21 января
Страницы календаря стремительно полетели друг за другом и дни сменялись с огромной скоростью, пока холл приводили к новому сезону в порядок. Цезарь грезил невероятными планами, он рисовал по ночам чертежи своих грандиозных идей, не жалея карандашей и бумаги, сдувая раз за разом образовавшийся слой ошметков ластика. Джозеф заглядывал, буквально оттаскивая Цезаря от стола и заваливая в постель, и все не понимал, как он умудрится сделать одновременно стеклянную крышу для холла с раздвижным потолком, да еще и мощный механизм для летающих гимнастов. Хотя, скорее, по задумке Цеппели, это не для настоящих гимнастических представлений, а скорее расширить границы самого «Крылатого солнца» и сцены. В любом случае, Джозеф его поддерживал и верил, но пока задумка казалась очень сомнительной. Целовать Цезаря и обнимать во время танцев — намного интереснее. Конец января не за горами, они очень спешили, наброски Нориаки и Рохана уже очень скоро обрели свою форму и на улочке, где притаился небольшой салон по пошиву от мисс Айи, горело по ночам единственное окно. Там Бруно, мягко перебирая пальцами красивую, яркую, несомненно дорогую ткань, шумел швейной машинкой. Швы ложились ровно, пока его шею целовал частый гость с серебристыми волосами… Представьте всю магию, как отмерено вьется нитка и каждая оторочка из атласной ленты соединяется во едино. Золотая пуговка к мундиру, пышная юбка к «купальнику». Вихрь сеток, паеток, бисера и блесток, строгие фасоны для мужчин. Бруно все время приходилось смеряться с подобранными туфлями и заказанными костюмами из Мюнхена — что-то Цезарь согласился не шить, а просто купить. Серьезная подготовка не покидала умы героев и днем и ночью, они прерывались лишь на долгие репетиции и страстные свидания. Кто-то проводил досуг в одиночестве, распеваясь у себя дома и косясь на проходящую иногда мимо пару в окне, а кто-то просто занимался в школе. Рохан тоже пошел в вечернюю школу, чтобы немного наверстать все же упущенные годы в образовании и нагонял программу. Джозеф и Абдул с парой других знакомых мужчин-альф часто ездили на стрельбище в рамках секции. Все понимали, что это неспроста, но у большинства немецких юнош и бывалых ветеранов не возникало сомнения, что так и надо, а усиленная пропаганда Фюрера задавала нужную атмосферу для этого. Военные и штурмовики, которые в ответе за Хрустальную ночь, все чаще посещали городок, занимали все столы в «Поларис», нередко заезжали и к отцу Нориаки, патруль по вечерам становился удушающим, но обычным явлением. Какое счастье, что в их городе оставалось минимальное количество евреев, поэтому все оставалось как есть. Иногда снова жгли книги, но в целом можно было поблагодарить судьбу — Бавария была наименее поражена духом нацисткой политики и пострадала, соответственно, незначительно. В начале февраля, когда снег поттаял и приобрел грязные оттенки, Нориаки и Джотаро смеялись, несерьезно переходя один из мостов городка. Они в шутку толкались и боролись, Нориаки то и дело скользил, блестя на солнце красивыми вишенками в ушах, а Джотаро пытался выразить весь предел своего эмоционального спектра, нежно то и дело целуя алые на морозе щеки Нориаки. Перейдя дорогу, молодые люди вкатились с шумом в двери мюзик-холла и сбросили верхнюю одежду, торопливо потоптавшись от снега на пороге. Нориаки знал, для чего они собираются здесь сегодня в обеденное время, поэтому заранее надел под рубашку и брюки свой легкий тренировочный костюм телесного оттенка. Когда они прошли к первым столам, где как всегда собралась необходимая часть труппы, Нориаки без тени стеснения стал расстегивать рубашку. Очевидная причина сбора лежала на краю сцены, разложенная как на пъедестале и на их же с Джотаро глазах Цезарь выкатил из подсопных помещений вешалки. — Боже, откуда ты взял вешалки портье из отелей? — усмехнулся Дио, сразу подходя к искрящимся в легком освещении зала нарядам. — Огромная тайна, разумеется, — Цезарь усмехнулся, похлопав друга по спине и довольно осмотрел собравшихся. Тут присутствовали Рохан, Нориаки с Джотаро, Джозеф колупался за шторами за кулисами, так как ему уже выдали одежду, стояли Бруно, Леоне. Так же, очевидно, с ними был Дио. — Нориаки, Леоне, Рохан, Бруно, примеряйте ваши наряды, сперва эти. Где чей, помечено на бирках. Дио, это для тебя, но вижу, ты уже разобрался. Дио и, правда, с неким восторгом в ехидных глазах рассматривал статную черную рубашку с брюками на вешалке. У них была высокая талия в стиле некоего девятнадцатого века, а руки сами собой потянулись к целиндру — в душе Брандо зажглось отчетливое воодушевление от того, что Джостар теперь не один имеет шляпу и интересный сценический образ. Разумеется, речь не шла о полностью костюмированном «Щелкунчике». Дио уже успел за эти полгода не раз спеть парой с Джотаро, но и тогда у них почти не было особенных нарядов. Теперь же холл преображался на глазах! — То есть, нам переодеваться прямо здесь? — Поинтересовался как всегда язвительно Леоне, буркнув. Рохан тоже немного неловко пожался, испытывая неприятные ощущения от обнажения на публике. Как бы… Его репутация тоже не кристально чистая, все знали, что Рохан мог сесть в дорогую машину, уйти из мюзик-холла с богатым незнакомцем. Он не был «шлюхой» для местных в полном масштабе того грязного слова, ведь он просто пытался свести свою судьбу с обеспеченным и красивым мужчиной из высшего общества, которые время от времени заезжали в городок. Всем неловко раздеваться перед Дио и Джотаро, так как они все-таки не были распутными, лишь одному из них по известным фактам, приходилось на полном серьезе заниматься подобными делами чаще. От этого Аббакио и стал одним из лучших танцоров канкана в Германии, как считал, например Цезарь. И Бруно. Сейчас Леоне выглядел куда лучше, чем осенью, явно в его жизни произошли благоприятные перемены, но репутацию так просто, увы, не выветришь. — Тебе ли привыкать, — цыкнул на него Брандо, чем вызвал взгляд полный ненависти и все, хоть и, смущаясь слегка, стали раздеваться. Нориаки же уже стоял почти в полном наряде, игнорируя насмешки и перепалки в зале. Он прекрасно знал, что если ему станет это обидным и он среагирует, Джотаро тут же это заметит даже из другого угла и тогда беды не миновать. В принципе, ему вообще было все равно на какие-то едкие замечания. — Да пошел ты, Дио. Хм. Ой, посмотрите, наша прима самая первая, совсем уже забыл о стыде, а может слухи не врут, — посмеялся Аббакио, видимо просто переводя агрессию с более высокого по статусу певца на своего напарника по танцу, но Бруно его осадил, дернув за руку. — Молчу. Нориаки понимал, что обстановка все равно стала лучше, чем была еще осенью, а уж тем более летом. Никто не смел поставить ему подножку, испортить его вещи или как-то серьезно поднасмехаться, в большее количество времени недовольные держали нейтралитет. Что касаемо Леоне, Какейн совсем не обижался и не держал на него зла, считая, что скоро и они подружатся, как то было с Роханом. За каждым мерзким поведением, легко понять, скрыто нечто сокровенное и болезненное. У Дио жажда внимания паразитировала во врожденном самомнении, Цезарь наверняка такой холодный, потому что уже достаточно терял дорогих людей, Рохан стремился к благосостоянию всеми доступными методами и учитывая, как часто его замечали с мужчинами на одну ночь — непонятно, почему же претензии шли в основном к Нориаки? Иногда он все равно задумывался, зачем из него так сильно лепят какой-то дикий образ роковой ночной феи, в то время, когда единственный мужчина с которым он ходит и общается — Джотаро Куджо. Знал ли Леоне о его связи с Дио? Но разве всего одна случайная связь равна постоянным встречам с кем попало? Мысли суматошно ютились в голове, пока Нориаки задрал голову к свету верхней рампы и застегивал последний нюанс воротничка. Радовало, что Рохан теперь на его стороне, но не ввязывался в глупую детсадовскую защиту, а лишь так же строго наградил Леоне тяжелым взглядом, затягивая шнурки корсета. Джотаро тоже спасибо за терпение. И так, их наряд состоял из нескольких частей — сетчатые чулки, черный узкий корсет, моментально сводивший худощавые омежьи тела до состояния девичьих, полусапожки стилизованные под армейские с высоким каблуком, разумеется, белье — белое. Сверху они надевали красивые мундиры, напоминающие парадную форму каких-нибудь оркестровых войск. Золотистые эполеты сразу замерцали, как их набросили на плечи, так же как пуговицы с росшитыми нагрудниками. Все это выглядело невероятно красиво, и наряд Нориаки отличался тем, что у его мундира цвет более яркий, почти малиновый, под оттенок его волос (Да, типа розовый оттенок рыжего). Все было выполнено так, чтобы в необходимый момент легко расстегивалось и без лишнего труда сдергивалось. — Это не всё, — Цезарь привлек внимание омег, поставив на край сцены рядом с их одеждой достаточно крупную коробку, но так как сцена все же имела высокий порог, он тут же опустил вниз, на пол, иначе тянуться в ящик стало бы каторгой. Уже полностью одетые танцоры наклонились, чуть подгибая колени и в образах совсем не стесняясь того, что короткие юбки-подклады мундиров моментально оголили их пятые точки перед остальными присутствующими. Пока мальчики изучали, что же им принес «хозяин», Джотаро внимательно следил за каждым движением омег. Если взглянуть на общую картину — просто эстетичные юноши, заправляющие соскользнувшие пряди волос за уши, переступающие с ноги на ногу на высоких каблуках, теперь он откровенно мог видеть очертание их ягодиц, да и не только. Честно? Зрелище совсем не немецкое. Он привык видеть их на сцене, но все еще для него такие откровенности были чем-то странным. И все же, Джотаро не засматривался на других, больше всего интерес состоял в тонких ногах Нориаки и этом розовом? Или все же красном? Как же сложно мужчине альфе различать тона, сложно представить! Конечно, ему уже не шестнадцать, поэтому он быстро отвлекся и занялся своими делами, оставив в голове приятное чувство гордости — это его мальчик и он самый красивый на планете. Правда, быстро эти мысли разбились, когда он взглянул в процессе натягивания на ладонь перчатки, сшитые специально для него, на Дио. Вместо того, чтобы заниматься примеркой своих нарядов, Брандо пялился на омег и все бы ничего, но Джотаро в мгновение отследил того, на ком задержался Дио, от чего в венах кровь стремительно стала напоминать кипяток. И все же он сдержался. Уже представил, как дергает кулаком кашемировый воротник, как бьет Дио об стол желательно. Никто не мог сто процентов утверждать, но ходили слухи, что Дио был «гаммой», но Джотаро плевать, что это пол слабее высшего мужчины и принципы свои легко бы забыл. Джотаро даже знал, что стоило бы ему немного смять в руках этого нелепого выскочку, как возле них бы оказался Бруно, спасающий свои собственные шедевры шитья, а Цезарь бы моментально отправил одного из них отдыхать на январском воздухе. Громко выдохнув через ноздри, Джотаро отвернулся. Ради Нориаки, никаких больше потасовок. История «Поларис» не должна повториться ни за что на свете. — Джо-Джо… — оклик заставил его обернуться и расплыться в самой широкой для его зажатой физиономии улыбки, потому что все внутри Джотаро немного расцветало каждый раз, когда звонкий и мягкий голос Нори называет его по краткому прозвищу. — У тебя все хорошо? И… Нет. Все было плохо. Джотаро сглотнул и приоткрыл рот, чтобы набрать хоть немного свежего воздуха — перед ним стояло чудо. Как бы ужасно комично это не звучало, но словно светясь тысячью страз и блесток, перед ним стоял Нориаки, мерцающий в свете включенных парнем, который руководит светом, софитом. На нем была уйма золотых деталей и все они давали красивый блик и если основной костюм Джотаро издали уже видел, то сейчас, рассматривая вблизи это загадочно улыбающееся нежное лицо, почти сиреневые фиалковые глаза… Это нечто, особенно то, что видимо находилось в коробке Цезаря — небольшие шапочки-цилиндры военной формы с розовым пером, черной лентой и золотым украшением. Но не стоит забывать о вопросе Нори. Джотаро словно спохватился, усмехнувшись и положив ладони на прямые плечи юноши. — Да, все в порядке. Не люблю переодевания, вот и все… Яре-яре… Ты просто красавец. Нориаки смущенно улыбнулся расстегнул ремешок, придерживающий это чудо на его голове. — Спасибо, Джотаро. — Такая красивая шапочка, — как всегда скудно, но честно высказался Джотаро, мягко беря ее из рук Нориаки, а тот не сдержал смеха: — Это называется кивер, дурачок. — Кивер… Это… Эп… — Эполеты, мундир, да, вот как-то так. Похоже на то, в чем выступал Джозеф в «Щелкунчике», — Нориаки поправил пару пуговиц, снова посмотрев в голубые глаза напротив, а Джотаро невольно ударился в воспоминания, почти тут же кивнув: — Да, у него и такой чурбан был. Ладно, ладно! Кивер, я помню. Это все костюмы? — Нет, есть кое-что еще, но там сшили просто по моим меркам некоторую классику, я не буду мерить, а другим и не нужно, но я пойду сейчас к ним, надо еще немного посмотреть, где поправить, — Нориаки прикрыл глаза как котенок, когда Джотаро протянул руку и нежно коснулся его щеки. Но, неожиданно, Нориаки разулыбался и скользнув по ладони лицом, как бы развернувшись, быстренько помчался не взирая на каблучки к своей команде, а Джотаро остался в полнейшем шоке, ведь на подушечке большого пальца со стороны ладони красовался красный след от укуса. Вот вам и «яре-яре дазе». — Чертенок, — добродушно произнес Джо, снова увлекаясь примеркой свои костюмов. Цезарь, наконец-то разобравшийся с юношами с интересом ждал Джозефа уже как полчаса, а он все еще копался в кулисах. Дио, тоже облаченный в свой наряд, теперь теребил то, что надел Цезарь, улыбаясь необычно искренне для него — таким Брандо мог быть только с самым верным другом детства. Правда без сомнения, ведь только Цезарь среди всех в холле мог по-настоящему сказать, что знает Дио, а тот в свою очередь, бесконечно доверяет. — Черт, это просто потрясающе, не видел ничего подобного, — Дио улыбался, перебирая в руках необычный крой — Бруно сшил для Цезаря настоящий шедевр, как ему казалось. Серебренные нитки воздушного вязания струились нежно по коже, а в сформировавшихся «дырочках» аккуратно покоилась металлическая рама, держащая крупные, но тонкие камушки из стекла разной формы… Или хрусталя? Дио заметил, что у каждого вблизи своя невероятная огранка, но это явно ненастоящие камни. Не потому что нельзя отследить разницы, хотя они и выглядели как настоящие, а потому что Дио понимал, что Цезарь при всей своей расточительности на какие-то детали для холла, не станет тратить огромную сумму денег на, мать его, бриллианты. — Что за камушки? — Это от Сваровски. — Ты серьезно? Из Австрии? — Дио поднял брови. Конечно, не самые дорогие виды украшений, но уважения стоит. — Да, пришлось сделать заказ. Да, да, я знаю, хоть и не бриллианты, но стоит прилично, но здесь еще и просто грубое стекло и кусочки зеркала, — Дио присмотрелся, касаясь тонких нитей то тут, то там. Одно понятно точно — Цезарь подготовил для себя особенный номер. — Я буду петь сольный номер, представляешь. От такого Брандо аж присвистнул. Цезарь. Поет. Да еще и в этом потрясающем наряде — невозможная красота. Дио улыбнулся, не сдержав гордости за названного брата и мягко его приобнял, прижимаясь без стеснения лицом к волосам Цеппели — Дио был совсем немного выше, чем итальянец. Они вкусно пахли новым французским шампунем. Чайная роза и лимон. — Давно уже такого не было, уверен, что споешь ты потрясающе. Дио отстранился, а Цезарь с благодарностью вздохнул. Хотелось бы в это верить. — Спасибо. Еще думаю, одна из песен будет и с тобой, но над текстом стоит подумать. Я спою песню Юханны Марии Линд… — Господи, Дженни Линд, ты серьезно? — Будет очаровательно. — Это сенсация. — Как и наши мальчики в форме, — посмеялся Цезарь, протягивая Дио кулак с оттопыренным и согнутым указательным пальцем, как бы имитируя бокал, об который Брандо с усмешкой чокнулся, повторяя жест. — А ВОТ И Я! — оглушительно выкрикнув, Джозеф выскочил из-за кулис и взмахнул руками, от чего внимание абсолютно всех в зале притянулось к нему. На Джозефе бликует и росшитая не менее золотистая жилетка. С классическими брюками, он как всегда смотрелся великолепно, но в отличии от прошлых костюмов, приобрел сочность и яркость павлина. Этого Цезарь и добивался, поднимаясь на сцену с пером экзотической птицы, оформленной под брошь. Но Джозефа совсем не волновало перо, когда Цезарь приблизился, ведь он вышел под самый свет и засиял, как самое дорогое сокровище Монтесумы. По полу, шторе (которую, между прочим, пришлось подчинить после Рождественской ночи), везде побежали радужные и голубоватые зайчики, сам зимний ангел спустлся к нему. Т-точнее, поднялся, конечно! — Oh, my God… Цезарь знал, что он восхититься, хотел его подразнить как в старые добрые времена, поэтому расцвел в улыбке, но сразу прижал к губам, которые сейчас порвут от влюбленного оскала щеки, перышко и препридержал бушующие чувства Джостара. — Так, не говори ничего больше, я хочу, чтобы ты поберег слюни до итогового варианта. Костюм еще не закончен. — Боже, это не все? — Джозеф шептал, как и Цезарь, склонив к нему голову и задевая кокетливо носом его лба, пока Цезарь возился с брошью. — Не все… Mamma mia, ты такой красивый. Ты что, все это время лакировал волосы? Джозеф кивнул, а глаза — чистое масло от любования его маленьким Цезарино. Волосы у него действительно, не торчали, а были максимально гладко прижаты к затылку и Джозефу это стоило ужасных усилий, уложить его торчащие пряди почти невозможно, но Цезарь бы этого хотел. Джозеф знал, как ему это нравится. — Только для тебя, ты знаешь. Цезарь, послушай, ты сведешь меня с ума, — прозвучало над самым ухом. — Что за вздор? Я свел тебя с ума уже давным давно, — томно ответил шепотом Цезарь, а затем громко хохотнул и отстранился, слегка пихнув в хлопке грудь Джо-Джо. Цезарь, как и стоит роковому мужчине, как нечего делать развернулся и прошелся по сцене к роялю. — Брошь на месте! Вообще-то я позвал вас не только померить ваши костюмы и реквизит присмотреть, присаживайтесь, ребята, Джозеф для вас потанцует. Будете первыми, кто увидит его новое выступление! — Аа-а, Цезарь, ты негодяй! — Джозеф рассмеялся, проведя рукой по своим сияющим волосам, а сияющий за роялем Цезарь ответил ему улыбкой. Но каждая черточка Джозефа уже затрепетала, он рыкнул и развернулся к публике, стукнув новыми каблучками, подаренными в Рождество. — Садитесь скорее… Так-так… Ну, поехали! Джозеф схватился за подключенный только что микрофон и притянул его к себе: — Он сыграл однажды на скрипке в ирландском пабе, но сердце отдал англичанину — мне…Месяц репетиций и вскоре их ждет премьера!