, часто вставлял привычные для его родины слова, но Цезарь, будучи смышленым, легко схватывал и их, некоторые до сих пор зная и разбирая. Наверное, стоило отправиться в Италию хотя бы на пару деньков. Рождественские выходные позволяли ему это сделать – ребята в холле уже опытные и могут справиться сами, если он уедет. Командировки не такое уж и редкое явление для него. Он часто ездит в Мюнхен за нотами или инструментами или чем-то для Джозефа. Закупает редкие ткани для их дружественного отелье мисс Айи. Реже его можно увидеть в Берлине. Цезарь любит путешествия, пройтись по делам и вдохнуть другой воздух.       − Так, вот и оно, − они прошли через длинный рождественский базар на площади, минуя кучки людей, и вышли в отдаленный ее уголок. В огороженной деревянным заборчиком территории стояли самые разные елки. – Нам нужна самая высокая и пушистая для зала и одна поменьше нам на чердак.       − Тебе не кажется, что они начнут сыпаться до Рождества? Недели полторы еще.       − Хм. В любом случае, две елки это плохая примета. Я думаю. Вдруг, Санта заблудится?       − Ты хотел сказать, Баббо Натале? – Джозеф стоял напротив и задрал глаза, явно выдергивая эту сияющую золотом умную мысль. Цезарь же одарил его взглядом, полным осуждения и строгости. Если бы не зима, вокруг бы звучали сверчки. Несмотря на все, ДжоДжо остался в восхищении от своих знаний.       − Из твоих уст это звучит ужасно, − наконец, усмехнулся Цезарь. – Но спасибо. Джозефа вновь взяли за ручку.       − Ладно, пошли обратно. Черт меня дернул за елкой пойти, рано еще. Вернемся через дней пять?       − Вдруг разберут?       − Значишь сожмешь булки и пойдешь в лес рубить, − Цеппели рассмеялся, и они развернулись.       − Ох, Цезарь, ты такой … Такой! Ах. Что ты мне подаришь? Джозеф выглядел довольным уже просто от факта прогулки с Цезарем, а Цезарь понятия не имел, что ответить на такой каверзный вопрос. С одной стороны, все уже решено, и Джозеф недавно доказал, что ему нужна уже упомянутая недавно вещь. С другой стороны, Цеппели хоть раз мог бы «сжать булки» и подарить что-то и правда стоящее. Пока что Цезарь решил оставаться честным.       − Я еще не думал и не уверен, но… То же, что и в прошлом году.       − Опять туфли? Ну Цезарь! Ты каждый год мне их даришь! Куда мне столько?       − Каждая пара изнашивается очень быстро, ты и сам это прекрасно знаешь, не так ли? Если так не нравится, я, конечно, подумаю о другом. Например, новую тросточку, − Цезарь обожал смотреть на это надутое разочарованное лицо с долей возмущения. – Хорошо, я придумал кое-что получше.       − О! Что? Что? Что? Скажи!       − Нет. Это сюрприз, − Цезарь положил голову на плечо Джостара.       − Ох, ты такой загадочный. Может сходим куда-нибудь в праздники?       − Да, до Нового года у меня есть пара свободных дней, но я не знаю. Меня посетила идея съездить в Италию к папе.       − Цезарь, можно с тобой?! – Цезарь даже вздрогнул от такого всплеска. – Я бы купил подарков для него, для слуг вашего огромного дома и твоих братьев!       − Нет, − он повернул голову к ДжоДжо. – Прости, это моя семья, и я не хочу, чтобы кто-то из «Крылатого» находился рядом. Джозеф потух.       − Но, может, я и не поеду. Я могу остаться, и тогда мы просто погуляем с тобой, − Цезарь улыбнулся.       − Ла-а-а-адно! Пошли на рождественский базар? Глинтвейны, имбирные пряники… Цезарь не удержался и приподнялся на носках, целуя легко и ненавязчиво четкий контур челюсти Джозефа. Он прищурился, и тут же вспыхнул. Нет, не в плане щек − он вспыхнул внутренне. Джозеф загорелся, подобно костру, в душе, и Цезарь сжал рукав его бушлата на локте.       − Пошли, − мягко и подчеркивая итог сцены произнес Цеппели, двигаясь вперед.