Родственные связи

Адвокатская контора имела свой собственный конференц-зал. Не только для собраний и встреч, но и для остальных особых случаев. Конечно, для семьи ранга фон Шульцев душеприказчик мог собственной персоной навестить их, но старейшая юридическая фирма Берлина имела на этот счёт свои соображения. «Во избежание неопределённых двусмысленностей, исключение претензий от возможных недовольных сторон процесса и соблюдения законности прав всех завещателей, прошу Вас присутствовать в…» и так далее в том же колюче-канцелярском стиле. Михаэль помял белоснежный листок бумаги с замысловатым тиснением и поморщился. Как правильно заметил Нико — последнее, что им стоит пережить. Словно поставить окончательную точку. Он не понимал только крайнее волнение племянника, как будто перед неопределённостью судьбы, как будто тот не знал, чем кончится их поход в контору. Когда Николас по десятому кругу начал перебирать стройный ряд рубашек, позвякивающих плечиками на кронштерне, терпение Михаэля закончилось. - Иди-ка сюда, — потянул его на себя за холодную руку, обнял за плечи. Нико только и ждал, когда его отвлекут от бесцельного трепыхания и с облегчением прижался к дяде. - А теперь быстренько расскажи мне, что с тобой происходит. Я ни черта не понимаю в твоей нервной трясучке. Николас вздохнул, потёрся носом о дядину шею и отстранился, заглянув в глаза. - Миха, а как ты себя чувствовал, когда умерли твои родители? Он едва не ляпнул «с облегчением», потому что всегда был бесконечно далёк от уклада и идеалов своей семьи. С Николасом совершенно другая история. Замкнутый и чувствительный мальчик, который получает удовольствие от покорности своей судьбе, слишком рано научившийся смотреть трезво в глаза реальности и строить осуществимые планы на будущее. Его растили в поверхностной, но любви и заботе, в то время как Михаэля с Марком воспитывали «правильно», без учёта их душевных потребностей. И если брат с лёгкостью гибкой лозы прогнулся под обстоятельства и жил со счастливой уверенностью, что поступил верно, то прогнуть упрямого и беспокойного Михаэля не получилось. Конечно у него были сомнения и страх перед неизведанным впереди и одолевали тяжёлые думы о правильности собственного выбора. Но гордость не позволяла пойти на попятную и принять помощь из рук, которые сам оттолкнул. С отцом у него всегда были натянутые отношения, с самой ранней юности. Уже тогда, видимо, грозный Николас-старший разглядел что-то такое в старшем сыне, что не позволяло ему положиться на него полностью. Они так и не помирились до конца, Михаэль не успел на его похороны, чему в своё время был даже рад. Вот маму было жаль. Элеонора по-настоящему страдала из-за их ссор. Она не смела перечить мужу, но в тайне от него разыскала всё-таки Михаэля, сгоряча сбежавшего из дома. Поддерживала, чем могла, всегда была готова защитить. Всегда и во всём подчиняясь мужу, Элеонора исподволь и потихоньку, используя чисто женскую врождённую хитрость добилась таки формального примирения отца и сына. В конце концов к Михаэлю пришло понимание их вечных размолвок. Они с отцом были слишком похожи. Сильные личности, тяжёлые характеры, бескомпромисность и излишняя принципиальность. Но они оба любили Элеонору и не могли видеть её несчастных глаз, наполненных болью. Марк был в стороне от всей этой катавасии, он тогда учился, считался маленьким и глупым, но вместе с мамой был целиком и полностью на стороне брата. Хоть и сделать реально ничего не мог. Они стояли плечом к плечу перед могилой матери и цеплялись друг за друга, деля горе и слёзы, как недавно с Нико. Михаэль погладил его по голове, как маленького: - Тебе сейчас больно и страшно, но поверь, всё когда-нибудь заканчивается. - Значит и тебе было больно и страшно? - Гораздо меньше чем сейчас, Ники, — горько усмехнулся Михаэль. — Сейчас мне стыдно. Я ненавижу себя и дикое стечение обстоятельств, которое привело к неотвратимым последствиям. Он помолчал, перебирая аккуратные пряди волос на затылке Нико, посмотрел в окно, затянутое серой пеленой непогоды. - Сначала мне казалось, что ты сбежишь от меня куда глаза глядят. — Михаэль горько усмехнулся. - Мы это уже проходили. Побеги. Помнишь, чем всё закончилось? — Николас вздохнул и лишь прижался крепче. - Да, помню. Не помогает. Бежать некуда. — Взял племянника за плечи и отодвинул от себя. - Это не страх и боль, это осознание собственного взросления. Когда уходят наши родители мы остаёмся наедине с жизнью и никто не может нас защитить от неё. Не у кого искать поддержки, потому что рядом с тобой такие же брошенные одинокие дети, которые боятся. - Неужели ты чего-то боишься? — с изумлением заглянул ему в глаза Нико. - Угу… наказания господня, — с совершенно серьёзным видом ответил Михаэль. Племянник встревоженно рассматривал его, внутренне готовясь к какой-нибудь уничтожающей проповеди, пока не заметил старательно сжатые губы и прищуренные глаза. Дядя не смеялся, нет. Момент был не тот. Но желание выпихнуть Николаса из объятий вселенской скорби было важнее, чем собственное горе и даже его причина. - Умеешь ты успокоить, блять! — фыркнул Нико. Лёгкая дымка раздражения на дядину беспечность тут же сменилась благодарностью. Стало спокойнее. И всё же Михаэль был не прав, говоря об отсутствии поддержки. Пока он рядом — Николасу нечего боятся. Он не стал говорить об этом дяде, лишь подпихнул того под бок: - Давай собирайся! Не хватало ещё опоздать! Михаэль молча занялся своим гардеробом, с удовлетворением отметив, что Нико выбрал таки рубашку и спокойно одевается перед большим зеркалом. *** В холле адвокатской конторы их встретила высокая фрау неопределённого возраста с постным выражением некрасивого лица. - Конференц-зал прямо по коридору! «Мама будет в восторге от этой чопорности!» — безликий интерьер, наполненный тёмным деревом, дорогой мебелью, старинной отделкой внушал почти благоговейный трепет. Огромный овальный стол из полированного дуба, невидимая прозрачность безукоризненно чистых окон и высокие спинки неудобных, жёстких стульев — их тихие шаги таяли глубоким эхом где-то под потолком. Возле дальней стены неловко кучковались отдельными группками остальные участники процедуры. Кто-то бродил вдоль шкафов и портьер, кто-то приклеился к столику с графином воды. А кто-то стоял с постной миной, просто сложив руки на груди. Николас осмотрелся. Было много совсем незнакомых людей. Не все они родственники, как вот злосчастный Эдди. Старушка Целестина уже покинула этот мир и семью Шульцев, где служила большую часть своей жизни, но папа, видимо, позаботился и о её близких. - Мальчик мой! — патетический вздох с астматическим придыханием невозможно было ни с чем перепутать. Раскинув руки и вытаращив покрасневшие глаза на него надвигалась тётушка Эльза. Хотя, тётушкой её можно было назвать только с очень большой натяжкой: бывшая жена троюродного брата дедушкиного племянника. Но фрау Эльза с упорством достойным лучшего применения появлялась на всех свадьбах, похоронах и прочих значимых семейных событиях — что ещё оставалось немолодой и одинокой женщине? - Я соболезную, дорогой мой! Я так беспокоюсь за тебя, Нико! Если тебе что-нибудь понадобится… — Николасу пришлось обнять её полные плечи, обтянутые бордовой парчой, и заверить, что с ним всё хорошо и он обязательно примет заботу самоотверженной тёти. Следом подобную сцену пришлось вытерпеть Михаэлю, и, судя по сочувствующим взглядам присутствующих — ранее всем остальным тоже. Эмма прибыла последней, как и полагается вдовствующей королеве. Обняв, кого полагается и пошептавшись, с кем хотелось, Эмма обвела глазами окружающих. В тот же момент, словно только этого и ожидая, из дальней двери вышел сам герр Ульрих Келлер. Одного его взгляда было достаточно, чтобы все притихли. Высокий, словно высохший до костей мужчина с длинным выразительным лицом и глубокими залысинами. Он повёл в сторону стола узкой рукой с тонкими пальцами и сухо произнёс: - Прошу! Сам он остался стоять и строго наблюдал, как рассаживаются вокруг стола наследники. Все двигались на цыпочках и старались не стучать стульями. Даже Михаэлю захотелось пригладить волосы на затылке и перестать смотреть по сторонам. Когда-то давно он уже встречался с семейным юристом и прекрасно помнил это странное ощущение, которое герр Келлер производил на всех без исключения. Не сделав никому ни хорошего, ни плохого, даже не произнеся ни слова, он вызывал только одно желание — желание держаться от него подальше. Николас поёрзал на соседнем стуле, как мог ободряюще взглянул на мать и повернулся к Михаэлю. Он больше не напоминал испуганного мальчишку. Михаэль удивлялся этому его качеству — мгновенно взять себя в руки и не распускаться. Нико чуть заметно прикрыл глаза, напоминая дяде, что он рядом и отвернулся в сторону герра Келлера. - Я приветствую собравшихся здесь. Пусть даже повод нашей встречи совсем не доставляет нам радости. — Сделав паузу, он обвёл присутствующих за столом взглядом бесцветных глаз в оправлении очков. Словно давая понять, что прекрасно знает, кому именно и сколько радости доставит сейчас своим сообщением. Двое незнакомцев напротив Михаэля поспешно опустили головы в притворном трауре, а Эдди непонимающе похлопал ресницами. «Вот уж и впрямь — святая простота», — подумал Михаэль. От мысли, что придётся сидеть тут часа два, не меньше, выслушивая подробную лабуду по каждой монетке и бумажке, стало невыносимо тоскливо. - …Основной капитал, в размере… а также активы и пассивы банка… — Николас спокойно смотрел на блестящую дужку очков герра Ульриха и не выдавал никакой реакции на то, что становится одним их самых богатых людей страны. - А также вдова получает… - А также Петер Хайс — племянник со стороны покойной Элеоноры… - А также Эльза Шнайдер, бывшая фон Шульц… - А также… Внезапно Николас словно очнулся, поняв что что-то идёт не так. Оглянулся на Михаэля и мгновенно понял в чём дело. В списке наследников, который огласил сейчас душеприказчик, не было его имени. Он уже открыл было рот, чтобы совершить доселе неслыханное — перебить герра Келлера. Но тот как раз строго посмотрел в их сторону и продолжил с гораздо большим выражением, чем говорил до сих пор. - Что касаемо брата покойного, то в завещании имеется неукоснительное условие. И прежде чем мы перейдём с вами к этой части документа, я обязан познакомить вас с другим завещанием, а именно, — герр невозмутимо перевернул листок бумаги, — с завещанием Элеоноры фон Шульц. - Но оно было оглашено сразу после её смерти, — бестактно брякнула, не подумав, Эмма. - Не всё, уважаемая, а лишь та часть, с которой положено было ознакомиться. Документально заверенное дополнение к основному завещанию покойной баронессы гласит: «Вскрыть только после смерти одного из моих сыновей». — Герр Ульрих окатил Эмму ледяным взглядом и посмотрел прямо на Михаэля. Тут же в его сторону, как по команде, обернулись все. «Цирк какой-то!» — ему всё меньше и меньше нравилось происходящее. - Дополнением является письмо покойной. С вашего позволения, я его прочту. «Я, нижеподписавшаяся, Элеонора фон Шульц, урождённая Рогге, безмерно радуюсь, что мне удалось не пережить своих детей, и скорблю, потому что читать это послание придётся лишь одному из них. Таково условие, которое поставил мне мой достопочтенный муж. В любви и покорности к которому я прожила счастливую жизнь и с его благословения и разрешения открываю тебе, мой оставшийся в живых сын, правду.» У Николаса засосало под ложечкой. Что ещё такое? Какие такие семейные тайны начинают всплывать? Что ещё им придётся выдержать? Он крутился на месте, смотрел на дядю, но тот отвечал ему таким же ничего не понимающим тревожным взглядом. Келлер предупреждающе откашлялся: - Я думаю, мы все здесь взрослые люди и из уважения к памяти усопшей спокойно выслушаем меня. Письмо не слишком длинное. Николас прижался лопатками к спинке стула и уставился в стол. Герр Ульрих продолжил: «Весной…дцатого года, после необходимых приготовлений и договорённостей, мы с Николасом поженились. Свадебное путешествие было выбрано по живописнейшим местам старой Европы и первой страной, которую мы посетили с моим дорогим и горячо любимым супругом, была Швейцария. Мы остановились в небольшой гостинице у самого подножия Альп. Мы были молоды, влюблены и нам не хотелось роскоши и внимания к себе. Поэтому обитальще наше было более чем скромным, как и стол и убранство комнат. Прошла, должно быть, неделя, проведённая в прогулках по чудесным цветущим лугам за разговорами обо всём на свете, как мне пришло послание от моей дражайшей подруги Наташи. Я не буду упоминать её фамилии, это уже неважно, ведь многострадальная страна, откуда она была родом, до сих пор ненавидит её потомков. Наташа слёзно просила меня о помощи, извиняясь, что посмела беспокоить в столь счастливое и безмятежное для меня время. Но ей, бедняжке, как оказалось, просто не к кому было обратиться. Она находилась в бедственном, отчаянном положении совсем недалеко от деревушки, в которой остановились мы. Мой достопочтенный муж проявил неслыханное благородство, отправившись вместе со мной на помощь к подруге. Нас задержала в пути непогода и мы немного опоздали. Но впоследствии стало понятно, что помочь Наташе я бы не смогла ничем, даже прибудь вовремя. Моя милая, весёлая и непоседливая Наташа умирала, произведя на свет ребёнка. Она была совершенно одна, покинутая роднёй и тем мерзавцем, что оставил её в таком положении. Мы успели лишь сплести пальцы рук и она всеми святыми заклинала меня позаботиться о её Мише.» Было слышно, как отбивают время стрелки на напольных часах, а маленький жучок-короед вгрызается в сладкую древесину старого комода. Как шелестят накрашенные ресницы у сидящей напротив женщины. Она в изумлении хлопала ими, как бабочка крыльями. Тишина в огромном зале стояла адская. Такая же невыносимая, как и признания давно минувших дней. Михаэль предполагал нечто подобное ещё в ту секунду, когда он услышал про правду для оставшегося в живых сына. Но эта правда была слишком болезненной и страшной. «Что могла сделать я, совершенно неопытная и молоденькая девушка, в подобной ситуации? Для меня было немыслимо устроить мальчика в приют, пусть даже хороший, чтобы наблюдать издалека и участвовать лишь иногда в его жизни. Я не могла бросить ребёнка своей драгоценной подруги, которая скончалась почти сразу же, как несчастное дитя появилось на свет. Обдумав всё, я обратилась за советом и поддержкой к своему супругу. Воистину, браки заключаются на небесах. Мой обожаемый Николас, мой любимый супруг, поддержал меня и всё устроилось как нельзя лучше. Для всех родственников и знакомых наше свадебное путешествие продлилось чуть дольше обычного, мы только прислали весточку домой, что остановимся надолго в Каталонии. Вернулись в родной дом мы только через два года и никого не удивило, что на руках у меня младенец, а под сердцем ещё один. Именно тогда мой достопочтенный супруг взял с меня слово, заставив поклястся всем, что для меня свято, что я не раскрою тайны рождения нашего первенца. Да, Михаэль не мой сын по крови, но не было никого роднее и любимее для меня, чем мой дорогой мальчик. А когда на свет появился Марк — не было в округе братьев, которые были бы ближе друг другу, чем они. Я уверена, что мои дети прожили в любви и согласии долгие годы и состарились подле друг друга. Может быть, моё запоздалое признание, а я в этом убеждена, будет совсем не нужно. Но мой долг перед Богом и перед моей Наташей, упокой её смятенную душу, рассказать правду. Тому, кто останется — почтите память и не судите, да не судимы будете.» - Дата, подпись, — спокойно закончил герр Келлер. Его впалые щёки были слегка окрашены непривычным красноватым оттенком. Видимо, даже на него, видавшего всякое, произвело впечатление покаянное письмо покойной. Михаэль сидел, уставившись в одну точку. Словно вся кровь сейчас отхлынула от его лица. «Так вот почему я всегда чувствовал себя чужим в своей семье. Вот почему так называемый «мой отец» не сильно-то и огорчился, когда я сбежал из дома. Чёрта с два он позволил бы такому произойти с родным первенцем! В кандалах бы домой вернул и приковал бы цепью к треклятому банку. Я вытворял, что хотел, а старый Николас смотрел на всё сквозь пальцы! Ложь, сплошная ложь, прикрытая благочинным лицемерием!» Следом пришло щемяще-тоскливое осознание, что он никогда не узнает, кто были его настоящие родители. Странное состояние, вроде плавающего в воздухе шарика. Вместо кучи родственников и глубоких корней. Можно, конечно, было бы попытаться разыскать могилу несчастной Наташи, но… столько лет прошло! Значит, от предков ему осталось только имя матери и её, по всей видимости, безрассудный характер. Николас прикрыл рот рукой и сидел, не шевелясь и боясь обернуться на Михаэля. Когда-то давным-давно, в детстве, его сбросила лошадь. Кобылка не причинила ему вреда и умчалась сразу же, а мальчик остался лежать на спине посередине широкого луга, раскинув руки и глядя в высокое, блёкло-голубое небо. Ощущение всепоглощающей боли, пронзительного одиночества и невесомости собственного бездыханного тела, над которым равнодушно проплывали лохматые облака — страшное чувство. Сейчас на него обрушилось то же самое. И Николас внезапно осознал, как бессмысленны были терзания и боль подростка, почувствовавшего влечение к родному дяде. Какая глупость — бесцельно прожитые годы в горьких надеждах и мечтах. Всё то время, когда он мог быть просто счастлив и жить полной жизнью рядом с любимым человеком. Как нелепа смерть папы. Как страшен ненужный стыд, как больно осознавать, что всё это зря. Вся сознательная жизнь, наполненная грехом и позором прошла зря. Просто потому что одна старая женщина не смогла вовремя сказать правду, повинуясь нелепой чести и долгу. Он всё-таки нашёл в себе силы посмотреть на Михаэля. Перед ним был старый, уставший от жизни мужчина, глаза которого были наполнены такой болью, какую только в состоянии вынести человеческое существо. В полной тишине они с ужасом смотрели друг на друга. Что теперь? Что будет дальше? - Я так и знала, что он чужак в нашей семье! — обвиняюще ткнула в Михаэля пальцем подскочившая со своего места Эмма. Её крик разбил давящую атмосферу в комнате. Присутствующие тут же взялись перешёптываться, смакуя новость. Такой афронт в благополучном семействе наверняка вызовет не одну волну обсуждений на долгие месяцы. Михаэль не успел даже среагировать на неуместные вопли невестки, как весь шум перекрыл уверенный голос: - Заткнись! К сожалению, здесь нет отца, который умел с тобой справляться! — Николас встал. Окружающие с возрастающий интересом уставились на него. Он опёрся ладонями о холодный стол и обвёл всех спокойным взглядом. Его мать казалась ему сейчас настоящей фурией без меры и понятий. Жадно внимающие его словам любители громких скандалов казались отвратительными, раззявившими рот чудищами, ждущими очередной подачки. Они словно были по другую сторону не только стола, но и лично его, Николаса, мира. Такие же лживые, прогнившие насквозь твари. И лишь Михаэля за своей спиной он чувствовал, как собственную открытую рану. Кровоточащую слишком сильно. - Послушайте вы все, а особенно ты, мама! Я знать не хочу ни о каких там столетних признаниях старых дур, и слышать от тебя, — он перевёл глаза на пришибленно присевшую Эмму, — бессмысленных обвинений — тоже! Мой отец любил Михаэля, и для меня он был, есть и останется самым близким и родным человеком. А если у кого-то из вас на этот счёт другое мнение — будете иметь дело лично со мной! Если бы в этот момент он обратил внимание на герра Келлера, то увидел бы на его невозмутимом всегда лице подобие одобрительной улыбки. Николас приложил для верности кулаком по столу и вышел прочь из помещения. Ему были жизненно необходимы одиночество и воздух. «Я устал, господи, как я устал!» Следущие несколько часов напрочь выпали из его памяти, сколько ни вспоминай. В какой-то момент он лишь обнаружил себя бесцельно шатающимся по улице. Он шёл в одном костюме, не осознавая, что прохожие оглядываются на него. Сильный ветер бросал из подворотен охапки снега, и тёмное небо почти лежало на крышах домов. Он ничего не чувствовал. Привычный мир ушёл из-под ног и никогда не станет прежним. Николас уже успел смириться с тем, что страдания и боль станут для него постоянными спутниками. Но нужен был какой-то противовес, чтобы понять, куда двигаться дальше. Николас сбавил темп, вытер ладонью мокрое лицо. Взгляд беспомощно шарил вокруг. Брусчатая плитка тротуара, обходящие его по дуге ботинки и сапоги спешащих по своим делам людей. Сменяющие друг друга причудливые, зазывные витрины магазинов. Внезапно что-то попалось на глаза. Николас замер, отчаянно пытаясь найти за что зацепился взгляд. И нашёл. За широким, прозрачным стеклом, в окружении подсвеченной изнутри площадки, он свисал льющимися фактурными складками с небольшой оттоманки. Бежево-лиловый, с тонкой серебряной строчкой по шитой канве и шелковистой длинной бахромой. Дорогой, пушистый плед, тёплый и уютный, как обещание счастья. Николас словно увидел себя со стороны: легко одетый в распахнутый пиджак и мятые брюки посреди снегопада молодой человек с мокрой, встрёпанной головой, больше похожий на бездомного бродягу. С безумной улыбкой на бледном лице трогает кончиками пальцев гладкую поверхность стекла. Возможно ли выдержать больше, чем он уже пережил? Николас решительно тряхнул головой, сделал шаг вперёд и взялся за ручку двери в магазин.