Wolf's mint

      Его дрожь, с которой он не справился всего на один короткий миг, изумила рыжеволосую. Неужели этот жестокий, беспринципный человек мог дрожать от простого прикосновения? Неужели не предполагал такого её действия? Что ж, тогда это было маленькой победой волчицы – удивить его в эту минуту.       Последнее расстояние между ними исчезло и теперь Сансе казалось, что она завязла в этом мятном дурмане. Он наверняка слышал, как бьется пойманной птицей ее сердце. Она опасалась его близости, но в то же время понимала, что он единственный не противен ей. Его прикосновения не вызывали страха, не заставляли задыхаться от ужаса и ожидания боли. Опасения - это не страх. И, быть может, с ним она могла бы почувствовать себя живой?       Не мешая ему расстегнуть застёжку плаща, рыжеволосая скользила взглядом по чертам его лица, замечая едва уловимые морщинки в уголках глаз и губ. Казалось, что ткань оглушающе громко соскользнула на пол, хотя, на самом деле этот звук был очень тихим.       Встретив внимательный взгляд Лорда Харренхолла, она не собиралась убегать. Ей попросту некуда было бежать и не у кого просить помощи. Пусть даже Мизинцу мог довериться только идиот. Девушка хотела оставаться стойкой, но стоило уверенным рукам коснуться талии, как дрожь прошла по телу. Однако она была благодарна ему за оставленную возможность уйти. Пусть даже она была столь иллюзорна.       Его слова проникали внутрь нее, северянка будто бы впитывала их, едва выдерживая жестокую правду. У Бейлиша была своеобразная манера утешения. Но там, где другие не заходили дальше сочувствующих слов и уходили, как только их звук стихал, он оставался рядом и действовал. Едва касаясь подушечками пальцев кожи под краем платья, он сочетал в этом жесте невинность и откровение.       До этого все, что он позволял себе - покрутить в пальцах прядь ее волос или кончик косы, не считая пары поцелуев. Она называла это забавной прихотью. Теперь же чувствовала эти самые пальцы зарывшимися в рыжие локоны. Чувствовала вторую руку мужчины на спине и вновь не могла сдержать дрожи. То, что с ней делал Бейлиш, не шло ни в какое сравнение с тем, как грубо ее хватал за волосы супруг и тащил через всю комнату к кровати. Синеглазая будто снова оказалась глупой пташкой, она просто не могла скрыться от ощущений, накрывающих ее с головой. Она теряла себя, растворяясь в ласках предателя. Её губы мягко отвечали на прикосновение его губ. Больше Санса не пугалась лёгких укусов, зная, что на смену им придут ласкающие касания языка, от которых бросает в жар.       Если это было единственным лекарством от её страхов, то она согласна заплатить высокую цену, отдав взамен то, что осталось от себя.       Забывшись, пташка приоткрыла губы и только успела сделать вздох, как ощутила умелые дразнящие касания его языка к её. Пыткой было чувствовать то, что он позволял себе теперь, неторопливо проводя по небу кончиком. Пыткой, которую не хотелось останавливать.       Услышав тихий стон, северянка не сразу поняла, что он принадлежал ей. Она так же не помнила и того, в какой момент коснулась ладонью груди мужчины, второй ведя по его щеке, пробегая пальцами по седым вискам. И она смутилась самой себе, издав недовольный стон, стоило ему прервать поцелуй.       Зрачки Сансы расширились, а с губ сорвался судорожный вздох, стоило Петиру с легкостью подхватить ее и усадить на столешнице. Проклятье! Ему было наплевать на неловкость девушки, ведь она потом не сможет спокойно сидеть за этим рабочим столом.       Старк тяжело дышала, упираясь ладонями в грудь мужчины. В этом неосознанном жесте она не хотела оттолкнуть его, скорее желала хоть немного привести в порядок свои чувства. Тем более что она не сделала попытки свести ног, давая ему беспрепятственно расположиться между ними. Так распущено... Ей было тяжело смотреть в его глаза, потому что Леди непозволительно одаривать мужчин такими взглядами. Санса рассердилась сама на себя за подобную мысль, ведь, казалось, уже решила наплевать на все что стоит и не стоит делать.       О небо, она не предполагала существования подобных ласк! Если это было малой частью того, что Бейлиш делал с её тетушкой, то не удивительно, что Лиза так надрывалась в той проклятой башне, у одних вызывая истеричные приступы смеха, а другим попросту мешая спать.       Смешным было то, что побывав пару раз замужем, синеглазая впервые чувствовала наслаждение от нахождения рядом с мужчиной. С хозяином борделей – напомнила она самой себе. Насмешка судьбы, что именно хозяин борделей берег её все эти годы, что именно он давал ей еще одну возможность остановить себя.       Она не собиралась уходить. Ни за что. Она не собиралась его останавливать. Только не сейчас. Ей хотелось пить его мятное дыхание, будто чай, принесённый в морозный вечер. Ей хотелось перестать бояться чужих прикосновений. И слушая его горячий шёпот, она постепенно забывала о тех, других руках, которые ломали её.       Пересмешнику не нужно было останавливаться сейчас, как не стоило сдерживаться в прошлом. Его пальцы на лице и шее, ладони на плечах и спине - были тем, что ей было нужно. Такие осторожные прикосновения. Они успокаивали. Если это поможет ей получить Север и собрать себя по кускам, то она стерпит все. Старк должна быть стойкой.       Борясь со своими кошмарами, девушка несколько нервным движением отняла руки от его груди, которой касалась сквозь ткань халата. Дёрнув завязки одеяния, Санса потянулась к броши. Проведя пальцами по серебряному пересмешнику, отстегнула его и позволила полам распахнуться, чтобы тут же резко втянуть в себя воздух, расширившимися глазами глядя на шрам, пролегший от ключицы до самого пупка мужчины. Какой же страшной должна была быть рана, оставившая его! Чудом было то, что Бейлиш выжил после получения таковой.       С трудом сглотнув, она не задавала вопросов о том, как это случилось. Ни к чему было бередить прошлое. Быть может когда-то она и узнает об этом, если выживет, а пока... пока она несмело дотронулась подушечками пальцев рубца. Понимая, что Пересмешник давно не чувствует боли от него, северянка тем не менее, едва касалась шрама, прослеживая его путь поглаживанием от верха до самого низа.       Бейлиш не выглядел человеком, хорошо обращающимся с мечом. Она вообще не могла представить его сражающимся. Но это ранение... сколького она еще не знала о человеке, которому предложила себя в качестве платы? Каким он был, когда был самим собой?       Взволнованная, Санса хотела было отнять руки, но справилась с собой. Вновь проводя пальцами по рубцу, она подняла взгляд и потерялась в серо-зелёных глазах.       По ее взгляду Пересмешник понял, что рыжеволосая волчица не собиралась останавливать его, во всяком случае, не сейчас, чем вызвала у него едва заметную улыбку, ведь он вновь не ошибся. То, как она вздрагивала от каждого его прикосновения, как заливалась краской, стоило ему позволить чуть больше, чем раньше, но, не отталкивая, а лишь на пару мгновений упершись ему в грудь ладонью, вызывало у него волну нежности смешанной с жадностью. С жадностью обладать ею. Знала ли она, что ему всегда будет мало ее прикосновений, ее поцелуев, ее самой?       Сколько раз он представлял себе этот момент? Днями напролет слагая свои «песни», которые напевал то в одно, то в другое ухо, он представлял ее на своем рабочем столе. И, вот теперь, она была на нем. Если раньше ему было всегда мало власти, мало величия, то теперь он понимал, что всегда будет желать еще этой ласки, этой пылкости, с которой Санса будто бы бросала ему вызов.       Он лишь на пару секунд опоздал, не перехватил ее руки, которые потянули вначале за пояс, развязывая его, а затем отстегнули серебряного пересмешника, скреплявшего тонкую ткань, которая повисла на его плечах, обнажая шрам, протянувшийся от ключицы до пупка. По реакции рыжеволосой мужчина понял, что она увидела его, да и как был не заметить это клеймо, вечно напоминавшее о его ущербности. Лорд-Протектор сохранял на лице маску спокойствия, позволяя ей видеть только свое желание, не давая даже крупице горечи пробиться сквозь него, тогда когда внутри нечто, принадлежащее Петиру Бейлишу, а не лживому Мизинцу, замирало от боязни снова оказаться отвергнутым. И почему этот рок преследовал его со всеми женщинами из рода Талли? Сначала Кейтелин, на память, о которой осталась эта уродливая отметина, теперь Санса, которая так была похожа на мать.       Признаться, он вообще сомневался в том, что она спокойно воспримет мужскую наготу после того, что с ней делал бастард Болтона. Но она не шелохнулась. Она продолжила сидеть и смотреть прямо перед собой, изучая его тело. Столь смело для той, кем была.       Прошла секунда, затем еще одна… Как же долго и мучительно тянулось время, пока рыжеволосая смотрела на него, словно оценивая, решая что делать дальше. В какой-то момент Пересмешник уже хотел было поправить тонкую ткань, скрывая все, но за секунду до этого, словно прочитав его мысли, Санса робко коснулась своими пальчиками его тела, медленно, неуверенно скользя вдоль этой отметины, борясь со своими ощущениями. Ни одна из его девочек не смела касаться рубца, будто бы интуитивно чувствуя, что в противном случае окажется вышвырнутой из борделя, если вообще не выброшенной с перерезанной глоткой в канаву.       Прикосновения рыжеволосой пташки, такие робкие и легкие, пронзали, словно копье из раскаленной валирийский стали, но в то же время их хотелось чувствовать еще и еще. Кровь с силой ударила в мозг. Видят боги, до этого он никому не позволял подобной вольности. И, видят боги, он хотел чувствовать ее касания снова и снова.       Лорд-Протектор встретил внимательным взглядом ее взгляд. Его серо-зеленые глаза изучали ее одну секунду, вторую, третью… Он никогда не переживал и не чувствовал такого тепла. Да, пожалуй, это можно было назвать теплом. Горло изнутри сдавил тугой ком. Бейлиш не желал ни на секунду отрывать от нее жадных глаз. Однажды он уже чуть не потерял ее из виду навсегда. Больше он не желал подобной пытки – жить без ее открытого взгляда.       Халат из тонкой ткани, оказавшись в какой-то момент ненужным, медленно сполз на расстеленную на полу шкуру. Не отводивший взгляда Бейлиш заметил, как недоумение и страх, еще плескавшиеся на дне этих бездонных синих глаз, постепенно уходят, уступая место немым вопросам, которым так и не суждено было сорваться с ее губ. Пересмешник был благодарен ей за это, за молчаливое понимание того, что он расскажет все сам, когда придет время. Его маленькая птичка, она стала слишком понятливой.       Не говоря ни слова, он притянул рыжеволосую к себе. Затем его руки подхватили подол платья и потянули его вверх, постепенно, сантиметр за сантиметром обнажая бедра Старк. А уже через минуту, боле не скрывая своего возбуждения, он задрал платье до самой талии девушки, вместе с этим буквально вжимаясь пахом в ее тело, давая ей ощутить то, насколько она была желанна. Он улыбнулся, проводя ногтями по чувствительной коже бедра и практически сразу убирая руку с ее ноги.       Его руки расправились со шнуровкой на спине. Потянув ткань, Петир любовался тем, как она сползает с хрупкого левого плеча рыжеволосой, обнажая восхитительно бледную кожу. Едва слышный вздох вырвался из его губ, когда волчица, повинуясь порыву, подалась вперед, желая увеличить трение. Он прочертил указательным пальцем линию вдоль её позвоночника, ощутил, как Санса вздрогнула, стоило прохладному воздуху пройтись по ее коже.       Все его тело превратилось в сгусток желания. С огромным наслаждением он еще раз прошелся пальцами по точеной спинке, а после запустил их в волосы. Крепко захватив рыжие пряди, он заставил Старк отстраниться от себя, чтобы в следующее мгновение одним пальцем потянув ткань вниз, обнажить ее грудь. Какое великолепное зрелище! Накрыв одну ладонью, Бейлиш довольно крепко сжал ее, желая ощутить упругость под своими пальцами, почувствовать, как горошина возбужденного соска упирается в его ладонь.       Чувствуя, как Санса невольно вздрогнула, словно пытаясь отстраниться, мужчина чуть сильней прижал ее к себе и, коротко посмотрев на нее, склонился, чтобы хрипло выдохнуть ей на ухо:       - Не бойся. Я не причиню тебе вреда... – его тихий хрипловатый голос его наполнил тишину морозной ночи. Прежде он никогда не говорил этого ни одной живой душе. Но с ней все было иначе. Никогда никому он не говорил о том, что ему следует верить, но с ней правила игры летели во тьму. Вопреки здравому смыслу, он властно не то приказывал, не то просил. - Верь мне.       Медленно, растягивая удовольствие, Бейлиш прошелся губами по ее телу – тонкая кожа за ухом, точеная шейка, на которой сквозь кожу просвечивается пульсирующая венка, такая же голубая, как и ее глаза, контур ключиц, впадинка между ними. Он чувствовал, как волчица, теряя остатки контроля над собой, подрагивает и выгибается телом навстречу его губам, как по ее белоснежной коже от каждого его прикосновения пробегает дрожь. Если бы она знала, что только от одного этого, от простого ощущения ее пальцев, запутавшихся в его волосах, Петира просто бросает в жар. Желая как можно дольше растянуть эту сладостную пытку, он плавно коснулся губами ее груди, покусывая и посасывая, обводя соски языком и прихватывая их губами, чувствуя, как они чутко реагируют на каждое его прикосновение, твердея.       Почему-то именно в этот момент услужливая память подкинула ему воспоминание о том, как он впервые поцеловал ее в Орлином Гнезде. Как она вспыхнула тогда, как смотрела на него полными изумления глазами. Но даже теперь она вела себя так, словно была невинна.       Какая-то часть сознания твердила Пересмешнику о том, что стоит остановиться, ведь после совершенного с волчицей болтонским ублюдком, прошло слишком мало времени, и воспоминания еще слишком живы в памяти. Видя на ее теле следы пережитого, мужчина мысленно поблагодарил небо за то, что Санса, уже расправилась с бастардом. Видят боги, Старые и Новые, он бы нашел более изощренный способ, чтобы этот мерзавец пережил все то, что творил с ней. Но сейчас это уже было неважно. Сейчас он должен сделать все, чтобы Старк перестала вздрагивать от каждого его чуть более дерзкого прикосновения, чтобы горечь и боль, поселившиеся у нее внутри, отступили.       На короткое мгновение отстранившись, от чего рыжеволосая застонав подалась за ним, вызывая едва заметную улыбку, Пересмешник мягко, но настойчиво опустил ее на столешницу, медленно стягивая платье ниже. Склонившись, мужчина кончиком языка скользнул по телу северянки, опускаясь от ложбинки между грудей все ниже, одновременно плавно проводя ладонью по ее колену. Как же соблазнительно она выгнулась, отзываясь на ласку! Добравшись до пупка, он забрался в него языком. Каждое движение распаляло его все больше, поджигая кровь. Они зашли далеко. Очень далеко...       Огладив ее бедро, он поднял руку. Через миг умелые пальцы снова заскользили по коже плоского живота Сансы вниз. Петир, не терпя никаких возражений, направил руку между ее ног. Она инстинктивно чуть сжала их, но его пальцы уже ощутили влажное тепло, вызывая у Пересмешника едва заметную улыбку. Его пташка была готова.       Что-то внутри него насмешливо шептало о том, что такой она была только для него, только в его руках забыла о том, кем является, растворившись в ощущениях. О, он многому научился за годы! И он, несомненно, собирался поделиться с девушкой своими умениями.       Наклоняясь вперед к ее лицу, пока его правая щека не коснулась ее левой, Бейлиш горячо выдохнул:       - Не закрывай глаза. Я хочу видеть их, когда ты со мной. Смотри на меня.       Заставлял ли ее делать это Болтон? Судя по слухам, доходившим до Мизинца, бывший муж никогда не смотрел в глаза Пташки, насилуя её. Что ж, больше этого никогда не будет. Потому что, лаская ее, Бейлиш хочет упиваться эмоциями и чувствами, испытываемыми его Леди Севера. Он будет смотреть в глаза, когда впервые возьмет ее, будет смотреть, как она постепенно начнет получать наслаждение в его руках, будет смотреть на то, как она замрет на миг в его объятиях, а после задрожит, крича от наслаждения.       Вряд ли он представлял, каких сил девушке стоило оставаться на месте. Сансе хотелось завернуться в сброшенный плащ и уйти туда, где ее никто бы не нашел. После того, как она столкнулась со звериной грубостью, жестокостью, несправедливостью и предательством, ей больше не хотелось находиться рядом с кем бы то ни было. Страх прокрался слишком глубоко в ее душу, чтобы можно было с легкостью позабыть о нем. В насмешку этот страх и привел ее в руки Мизинца. Безумием, крайней степенью безрассудности было приходить к нему и искать здесь помощи. Да только жизнь толкала ее на это безумие.       Она ни разу не видела того, как раздевался Рамси. Да он вообще не утруждал себя в этом. К тому же ненавидел то, как она смотрела на него, ненавидел ее взгляды. А теперь перед ее глазами находился Лорд Бейлиш, чью одежду она лично расстегивала. В какой-то миг показалось, что это больше, чем она сможет вынести. Отмечая то, как соскальзывает халат, она хотела было остановить его падение, но не смогла побороть толику интереса, шевельнувшегося в ее душе. Видимо хозяева борделей все, как один, умели не меньше своих подопечных, раз она могла чувствовать в эти минуты что-то, кроме сковывающего страха. Или же дело было в том, что когда-то чувствовала пташка к Петиру?       Теперь казалось, что это было так давно. Время, когда она верила его советам в Королевской Гавани, когда без возражений следовала за ним к Лизе, когда впервые лгала ради него и считала свои наставником уже прошло. Далеки были те дни, когда она смотрела на него едва ли не с восхищением, трепетно гадая, подарит он очередной поцелуй или нет. Все это было в прошлом и всему этому следовало давно оказаться забытым так же, как и воспоминаниям о садисте супруге.       Не отрывая взгляда от, кажущихся зелеными в полутьме, глаз, Старк неспешно провела ладонями вверх по его груди. Удивительно, но раньше она никогда не видела его с кем-либо из своих «девочек». Казалось бы, он был человеком, который мог позволить себе что угодно. Ни одна из них не посмела бы не выполнить его приказ. Так почему возле него никогда никого не было? Быть может Бейлиш не хотел, чтобы развлечения отвлекали его от дел? Похоже, к цифрам он испытывал большую страсть, нежели к доступным телам. Очерчивая контур ключиц, северянка опустила руки на его плечи и чуть сжала пальцы, привлекаемая ближе.       Как бы ни обещала Болтону забыть обо всем связанном с ним, она еще слишком хорошо помнила, как он резко разрывал на ней платье. Она вспоминала об этом, чувствуя, как Пересмешник расшнуровывает одежду, постепенно обнажая ее тело. Ощущая ладони, мягко скользящие по лопаткам, Санса едва подавила желание усмехнуться. Когда-то Петир мог бы получить ее невинность, мог бы насладиться ее совершенным телом. А сейчас чувствовал под руками кожу, изуродованную шрамами. Безобразные рубцы остались разбросанными по всей спине после того, что с ней творил ублюдок. Что ж, Бейлишу достался плод его же рискованных действий в большой игре.       Однако, судя его возбуждению, которое она чувствовала бедрами, мужчину мало волновало состояние ее кожи. Что заставляло его заниматься рыбалкой, вылавливая одну за другой рыбок Талли? Неужели детские привязанность и обида двигали человеком, для которого весь Вестерос являлся не более чем кукольным театром марионеток. Марионеток, которыми управлял он сам. Видел ли он перед собой ее мать в эти минуты? Представлял ли, что ладони сжимают грудь Кейтилин Талли, а не Сансы Старк? На этот вопрос она бы не хотела узнать ответа. Некоторые вещи лучше было не знать, пребывая в сладком неведении.       Северянка закрыла глаза, ощущая, как от ласк по телу разливалось тепло. Казалось, что по позвоночнику волнами проходит дрожь. Собственная реакция пугала сильнее неторопливых действий мужчины, ибо от него она могла избавиться, а вот от себя убежать не было дано никому.       Бейлиш всегда был внимателен к тем, кто окружал его. Слишком внимателен. Чувствовал ли он ее смятение, когда прижимал к себе вплотную? Слова, произнесенные хриплым голосом, были ответом. Им хотелось верить. Хотелось верить его взгляду, его рукам, губам, скользящим по телу, но она не могла позволить себе эту роскошь. Больше не могла. Доверие было тем, что погубило всю ее семью, а они доверяли людям, некогда проявившим себя достойнее Лорда с Перстов.       Девушка с заледеневшей душой, она растворялась в его руках, не в силах противиться удовольствию, которого прежде не знала. Стараясь держать под контролем свое дыхание, Санса проигрывала опыту Мизинца. Слабо понимая, что должна делать и что делает, она выгибалась навстречу поцелуям и обвивала предателя тонкими руками. Она едва уловимо отклоняла голову, подставляя шею губам, и зарывалась пальцами в его волосы, хватаясь за них.       Каждое прикосновение болтонского бастарда отзывалось болью. Каждое касание губ Бейлиша разжигало в ней пламя. Это было слишком откровенно для нее. Неправильно, грязно, неразумно, но останавливать его даже не пришло бы в ее голову. Пусть она чувствовала, как краска заливает лицо, когда мужчина обхватывал сосок губами и чуть тянул. Пусть… ведь она не знала ничего, что позволяло бы чувствовать себя настолько хорошо. Забыться хотя бы раз, об этом Леди Севера мечтала уже слишком давно, но каждый раз спотыкалась на собственной глупости, которая теперь достигла апогея. И в то же время было ли что-то продуманнее, чем попытка заключить сделку с Пересмешником?       Придя в его покои, рыжеволосая была готова вытерпеть что угодно ради своей цели. Но внутри получила совсем не то, чего ожидала. Ведь она предположить не могла себя не желающей, чтобы Пересмешник останавливался.       Невольный стон сорвался с ее губ, стоило Лорду отстраниться. Тяжело дыша, она успела ухватить взглядом его улыбку, перед тем, как оказаться опушенной спиной на холодный стол. С неохотой разжав пальцы, Санса провела ими по его рукам от плеч до запястий. Чувствуя, как он спускает платье ниже, Старк закрыла глаза. Те ощущения, которые вызывал в ней мужчина, являлись ее падением. И, похоже, это падение было бесконечным. Но даже если в конце она разобьется насмерть, то все равно желает перед этим сполна насладиться парящей невесомостью.       Плавно выгибая спину, рыжеволосая задерживала дыхание, когда хотелось стонать от наслаждения. Ей казалось, что руки и губы Бейлиша способны снова сделать ее своей марионеткой. Пусть ненадолго, но она не прочь оказаться ею, только бы он не отнимал рук, только бы он продолжал чертить на коже линии кончиком языка.       Едва слышно она выдохнула через открытые губы и тут же прикусила нижнюю, дабы на ахнуть, когда его рука оказалась между ее ног. Запоздало пытаясь свести их, уйти от этого касания, Санса чувствовала, как стыд затопил сознание, когда приподнявшись на столе, она поймала улыбку мужчины. В какой миг в нем проявились нотки собственника? Нужно ли ей было бояться этой его стороны?       В том, как она сдерживала себя, борясь с тем, что рвалось наружу, в том, как вздрагивала от каждого его прикосновения, зажмуривая глаза, проскальзывала боль, прочно въевшаяся в каждую клеточку рыжеволосой. Каждый раз, когда он касался ее тела, Пересмешник чувствовал, как постепенно охватывавшее Сансу желание, боролось с горечью, недоверием, желанием отстранится и, выскользнув, убежать. Даже сейчас, когда они зашли уже слишком далеко, он не стал бы удерживать ее, если бы она, оттолкнув его, убежала. Лорд Харренхолла прекрасно понимал, что все, чтобы он ни сказал ей — уже не имеет значения, это не поможет им. Старк могла лишь принять его правду, но не поверить в неё. Чтобы он ни сказал и ни сделал сейчас — это будет ложью.       Перебирал ли кто-то столь нежно его волосы, после столь пылкого поцелуя? Его девочкам обычно не было до этого дела. О, они были умелыми, но выполняли свои функции с профессиональной безликостью. Нет, конечно же, они были хороши. Иных он просто не держал, так как вложение должно было оправдывать себя. Однако ни одна из них никогда не осмеливалась на нечто большее. Они прекрасно знали свое место. Что до Лизы Аррен… бедная Лиза, она была просто одержима им. Ее прикосновения всегда были почти лихорадочны, обрывочны. Она будто бы хотела его всего и сразу и поэтому ни на чем не могла задержаться.       Его Пташка так не походила на всех тех, кто побывал в его руках. Это пьянило и лишало разума, на который он так привык полагаться. Она жадно ловила каждое его слово с каким-то невероятным изумлением. Будто бы не верила, даже теперь не верила, что он сходит от нее с ума.       Ее сладкий голос заставлял кровь в жилах кипеть, когда она говорила, что верит, когда она произносила его имя. Хоть оно до сих пор давалось ей не так легко, как ему бы хотелось. Еще никогда он не чувствовал себя настолько браавосийцем, которых называли горячими южанами.       Неспешно снимая с девушки трусики, он ввел вглубь нее палец, с едва заметной улыбкой наблюдая за тем, как она судорожно хватает губами воздух. Некоторое время, неторопливо растягивая ее умелыми движениями, он добавил еще один, в ответ на что волчица застонала и вцепилась в его волосы. Его девочка, для нее это было впервые… не смотря на то, что он не был первым мужчиной, взявшим ее, у него была возможность стать первым, кто дал ей почувствовать нечто большее, чем она испытывала до этого.       Волчица застонала под таким напором, прикрывая глаза, но потом, вспоминая о его просьбе, распахивала их. Если бы она только знала, что с ним делают ее стоны. Пересмешника попросту начинало бросать в жар от них.       Медленно Бейлиш скользил пальцами внутри, растягивая удовольствие, заставляя рыжеволосую невольно подаваться бедрами навстречу его движениям, чтобы через мгновение, скользнув большим по клитору, заставить с невольным стоном выгнуться, впиваясь в его руку. Санса смотрела на него широко раскрытыми глазами, закусив нижнюю губку и... Седьмое пекло! Она вздрагивала и соблазнительно вздыхала приоткрытыми губами, прикрывала глаза не в силах вынести столько наслаждения. Мизинец усмехнулся, ведь он только начал, а она уже забывалась в своем, пока еще неосознанном, желании.       О небо! Когда Санса застонала и, вцепившись в его волосы, развела ножки шире, сделала движение бедрами вперед, неосознанно буквально нанизываясь на пальцы, Бейлиш уже начал сомневаться в том, что девушка не находилась под действием более чем одного бокала вина. Всегда сдержанная миледи с Севера, сейчас она походила на шлюху. Уголок его губ искривила усмешка от такого ее откровенного желания. Вечная ночь! Она очень хотела его.       Если бы его рыжеволосая пташка, которая буквально извивалась, пока он неспешно скользил в ней пальцами, играя с клитором, знала о том, сколько раз он проделывал это с ней, стоило ему лишь на мгновение закрыть глаза. Что бы она сказала, узнай, что вместо двух девочек из его борделя в Королевской гавани, к которым никто не мог больше прикоснуться, кроме него, и с которыми он мог снять только физическое напряжение, Пересмешник представлял ее? Сейчас Лорду Харренхолла на это было наплевать, сейчас, пускай и не надолго, она принадлежала только ему. В глубине души понимая, что лишь безнадежность толкнула волчицу в его руки, заставив ее отдать в качестве «платы» за его помощь единственное, что оставалось у нее, он все же надеялся на, казалось, невозможное. Петир надеялся на то, что было что-то еще, что-то больше.       Когда-то, в другой жизни, всё, что он просил у её матери — платок, маленький кусочек ткани, с вышитым на нём гербом дома Талли - прыгающей форелью, но даже этом ему было отказано. Кэт, которую он так любил, отдала его Брандону Старку. С тех пор, Мизинец привык к тому, что все в нем, кроме изворотливости и лжи, было глубоко спрятано и лишено возможности выбраться на этот свет. Так почему же сейчас, с ней, своей рыжеволосой пташкой, он позволил всему, что уже, казалось, давно позабыто и умерло, вновь появиться на свет.       Быть может, все дело было в их такой внезапной близости? Пересмешник знал, что не так много людей считали его угрозой. Он делал всё возможное, чтобы его считали своим другом, переставали опасаться. А потом… Потом — для тех, кто ему доверился, было уже слишком поздно. Его пташка боялась, потому что знала его, как никто другой. Она боялась его, потому что сейчас она приблизилась к нему настолько близко, насколько до этого не удавалось никому, кроме ее матери. Но даже ее мать недостаточно хорошо изучила Лорда с Перстов, до конца считая своим младшим братом и не более.       - Тебя я не предам. Никогда. Верь мне… - его шепот окутывал волчицу. – Доверься, я подарю тебе Север. Я посажу тебя рядом с собой на железный трон.       За последние годы для него не было ничего столь томительно сладко, сколь ее поцелуи. Ошибался ли он, полагая, что Пташка безумно истосковалась по чьему-то теплу или же она нуждалась именно в его тепле? Знала ли она вообще, какого это – чувствовать чьи-то нежные, ласкающие прикосновения, идя по тонкому канату между теми и этими? Или же у нее просто не было возможности и ей не подобало? Его красавице пришлось слишком многое пережить, чтобы осознать себя волчицей.       Постепенно, не торопясь, Мизинец раскрывался перед Сансой, словно позволял ей становиться невольным зрителем его игры, испытывая от этого какое-то извращенное удовольствие. Малыми дозами, как мейстеры дают своим подопечным яд, позволяя их организму привыкнуть, он отравлял ее своими словами, заставляя позабыть обо всем том, что было привито с детства. Умело подбирая момент, когда это было действительно нужно, Мизинец оказывался рядом с ней. Иногда ему нужно было всего лишь поговорить с ней, иногда приходилось идти на более опасные действия, поручая сомнительному человеку украсить ее из Гавани, а иногда... Он забывался в своей игре и отчаянно рисковал, как тогда, когда сбросил Лизу в Лунную Дверь или как тогда, когда приехал на встречу практически беззащитным в Кротовый городок. Все это было ради того, чтобы однажды она смогла посмотреть на него по-другому.       Волчица могла сколько угодно думать о том, что ненавидит его, но он знал, что она уже давно приняла его поступки. Ненависть истаяла, словно туман, примерно тогда, когда она отказалась от возможности отдать Бриенне приказ убить его. Стоило ему заговорить, как она, внимательно вслушивалась в его слова, впитывая все и не пропуская ни единого звука. Стоило коснуться её, как она начинала испуганно вздрагивала, однако все же дозволяла ему эти прикосновения.       Сколько раз он задавался вопросом - почему происходит именно так? Почему Санса Старк, так похожая на свою мать, все же доверяет ему, не смотря ни на что? Где-то, в глубине его сознания мелькнула мысль о том, что в душе она наверняка понимала, что никто другой не сможет сделать для нее того, что может сделать он, что только такой монстр, как он, сможет защитить её. И эта мысль, пускай мелькнувшая на короткий миг, заставила его улыбнуться.       А в следующее мгновение, наклонившись, чтобы скрыть эту внезапную улыбку, он скользнул в ее ротик языком, повторяя движение своих пальцев, горя и сходя с ума от желания. Но когда мышцы ног, совершенно одуревшей от страсти волчицы, напрягались, и она прижалась к его руке, Лорд замер, удерживая ее на грани. А потом снова и снова подводил к самому краю и останавливался, потом еще раз, снова и снова… Как же восхитительно было наблюдать за ее мучительными попытками завершить это! Он мысленно застонал. Санса доходила до грани сумасшествия, и он упивался этими эмоциями вместе с ней.       Бейлиш еще продлил эту сладостную пытку, желая больше пьянящих, сводящих с ума мучений девушки. Невыносимо медленно он ввел пальцы глубже внутрь ее горячей влаги и вывел их наружу, еще и еще, обводя большим пальцем клитор, а потом, нажимая на него, прижав Сансу к столу и не давая ей двигать бедрами. С вожделением наблюдая за тем, как она извивается под ним и громко стонет, хватая за руки и впиваясь в них ногтями, Пересмешник продолжал ритмично двигать пальцами внутри ее тела, описывая круги и нажимая.       Она уже хныкала от изнеможения, крутясь и извиваясь, расцарапав ему руки до крови, как голодная кошка. Он и подумать не мог такого о своей «дочери». Он видел ее теперь совсем иной. Такой невыносимо живой, страстной и горячей.       Старк почти плакала, почти готова была просить его перестать играться с ней, и тем самым доводила мужчину до исступления. Его предел был достигнут. Как же ему неистово хотелось взять эту мечущуюся, стонущую, жаждущую девочку прямо сейчас! Как хотелось вбиваться в нее размеренными толчками. Его тело стало комом невыносимого желания. Но нельзя. Не сейчас. Сначала нужно было приручить волчицу.       - Что же ты хочешь? - зашептал он ядовито нежным, хрипловатым голосом, в ее губы, опьяняя мятой.       Мирийские кружева – вот все, что на ней оставалось, когда Пересмешник окинул изучающим взглядом тело перед собой. Ей не нужно было повторять его действия, чтобы увидеть остатки гематом в районе ребер и на левом бедре. Не нужно было смотреть на себя, чтобы отметить то, как часто вздымается грудь от рваного дыхания, как возбужденные горошины сосков соблазняющее увенчивают упругую грудь, как она невольно ерзает на столе, и как в ее глазах зажигается пламя. Но вскоре и этой преграды не остается на ней. Никаких преград для того, чтобы он смог получить то, что является его платой.       Следя за тем, как мужчина стаскивает кружева и отбрасывает их к плащу, лужицей растекшемуся по меху, волчица вновь опустилась на спину. Она приоткрыла губы и хватила ими воздух, почувствовав внезапное и столь необычное проникновение. Первым же ее порывом было оттолкнуть Бейлиша, но чтобы не сделать этого, Санса развела руки и схватилась пальцами за края столешницы. Запоздало пришло осознание того, что боли не было. Впервые после того, как Рамси грубо лишил ее девственности, боли не было. Не верилось в то, что такое вообще может происходить, но тепло, распространявшееся по телу, убеждало в реальности происходящего.       Болтон всегда силой вбивался в нее. Его не волновало то, что она не готова к этому. Ему вообще было глубоко наплевать на супругу. Ублюдок кончал по аккомпанемент ее криков и слез, пока в один из вечеров они не закончились. Тогда он стал еще изощреннее с ней. Сейчас же, чувствуя, как мужчина плавно вводит в нее еще один палец, огненноволосая разводила стройные ноги шире и выгибалась всем телом, желая ощутить больше. Сладкие стоны один за другим срывались с ее губ, когда он задевал чувствительный комок нервов.       На краю сознания билась мысль о том, что если он умеет так хорошо доводить женщин до исступления всего лишь пальцами, то, какое наслаждение он может подарить, когда действительно берет их? Какого было бы почувствовать его внутри? Впервые эта мысль не отдавалась ужасом в ее создании. Впервые ей хотелось большего. Впервые она невольно извивалась, лежа на спине, и подавалась бедрами на встречу, желая ощутить его глубже. С ним все было впервые – осознание этого стрелой пронзало ее.       Впиваясь пальцами в дубовую столешницу до онемения, она закрыла глаза, чувствуя, как тело охватил пожар. И она горела, забывая обо всем. Не было в этот миг долгих лет унижения в Гавани, когда все вокруг, кроме Маргери, упивались возможностью оскорбить пташку. Не было жестоких Ланнистеров. Не было месяцев скитаний, когда она была вынуждена притворяться кем-то другим, изменив цвет волос. Не было неоправданной ненависти от Лизы Аррен. Не было страданий в этих стенах, ставших враждебными и чужими. Не было ничего, кроме размеренных скользящих движений, доводивших ее до умопомрачения.       Стоило мужчине наклониться к ней, как волчица тут же обвила его руками за плечи. С трудом делая рваные вздохи, она исступленно стонала в губы мужчины, неумело лаская его язык кончиком своего. Запустив пальцы в его волосы, Старк сжала их, в то время как другой рукой провела по спине Лорда. Обхватив ножками поясницу Бейлиша, она скрестила их за его спиной и впилась ноготками в кожу, расцарапывая до крови.       Никогда прежде синеглазая не чувствовала себя натянутой до предела струной. То, что происходило с ней сейчас, как раз напоминало процесс игры на струне. Казалось, еще немного и она со звоном порвется, оказавшись больше негодной ни на что. Но игрок был очень проницателен, он был талантлив и опытен. Снова и снова он извлекал из нее новые звуки, заполняя холод северной ночи всхлипами, вырывающимися из ее груди.       Прижимаясь к его ладони, девушка уже не контролировала себя, хныкая от невозможности прекратить все это. Он дразнил ее, намеренно не позволяя рассыпаться на мириады осколков. В ответ на это она сильнее сжимала его волосы в кулаке, впивалась ногтями в запястья. Но ни за что она не собиралась опускаться до того, чтобы просить его, потому что просьба застревала комом в горле.       Вкрадчивый хрипловатый голос с трудом проникал в сознание, в котором ей было тяжко удерживаться, учитывая то, насколько умело Петир играл с ней, доводя до грани и не давая получить удовлетворения. Перед синими глазами все становилось мутным, очертания комнаты расплывались, все будто плыло по кругу.       С трудом фокусируя свой взгляд на пронзительных зеленых глазах, она обвила руками его шею и чуть приподнялась. Сходя с ума от аромата мяты, который был извечным спутником Пересмешника, волчица жадно впилась в его губы. Страстно целуя, она кусала его губы, едва ли не рыча при этом. Отстранившись, когда ей перестало хватать воздуха, она ткнулась лбом в его подбородок.       - Все, – тихо выдохнула, в ответ на откровенный, бестактный вопрос. - Я хочу все.       Эти три слова, едва слышно сорвавшиеся с ее губ, заставили мужчину улыбнуться. Волчица возвращала ему его же фразу, произнесенную когда-то давно, на корабле, увозящем их из Королевской Гавани. Она многому научилась с того времени, но была все так же беззащитна, как и тогда.       Не отводя взгляда от ее глаз, затуманенных желанием, походивших на небесную гладь, поддернутую утренним туманом, Пересмешник выдохнул:       - И ты получишь все, любовь моя, все, что в моей власти.       Еще несколько движений пальцами глубоко внутри рыжеволосой волчицы, и он отпустил ее, с довольной улыбкой, на короткое время тронувшей губы, наблюдая за тем, как она с хриплым стоном выгибается, выпуская на волю скопившееся напряжение и расцарапывая ему плечи. Мужчине было плевать на то, что этот хриплый стон, больше похожий на крик, мог кто-нибудь услышать. Ему было плевать на тех, кто сейчас заполонил Винтерфелл, на Джона Сноу, с его одичалыми. Единственным человеком, который целиком завладел им сейчас, была рыжеволосая пташка, распластавшаяся и подрагивавшая под ним.       Медленно выводя из нее пальцы, Пересмешник короткими поцелуями прошелся по ее телу, еще разгоряченному и подрагивающему после только что пережитого оргазма, с едва заметной улыбкой отстраняясь, он снял с нее измятое платье и помог подняться. Так странно было находиться настолько близко к ней, слышать ее еще неровное дыхание, чувствовать тепло, исходившее от кожи, и не сметь взять в полной мере ту плату, которую она предложила ему.       Наблюдая за тем, как она пытается прийти в себя, отводя взгляд, но, не убирая руки с его рук, все еще лежавших на ее теле, Бейлиша не покидало ощущение нереальности случившегося. Так непривычно… Но только сейчас к нему приходило осознание того, что на самом деле, все эти годы он желал достичь не столько абсолютной власти над Семью Королевствами, сколько тепла желанной рыбки Талли.       Его Санса, некогда маленькая пташка, ставшая гордой волчицей, была невыносимо живой. В этом мире, сплетенном изо лжи, она единственная была настоящей.       Перехватив взгляд рыжеволосой, скользнувший по вороху одежды, мужчина едва заметно качнул головой, выдыхая:       - Не сейчас, – и проходясь подушечкой большого пальца по ее губам, упреждая слова, уже готовые сорваться с ее губ, он перенес синеглазую на кровать, чтобы дав ей возможность устроиться поудобней, укрыть.       А через пару секунд Петир растянулся поверх шкур рядом с Сансой и притянул ее к себе. Вслушиваясь в дыхание Леди Винтерфелла, которое постепенно выравнивалось, пробегая взглядом по рыжим волосам, разметавшимся по подушке, Мизинец ловил себя на мысли о том, что все его планы могут рухнуть из-за того, как в груди расстается казалось бы давно позабытое чувство. Теперь он сомневался в том, что сможет довести до конца свой план.       Толстая восковая свеча, горевшая на столике возле кровати, практически догорела, когда Бейлиш, стараясь не нарушить сон Сансы, выбрался из кровати, каждой клеточкой своего тела ощущая необходимость избавиться от возбуждения, все еще державшего его в своих цепких объятиях. Стараясь ступать как можно тише, он подошел к бадье, наполненной уже успевшей остыть водой. Мужчине хватило всего нескольких движений, чтобы, закусив губу, сдерживая хриплый стон, дабы не разбудить рыжеволосую, и опираясь рукой на край заполненной емкости, чтобы получить такую долгожданную разрядку. Несколько минут простояв с закрытыми глазами, пытаясь унять сбившееся дыхание, Бейлиш едва заметно улыбнулся. При одном взгляде на лежавшую в его постели рыжеволосую пташку он вспоминал, что всякий раз, смотря в ее глаза, слушая то, что она говорит, он испытывал какое-то извращенное удовольствие, сдерживая себя, понимая, что так просто было всё разрушить, сломать ее, теряя всякую надежду.       Почувствовав, как по телу пробежала легкая дрожь от прохладного воздуха комнаты, Пересмешник невольно передернул плечами, торопясь вернуться в постель.       Петир всегда ненавидел север Вестероса. Ему был противен промерзший до основания Винтерфелл и все прилегающее окрестности в том радиусе, которым можно было охватить округу. Для браавосийца, пусть даже и выросшего на Перстах, пыткой являлся холодный климат.       Находясь в кровати, чувствуя, как по телу разливается приятное тепло, вслушиваясь в мерное дыхание Сансы, Бейлиш вспомнил их беседу в Королевской гавани. Вспомнил то, как мягко она улыбалась, и как в ее глазах был виден страх оказаться пойманной на лжи. Какой же неуверенной, какой почти что испуганной она выглядела, когда пыталась попотчевать его неумелым враньем!       - Я думала о том, как опасно это может быть. Не для меня. Для вас. Лорд Бейлиш, вы так добры. И мне страшно думать, Что с вами может что-то случиться, – в памяти всплыли слова, тихо произнесенные в ответ на его новость о том, что ей пора покинуть с ним столицу.       Вежливый отказ северянки от предложенной помощи был подобен пощечине. Решившись вытащить ее из безнадежной ситуации, прекрасно зная, что после смерти Джоффри ее казнят, он хотел спасти Сансу. Никогда не будучи спасителем, он готов был на это. И что получил в ответ? Невыносимо сложно было оставаться в те мгновения рядом с ней и что-то говорить. Привычный всегда найти то, чем ответит, в тот раз он с трудом выдавливал из себя фразу за фразой. В те минуты, она была как две капли воды похожа на свою мать и не только вешнее, но и тем, с какой легкостью отталкивала его, завидев более лакомый кусок. Видят боги, ему хотелось наказать за ее маленькую ложь, за попытку стать такой же, как он.       Уже засыпая, мужчина знал, что сделает все для того, чтобы рыжеволосая волчица, свернувшаяся рядом с ним, полюбила его. Являясь единственной его слабостью, она могла помочь Лорду Харренхолла сохранить в глубине души остатки человечности. И пусть его раньше не волновал весь этот бред. Похоже, теперь перед ним стоял серьезный выбор, в котором предстояло либо предать ее вновь, когда Старк окажется прирученной, либо измениться самому.